Нежная мятежница Линдсей Джоанна
— Что, черт побери, ты имеешь в виду?
Ответом был новый взрыв смеха. Обескураженный Энтони закачался и плюхнулся бы, наверное, лицом вниз, не поспеши к нему на помощь жена.
— Не могу поверить, что ты дошел до такого, — сказала Рослин, кладя его руку себе на плечо и поддерживая его за талию. — Ты знайт хоть сколько сейчас время, придя домой в таком виде?
— Конечно! — с негодованием воскликнул он. — Сейчас… Сейчас… Ну какое бы время сейчас ни было, куда же еще я должен был идти, как не в свой собственный дом?
Не успев еще договорить, Энтони споткнулся о ступеньку, потащив Рослин за собой, и они оба растянулись на лестнице.
— Пропади все пропадом! — вскрикнула она. — Мне следует просто бросить тебя здесь!
Воспринявший благодаря своему состоянию угрозу серьезнее, чем можно было ожидать, Энтони обхватил жену руками и прижал к груди так сильно, что ей стало трудно дышать.
— Ты не покинешь меня, Рослин… Я не позволю тебе это сделать.
Она удивленно посмотрела на него.
— Ты… О Боже, упаси нас от пьяниц и глупцов, — произнесла она, вырываясь из его объятий. — Пойдем, дурачок. Поднимайся.
Кое-как ей в конце концов удалось подняться с ним по лестнице и добраться до его спальни. Но когда Добсон через минуту после того, как они вошли в комнату Энтони, появился в дверях, Рослин знаком руки тут же отослала его прочь. Зачем? Она и сама не знала. Помощь дворецкого, безусловно, не помешала бы. Но Рослин чем-то привлекала эта необычная ситуация, когда Энтони был совершенно беспомощен и не способен сделать даже что-то для самого себя. Это умиляло и позабавило ее настолько, что и злость начала испаряться. Способствовало этому, безусловно, и то, что причиной, подтолкнувшей Энтони напиться, была она сама. Впрочем, так ли на самом деле?
— Ну, так ты расскажешь, почему явился домой совершенно пьяным? — спросила Рослин, раздвигая его ноги, чтобы было удобнее снять с них ботинки.
— Пьяным? Боже мой, женщина, это вульгарное слово. Джентльмены не могут быть пьяными.
— О? Тогда какими же они могут быть, если доходят до такого состояния?
Энтони уперся ей в спину левой ногой, помогая стащить ботинок с правой.
— Больше подходит… Следует сказать… О чем, бишь, мы говорим?
— О том, как следует называть напившихся джентльменов, — напомнила она, усмехнувшись.
Он многозначительно улыбнулся и надавил ей на спину правой ногой на этот раз так сильно, что Рослин чуть не упала, когда второй ботинок оказался в ее руках. Она обернулась, взглянув с гневом на мужа, и, отшвырнув обувь в сторону, принялась стаскивать с Энтони пиджак.
— Ты так и не ответил на мой вопрос.
— На какой?
— Почему ты довел себя до такого безобразного состояния?
— Подумай сама, дорогая, — миролюбиво произнес он. — Из-за чего мужчина может выпить лишнего? Из-за того, что он разозлился или потому что умер кто-то из его родственников, или оттого, что постель его пуста.
— Неужели кто-то умер? — спросила Рослин, в свою очередь изображая наивность.
Энтони положил руки на ее бедра, притянув ее к себе таким образом, что она оказалась между его ног. Он улыбался, но в улыбке не чувствовалось веселья.
— Тот, кто играет с огнем, сладкая моя, может и сам сгореть, — произнес он совершенно нормальным голосом.
Рослин рванула с его шеи галстук и оттолкнула так, что тот повалился на подушки.
— Спи уж лучше, сладкий мой!
С этими словами она резко развернулась и направилась к выходу.
— Ты жестокая женщина, Рослин Мэлори, — услышала она за спиной.
Вместо ответа она со всей силой захлопнула за собой дверь.
Глава 31
Ощутив очередной приступ головной боли, Энтони выругался и открыл глаза. Он сел, зажег висящий у кровати светильник и ругнулся еще раз. Часы на камине показывали несколько минут третьего и, судя по сплошной тьме за окном, отнюдь не дня. Было очевидно, что проснулся он ночью и до рассвета ему предстоит провести несколько бесконечных часов наедине со своей готовой расколоться на части головой. Оставалось только снова выругаться.
Какой же это бес овладел им вчера? А, ну это-то как раз известно. Хотя, безусловно, не следовало размякать и поддаваться слабости. Энтони начал смутно припоминать события вчерашнего дня. Так, домой их привез старина Джордж. А что было в «Уайт-клубе»? Он же, черт побери, собирался чуть ли не выпороть Биллингса! Дай Бог, чтобы это намерение не было доведено до конца. Биллингс отличный малый. Необходимо извиниться перед ним и не один раз, если потребуется. Еще сам Джордж… Кажется, он ушел отсюда рассерженным? Но точно ответить на этот вопрос память отказывалась.
Ощутив неудобство, Энтони оглядел себя и поморщился. Не слишком-то добрый характер у его женушки. Могла бы по крайней мере раздеть его и как положено накрыть одеялом. В конце концов из-за нее же все и началось. А как она, кстати, его встретила? Небось ворчала, снимала, что называется, стружку. Но и этого он вспомнить толком не смог и, наклонившись, принялся растирать себе виски. Собственно, и в эти часы можно найти себе занятие. Проще всего попробовать уснуть. Но он сомневался, что из этого что-нибудь выйдет, хотя бы потому уже, что он и так проспал больше, чем обычно. Тогда можно сменить обстановку и отправиться назад в «Уайт-клуб» поиграть, например, в вист. Да, но это лишь в том случае, если он вчера не накуролесил там больше терпимого. В противном случае в компании могут и отказать. А не стоит ли проявить свой не менее злобный, чем у жены, характер, разбудив ее прямо сейчас. Нет, это тоже не годится. Энтони чувствовал себя слишком разбитым и малоспособным совершить то, что потребуется, если она вдруг встретит его не руганью, а лаской.
Он рассмеялся над этой мыслью и тут же сморщился от боли в голове. Пожалуй, лучшее, что он может сейчас предпринять, — это постараться до утра избавиться от похмелья. Ванна пришлась бы весьма кстати. Но придется подождать как минимум несколько часов, прежде чем будет прилично разбудить слуг. Значит, остается просто перекусить для начала.
Медленно, стараясь не делать отдающихся головной болью резких движений, Энтони вышел из спальни. Сделав несколько шагов, он остановился, заметив свет. Судя по тому, откуда он лился, не спал в этот час и его братец. Энтони тихонько постучал в его дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Обнаженный Джеймс восседал на краю кровати, крепко обхватив склоненную чуть ли не к полу голову руками. Энтони чуть не рассмеялся, но благоразумно остановил себя, справедливо посчитав, что это доставит больше боли, чем удовольствия и ему самому.
Джеймс даже не поднял головы, чтобы посмотреть, кто к нему пришел.
— Говори негромко, шепотом, если тебе дорога жизнь, — тихо, но с явной угрозой проскрипел он.
— Крошечный негодяй долбит молоточком и в твоей голове, старина?
Джеймс медленно повернул к брату мрачное, как маска смерти, лицо.
— Не один, а по меньшей мере дюжина, и каждым я обязан тебе, твоей мерзкой…
— Черта с два, — не дал ему договорить Энтони. — Это ты первый предложил угостить меня стаканчиком чего-нибудь хорошего, как я помню. Так что если кто и имеет право жаловаться…
— Стаканчиком, осел, а не несколькими бутылками.
Оба ощутили болезненную дрожь оттого, что заговорили слишком громко.
— Ладно, надеюсь, ты понял меня вчера.
— Слава Богу, хоть что-то ты признаешь, — огрызнулся Джеймс, растирая пальцами виски.
Энтони тоже ощутил очередной удар боли, причем такой сильный, что губы свела судорога. Даже смешно, что тело может так наказывать своего хозяина за злоупотребления. А ведь оно у него не из хилых. Да и фигура Джеймса не из тех, что стыдно показать. Энтони даже удивился, когда, войдя, взглянул на обнаженного брата. Последний раз он видел его в таком виде лет десять назад в спальне одной графини, имя которой уже и не помнил. Нарушить их уединение ему пришлось, чтобы предупредить, что муж ее уже находится внизу и может вот-вот предстать перед счастливыми любовниками. Конечно, Джеймс с тех пор изменился, стал коренастее, немного поправился. Но, видит Бог, мышцы играли на его руках, груди и ногах при каждом движении. Десять лет жизни пирата с ее смертельными схватками и карабканиями по реям и канатам только закалили брата, сделав его мускулатуру почти совершенной.
— Слушай, Джеймс, твоя фигура превратилась прямо-таки в образец для демонстрации мужской силы.
Брат покачал головой, самодовольно оглядел себя и наконец, подняв глаза на Энтони, улыбнулся. Прозвучавшее в словах того удивление ему явно польстило.
— Надеюсь, что и леди не откажутся от такой демонстрации.
— Это уж точно. Невозможно представить, чтобы отказались, — улыбнулся в ответ младший брат. — Ну это после. А сейчас… Может, несколько партий в карты? Я совершенно не могу заставить себя снова заснуть и тем самым облегчить свои страдания.
— Ну это легко исправить с помощью бренди.
— О Боже, нет. Я думал только о кофе. Правда, сейчас вспомнил, что мы с тобой вчера остались без обеда.
— Ладно, дай мне пару минут на сборы. Встретимся на кухне.
Когда Рослин вышла к завтраку, глаза ее были припухшими и усталыми. Еще одна беспокойная, бессонная ночь. На этот раз по ее собственной вине. Да, она чувствовала себя виноватой за то, что так обошлась вчера с Энтони. Конечно, она должна была помочь ему раздеться и поудобнее устроиться в постели, а не бросать, как она сделала, даже не прикрыв его одеялом. Как бы там ни было, а он ее муж. Тело его ей не может быть безразличным. И нечего тут стесняться. Откровенно говоря, она чуть ли не дюжину раз вчера намеревалась пойти к нему в спальню и исправить свою оплошность. Но, уже почти решившись, отказывалась от этой мысли, опасаясь, что он может истолковать ее появление по-своему. Это днем. А вечером, когда она легла в постель, и подавно. Не идти же к нему в ночной рубашке. Уж в этом случае, проснувшись, он не будет сомневаться в том, зачем она к нему пришла.
С другой стороны, именно это чувство вины ее страшно раздражало. Она отнюдь не сочувствовала его похмельным страданиям. Если ему вздумалось напиться и винить в этом ее, — это его личные проблемы. И то, что он так мучается сегодня утром, — тоже. За свои поступки каждый должен расплачиваться сам, разве не так? Так с какой же стати она не могла полночи уснуть. Она-то почему должна страдать?
— Если еда так плоха сегодня, что ты не можешь даже смотреть на нее, я могу перекусить и в клубе.
Рослин подняла глаза на неожиданно появившегося перед ней мужа. Растерявшись, она ответила первое, что пришло в голову:
— Нет, завтрак не вызывает никаких претензий.
— Великолепно! — весело воскликнул он. — Значит, ты не будешь возражать, если я к тебе присоединюсь.
Не дожидаясь ответа, Энтони уселся за стол и уже через минуту на его тарелке красовалась целая гора еды. Рослин невольно задержала взгляд на стройной фигуре мужа. На нем были прекрасно скроенная коричневая куртка, кожаные бриджи и блестящие гессенские ботфорты. Все это необыкновенно шло ему. Боже, он не должен выглядеть так великолепно! Она по крайней мере к этому оказалась совершенно не готова, представляя его стонущим от головной боли и проклинающим свою вчерашнюю глупость.
— Ты сегодня поднялся довольно поздно, — решила поддразнить Рослин мужа, кладя на свою тарелку большой ломтик колбасы.
— Ну что ты. Я просто только что вернулся с верховой прогулки. — Энтони пересел на стул, стоящий напротив нее. Брови его слегка поднялись, символизируя непонимание причины, по которой был задан вопрос. — А ты, моя дорогая? Наверное, сама недавно проснулась?
Хорошо, что она еще не успела донести до рта вилку, а то вполне бы могла подавиться, услышав этот невинный вроде бы вопрос. Да как он решился лишить ее права требовать от него хоть малейшего раскаяния за вчерашнее оскорбительное поведение? А ведь именно это он и делает, рассевшись тут с таким видом, будто прекрасно проспал всю ночь и видел самые великолепные в своей жизни сны.
Энтони не ожидал ответа на свой вопрос и, естественно, нисколько не смутился, его не получив. Насмешливо улыбаясь, Энтони наблюдал, как Рослин разделывается с пищей. Она всем своим видом показывала, что не обращает на него никакого внимания. Ну уж этого-то он допустить не мог.
— Я заметил в холле новый коврик.
Она не удостоила его даже взглядом, хотя и почувствовала себя несколько оскорбленной. Ведь то, что он называл «ковриком», на самом деле было настоящим произведением искусства, вытканным по образцу гобеленов, принадлежавших арабским халифам династии Аббасидов.
— Странно, что ты не заметил его вчера.
«Браво, радость моя!» — незаметно хмыкнул Энтони. Как бы там ни было, а от попыток нанести удар жена его явно не отказалась.
— И новое полотно Томаса Гейнсборо, — продолжил Энтони, взглянув на стену слева, которую теперь украшала великолепная картина.
— Новую китайскую горку красного дерева и обеденный стол должны привезти сегодня.
Глаза Рослин, когда она сообщала это, по-прежнему были обращены к тарелке, но в ней самой явно произошла определенная перемена, что сразу отметил Энтони. Напряженности, вызванной необходимостью сидеть с ним рядом и сдерживать распиравший ее гнев, больше не ощущалось. Она сменилась скрытым предвкушением будущего торжества.
Он чуть было не рассмеялся. Что там ни говори, а чувства свои его сладенькая женушка скрывать еще не научилась. Старый как мир трюк: жена заставляет мужа расплачиваться за ее обиды самым непосредственным образом — из его бумажника. А судя по некоторым репликам, которые он слышал от Рослин ранее, она была уверена в том, что его бумажник много обид не выдержит.
— Так ты решила заняться небольшим переустройством нашего дома? — спросил он вслух.
— Я подумала, что ты не будешь возражать.
Едва заметное пожатие плечами и почти ласковый тон ответа подтвердили, что она не ошиблась.
— Конечно, не буду, дорогая. Я и сам хотел предложить тебе заняться этим.
Удивленная, Рослин слегка дернула головой. Однако ответ она нашла почти сразу:
— Это хорошо, потому что я только-только начала. Думаю, тебя тем более должно обрадовать то, что обойдется все гораздо дешевле, чем я думала, когда впервые осмотрела дом. Да, истратила я всего пока четыре тысячи фунтов.
— Вот и прекрасно.
На этот раз Рослин не смогла скрыть удивления во взгляде. Она не могла поверить собственным ушам. А, наверное, он думает, что расплачиваться она намерена из собственного кармана? Что ж, посмотрим на него, когда начнут поступать счета. Она поднялась, бросая на стол салфетку. Сохранять хладнокровие при такой реакции мужа, а вернее, при отсутствии таковой ей уже было не под силу. Но уж уйти достойно она сумеет.
— Франсес сегодня придет к нам. Я пригласила ее на обед. Если ты вдруг изменишь своей привычке возвращаться домой поздно и решишь скрасить нашу компанию, то, будь так добр, не напивайся.
Энтони стоило большого труда унять нервную дрожь.
— Опять вызываешь подкрепление, дорогая?
— Если это шутка, то для меня она оскорбительна, — произнесла она ледяным тоном, направляясь к двери. Только у самого выхода она еще раз обернулась и холодно взглянула на мужа: — Кстати, да будет вам известно, мой господин, я не доверяю отнюдь не всем мужчинам, как вы изволили заявить вчера, представляя меня своему другу. Мое недоверие распространяется лишь на развратников и тех, кто не умеет себя достойно вести.
Глава 32
— Это был он, мой господин.
Джорди Камерон повернулся к стоявшему рядом с ним небольшого роста запойного вида мужчине, подобострастно заглядывающему ему в глаза.
— Который из них, идиот? Их имейся двое.
Вилберт Стоу ни малейшим образом не отреагировал на грубость. Он уже успел привыкнуть к выходкам шотландца, его нетерпимости, раздражительности, неожиданным сменам настроения. Не плати Камерон хорошие деньги, он бы сказал ему, куда готов послать такую работенку, а еще с большим удовольствием перерезал бы хозяину горло. Но платил шотландец хорошо. Тридцать полновесных английских фунтов — целое состояние для Вилберта Стоу. А значит, можно, как и много раз раньше, прикусить свой язык, а оскорбление пропустить мимо ушей.
— Тот, чернявый, — пояснил Вилберт, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более заискивающе. — Это как раз тот, кому принадлежит дом. Сэр Энтони Мэлори его зовут.
Джорди направил подзорную трубу на другую сторону улицы и тут же увидел этого Мэлори так, будто он находился от него на расстоянии вытянутой руки.
Так вот он какой, англичанин, рыскающий последние дни по трущобам в поисках Камерона, а перед этим спрятавший в своем доме Рослин. О, в том, что его дорогая кузина там, Джорди не сомневался. То, что она ни разу не выглянула наружу из этого дома с тех пор, как он приказал Вилберту и его брату Томасу следить за ним, не имеет значения. Именно сюда прислали всю ее одежду. Да и та женщина, Гренфел, у которой она раньше пряталась, уже два раза приходила в этот дом.
Девчонка думает, что она такая умная, так здорово сумела укрыться здесь, так мудро поступает, не выходя на улицу! Она и не подозревает, что только облегчила наблюдение. Напротив ее убежища — Грин-парк, за раскидистыми деревьями которого можно спрятать целую армию шпионов. Это тебе совсем не то, что торчать в карете на Сауф-Одли-стрит, рискуя вызвать подозрения у любого зеваки. Она и глазом не моргнет без того, чтобы этого не заметили Вилберт и Томас. Пусть только высунется. В распоряжении этих ребят и пустой экипаж всегда есть. Они скоренько ее до него проводят. Так что вопрос только времени.
Самому же ему пока следует заняться этим лондонским щеголем. Надо же, не только решился спрятать у себя Рослин, но уже дважды за последние пять дней заставил его самого менять норы. Суется, черт его побери, в чужие дела! То, что его преследователь выглядит как обычный светский денди, Джорди успокоило. Такой вряд ли способен помешать ему. Он опустил подзорную трубу и улыбнулся:
«Уже скоро, девонька. Скоро я заставлю тебя заплатить за все мои трудности. Ты еще очень пожалеешь о том, что решилась противиться мне, как твоя упрямая мамаша и старик. Те-то оба уже поджариваются в аду».
— Еще немного хереса, Франсес?
Франсес посмотрела на свой почти нетронутый бокал, затем на Рослин, которая уже успела налить себе очередную порцию янтарного напитка.
— Ты должна успокоиться, Рос. Раз он до сих пор не явился, то вряд ли вообще придет к нам. Как ты считаешь?
Рослин через плечо посмотрела на подругу, попыталась улыбнуться, но не смогла.
— Я вообще пришла к заключению, что Энтони появляется именно тогда, когда этого меньше всего ждешь. Возможно, специально, чтобы поиграть на моих нервах.
— Ты нервничаешь?
У хозяйки вырвалось нечто среднее между смехом и стоном. Она сделала еще один солидный глоток хереса и лишь затем вернулась к Франсес, присев с ней рядом на новом диване работы мастерской Адамса.
— А я не должна, по-твоему? Впрочем, наверное, нет. Вчера он говорил с тобой крайне плохо, а сегодня я предупредила его, что ты придешь.
— Ну и?..
Рослин наконец улыбнулась, хотя улыбка эта больше смахивала на гримасу.
— Он поражает меня, Фран, непрерывной сменой своего настроения. Я совершенно не знаю, что ожидать от него.
— В этом нет ничего удивительного, милая. У нас тоже настроение порой меняется, не правда ли? Так что перестань изводить себя. Расскажи-ка мне лучше, что он думает об этой новой обстановке.
На этот раз Рослин улыбнулась искренне:
— Он еще не видел ее.
— Ты хочешь сказать, что не позаботилась о том, чтобы он одобрил твой выбор? — удивленно раскрыла глаза Франсес. — Но эти вещи такие… такие…
— Утонченные и даже женственные?
В глазах хозяйки заплясали золотистые огоньки. Франсес на мгновение замерла, пораженная пришедшей ей в голову догадкой.
— Боже правый, ты сделала это специально! Ты рассчитываешь на то, что Энтони все это страшно не понравится.
Рослин обвела взглядом бывшую холостяцкую комнату, совершенно преображенную новой мебелью и атласной драпировкой. Теперь она выглядела так, как и должна выглядеть гостиная в богатом доме, но скорее всего в доме женщины. Мебель Адамса славится своей чрезмерной изысканностью стиля, утонченной легкостью и нежностью отделки. Рослин очень понравились именно замысловатая резьба и позолота на спинках двух диванов и стульях, которые она заказала, а еще больше атласная парча драпировки с серебряными на оливково-зеленом фоне цветами. Не такие уж женственные цвета, между прочим. А отделка и украшения — да. Если еще добавить к ним новые обои… Впрочем, окончательное решение по поводу их она еще не приняла.
— Не думаю, что Энтони так уж сильно не понравится, Франсес, а если и так, то он об этом не скажет. Ему понравится. — Она пожала плечами. — Хотя, все, конечно, может быть. Но я готова при первом же проявлении недовольства немедленно избавиться от всего этого и купить что-нибудь другое.
Подруга нахмурилась:
— Мне кажется, ты слишком привыкла тратить деньги, не думая о цене. Не следует, однако, забывать, что твой муж не так богат, как ты сама.
— Ну уж об этом-то как раз я и не забываю.
Услышав столь откровенный намек, Франсес вздохнула:
— Понятно. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Но имей в виду: мужчины ведут себя порой весьма забавно, когда сталкиваются с денежными проблемами. Один может проиграть за вечер двадцать тысяч и наутро забыть об этом. А другой пускает себе пулю в лоб и при куда меньшем проигрыше.
— Не беспокойся, Франсес, есть кому позаботиться, чтобы Энтони окончательно не разорился. А сейчас не будешь возражать, если я еще немного налью тебе?
Франсес снова взглянула на свой все еще наполовину наполненный бокал и на опустевший бокал подруги. Она покачала головой, хотя относилось это явно не к предложению.
— Что ж, поступай как знаешь, и будем надеяться, все закончится благополучно. Но согласись, Рос, ты не можешь сказать, что тебе безразлична его реакция. Он был очень… как бы лучше выразиться, недоволен, когда ты предъявила ему тот довод, о котором так и не хочешь говорить?
— Это был не довод, — натянуто ответила Рослин. — А не доволен он с первого дня нашей свадьбы.
— Однако ты сама не отличалась очарованием, когда я видела вас последний раз вместе. Создается впечатление, дорогая, что его настроение может быть прямым следствием твоего собственного отношения к нему.
Рослин предпочла не комментировать это резонное замечание.
— Скорее всего к обеду ни Энтони, ни его брат не успеют, — стараясь казаться веселой, сказала она. — Но это и к лучшему. Нам есть о чем поговорить, ведь верно?
— Конечно, милая, — улыбнулась Франсес.
Рослин тоже улыбнулась. Что ни говори, а общение с подругой действует на нее благотворно, хотя та и дает советы, которые не хочется даже выслушивать.
— Пойдем, — сказала она, вставая и решительно отодвигая бокал в сторону, — лучший херес может испортить впечатление от изысканных блюд, которые повар обещал для нас приготовить. А Добсон уже, наверное, ворчит в столовой, ожидая, когда же сможет наконец проявить свое искусство сервировки. Да, посмотрим еще, что ты скажешь, когда увидишь стол, который привезли сегодня днем. Вот уж действительно великолепная вещь!
— И чертовски дорогая, без сомнения?
— Да, — хмыкнула хозяйка дома.
Взявшись за руки, они вышли из гостиной и направились в столовую, которую до недавнего времени правильнее было бы называть комнатой для завтраков, поскольку обедал и ужинал Энтони до свадьбы, как правило, вне дома. Но, сделав лишь несколько шагов, Рослин остановилась. Замереть на месте ее заставил вид Добсона, который как раз в этот момент открывал дверь. Через мгновение в нее вошел Энтони. Но это было еще не все. Рослин чуть не задохнулась от охватившего ее гнева. Этого не может быть! Да как он посмел! Эти застрявшие в горле леди Мэлори восклицания относились, естественно, к мужу, который, прекрасно зная, кто у них в гостях, привел с собой Джорджа Амхерста. Причем, судя по оцепенению, охватившему последнего при виде Франсес, он тоже не был предупрежден о возможности встречи с ней.
— Великолепно! — весело воскликнул Энтони, передавая шляпу и перчатки застывшему с каменным лицом Добсону. — Вижу, мы подоспели как раз вовремя, к самому обеду.
Пальцы Рослин сжались в кулачки. Реакция Франсес была еще показательнее. Смертельно побледнев, она в ужасе вскрикнула, резко повернулась и бросилась опрометью назад в гостиную.
— А ты что стоишь, Джордж, будто осел? — обратился Энтони к другу, приводя того в чувство пинком в спину. — Иди же за ней.
— Нет! — выкрикнула Рослин. — Ты уже и так натворил достаточно…
Но презрение, звучавшее в предупреждении, лишь только подхлестнуло беднягу, который решительно направился в сторону гостиной. Охваченная ужасом, Рослин бросилась наперерез, намереваясь захлопнуть дверь перед его носом, а если надо будет, и вступить с ним в драку. Но она не учла, что в холле находился еще и ее муж. Женщина успела сделать только пару шагов, а Энтони, каким-то непостижимым образом преодолев расстояние в десять футов, обнял ее за талию, и оттащил упирающуюся жену назад к лестнице.
— Уйди, отцепись от меня, ты… — бормотала она сердито, барахтаясь в его объятиях и не очень еще понимая, что произошло.
— Сейчас, сейчас, дорогая, успокойся немного, будь так добра, — стараясь успокоить ее, шептал Энтони. — По-моему, мы уже достаточно повеселили слуг неприличными сценами в этом холле. Не стоит устраивать еще одну.
Это подействовало.
— Если бы ты не… — начала Рослин сердито, но уже гораздо более тихим голосом.
— Послушай меня внимательно, любовь моя, — перебил ее Энтони. — Франсес упорно отказывалась выслушать его. На этот раз ей придется сделать это. Джордж наконец заставит выслушать то, что он давно пытался сказать ей нормальным способом. И никто им не помешает. — Энтони на мгновение прервался и, улыбнувшись, хитро посмотрел на жену: — Кстати, тебе не кажется, что их отношения в чем-то похожи на наши?
— Абсолютно не кажется! — У нее перехватило дыхание. — Я слушаю то, что ты говоришь. Я просто не верю тебе.
— Упрямая девчонка, — ласково проворчал Энтони. — Ладно, сейчас нам некогда объясняться. Ты пойдешь со мной и подождешь, пока я переоденусь к обеду.
Ей ничего не оставалось делать, как только подчиниться, поскольку уже в следующий момент он нес ее вверх по лестнице. Но, как только они оказались в его комнате и Энтони слегка расслабил руки, Рослин резко оттолкнула его, не обращая внимания на стоящего рядом Виллиса.
— Это самый отвратительный поступок, который ты когда-либо совершал, — выпалила она.
— Рад это слышать, — весело отозвался Энтони. — До сих пор я полагал, что самое отвратительное я сделал, когда…
— Заткнись! Замолчи ради Бога, — закричала Рослин, пытаясь проскользнуть мимо него к двери.
Энтони снова взял ее за талию и одним движением перенес на край стоящего у камина шезлонга. Здесь он ее отпустил, но, склонившись, оперся руками таким образом, что она оказалась в плену. В непроизвольном желании отодвинуться от него как можно дальше Рослин сама забралась в шезлонг поглубже. Выглядело это довольно комично, но Энтони даже не улыбнулся.
— Тебе лучше посидеть спокойно, дорогая женушка, иначе я просто привяжу тебя к этому стулу. Ты хорошо поняла?
— Ты не сделаешь это!
— Сделаю. В этом можешь быть абсолютно уверена, радость моя.
Губы Рослин презрительно дернулись, в глазах горела готовность к борьбе. Однако и весь вид замершего над ней в ожидании мужа говорил, что настроен он вполне решительно. Благоразумие подсказало, что на этот раз лучше не противиться ему. Она опустила глаза и забралась с ногами в шезлонг, устраиваясь поудобнее. Энтони понял эти знаки смирения и выпрямился. Но веселее ему от этой маленькой победы не стало. Он прекрасно понимал, что все достигнутое за последнее время в деле умиротворения супруги сейчас было разрушено. Что ж, раз так, то так. Как бы там ни было, а Джордж после стольких лет наконец получил свой шанс. Только вот ему самому в ближайшие несколько недель ожидать, кроме очередных вспышек шотландского темперамента супруги, нечего. О Боже, новая пытка.
Когда Энтони повернулся к Виллису, его взгляд был столь мрачен, что бедный камердинер невольно отпрянул назад. Правда, именно благодаря этому движению хозяин его наконец и заметил.
— Спасибо, Виллис, — произнес Энтони, стараясь скрыть творившееся в его душе смятение за подчеркнуто спокойным тоном. — Твой выбор, как всегда, безупречен.
Рослин повернула голову, посмотрев на Виллиса, которого до сих пор не замечала, затем на старательно разложенную им на кровати одежду мужа.
— Не означает ли это, что ты сказал ему о намерении вернуться домой к обеду?
— Конечно, дорогая, — ответил Энтони, сбрасывая с плеч пиджак. — Я всегда говорю Виллису, когда буду дома.
Рослин бросила на камердинера осуждающий взгляд, добавивший краски и без того румяным щекам парня.
— Он мог бы сказать и мне, — сказала она, обращаясь к мужу.
— Это не входит в его обязанности.
— Но ты-то мог сообщить мне!
— Ты права, любовь моя. Я бы и сообщил тебе о своих намерениях, если бы утром ты вдруг не надула губки и не выскочила так стремительно, оставив меня одного.
Глаза Рослин метали молнии.
— Ничего подобного я не делала! Как ты можешь говорить так!
— О? — Энтони опять оглянулся, удивленно поджав губы. — Так как же тогда по-другому описать твое поведение?
Как раз в этот момент Виллис снял с него рубашку. Не успевшая ответить что-либо, Рослин мгновенно отвернулась. Энтони засмеялся. Новая тема разговора, если и не сняла напряжения, то по крайней мере благотворно повлияла на его настроение. Да и то, что она поостереглась смотреть на его обнаженную грудь, кое о чем говорило.
Энтони сел на кровать, давая возможность Виллису заняться его ботинками. Теперь ему не надо было оборачиваться, чтобы видеть жену. Она полулежала перед ним, правда, отвернувшись от него. Он с удовольствием рассматривал ее новую прическу, немного легкомысленную из-за многочисленных завитушек и завлекательных локонов, обрамляющих лицо. О, как же давно он не прикасался к этим великолепным волнам красноватого золота! Как давно его губы не ощущали прелестную мягкость кожи ее нежной шеи! Энтони перевел взгляд на грудь жены и вздохнул, поспешив отвернуться, чтобы не мучить себя и не мешать Виллису.
— Так что, дорогая, — как бы продолжил он прерванные рассуждения, — моя оплошность во многом объясняется твоими утренними злыми шутками.
— Ты сам спровоцировал меня.
Ему пришлось напрячь слух, поскольку она говорила в сторону.
— Как же я мог сделать это, если на протяжении всего разговора вел себя безупречно вежливо?
— Ты назвал Франсес моим подкреплением.
Эту фразу он услышал отчетливо.
— Согласен, это было грубостью с моей стороны, сладкая моя. Но твое плохое настроение проявилось задолго до того, как я задел твою подругу.
— Ты прав, — прошипела Рослин, — но только в том, что эта была настоящая грубость.
Бросив украдкой взгляд на жену, Энтони увидел, как она нервно барабанит пальцами по ручкам шезлонга. Похоже, что он загнал ее в угол. А это сейчас совсем ни к чему. Тему разговора необходимо срочно менять.
— Кстати, Рослин, — заговорил он спокойным, доверительным тоном, — я все хочу тебе сказать, что был бы весьма признателен, если ты не будешь выходить без меня из дома до тех пор, пока я не найду твоего кузена.
Расчет Энтони оправдался. Возможно, в иных обстоятельствах она бы выпалила в ответ, что не такая уж она и дура, как он думает, и без него уже давно решила, что ей следует посидеть дома какое-то время. Но в данный момент Рослин ощутила облегчение оттого, что муж перестал ей напоминать о ее собственном, действительно далеко не лучшем поведении, и была благодарна ему за это.
— Конечно, я не буду выходить одна, — ответила она.
— А тебе хотелось бы куда-нибудь пойти в ближайшие несколько дней?
И непрерывно находиться исключительно в его компании? Ха!
— Нет, — заверила Рослин.
— Очень хорошо. — Энтони слегка пожал плечами. — Но если твои планы изменятся, я к твоим услугам.
С чего это он стал вдруг такой рассудительный и сговорчивый?
— Ты все сказал, что хотел?
— Вообще-то…
— Мэлори! — раздался вдруг восторженный крик из-за двери, и через мгновение в комнату вбежал сияющий Джордж Амхерст. — Тонни, ты даже не представляешь!..
Тут же сообразившая, что в присутствии друга муж может и не решиться выполнить свою угрозу, Рослин быстро вскочила с шезлонга. Не дожидаясь того, что сообщит Джордж, она проскочила мимо него к выходу, молясь про себя о том, чтобы у Энтони хватило такта не устроить очередную сцену. Не оглядываясь, она сбежала по лестнице и уже через несколько секунд оказалась в гостиной. Здесь она нерешительно остановилась, не зная, следует ли сразу бросаться к Франсес, которая стояла в задумчивости возле мраморного камина к ней спиной. Подруга повернулась. Глаза ее блестели от слез. Горький комок подкатил к горлу Рослин.
— О, Франсес, мне так жаль, — заговорила она, подбегая к подруге и беря ее за руки. — Я никогда не прощу Энтони этого. Он не имел права…
— Я выхожу замуж, Рос, — перебила ее Франсес, делая шаг назад.
Рослин замерла на месте, лишившись дара речи. Такой счастливой улыбки, которая засияла на лице подруги, ей, пожалуй, не приходилось видеть за все долгие годы знакомства. Но даже это не могло убедить в том, что услышала она именно то, что услышала.
Слезы!..
— Почему же ты тогда плачешь?
— Я не могу сдержать себя. Это от радости… — тихо засмеялась Франсес. — Я была такой дурой, оказывается, Рос. Джордж сказал, что любит меня… Всегда любил.
— И ты… Ты поверила ему?
— Да, — прошептала Франсес. — Да! — воскликнула она еще раз громко.
— Но, Фран…