Собрание сочинений в одной книге (сборник) Шекспир Уильям

Уверяю вас, что вы убедитесь в противном, и, если вы хоть сколько-нибудь дорожите своей жизнью, будьте осторожны: на стороне вашего противника все преимущества, какие только могут дать молодость, сила, ловкость и гнев.

Скажите же мне, сударь, кто он?

Он – рыцарь, возведенный в это достоинство прикосновением незазубренного меча на шитом ковре[38] – но в поединках он – сущий дьявол; он у тех людей уже разлучил душу с телом, и ярость его в эту минуту так неукротима, что утолить ее могут только предсмертные судороги и могила. Девиз его: «Отдай свою жизнь или бери мою!»

Я вернусь в дом и попрошу у графини провожатых. Я не любитель дуэлей. Я слышал, что есть люди, которые нарочно завязывают ссоры с другими, чтобы испытать их храбрость. Может быть, и он того же десятка?

Нет, сударь, гнев его основан на существенной обиде. Поэтому – готовьтесь! Вы должны принять его вызов. Вы не пойдете в дом, не подравшись со мною, а драться вы можете все равно и с ним. Итак, вперед, или обнажайте сейчас вашу шпагу. Драться вы должны – это решено, или откажитесь навсегда от права носить шпагу.

Это столь же неучтиво, как и странно. Сделайте мне одолжение, спросите у этого рыцаря, чем я его обидел? Если это и случилось, то верно без умысла, по неосторожности.

Извольте! Синьор Фабиан, побудьте с этим господином, пока я не вернусь.

Уходит.

Сударь, вы знаете что-нибудь об этой ссоре?

Я знаю только то, что рыцарь этот очень на вас зол и будет драться не на жизнь, а на смерть. Больше мне ничего неизвестно.

Скажите, пожалуйста, что он за человек?

Наружность его не обещает ничего необыкновенного, но вы на деле узнаете его мужество. Поистине, он самый ловкий, кровожадный и опасный боец во всей Иллирии. Угодно вам пройти к нему? Я попытаюсь помирить вас.

Я был бы вам очень благодарен за это. Я принадлежу к числу тех людей, которые предпочитают иметь дело со священником, чем с рыцарем, и не забочусь о том, считают ли меня храбрым.

Уходят.

Улица подле сада Оливии. Входят сэр Тоби и сэр Эндрю.

Это, братец, черт, а не человек! Я еще не видывал такого рубаки. Я начал было с ним фехтовать – так, для пробы; но он делает выпады с такой дьявольской быстротой, что никак не увернешься, а при отбое попадает в тебя так же наверняка, как нога касается земли, когда сделаешь шаг. Он был, говорят, фехтмейстером у персидского шаха.

Черт возьми! Я не хочу с ним драться!

Да уж теперь он сам не хочет отступать. Фабиан едва его там удерживает.

Провались он! Если бы я знал, что он такой храбрый и ловкий фехтовальщик, то лучше бы он подох раньше, чем я вызвал его. Уговори его: если он бросит это дело, я подарю ему моего серого жеребца.

Пожалуй, я сделаю ему это предложение. Погоди здесь. Да постарайся выглядеть бодрее. Это кончится без крови и убийства. (В сторону.) А на твоей лошадке я покатаюсь так же, как езжу на тебе самом.

Входят Фабиан и Виола.

(Фабиану.) Он дает свою лошадь за мировую. Я уверил его, что этот молокосос – сам дьявол.

А тот столь же высокого мнения о нашем рыцаре. Он бледен и дрожит, как будто за ним медведь гонится.

Ничего не поделаешь, сударь, он непременно хочет с вами драться, потому что поклялся. Что же касается причины ссоры, так он одумался и видит теперь, что это сущий пустяк. Итак, обнажите шпагу, чтобы дать ему возможность не нарушить своей клятвы; он уверяет, что не причинит вам вреда.

Боже, еще немного, и я признаюсь, какой я мужчина.

Когда заметите, что он разгорячился, то отступайте.

Ну, брат Эндрю, ничего не вышло. Впрочем, он хочет сразиться с тобой только ради чести, так как без этого нельзя обойтись по законам дуэли; но он дал мне свое рыцарское слово, что не причинит тебе вреда. Итак, за дело!

Входит Антонио.

Входят двое приставов.

Уходит с приставами.

Пойди сюда, рыцарь, и ты, Фабиан, тоже. Обменяемся парочкой-другой мудрых изречений.

Уходит.

Бесчестнейший, ничтожный молокосос, более трусливый, чем заяц! Что он бесчестен, это видно из того, что он покинул друга в нужде и отрекся от него. Что же касается его трусости, то спроси о том у Фабиана.

Трус, отъявленнейший из всех трусов!

Черт возьми, догоню и отлуплю его!

Дело! Колоти его, только не обнажай шпаги.

Уж поколочу непременно!

Пойдем посмотрим, чем все это кончится.

Бьюсь об заклад, что все-таки ничего не выйдет.

Уходят.

Перед домом Оливии. Входят Себастиан и шут.

Славно разыграно! Значит, я вас не знаю, и графиня не посылала меня за вами, чтобы пригласить к ней на пару слов, и зовут вас не господин Цезарио, и это не мой нос? Словом, все не так, как оно есть?

Расточать свое безумье! Это словечко он подслушал у какой-нибудь знатной особы и теперь применяет его к дураку. Расточать свое безумье! Право, того и гляди, что этот огромный болван – мир – сделается модным франтом. Пожалуйста, брось свои причуды и скажи, что мне следует расточать перед графиней? Не весть ли о том, что ты придешь?

Клянусь честью, у тебя щедрая рука. Мудрецы, дающие деньги дуракам, приобретают себе добрую славу тем, что без устали набивают их карманы деньгами.

Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.

А, сударь, попались! Вот вам!

(Бьет его.)

Остановись, или шпага твоя полетит к черту!

Сейчас все расскажу графине. Я и за два пенса не хотел бы сидеть в одной из ваших шкур.

Уходит.

Перестаньте, будет!

Оставь его – я иначе с ним расправлюсь: я привлеку его к суду за побои, и, если в Иллирии есть еще законы, он за это поплатится. Хоть я и первый ударил, это неважно.

Прочь руку!

Нет, сударь, я вас так не отпущу. Шпагу в ножны, юный вояка! Хоть вы и храбры, но все-таки довольно.

(Обнажает шпагу.)

Что? Что? Стало быть, непременно нужно выпустить унции две твоей дерзкой крови?

(Обнажает шпагу.)

Входит Оливия.

Графиня!..

Уходят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.

Уходят.

Комната в доме Оливии. Входят Мария и шут.

Пожалуйста, надень эту рясу да прицепи бороду, и уверь его, что ты отец Маврикий. Поторапливайся, а я тем временем схожу за сэром Тоби.

Уходит.

Ладно, надену рясу и прикинусь попом. Да, впрочем, не первый я притворщик под такой рясой. Я не так тучен, чтобы оказать честь моему званию, и не так тощ, чтобы сойти за усердного книжника; однако считаться честным человеком и хорошим хозяином не хуже, чем прослыть великим ученым, исхудавшим от ночных бдений. Но вот идут мои добрые помощники.

Входят сэр Тоби и Мария.

Да благословит тебя Юпитер, отец Маврикий!

Bonos dies[39], сэр Тоби. Как седовласый пражский отшельник, не умевший ни читать, ни писать, очень мудро сказал племяннице короля Горободука: «То, что есть, – есть», так и я: поколику я – патер Маврикий, потолику я – патер Маврикий. Ибо что такое «то», как не «то», и что значит «есть», если оно не «есть»?

Поговори с ним, отец Маврикий.

Эй, кто там? Да будет мир в сей темнице!

Каналья хорошо подражает: ловкая каналья!

Кто меня зовет?

Отец Маврикий, пришедший посетить одержимого бесом Мальволио.

Отец Маврикий, отец Маврикий, добрый отец Маврикий, сходите к моей госпоже!

Изыди, окаянный! Зачем истязуешь ты сего человека и говоришь только о женщинах?

Премудро сказано, отец Маврикий!

Отец Маврикий, так жестоко еще никогда никого не обижали! Отец Маврикий, не верьте, что я сошел с ума. Они засадили меня в ужасную темноту.

Сатана нечистый! Я называю тебя нежнейшим из твоих имен, ибо я – одна из тех кротких душ, которые даже и с чертом обращаются вежливо. Ты говоришь, что в комнате темно?

Как в аду, отец Маврикий.

Однако же в ней есть окна, прозрачные, как ставни, и верхние оконца, что на северо-юг, светят как черное дерево, а ты жалуешься на темноту!

Я не сумасшедший, отец Маврикий; я говорю вам, что здесь темно.

Безумный, ты заблуждаешься! Я говорю, что несть тьмы, кроме невежества, в которое ты погружен больше, чем египтяне в свой туман.

Я говорю, что эта комната темна, как твое невежество, которое темнее, чем самый ад. Повторяю, что никогда никого еще не обижали так жестоко. Я не больше сумасшедший, чем вы. Испытайте это сами: задайте мне несколько вопросов.

В чем состоит учение Пифагора касательно диких уток?

В том, что душа нашей бабушки может жить в утке.

Что ты думаешь об этом учении?

Я держусь более высокого взгляда на душу и не одобряю учения Пифагора.

Прощай! Оставайся во тьме. Прежде чем я признаю в тебе здравый рассудок, ты должен признать учение Пифагора и бояться бить утку, чтобы не изгнать душу твоей бабушки. Прощай!

Отец Маврикий! Отец Маврикий!

Молодчина отец Маврикий!

Не правда ли, этот наряд мне к лицу?

Ты мог бы все это проделать и без рясы с бородой: он все равно тебя не видит.

Теперь поговори с ним обычным твоим голосом и приди мне сказать, как ты его нашел. Хорошо было бы покончить с этой шуткой добром! Если можно выпустить его потихоньку, пускай себе уходит, потому что мои отношения с графиней теперь так плохи, что я побаиваюсь довести шутку до конца. Приходи скорей ко мне в комнату.

Уходят сэр Тоби и Мария.

Шут!..

Шут!..

Шут, послушай!..

Мой милый шут, если ты хочешь оказать мне большое одолжение, раздобудь мне свечу, перо, бумаги и чернил. Честное слово, буду всю жизнь тебе благодарен.

Господин Мальволио!..

Что, милый шут?

Ах, сударь, как же это вы лишились своих умственных способностей?

Шут, никогда еще никого не обижали так жестоко. Я так же владею своими умственными способностями, как и ты.

Только так же? Тогда вы действительно безумны, если ваши умственные способности не крепче, чем у меня, дурака.

Они заперли меня здесь, держат впотьмах, присылают ко мне попов – экие ослы! – и всякими способами стараются свести меня с ума.

Подумайте, что вы говорите; патер ведь здесь!

(Переменив голос.)

«Мальволио! Мальволио! Да исцелит небо твой рассудок! Постарайся уснуть и перестань нести чепуху».

Отец Маврикий!..

«Не заводи с ним речей, сын мой». – Кто? Я, отец Маврикий? Да ни за что на свете! Господь с вами! – «Аминь». – Можете на меня положиться, отец Маврикий.

Шут, шут, послушай…

Терпенье, сударь, терпенье!

(В сторону, к воображаемым собеседникам.)

Что вы говорите? – Меня бранят за то, что я с вами разговариваю.

Дорогой мой шут, добудь мне огня и бумаги. Уверяю тебя, я так же в своем уме, как всякий другой в Иллирии.

Ах, если бы это было так, сударь!

Как честный человек, говорю, что это правда! Достань мне, милый шут, чернил, бумаги и свечу и передай графине то, что я напишу: ты получишь за это больше, чем кто-либо получал за доставку письма.

Ну ладно, уж принесу вам все это. Но скажите мне по правде: вы в самом деле сошли с ума или только так – притворяетесь?

Поверь мне, что я не сумасшедший. Я тебе говорю правду.

Никогда я не поверю сумасшедшему, пока не увижу его мозгов. Сейчас принесу вам свечу, бумаги и чернил.

Шут, я щедро награжу тебя. Принеси, пожалуйста.

Сад Оливии. Входит Себастиан.

Входит Оливия со священником.

Перед домом Оливии. Входят шут и Фабиан.

Если ты меня любишь, покажи мне его письмо.

Любезный Фабиан, сделай мне за то другое одолжение.

Все, что пожелаешь.

Не требуй этого письма.

Иначе говоря, ты даришь мне собаку и в награду требуешь ее назад?

Входят Герцог, Виола, Курио и свита.

Друзья мои, вы люди графини Оливии?

Точно так, сударь, мы часть ее домашнего обихода.

Тебя-то я хорошо знаю. Как поживаешь, приятель?

По правде сказать, с врагами лучше, чем с друзьями.

Напротив, с друзьями жить лучше.

Нет, сударь, хуже.

Как же это так?

Да вот как: друзья хвалят меня и делают из меня осла, а враги прямо говорят, что я осел. Следственно, с врагами я научаюсь самопознанию, а друзья меня надувают. Итак, если умозаключения похожи на поцелуи и четыре отрицания составляют два утверждения, то с врагами, выходит, лучше жить, чем с друзьями.

Прекрасное рассуждение.

Нет, сударь, право нет, хоть вам и угодно быть одним из моих друзей.

От моей дружбы тебе хуже не будет: вот тебе золотой.

Сударь, это не будет двоедушием, если вы удвоите.

О, ты даешь мне дурной совет!

На этот раз, сударь, спрячьте вашу совесть в карман, и да послушаются ваша плоть и кровь моего совета!

Так и быть, согрешу двоедушием: вот тебе другой золотой.

Primo, secundo, tertio[40] – и тогда будет ладно. Старая пословица говорит: без троицы дом не строится; такт в три четверти – веселый такт; колокол, созывающий на молитву, может вас убедить в том: он всегда звонит – динь! дон! дон!

Этой шуткой ты не выманишь больше денег из моего кармана. Но если ты доложишь графине, что я желаю с ней говорить, и приведешь ее с собой, это может снова пробудить мою щедрость.

Пусть она почивает, пока я не вернусь. Я иду, сударь. Только вы не думайте, что моя любовь к золоту есть сребролюбие. Итак, сударь, пусть ваша щедрость немного подремлет, я ее сейчас разбужу.

Уходит.

Входят Антонио и приставы.

Входит Оливия со свитой.

Уходит один из слуг.

Входит священник.

Входит сэр Эндрю с разбитой головой.

Ради Бога, пошлите за лекарем! Скорее лекаря к сэру Тоби!

Что случилось?

Он проломил мне голову, да и сэру Тоби череп украсил! Ради Бога, помогите! Ничего не пожалел бы, чтобы быть сейчас дома!

Кто же это сделал, сэр Эндрю?

Придворный графа, какой-то Цезарио. Мы думали, что он трус, а оказалось, это сущий дьявол.

Мой паж, Цезарио?

Пречистая дева, он тут! Вы ни за что ни про что проломили мне голову; а все, что я сделал, этому научил меня сэр Тоби.

Что нужно вам? Я вас не трогал, сударь!

Вы сами шпагу первым обнажили,

А я вам ласковым ответил словом.

Если пробитая голова называется раной, то вы меня поранили. Вы, я вижу, дыру в голове считаете ни во что?

Шут вводит пьяного сэра Тоби.

Вот и сэр Тоби прихрамывает; он вам еще кое-что порасскажет. Не хвати он лишнего, он бы заставил вас иначе проплясать.

Ну, рыцарь, что с вами?

Один черт на дьяволе. Ранил и баста! Дурак, не видал ли ты лекаря?

Вот уже с час, сударь, как он пьян; глаза его закатились в восемь часов утра.

Вот скот и мерзавец. Терпеть не могу пьяных скотов.

Уведите его. Кто это их так отделал?

Я помогу тебе, сэр Тоби, ведь нас обоих будут перевязывать.

Ты хочешь помочь? Ах ты, хвастун, осел, болван!

Уложите его в постель да перевяжите рану.

Уходит шут, Фабиан, сэр Эндрю и сэр Тоби. Входит Себастиан.

Входит шут с письмом и Фабиан.

Да что, графиня, он борется с чертом, как только может человек в его обстоятельствах. Вот он написал вам письмо. Мне следовало отдать его вам еще утром; но ведь послания сумасшедших – не Евангелие: все равно, когда их отдашь.

Вскрой его письмо и прочти.

Поучайтесь же: дурак читает послание сумасшедшего! «Видит Бог, графиня…»

С ума ты сошел?

Нет, графиня, я только передаю слова сумасшедшего. Если вам угодно, чтобы я читал с чувством, вы не должны меня перебивать.

Пожалуйста, читай с толком.

Я так и сделаю, мадонна. Но чтобы вычитать из него здравый смысл, надо читать по-моему. Внимайте же, моя принцесса…

Фабиан, читай ты.

«Видит Бог, графиня, вы меня обидели, и мир об этом узнает. Хотя вы ввергли меня во тьму и отдали меня во власть вашему пьяному дядюшке, я столь же в уме, как и вы. В руках моих находится ваше письмо, которое побудило меня вести себя таким образом, и я уверен, что могу им себя оправдать, а вас пристыдить. Думайте обо мне что угодно. На время я забываю должное почтение и говорю как обиженный. Почитаемый за сумасшедшего Мальволио».

Уходит Фабиан.

Фабиан возвращается с Мальволио.

Бедняжка, как они одурачили тебя!

Да, «одни родятся великими, другие достигают величия, а иным оно само дается». Играл и я роль в этой комедии, милостивые государи, роль некоего отца Маврикия. Да, впрочем, все равно. «Ей-богу, шут, я не сумасшедший!» Да, помните ли вы еще: «Я удивляюсь, ваше сиятельство, как вы можете находить удовольствие в шутках такого бездарного мерзавца: если вы не смеетесь, так у него рот зашит»? Так-то волчок времени приносит свое возмездие.

Я отомщу всей вашей гнусной шайке!

Уходит.

Уходят.