Лопухи и лебеда Смирнов Андрей

Баранчик встал и вышел на двор, ни на кого не глядя.

– Кто его вчерась поил? – спросил он хрипло.

– Бейтя, – сказал Иван.

Все услышали, как Баранчик скрипнул зубами.

– Ну, Ванькя…

Феклуша обернулась к Варваре:

– Она его поила и вываживала. Чего молчишь-то?

– Варькя самая и есть, – подтвердила Панька. – Я от Крячихи прибегла, как раз она его поила, Карькю…

Баранчик шагнул к Варваре и ударил кнутом.

Она вскрикнула, выронив решето, и кинулась бежать. Он догнал ее и бил без остановки, входя в раж. Она упала. Наконец он выдохся и, отшвырнув кнутовище, пошел в избу.

– Гля-кось… – Панька наклонилась над Варварой. – Они ей всю лицо расквасили…

Феклуша качала головой:

– Такую лошадь загубила!..

– Сама виноватая, – вздохнула Панька. – Наказывали табе батюшка: выводи хорошенько…

Подождав, пока они ушли, Иван взял Варвару за плечо. Она отбросила его руку и глянула с такой ненавистью, что Иван опешил.

Баранчик полез в буфет, достал стакан, бутылку, налил. Выпил и стоял, глядя в пол.

За окном слышался колокольный перезвон. Панька шепнула:

– В церкву-то пойдем, али как?

Феклуша отмахнулась: погоди, мол, сама видишь. Иван достал кисет, вышел в сени.

На крыльце он свернул цигарку, собрался закурить. Тут он заметил, что Варвары на прежнем месте нет.

– Варюха…

Никто не откликался. Он сошел с крыльца, заглянул в конюшню, в курятник. Ему почудился шорох, он прислушался. Взгляд его скользнул вверх к слуховому окошку сарая. Он кинулся в сарай.

Варвара, взобравшись на бочку, ладила петлю на веревке, захлестнутой за стропила. Услышав шаги, она заторопилась, сунула голову в петлю и прыгнула, но Иван успел поймать ее за ноги.

– Егорша! – закричал он.

Варвара кричала, билась в его руках, пыталась достать его кулаками.

– Не хочу, не хочу! – кричала она.

Прибежал Егор и, мигом взобравшись на балку, обрубил веревку.

Иван поставил Варвару на землю, она продолжала рваться, дралась. Он толкнул ее, она полетела в сено.

– Ай, грех какой, страмотища! – ахала Феклуша. – Ну, поучил тебе батюшка, дак уж и давиться! В праздник ишо!

Варвара сидела с веревкой на шее, обхватив колени, отвернув к стене разбитое лицо.

На пороге появился Баранчик.

Панька сообщила:

– Удавиться хотела… Вишь, какая гордёна.

– В церкву ступайте, – сказал Баранчик.

Он подождал, пока ушли все, кроме Ивана.

– Ступай, давися, – сказал он Варваре. – Встрявать не стану. И ему не дам.

Варвара угрюмо глядела в угол.

– Табе откель взяли? Ежли весь ваш двор продать с матерей в придачу… Ведь бедность голимая! А коню энтому двести рублев цана, не мене… Я тута хозяин, тута все в моей воле ходють. И ты ходить будешь.

Он повернулся и ушел. Трезвонили колокола.

В облаке пыли ползет по проселку телега. Баранчик, весь черный от пыли и пота, сидит в передке. За поворотом открывается река, желтеющее поле в низине.

Косцы обедают. Трещат кузнечики, да лук хрустит на зубах.

Подходит Баранчик, берет литовку, точит.

– Али вы тут ночявать собралися?

– Живоглот вы, папаша, – говорит Егор, налегая на картошки. – Полнивы какую с ночи размахали…

Баранчик мерно взмахивает косой. Встает Иван, поднимаются бабы.

Варвара вяжет сноп.

Скрытые по грудь во ржи, ровно, уступом идут косцы. Солнце вспыхивает на лезвиях кос.

Мошка тучей стоит у морды лошади, она отфыркивается. Варвара дремлет в телеге.

В ограде хутора топчутся, взбивая пыль, бесчисленные овцы. За колодцем виднеется крыша огромного шалаша. Отпихивая овец, Иван идет через двор.

Иван стукнулся головой о бревенчатый накат потолка. Низкая горница теряется в полутьме. По всей стене тянулись нары человек на двадцать.

– Тута, што ль, уваровского купца зарезали?

– Когда то было, при царе Косаре…

На лавке сидит Дёма Цыган, перед ним бутылка и миска с огурцами. Разговаривает он лениво и нагло.

– Гляди, Трофимыч, ему щяс деньги позарез. Он в Танбове магазины купил, мы таперя ссыпкой будем займаться. Ему это все с рук сбыть скорей. Гляди, перебьють, вон барин с Кирсанова другой раз ездиить…

– Капитал не дозволяеть, – бормочет Баранчик.

Дёма ухмыляется язвительно:

– Энто табе-то не дозволяеть? Куды ты их бережешь? Чертей на том свете поить?

– Сказал – цана несходственная. – Баранчик сердится. – Куды эвто? Одни облоги…

– Да они золотые, облоги-то! Ай сам не знаешь? Cюды назёму натолчёно – обоз немереный. Облоги энти взодрать да овсы пустить али ячменю – какие тыщи взять можно!

– Сам-то когда будеть? – спрашивает Баранчик.

– Сам-то? Вот гурта отгоним в Борисоглебск, после на ярмонку нам иттить. К Медовому Спасу должон быть, беспременно…

Дёма провожает Баранчика через двор, забитый блеющими овцами.

– …Они его в колодец бросили, купца, а он, не будь дурак, оттеля вылез. Они его в ножи. Вон тама в риге и откопали…

Варвара сладко потянулась в телеге.

– Энто чия такая будя, кобылица молодая? – спрашивает Дёма. – Твоя, Иван?

– Моя…

Варвара хмурится, дергает платок пониже на лоб. Они садятся в телегу.

– Хозяину-то чего сказать? – спрашивает Дёма, не сводя глаз с Варвары.

– Думать надоть… Пущай ишо сбавляеть.

Дёма ухмыляется, скаля белые зубы, кричит вслед:

– Дак я с табе много не возьму, не пужайся! Две красиньких да ведро вина поставишь, а?

Смеркается. Телега спускается с холма. Иван косится по сторонам:

– Вишь, ловок Цыган… Да тута холку сотрешь яруги энти пахать.

– Эх, Ванькя… – хмуро вздыхает Баранчик. – Он дело говорить…

На мостках стирка, бабы стучат вальками. На берегу сидит старуха Бзыря, мусолит черный сухарь в беззубых деснах. Баба по прозвищу Трынка спускается к мосткам.

– Здорово ночевали, деушки. А я, вишь, как припозднилася со скотиной…

Они расступились, давая ей место. Домашка Слизниха при виде Трынки насупилась. Та опустилась на колени и стала вытаскивать белье из чугуна, в упор разглядывая Вар– вару.

– Чтой-то ты тихая нонче, – сказала Крячиха. – Али с похмелья?

– Мужик, леший, косой порезался, а пока я с им валандалася, козел все бураки помял…

Трынка все смотрела на Варвару:

– А на погляд ничего не видать. Девка и девка. Правду, што ль, гутарють, Ванькя с тобой не живеть?

Она спрашивала с беззлобным любопытством, и Варвара, не зная, что сказать, опустив голову, стучала вальком. Клашка засмеялась:

– Мужик не гораздый, так свекор-батюшка приголубить…

– Трофимыч-то? Энтот шустрый, только отвернися…

Варваре стало обидно за Баранчика.

– Папаша… – выдавила она, – они справедливыя…

Бабы заржали.

– Уж наведался! – заливалась Клашка. – Баба Бзыря, скажи, а снохачи прежде были?

– А то!

– Али плохо? – ухмыльнулась Трынка. – Сперва свекор побалуеть, опосля мужик придеть, полировку дасть…

Домашка сердито плюнула:

– Тьфу, нечисть! Да я б ему всю рожу раскорябала, только б сунулся!

– Ты, Домашка, дюже гордая, – c невинным видом cказала Трынка. – А то бы приманула, уж отвалил бы Баранчик пятак за твои стропилы…

Бабы захохотали.

– Видал татарин во сне кисель, да ложки не было! – заливалась Трынка.

Домашка вскочила и спихнула ее в воду. Трынка вылезла, вцепилась в волосы Домашке. Началась драка. Бабы разнимали их, смеясь.

– Лягушка безхвостая! Доска неструганая! Утоплю, как кутенка!

Порядком помятая, Домашка, давясь слезами, схватила белье и ушла. Трынка отжала рубаху и, принявшись за стирку, опять пристала к Варваре:

– Неужли так целкой и ходишь? Ты ба к Чуманихе сходила…

– Ванькя-то с виду жеребец, – заметила Клашка.

– Он к Аниске ходил, она его не корила. Значить, справный, можеть по кобелиному делу займаться…

– А чего ж своих курей не топчеть?

Бзыря задумчиво сказала:

– А кто их, дьяволов, разбереть, какого им рожна надоть…

Варвара смеялась со всеми, радуясь, что от нее отстали.

Крячиха спросила:

– А ты слухала, как он ссыть? Неужли матеря не сказывала? Да у нас энто кажная девка знаеть! Мужик должон ссать, как конь, штоб кипела, горох с кусту сшибать должон. Тады он и табе нажарить не хуже жерябца. Ты послухай.

Вальки опять застучали.

– Ссыть он крепко, – робко сказала Варвара.

Бабы дружно покатились со смеху.

На дворе стояла лошадь, запряженная в телегу, тыквы навалены горой. Варвара с мытым бельем в пехтере зашла в калитку.

Ей послышались голоса в амбаре. Она хотела заглянуть туда, подошла, но, прислушавшись, застыла.

Оттуда доносился горячий шепот, возня и сдавленные стоны.

От летней кухни тянуло дымом, пыхтел котел, роняя пену. Варвара сняла его с огня и убежала в избу.

Стукнула дверь. Из сеней влетела Панька, разгоряченная и растрепанная:

– Ты пошто к печке совалася? Чего ты тама позабыла?

Варвара сделала вид, что роется в белье.

– Дак я…

– А энто што? Сам он туды прыгнул?

В руке у Паньки была дохлая мышь. Она схватила Варвару за волосы и стала таскать туда-сюда.

– Ты пошто мине мыша в котел поклала? Ах ты, подколодница, анчутка белоглазая!

И сунула мышь ей за вырез рубахи. Варвара взвыла как ужаленная, вырвалась и вытрясла мышь на пол.

– А я-то, дура, все не смекну! У мине молоко давеча вся скисла, заутре доенная! Принесла, поставила на одною минуточку…

Баранчик зашел в сени, черпнул воды и стал жадно пить. В его присутствии Варвара совсем потерялась, она боялась взглянуть в его сторону.

– За что же вы на мине напраслину говорите… – лепетала она.

Панька только рассвирепела:

– Вишь, тихоня! Люди-то недаром гутарють, что глаз у ей урочный…

– Закрой мельницу, – сказал Баранчик, переводя дух, и покосился на Варвару: – А ты чего терпишь, овца безхвостая? Отбрехаться не умеешь?

В сарае для скотины Варвара убирала навоз.

– Чего там ишо? Обратно не поделили?

Иван пришел с поля.

– Подь сюды…

Она покорно подошла, стала перед ним. Он разжал кулак – на ладони у него лежали маленькие сережки.

Уронив вилы, она подняла на него растерянный взгляд. Обтерла руки, осторожно взяла сережку. Камешек блеснул розовым огнем.

В горнице умывался Егор. Заглядывая в зеркало из-за его спины, Варвара никак не могла попасть в дырку в мочке уха. Наконец попала, повела головой и, счастливая, повернулась к Ивану:

– Ой, Вань…

Феклуша с Панькой замолчали и тоже смотрели на Варвару.

– Небось, полтину отдал, не мене, – сказала Феклуша.

Баранчик, с сапогом и шилом в руке, глянул поверх очков:

– Ай с твово карману?

Варвара стала собирать на стол. Про сережки она не забывала, двигалась неторопливо, плавно.

У ворот кто-то кричал. Феклуша глянула в окно:

– Странница, што ль? Варькя, поди, вынеси хлебушка…

Варвара с краюхой хлеба в руках открыла калитку.

Евсевна с палочкой беспокойно оглядывалась на собак. Увидев Варвару, она вся расплылась счастливой улыбкой и шагнула на двор:

– Доча, дите моя… Эвон какая ты стала! А я, вишь, в Киев ходила, дай, думаю, кровиночку наведаю… Чего ты?

Варвара всхлипнула, и слезы ручьем полились по ее щекам.

– Маманечка родная…

Евсевна хотела обнять Варвару, но та рухнула на колени, обхватила юбку и ее босые ноги.

– Золотая вы моя! Заберите меня отседова! Христом Богом молю, нету моих силов!

На крик все семейство вышло на крыльцо, и Евсевна перепугалась еще больше.

– Да окстися, страм какой, люди глядять! Господь с тобой, Варюха!

– Зачем вы мине взамуж отдали! – вопила Варвара. – Али я вам постылая? Ножки ваши цаловать буду, христарадничать пойду, только заберитя!

С крыльца хмуро смотрели на них мужики.

У церкви топчется народ. Из толпы нарядных девок и баб доносятся взрывы смеха. Дёма Цыган развлекает их байками, скаля белые зубы, и то и дело косится на Варвару.

Она чувствует его взгляд и старается в ту сторону не смотреть.

Мужики потянулись к кабаку.

– А сам-то что ж? – спрашивает Феклушу Крячиха. – В городу застрял?

– Не поспел. Видать, не управился…

– В городу-то в соборе нонче сам преосвященный служить…

Подходит Панька, спускает Васятку, дает подзатыльник Тимохе, отряхивает его:

– В дерюге табе ходить! Домой ступайте…

Она спрашивает Феклушу:

– Вы на кладбище-то пойдете?

– Ишо вон святить не начинали, а дома-то делов…

– Без вас управим. Мы вона с Варькей…

Она подмигивает Варваре. Та с удивлением косится на Паньку.

– Ступайте вон лучше с Крячихой, поплакайте да яблочков на могилки положьте…

Когда Крячиха отворачивается, Панька говорит Феклуше:

– Слыхали, чего бабы брешуть? Папаша вроде Сухалёв хутор купили… Энто где уваровского купца зарезали?

Феклуша в страхе крестится:

– Спаси Христос! Место клятое, кабы чего не вышло…

На углу Панька сворачивает в сторону от дома.

– Куды?

Она тянет Варвару за собой, смеется:

– Ах ты тихоня белоглазая… Дёмка Цыган на угощенье звал.

– Да Иван узнаеть – убьеть!

– Невелик грех – в гости зашли, стакан вина выпили. Праздник же.

Панька, оглянувшись, зашептала со смехом:

– Влюбился в тебя Дёма, пристал как смола, полтора рубля обещался дать… Мужики в трактире, все одно пьяные придуть. Он не обманеть, Дёма, он до баб лютый! Дурой-то не будь, сразу не ложися, сперва денежки.

– Пустите мене…

Панька разозлилась:

– Ишь, богачка какая! Авось не лужа, хватить и мужу! Поди их заработай, полтора-то цалковых!

Варвара вырвалась и побежала. Панька закричала ей вслед на всю улицу:

– Боисся, что люди порчу твою увидють?

Посереди двора в пыли на солнце храпел Баранчик в пиджаке и сапогах. Рядом с ним стояла нераспряженная лошадь с телегой.

Варвара стала тормошить Баранчика:

– Вставайте, батюшка, Яков Трофимыч, страмота! Люди скажуть, хозяин разлегся на дороге, как бродяга какой…

Он открыл глаза, приподнялся, он был пьян и мрачен.

– Пойдемте, батюшка, я вас на постелю отведу…

На кровати он тут же захрапел. Она стащила с него сапоги. Вдруг он сел, рванул ворот рубахи.

– А не хошь волку на холку? – Он показал кукиш. – Баранчик-то ишо сам кому хошь рога сломить…

– Да ляжьте вы, чего вам млеется! Где же вы так нахлесталися?

Мутный взгляд его немного прояснился. Он поглядел по сторонам и стал вставать.

– Вина дай.

– Може, вам закуски какой раскинуть, с дороги-то? У меня уха доспемши…

– Можно, раскинь…

Варвара принесла огурцов, хлеба, достала бутылку из буфета. Он налил водки, выпил. Съел ложку ухи и отодвинул миску.

– Своди меня на сенник, дух тута тяжелый. – Он глянул на Варвару и мрачно засмеялся: – Я нонче такой кус откусил, дай боже проглотить…

В сарае он повалился в сено. Варвара принесла квасу, Баранчик жадно вытянул целый ковш. За распахнутой створкой был виден дед, сидевший на телеге.