Семиевие Стивенсон Нил

– Что, Джулия – я больше не называю ее президентом – и по нам шарахнет боеголовкой? – Маркус, не переставая говорить, отправлял эсэмэску за эсэмэской.

– У нее – или, скажем, у русских с китайцами, – могут быть и другие способы тебя отстранить…

– Я об этом уже думал, – сообщил Маркус. – О том, что среди нас могут быть агенты. Военные с тазерами или типа того. Ожидающие приказа. Я заговаривал на эту тему с Федором, Чэном и Зиком, пытался выяснить их мысли по этому поводу, прощупать обстановку.

– Маркус, – сказал Дюб, – при всем уважении, мне кажется, что тебе сейчас следует думать совсем о другом.

– Именно поэтому конституционную часть этого вопроса я сейчас возлагаю на Сала, а исполнительную – вот на нее, – Маркус кивнул на дверь, которая без стука распахнулась, внутрь скользнула Фекла и закрыла ее за собой. – Объявлять всему миру, что мы переходим к ПДУАП, необходимости нет. У нас пять часов, чтобы подготовиться ко всему без лишнего шума. Сейчас я свяжусь с Мойрой и предупрежу ее, чтобы она готовилась распределять генетические образцы по каплям. И скажу Ульрике, что нужно готовить Салют. – Маркус имел в виду давно запланированный всплеск запусков, которые должны были произойти за имевшиеся у них несколько дней между Белыми Небесами и началом Каменного Ливня. – Все это следует делать, не привлекая лишнего внимания. Через пять часов либо начнется, либо нет. В последнем случае мы просто вернемся к обычной работе и будем считать случившееся генеральной репетицией.

Дверь снова открылась, на сей раз после предупредительного стука, внутрь вплыл ноутбук, за ним – его владелец, молодой человек по имени Стив Лейк, а следом – дреды Стива. За полтора года на борту «Иззи» Стив, подобно Одиссею, так и не поддался на призывную песнь вакуумных ножниц, однако устал ухаживать за своей гривой и позволил ей сваляться в рыжие косички. Его выдернули из консалтинговой фирмы на севере Виргинии, специализировавшейся на найме хакеров для работы на разведку, и отправили в помощь Спенсеру Грайндстаффу, который ведал компьютерными сетями и связью в первоначальном экипаже «Иззи». Спенсер был человеком АНБ до мозга костей, он попал туда сразу после Массачусетского технологического и занимался всякой стремной криптографией. Стив, похоже, был слеплен из совсем другого теста. Сейчас он выглядел слегка озадаченным.

– Стив, – начал Маркус, – нам нужно побеседовать с тобой о системе управления.

Стив нахмурил брови.

– В смысле – о системе управления компьютерами «Иззи», или…

– Об этой, второй.

– Э, ладно, это будет типа абстрактная философская дискуссия, или…

– Нет, в конце беседы я данной мне ПДУАП властью прикажу тебе поменять на «Иззи» все административные пароли и перепрограммировать ключи.

– Ого! – воскликнул Стив. – Так, может быть, тебе с этим к Спенсеру? В штатном расписании он выше меня.

– Штатное расписание мне известно, – возразил Маркус. – Согласно ПДУАП я имею право его менять.

– О каком ПДУАП ты все время говоришь?

– Сал потом тебе объяснит. Пока что лучше не будем тратить время на подробности. Существенно здесь то, что речь идет о твоей лояльности, о том, кому и чему ты верен. Я полагаю, что Спенсер чрезвычайно лоялен правительству, оставшемуся на Земле, и не хочу ставить его сейчас перед тяжким выбором. Либо он присоединится к нам позднее, либо нет. Ты, как мне кажется, от него отличаешься. Фактически я предлагаю тебе сейчас присягнуть на верность Облачному Ковчегу и больше никому, будь то Вашингтон или Хьюстон. И, как следствие, признать над собой власть того, кто руководит Облачным Ковчегом. В данном случае – мою.

– Годится.

– Ты должен над этим хорошенько поразмыслить, Стив, а не просто ответить «годится».

– Я над этим не первый день размышляю. И хочу предупредить, что в системах могут быть закладки. Я могу поменять пароли к тем программам, о которых знаю. Те, о которых мне неизвестно – совершенно отдельная проблема.

– Значит, будем держать ухо востро.

Дюб даже близко не представлял себе, сколько раз в жизни ему случалось заметить на небе ватный клочок облачка, а несколько часов спустя обнаружить, что солнце полностью скрылось за пеленой туч. Подобные явления происходят медленно, и сознание неспособно зарегистрировать их как единое целое. Нечто похожее произошло с тучей лунных осколков, провисевшей в небе семьсот дней, на исходе А+1.335. Позже, когда видеозапись станут смотреть в ускоренном режиме, в котором произошедшие за день изменения спрессуются в одну минуту, все будет похоже на взрыв. Или, скорей, на эпидемию взрывов. На внимательном, покадровом просмотре видео будет заметно, как она распространяется вслед за Шаром номер восемь с одного конца тучи на другой. Подобно частице в пузырьковой камере сам астероид был бы невидим, если бы не его след. Еще несколько месяцев назад он мог бы пройти сквозь тучу, ничего не задев, но сейчас плотность осколков возросла настолько, что столкновений было не избежать. По очень грубым статистическим прикидкам Дюба выходило, что их было десять плюс-минус пять. Не так много, учитывая, что туча состояла из миллионов камней, однако достаточно, чтобы система, застывшая в неустойчивом равновесии на грани экспоненциального взрыва, свалилась за эту грань. Там, где проходил астероид, вспыхивали Белые Небеса. Туча расплывалась причудливыми узорами, словно сливки в чашке кофе, распространяясь во все стороны и бледнея, хотя внутри нее тут и там возникали новые вспышки – камни, выброшенные в стороны первыми столкновениями, тоже соударялись и запускали цепные реакции меньших масштабов. Кое-где туча приобрела ячеистую структуру – круги взрывных волн, распространяясь, сталкивались с другими, образуя белую кружевную пену. Во всем была строгая монохромная красота. Огня не было, только холодный свет Солнца, отраженный от обломков. Огонь появится позднее, когда осколки начнут входить в атмосферу, и тогда его будет более чем достаточно. Но пока что конец света представлял собой фрактальный цветок из пыли и гравия, апокалипсис в песчаном карьере.

Кто-то заметил Дюбу:

– Ты прямо в точку попал, назвав это Белыми Небесами.

– Приятно оказаться правым, но не в данном случае, – горько откликнулся он.

Скорость фрагментации болидов уже через несколько часов после появления Шара номер восемь вышла за рамки всех мыслимых пределов, так что Дюб перестал за ней следить. В любом случае число сейчас вряд ли было верным. Оно было лишь оценкой, которую консорциум обсерваторий делал на основе наблюдений за количеством исходящего от обломков света и его распределением. А все предположения, на основе которых велись вычисления, больше не соответствовали действительности.

Дюб пытался наводить оптический телескоп туда, где должны были находиться ПК1, ПК2 и Расщелина – крупные, богатые железом потомки Персиковой Косточки, – но не мог рассмотреть ничего, кроме отдельных неоднородностей в плотности тучи, предположительно порождаемых камнями, которые разбивались на мелкие кусочки о темную металлическую поверхность. Дюб не знал, увидит ли снова эти гигантские скалы.

Визуальная картинка Луны в небесах, позволяющая прикинуть ее прежний размер, уже почти стерлась у него из памяти, так что он не мог оценить, насколько по сравнению с ней выросла туча. Разумеется, данные для вычислений можно было найти в справочниках. Только числа его не особенно волновали. Иногда Луна выглядела огромной, иногда – совсем крошечной, в зависимости от того, насколько близко она была к горизонту, а также от чисто психологических и эстетических факторов. За редким исключением для всех, кто находился сейчас на ночной стороне Земли, только эти факторы и имели значение. Дюб хотел знать, насколько большой туча кажется людям внизу, что они чувствуют. Хотел бы увидеть ее над Чино-Хиллз из дворика «Атенеума» Калтеха, где сам в последний раз видел Луну за несколько минут до Ноля, и представить себе, каково оно – стоять на твердой земле, смотреть на тучу и знать – это Смерть.

Как и большинство, он составил список всех, с кем хотел бы попрощаться, потом безжалостно вычеркнул девяносто процентов имен, поскольку понимал, что на каждого времени не хватит. В последние месяцы на Земле он лично встретился и распрощался с кем необходимо. С орбиты он попрощался со всеми остальными, по видеосвязи или отправив тщательно обдуманные электронные письма. С теми, кому он сказал «прощай», Дюб на связь уже не выходил. В последний раз встретиться с коллегой в баре, вспомнить о былом, расплакаться, обняться и произнести слова прощания, а пару месяцев спустя отправить ему же мейл с запросом о последних наблюдениях было решительно невозможно. Как следствие с каждой новой отметкой в списке круг его знакомств неуклонно сокращался и теперь состоял лишь из жены и троих детей. Когда Шар номер восемь сделал свое дело, связаться с ними стало значительно трудней. Связь между «Иззи» и Землей была ограничена совокупной пропускной способностью антенн и передатчиков станции. Личные сообщения по сравнению с рабочими имели низкий приоритет, а количество рабочих во время подготовки к последнему всплеску запусков (или Выплеску, выражаясь словами Дины) резко выросло. Дюб постоянно слал Амелии и детям эсэмэски, которые застревали в очереди на отправку то на несколько минут, то на несколько часов, половина так и не ушла. Каждый раз, стоило ему уже совсем отчаяться, он вдруг получал ответ от Генри, Гедли или Геспер. Посылать сообщения и получать ответы стало для него важнее сна, так что Дюб, что называется, «поломал смену» и спал урывками, на полу в Парке или просто уронив голову на стол, как школьник на парту – телефон был у самого носа, и он чувствовал вибрацию, если что-нибудь приходило.

Примерно через сутки после того, как Дюб сообщил Маркусу про Шар номер восемь, ему наконец стало ясно, что он уже никогда не сможет поговорить со своими близкими, если, конечно, не считать разговором спорадические и непредсказуемые эсэмэски. Все, что он должен был им сказать, следовало сказать раньше. Неожиданностью это не оказалось, он уже давно без устали повторял себе, что при каждой беседе нужно вести себя так, словно она – последняя. И тем не менее вечером Дня 700 он только и делал, что прокручивал записи видеочатов с каждым из родных и укорял себя за то, что позабыл сказать.

От Генри пришло сообщение: «Как все выглядит сверху?»

Дюб посмотрел на часы. В Мозес-Лейк сейчас была ночь. Он представил себе Генри – как тот сидит между сменами на старом разбитом диване, который они вместе вывезли из Сиэтла, прихлебывает пиво и смотрит, как Белые Небеса протягивают к нему призрачную руку.

Дюб не знал, что ему ответить.

«Кажется, я вижу, как оно вытягивается вдоль орбиты – начинают формироваться кольца», – написал он наконец.

«Я про Землю», – уточнил Генри.

Дюб отправился искать место, откуда можно взглянуть на Землю через настоящее окно, а не посредством проклятых ситуационных мониторов. В конце концов он оказался в Суеверном шарике. Внутри было довольно много народу. «Иззи» должна была вот-вот пересечь терминатор и уйти с дневной на ночную сторону. Но и над ярко освещенным Тихим океаном на прозрачной оболочке атмосферы можно было рассмотреть тоненькие царапины: белые следы болидов. Над темной стороной они выглядели как дуги голубого пламени – некоторые раздваивались, другие заканчивались ярко-красными вспышками, когда метеорит достигал Земли. Иными словами, все выглядело как вчера и позавчера. Случись метеоритная активность подобного уровня внезапно, еще два года назад она была бы самым поразительным астрономическим явлением в истории человечества. Однако начиная с самого первого болида, пропахавшего землю Перу через несколько дней после Ноля, количество метеоритов в поле зрения неуклонно росло. Люди успели привыкнуть. Многие даже постили селфи с красными от «метеоритного ожога» физиономиями – они подверглись воздействию ультрафиолетового излучения от пролетавших мимо метеоритов, как если бы сильно обгорели на солнце.

«Смотрю сейчас на тебя», – напечатал Дюб. Он думал добавить: «Хотел бы я быть рядом», но сообразил, что получится глупо. «Похоже, над Британской Колумбией проходит крупный болид».

«Я его вижу, – ответил Генри. – И жар чувствую».

«Сильно занят?»

«Сам знаешь. Собираем весь крупняк, готовимся к Салюту».

Дюб удивился, что вообще что-то происходит. Что отчаявшиеся люди не бросаются к стартовым площадкам, пытаясь найти себе хоть какое-то местечко в «крупняке». Вроде последнего вертолета из Сайгона – люди свисают с шасси, а солдаты колотят их прикладами. Или он недооценивает человеческую природу? И внизу сейчас – идеальный порядок?

«Ты мне нужен».

Эта эсэмэска была от Маркуса.

Дюб неохотно оторвался от окна и повернулся к трубе, которая приведет его к Стержню. Оттуда он отправится в Т3, где Маркус, надо полагать, расположился сейчас в Бункере…

Маркус Лойкер плавал прямо у него перед носом, на лицо ему падал голубоватый отсвет от телефона. Маркус выключил экран и убрал телефон в карман.

– Я это не в том смысле, что тебе следует находиться со мной в одной комнате, – сказал он. – Мне нужны твои мозги – здесь, на Облачном Ковчеге, а не внизу. Твои близкие мертвы, доктор Харрис.

– Мертвы. Но все еще разговаривают, – ответил Дюб, чувствуя, как внутри что-то разгорается. Будь здесь сила тяжести, он бы, вероятно, съездил Маркусу по морде.

– И как ты думаешь, что они сейчас больше всего хотят от тебя услышать? – спросил Маркус. – Сюси-пуси? Они и так знают, что ты их любишь. Знаешь, что хотел бы услышать я, окажись на их месте? «Извините, мои дорогие, но я сейчас очень занят – спасаю род человеческий». Если ты не против, отправь им что-нибудь в этом духе, а потом давай ко мне в Бункер – нам есть что обсудить.

Маркус Лойкер оттолкнулся от одной из веревок, протянутых через Суеверный шарик для этой цели, и полетел к выходу. На мгновение силуэт его застыл в круге света из трубы, напомнив Дюбу витрувианского человека Да Винчи. Затем в трубу вплыли еще двое, испортив весь эффект. От внимания Дюба это не ускользнуло. У Маркуса теперь была свита. Или – телохранители?

Как и любая приличная гроза, Каменный Ливень начался с внезапного удара грома – километровый камень озарил Восточную Европу беззвучным призрачным пламенем, скользя сквозь верхние слои атмосферы, и зарылся в более плотный воздух где-то над Одессой. Проходя через небеса, он зажег в Крыму сухие листья и мусор, затем прочертил длинную полосу из горящих зданий и лесов вдоль северо-восточного побережья Черного моря и оставил вытянутый эллиптический кратер в степи между Краснодаром и Ставрополем. Первый город сначала загорелся от исходящего сверху жара, потом по нему прошлась взрывная волна. Второму досталась лишь волна, а следом за ней – дождь осколков. Оба в результате были стерты с лица Земли.

После затишья, которое длилось несколько часов, пошли болиды помельче. Они падали по всей Земле, но чаще всего – в низких широтах, рядом с экватором. Людям давно уже было известно, что так и произойдет, и многие в последние месяцы двинулись поближе к полюсам, так что Руфусу Макуори вместе с семьей, друзьями и сподвижниками пришлось соорудить вокруг шахты в районе хребта Брукс охранный периметр. В ноябре там уже очень холодно. До тех краев добирались лишь самые экипированные и подготовленные беженцы – именно такого рода непрошеных гостей Руфусу меньше всего хотелось видеть на своей территории. Поскольку ограниченная пропускная способность радиостанций Облачного Ковчега их не касалась, Руфус и Дина во время трехдневной «паузы» между Белыми Небесами и Каменным Ливнем постоянно поддерживали связь морзянкой. Руфус продолжал вести передачи из своего пикапа, припаркованного у входа в шахту. Он подумывал о том, чтобы возвести на вершине горы стационарную антенну, соединив ее с подземным передатчиком бронированным кабелем, но Дина, изучив предполагаемые последствия Каменного Ливня, посоветовала ему не тратить понапрасну время.

Айви попрощалась с Материнским организмом несколько дней назад, сразу же вслед за этим Морг приняла предоставленную правительством таблетку для эвтаназии. Единственным человеком на Земле, с кем она еще поддерживала контакт, был Кэл, который со своей подводной лодкой находился сейчас неподалеку от базы ВМФ на острове Норфолк – глубина там была достаточной, чтобы в нужный момент как следует занырнуть. Основной же связью с семьей для Айви оказалась музыка. Морг предложила пятилетней Айви выбирать, хочет она стать лучшей скрипачкой Южной Калифорнии или же лучшей пианисткой там же. Та выбрала скрипку. Лучшей в Южной Калифорнии она даже близко не стала, но много выступала с детскими оркестрами и более-менее изучила классический репертуар. На «Иззи» у нее была скрипка, время от времени Айви ее настраивала и играла.

Когда в День 701 скорость фрагментации болидов достигла определенного предела, означавшего формальное начало Белых Небес, ряд культурных организаций запустили программы, подготовка к которым велась почти с самого Кратерного озера. Многие передавались в эфир на коротких волнах, так что Айви могла выбирать между Собором Парижской Богоматери, Вестминстерским аббатством, Собором Святого Патрика, императорским дворцом в Токио, площадью Тяньаньмэнь, дворцом Потала в Тибете, египетскими пирамидами и Стеной Плача. Попробовав все по очереди, она настроила радио на Собор Парижской Богоматери, где сейчас проходило Бдение Конца Света, которое должно было продолжаться, пока здание собора не обрушится на головы исполнителей и внутри не останется никого живого. Наблюдать исполнение она не могла, поскольку видеотрафик был ограничен, но вполне способна была представить: филармонический оркестр Радио Франции, в ряды которого влились все наиболее престижные исполнители, чей родной язык – французский. Все – в белых смокингах или в бальных платьях с тиарами, и, сменяя друг друга, непрерывно исполняют программу, в которой есть несколько светских произведений, но основной упор сделан на церковную классику: реквиемы и мессы. Время от времени на музыку накладывался глухой хлопок – Айви пришла к выводу, что это ударная волна от болидов. Музыканты, как правило, не прекращали играть. Певцы иной раз сбивались с такта. После самых громких взрывов можно было слышать крики ужаса из аудитории вперемежку со звоном осыпающихся на каменный пол витражей. В основном же звучала прекрасная музыка – пока вдруг не прекратилась. Больше уже ничего не было.

«Парижу конец», – напечатала Айви. Посредством военных систем, которые сейчас подключили к насовским, она продолжала поддерживать связь с Кэлом.

«Ныряю ско бу», – ответил он. Выглядело достаточно странно, но Айви знала, что это означает: лодка срочно погружается, чтобы избежать некоей опасности, хотя Кэл полагает, что скоро опять будет на связи.

Но не исключено, что Кэл ошибся. Может статься, она больше никогда его не услышит. Айви решила, что прошло уже слишком много времени. Тогда она отправила Кэлу сообщение, которое он получит, когда и если лодка снова всплывет на поверхность: «Я тебя освобождаю».

И почувствовала, как через ее тело прошла странная волна – словно она сейчас на подводной лодке в Атлантике, до которой дошел перепад давления от упавшего вдали метеорита. Айви решила было, что это – эмоциональная реакция на то, что она сейчас сделала. Но тут же обнаружила, что все незакрепленные предметы в каюте движутся в одном и том же направлении – к стене, на которую она опиралась. По всей «Иззи» слышались скрипы, хлопки и подвывания. Станция слегка, на какую-то долю g, ускорялась. Очевидно, включились маршевые двигатели.

Зажглись красные огни. С легким щелчком в модуле включилась громкая связь. «Тревога! – произнес механический голос. – Всему экипажу бодрствовать, находиться на местах и быть готовым к срочному роевому маневру. Это НЕ учебная тревога».

Это наконец произошло. Тренировались они не первый месяц, но настоящая метеоритная тревога случилась лишь сейчас. Она означала, что ДС – Департамент Сенсоров – обнаружил болид, который движется по необычной траектории и может представлять для «Иззи» угрозу, если она слегка не изменит курс.

Первым импульсивным движением Айви было выглянуть в окно и проверить, на месте ли Амальтея. Астероид никуда не делся. Не отвалился из-за внезапного маневра.

Это, впрочем, было мышлением Корабля: «Иззи» важней всего остального. Ей, как и остальным, следовало отныне мыслить в категориях Облака. Большая часть населения находится на каплях. «Иззи» нужна, чтобы капли могли выжить.

С трудом оторвав взгляд от окна – тоже, кстати, устаревшая привычка, – Айви перевела его на экран планшета, показывающий положение каждого из объектов Ковчега. Приложение именовалось «Параматрицей». Оно отнюдь не отображало в буквальном смысле виртуальную модель того, как выглядит Облако со стороны – хотя такой режим тоже можно было вызвать в одном из меню. «Параматрица» представляла собой шедевр визуализации данных, понятный, однако, лишь таким, как Айви, Дюб и большинство каппи, длительное время изучавшим орбитальную механику. Отталкиваясь от эмпирических наблюдений Лины Феррейры и других математически образованных биологов, математики – такие, как Чжон Ху – экстраполировали роевые алгоритмы с трех на шесть измерений, а физики – такие, как Айви – нашли способ реализовать эти алгоритмы в рамках накладываемых орбитальной механикой ограничений. Если не вдаваться в подробности, каждый корабль в Облаке был представлен на трехмерной схеме точкой, соответствующей информации о его орбите. Для того чтобы полностью описать орбиту, требовалось шесть чисел – шесть орбитальных параметров, которые все теперь называли «парамами». Любая схема могла показать лишь три парама из шести. Здесь вступало в действие волшебство пользовательского интерфейса, но он требовал постоянного внимания и напряжения всех клеток мозга даже от таких, как Айви. Суть, однако, сводилась к тому, что любая капля рассматривается как снаряд, который может поразить «Иззи» или другую каплю, если с парамами что-то не так. В гипотетическом, предельно простом случае Облачного Ковчега, состоящего лишь из двух капель, требуется одно-единственное вычисление, а именно ответ на вопрос: «Врежется ли Капля-1 в Каплю-2, если их курс останется неизменным?» В Облаке из трех капель необходимо также ответить на вопрос, врежется ли Капля-1 в Каплю-3, а также – не столкнутся ли 2 и 3. Итого – три вычисления. Если расширить Облако до четырех капель, нужно уже шесть вычислений и так далее. С математической точки зрения такие числа называются треугольными и представляют собой разновидность биномиальных коэффициентов, но существенно здесь то, что количество вычислений быстро растет с увеличением числа капель. Для облака из ста капель требуется 4950 вычислений, из тысячи капель – более полумиллиона. Для несложных компьютеров времен «Аполлонов» это стало бы непосильной задачей, но по современным стандартам она считалась бы полной ерундой – при условии, что по орбите каждой капли имеется точная информация. Традиционный централизованный подход требовал бы, чтобы каждая капля передавала свои парамы компьютеру на «Иззи», а он бы проводил вычисления и сообщал результаты. Процесс можно было сделать еще более надежным, если бы радары «Иззи» постоянно наблюдали за каплями, вычерчивая их орбиты и заполняя возможные пропуски в данных. Нечто подобное происходило в действительности, причем сразу на нескольких компьютерах «Иззи». Но и это было мышлением Корабля. Мышление Облака требовало, чтобы каждая капля самостоятельно вела наблюдение и выполняла все вычисления. Компьютер на отдельно взятой капле – назовем ее Капля-Икс – возможно, не располагал достаточной информацией, чтобы отслеживать все остальные капли Облака, но мог определить те, что представляют непосредственную опасность, и сосредоточиться на них. Компьютеры других капель, как и центральные серверы на «Иззи», могли ему в этом помочь, отправляя сообщения, означающие более или менее: «Может, ты и не в курсе, но угрозу для тебя может представлять Капля-Игрек, не хочешь ли внести ее в список первоочередного наблюдения?» На что Капля-Икс могла бы ответить: «Спасибо, конечно, но у меня нет точных парамов для Капли-Игрек – «Иззи» перекрывает вид моему радару». Здесь Облако в некотором роде должно понять: Иксу и Игреку требуется более подробная информация о парамах друг друга, и оно изменит соответствующие приоритеты, чтобы так и произошло.

Иными словами, Облако теперь было не только облаком в физическом смысле, состоящим из летящих в пространстве объектов, но также и облаком в смысле вычислительном, то есть свободно парящим самоорганизующимся интернетом. «Параматрица» предоставляла пользователям, словно богам-олимпийцам, вид сверху на всю эту сеть. На определенном уровне пользователю требовалось знать одно: опасные ситуации «Параматрица» подсвечивает красным. Сейчас Айви смотрела на программу скорее с любопытством, чем с тревогой – они практиковались в маневрировании больше месяца, так что она представляла, чего следует ожидать. Когда «Иззи» включала двигатели и ее парамы изменялись, среди точек на схеме распространялась красная волна, словно в стакане, в который уронили капельку крови. Все капли, свободно летящие, а равно соединенные в бола, триады и гептады, должны были проверить собственные парамы и рассчитать, не грозит ли им столкновение с «Иззи». А также – не рискуют ли они оказаться так далеко от роя, что вернуться уже не сумеют; это было почти столь же плохо и обозначалось желтыми точками. Любой отдельно взятой капле было сравнительно несложно скорректировать курс, чтобы избежать обеих опасностей. Все существенно осложнялось, если курс должны были поменять, не сталкиваясь друг с дружкой, одновременно триста капель. Сначала им следовало «договориться», причем не на основе поступающих с «Иззи» команд, а исходя из наблюдения за каплями «поблизости», и скоординировать включение двигателей таким образом, чтобы уменьшить количество красных точек на графике.

Слово «поблизости» приходится взять в кавычки, поскольку для данного роя оно означает не совсем то же самое, что для птиц в стае. Для птицы «поблизости» значит именно поблизости. Для объектов, маневрирующих в шестимерном пространстве орбитальной механики, «поблизости» означает «любой набор парамов, который будет представлять для меня интерес через несколько минут», и может относиться к объектам в данный момент настолько далеким, что их даже не видно. Впрочем, если принять это обстоятельство во внимание, в остальном поведение капель мало отличается от поведения стайных птиц. В компьютерных моделях, созданных вскоре после того, как была сформулирована сама концепция, Облако вело себя удивительно похоже на рыбью стаю. А фактическое Облако, которое появилось совсем недавно благодаря непрерывным запускам с Куру, Байконура, мыса Канаверал и так далее, вполне соответствовало моделям. Разве что в реальном времени все было медленней.

Именно это сейчас и происходило в ответ на изменение курса «Иззи». Красное распространилось на некоторое расстояние от нее, но вскоре стало убывать, сначала по краям, затем начали гаснуть целые области. Несколько точек зажглись желтым, затем скорректировали орбиты и опять погасли. Основываясь на практических упражнениях последних месяцев, Айви ожидала, что и последние красные точки вот-вот побелеют и о них можно будет забыть. Этого не произошло. Точки упорно оставались красными. Вращая графики туда-сюда и переключаясь между различными режимами, Айви вышла на каждую из точек и сделала запросы. Большинство оказались грузовыми или пассажирскими кораблями, запущенными при Выплеске, когда космические нации отправили в космос все способные достичь орбиты наличные ракеты.

Телефон зажужжал. От Кэла пришло сообщение – очевидно, его лодка опять всплыла.

«О чем это ты?»

Он только что получил ее последнюю эсэмэску.

«О том, что мы больше не обручены».

Прозвучало резковато, и Айви добавила:

«Желаю тебе найти русалку посимпатичней».

Примерно через минуту пришла эсэмэска, начинающаяся плачущим смайликом:

«Я тебе того же хотел пожелать. Только у тебя шансов больше».

«Фигня собачья», – ответила она, воспользовавшись понятной лишь им двоим шуткой. Когда они познакомились в Аннаполисе, Кэл был настолько правильным, что не мог произнести при даме слов наподобие «херня» или «дерьмо».

«ПКГ = правильная как гвоздь» было ей ответом.

«Твоей ПКГ грустно:(Зачем погружались?»

«Прошла большая волна. Восточному побережью не поздоровится».

«Откуда ты узнал? Лестница еще существует?» Она имела в виду служебную лестницу.

«Ступенька надо мной – пока да». Потом, после небольшой паузы: «Президент отключилась».

«Ну и слава Богу», – напечатала Айви и немного помедлила, прежде чем послать сообщение. Однако это ж конец света, о последствиях можно не думать. Она подтвердила отправку.

Она никогда не спрашивала Кэла о том, что случилось в День 700: о боеприпасах объемного взрыва и ядерной боеголовке. Но была вполне уверена, что это он нажал на кнопку.

«Да будет Господь к ней милостив», – откликнулся Кэл, и она без труда прочитала подтекст: – «И ко мне тоже».

Переписка была прервана сообщением от Маркуса: «Ты мне нужна».

Айви сунула телефон в карман, высвободив тем самым обе руки, чтобы передвигаться по «Иззи», из лабиринта обитаемых модулей перебралась в Стержень и двинулась к корме в сторону Бункера. Вдоль Стержня она проскочила почти мгновенно. Неделю назад ей пришлось бы постоянно обходить кучки из двух-трех человек, остановившихся для беседы. С тех пор, как Маркус объявил ПДУАП, все изменилось: согласно одному из указов, никому не следовало задерживаться в Стержне, чтобы не мешать исполняющим спецзадания. Сейчас на всем его протяжении вообще не было ни души. Лишь ближе к корме, в «Звезде», имела место некая активность, на какую-то секунду там мелькнула характерная прическа Мойры. Надо полагать, она готовится к переносу Генетического архива человечества на капли – процедуре ничуть не менее сложной, чем все, связанное с роем и парамами. И верно, спецзадание.

Со стороны Х1 появилась Луиза и целеустремленно ринулась по Стержню к носу. Едва уклонившись от столкновения с одним из помощников Мойры, она по инерции долетела до «Зари», где резко остановилась у входа в трубу, ведущую к Суеверному шарику. Некоторое время она смотрела внутрь, оценивая ситуацию, потом решилась и двинулась вниз по трубе.

Айви, достигшая того же самого места через несколько секунд, тоже приостановилась, чтобы заглянуть в трубу. Она была прямой, так что сквозь трубу и Шарик на ее конце за окнами можно было видеть Землю. Обычно это означало синие просторы океанов и белые – облаков и ледяных полей. Иногда – зелень, когда станция проходила над богатыми влагой регионами, или желтые пески Сахары.

Сейчас цвет был огненно-красным. Земля пылала.

Из Шарика доносились крики ужаса. Вероятно, Луизу послали, чтобы успокоить людей. Айви чуть было не последовала за ней, влекомая магнетическим любопытством. Было похоже, что на Землю с яростью обрушился некий бог, размахивая направо и налево паяльной лампой и оставляя за собой тонкие пылающие следы. Одни – красные и неподвижные, это что-то горело на Земле. Другие – голубовато-белые, ослепительные, но быстро тающие: трассы проходящих через атмосферу метеоритов.

Айви почудилось, что она кожей ощущает исходящий от планеты жар.

Но она была нужна Маркусу. И ничем не могла помочь вскрикивающим от ужаса людям в Шарике. Айви повернулась и двинулась дальше на корму.

Плавая у входа в модули генетических хранилищ, Мойра делала пометки в списке на своем планшете. Лицо ее было неподвижно, а уши скрывали огромные наушники. Заметив Айви, она оттянула один наушник. Айви услышала хоровое пение в средневековой полифонии.

– Королевский колледж пока неплохо держится, – сказала Мойра. – Знакомая музыка?

– Я ее точно раньше слышала, но пока не узнаю.

– «Miserere mei, Deus» Аллегри, – сказала Мойра. Поскольку Морг настояла, чтобы Айви учила латынь, она знала, что это значит «Помилуй мя, Господи».

– Прекрасная музыка!

– Ее поют на Страстной Неделе во время утрени, когда гасят свечи одну за другой.

– Спасибо тебе, Мойра.

– И тебе спасибо, Айви.

Еще через минуту она достигла Т3. Как всегда, мгновение постояла на ногах, просто чтобы почувствовать тяжесть, а потом направилась к Парку и Бункеру. Проходя через кафетерий, Айви задумалась, не сделать ли себе чашечку кофе. И тут же почувствовала ужас и стыд – как она может думать о кофе, когда ее планета горит в огне?

Кофе она себе все-таки сделала и вошла в Парк. Там было полно народу. На большей части ситуационных мониторов сменяли друг друга сообщения, относящиеся к функционированию Облачного Ковчега. Большой монитор над входом показывал Землю через направленную на нее камеру. Однако видео даже близко не производило того эффекта, как непосредственный вид Земли через окна Суеверного шарика. Электросварочный блеск болидных траекторий превратился в какое-то размытое пикселизированное свечение. Айви по инерции удивилась – почему они не включат Си-Эн-Эн, «Аль-Джазиру» или другой круглосуточный новостной канал. Потом вспомнила, что происходит.

Она дошла до двери в Бункер.

По обе стороны от входа стояли двое и ничего не делали – просто стояли. Странно.

Она заметила, что на поясе у каждого висит какое-то незнакомое устройство.

Поняла, что это тазеры.

Она еще не сообразила, что это значит, когда один из двоих – Айви узнала Тома Ван Митера, инженера и вроде как спортсмена – вежливо кивнул и открыл ей дверь.

Бункер был вчетверо меньше Парка – просто средних размеров комната для совещаний. За столом сейчас, уткнувшись в ноутбуки и планшеты, сидели шестеро. Дверь в дальнем конце вела в кабинет Маркуса. Сейчас она была нараспашку. Айви вошла и впервые за три года на «Иззи» почувствовала при этом беспокойство, как если бы навстречу мог выпрыгнуть кто-нибудь и шарахнуть в нее из тазера. Однако внутри был лишь Маркус, который о чем-то беседовал с Дюбом.

– Ты заглядывала в «Параматрицу»? – спросил ее Маркус.

– Да. Несколько минут назад, когда мы изменили курс.

– Облако ведет себя не совсем так, как хотелось бы надеяться.

– Верно, кое-кто не слишком вписывался.

– Кое-кто так и не вписался, – Дюб указал на висящий на стене проекционный экран.

– Мне показалось, что это все новенькие, – объяснила Айви. – Грузовики и пассажирские корабли из Выплеска. Думаю, они не успели зарегистрироваться в системе и поэтому не следуют указаниям программы.

– Все так, но от этого они не менее опасны, – возразил Маркус.

– Совершенно верно.

– И они отвлекают меня от других дел.

– Я ими займусь.

– Что касается болидов, система вроде бы справляется, а Дюб следит за ней на случай возможных отклонений. Но проблемой тех, кто не вписался, нужно заняться тебе.

– Не беспокойся.

– Если станет совсем плохо, придется их сбивать.

– Каким образом, Маркус? У нас нет фотонных торпед.

– У нас есть полный мороженых трупов модуль, – напомнил ей Маркус, – который мы все равно думали сбрасывать. Я охотно сброшу его в направлении корабля, представляющего угрозу Ковчегу.

– Я это учту, – кивнула Айви, – на случай, если кто-то начнет препираться.

В кабинет вошла Луиза, щеки ее были мокры от слез, а на лице застыло изумление.

– Луиза, – вежливо поинтересовался Маркус, – ты выяснила, что происходит в Суеверном шарике?

– Кое-кто дал волю эмоциям, – сообщила Луиза, – но это вряд ли удивительно. Ничего угрожающего не происходит. Тот, кто доложил о возможных беспорядках, несколько перебдел.

– Спасибо, что во всем разобралась.

– Однако к вопросу об излишней бдительности – ты выставил у входа в Бункер вооруженную охрану!

– Я занят, поэтому отвечу коротко, – сказал Маркус. – Мои чувства по этому поводу мало отличаются от твоих. Но я здесь не для того, чтобы выражать свои чувства, а чтобы решать определенные задачи наилучшим способом, на который способен. Я вовсе не хотел становиться царем вселенной. И тем не менее я им сейчас стал. Все, что я знаю об истории земной цивилизации, нравится мне оно или не нравится, говорит о том, что в моем положении не обойтись без сил безопасности.

На лице Луизы было написано, что у нее есть на этот счет множество разнообразных возражений. Однако она совладала с собой и лишь вздохнула:

– Поговорим об этом после.

– Хорошо.

– Тебе известно, что происходит внизу?

– Я догадываюсь. Но меня это никак не касается.

– Ясно. Однако мне кажется, что царю вселенной следует сделать по этому поводу заявление.

– Оно уже подготовлено, – ответил Маркус.

– Само собой! Однако когда ты, собственно, собираешься его сделать? Множество людей нуждаются в том, чтобы их успокоили!

– Включая тебя, Луиза? – Вопрос Маркуса был сугубо практическим, без тени издевки.

Луиза резко выпрямилась. Айви ожидала бурной реакции, но выражение лица Луизы сразу же изменилось – она поняла, что Маркус просто задал вопрос и ждет ответа. А вовсе не пытается хамить.

– Да, – ответила она наконец. – Несколько минут назад Манхэттен накрыло тридцатиметровой стеной воды. Как, вероятно, и все восточное побережье. Я слушала трансляцию из собора Святого Патрика, когда она прервалась.

Кивнув, Маркус изменил изображение на проекционном экране – теперь на нем было видео Земли. Айви поразилась, как далеко распространилось пламя всего за несколько минут. Она вытащила из кармана телефон и обнаружила на нем целую серию сообщений от Кэла, пришедших за эти минуты.

«Эй».

«Ты что, занята?»

«Похоже, тебя куда-то вызвали».

«На случай, если связи больше не будет – я тебя люблю».

«Поищу себе русалку, как ты велела, но тебя она не заменит».

«Норфолк замолчал, я сам себе командир».

«Чертова фигня, как же жарко-то!»

«Ныряем».

«Пока».

К последней эсэмэске была прикреплена фотография, снятая на камеру телефона. Айви с минуту двигала и растягивала изображение, пока не поняла, что именно перед ней. Кэл сделал фото из рубки, стоя внизу у трапа, люк над ним был распахнут. Кружок неба над люком виднелся словно через тоннель.

Небо пылало.

В руке Кэл держал кольцо, подарок Айви – простое, титановое, без украшений. Зажав кольцо между большим и указательным пальцем, он сделал снимок прямо сквозь него, концентрически совместив кольцо с пылающим небесным диском.

Кто-то назвал ее по имени. Айви подняла голову.

– Мои просто умолкли, – сказал ей Дюб.

– Прошу прощения, доктор Харрис? – переспросила Айви. Несмотря на обстоятельства, манеры, вложенные в нее Морг, взяли верх.

– Я готовил себя к последнему прощанию с Амелией и детьми, – объяснил ей Дюб. Он говорил негромко, почти без эмоций, словно пересказывая в меру забавную историю. – Но, понимаешь, в последние дня два связь становилась все хуже и хуже, и до прощания так и не дошло.

– Договорились, – объявил Маркус. – Сейчас я сделаю заявление.

ЖАРИЩА НА КАПОТЕ МОЖНО ПЕЧЬ КАРТОШКУ

ПАПА ИДИ ВНУТРЬ

Я НЕ ШУЧУ НАСЧЕТ ТЕМПЕРАТУРЫ КРАСКА ПУЗЫРИТСЯ

Я ТОЖЕ НЕ ШУЧУ ТЕБЕ ПОРА ВНУТРЬ

У МЕНЯ ТУТ ПОКРЫВАЛО ИЗ КОСМОПЛЕНКИ КОГДА ПОБЕГУ ОНО МЕНЯ ПРИКРОЕТ

БОГА РАДИ ПАПА СКОРЕЙ ХВАТАЙ СВОЕ ПОКРЫВАЛО

И КАК Я ТОГДА БУДУ БОЛТАТЬ С ТОБОЙ ДИНА

У ТЕБЯ СЕЙЧАС БЕНЗОБАК ВЗОРВЕТСЯ

ХА ХА МЫ ВСЕ СЛИЛИ ДЛЯ ГЕНЕРАТОРОВ И БЕЗ ТВОИХ СОВЕТОВ ДЕТКА

БОЖЕ ПАПА ТЕБЕ ПАЛЕЦ В РОТ НЕ КЛАДИ

Дина отстукивала сообщения, радуясь, что морзянка не подводит, даже когда в глазах темно от слез, а горло сдавливают рыдания, и тут из динамика раздался голос. Он принадлежал Маркусу.

– Говорит Маркус Лойкер.

– Будто я не знаю, – всхлипнула Дина. И тут же поняла, что Маркус говорит по общековчеговой громкой связи, которая по замыслу должна быть слышна в любом уголке «Иззи», а также во всех каплях. Систему несколько раз тестировали, прокручивая записи, но ни разу не использовали вживую. Маркус считал ее пережитком двадцатого века и активно против нее возражал: сообщения должны достигать только тех, кому предназначены, а остальным не следует отвлекаться на бестелесные голоса, орущие из динамиков.

– С настоящего момента действует конституция Облачного Ковчега.

Дина глубоко вдохнула – она понимала, что это означает. Впрочем, далее Маркус все равно все объяснил.

– Это означает, что все нации и государства Земли, а также их правительства и конституции более не существуют. Прекратили свое существование все военные и гражданские иерархии. Все данные им присяги, обязательства либо верность по отношению к ним и гражданства этих государств отныне и навсегда утрачивают силу. Вашими правами теперь являются права, предоставляемые конституцией Облачного Ковчега, и только эти права. Отныне вы обязаны подчиняться законам и обязанностям, налагаемым конституцией Облачного Ковчега. Все вы теперь граждане новой нации, единственной из существующих. И да будет ее судьба долгой.

Дина отстучала:

МАРКУС ДЕЛАЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ

ОН ТАМ ЧТО НАЧАЛЬНИК?

Морзянка Руфуса становилась все менее разборчивой. Дина вытерла слезы, выглянула в окно и увидела, что Земля окружена огненной короной. Следы метеоритов, ранее покрывавшие ее сеткой из ярких царапин, слились воедино в сплошную оболочку перегретого воздуха, которая воспламенила на поверхности Земли все, что могло гореть. Поскольку большая часть обломков падала в районе экватора, огненный пояс в этой области был ярче всего, но и к северу, и к югу от него пылали огромные пространства, пламя расширялось, уже охватывая отдаленные области Канады и Южной Америки.

Она передала:

СВЯЗЬ СЕЙЧАС ПРЕРВЕТСЯ СКАЖИ БОБУ И ЭДУ И ДЖИ ТИ И РЕКСУ ЧТО Я ИХ ВСЕХ ЛЮБЛЮ. И БЕВ

УЖЕ ГОВОРИЛ И ЕЩЕ СКАЖУ. ЧЕРТ НУ И ЖАРА

ПАПА ИДИ ВНУТРЬ

НЕ ПЕРЕЖИВАЙ Я У САМОЙ ДВЕРИ СЛЫШНО КАК ОНИ ТАМ ПОЮТ ГИМН ПРО ХЛЕБ НЕБЕСНЫЙ

ДАВАЙ ПАПА ПРИСОЕДИНЯЙСЯ К ХОРУ

ЛАДНО БОБ И ЭД ВЫШЛИ НАРУЖУ ЧТОБЫ МЕНЯ ЗАТАЩИТЬ ПОКА МОЯ РАДОСТЬ НЕ ПОДВЕДИ НАС QRT

QRT QRT QRT QRT

Она не знала точно, сколько раз это отстучала.

Позже Дина наконец сумела справиться с рыданиями, представив в подробностях, что именно произошло внизу. Ее братья, Боб и Эд, в серебристых пожарных костюмах выскочили из входа в шахту, извлекли папу из его старого пикапа, завернули в космическую пленку, чтобы он не сварился в исходящем от небес жаре, и затащили внутрь. Вход в шахту закрыла стальная плита в несколько сантиметров толщиной, и сварщики тут же принялись за работу, наваривая на нее изнутри толстые брусья, способные продержаться пять тысяч лет. Следом вступила в действие тяжелая техника, навалившая позади плиты тонны камней и гравия, укрепляя ее на тот случай, если особо мощная ударная волна попытается сорвать плиту с петель.

Дальше – тишина, прерываемая, быть может, отдаленными ударами падающих метеоритов. Все садятся за стол, возносят молитву и приступают к первой из примерно пятнадцати тысяч трапез, которые Макуори и их потомкам предстоит съесть, прежде чем они смогут восстать из могилы. Их там пятьсот человек, и у них достаточно оборудования для выращивания пищи, чтобы всех прокормить – во всяком случае, в теории. На чем конкретно основано подобное предположение, Дина толком не представляла – ей не хотелось постоянно теребить Руфуса насчет мелких подробностей его плана.

Маркус продолжал речь. Он сообщал всем то, что они и так знали – с Землей все кончено, массовая гибель человечества, в ожидании которой они провели два года, уже в прошлом. Все знали, но кто-то должен был сказать это вслух.

Маркус объявил семьсот четыре секунды молчания – по секунде на каждый день, прошедший с Ноля. Около двенадцати минут. На это время следовало остановить любую деятельность, за исключением жизненно важной. Все выжившие должны были лишь думать о погибших, вспоминать их и оплакивать. По окончании Землю, которая была и которой больше не существует, следовало оставить в прошлом и начать думать о настоящем.

Свернувшись в позу эмбриона, Дина плавала в одиночестве посреди своей мастерской и слушала непонятный скрежет и писк из динамика своего приемопередатчика. Из всех обитателей Облачного Ковчега она одна знала, что ее семья жива и, вероятно, будет жить еще довольно долго. Единственное, чего она не знала – лучше это или хуже, чем знать, что все они мертвы. Все, что она могла для них сделать, заключалось в последней радиограмме Руфуса – НЕ ПОДВЕДИ НАС. От морзянки не оставалось ни распечаток, ни цепочки мейлов на экране планшета. Она не сможет вернуться на несколько экранов назад и перечитать свой недавний радиообмен с Руфусом. Остается лишь надеяться, что она нашла правильные слова и что Руфус их не забыл и все перескажет остальным сегодня за ужином.

Потом она попыталась скорбеть обо всех, кто умер, но обнаружила, что их слишком много. С эмоциональной точки зрения это было все равно что читать о великой войне, закончившейся сотню лет назад. Возможно, Маркус этого и добивался. Пусть даже внизу еще продолжали умирать люди, следовало заставить себя думать о них, как о жертвах картофельного голода в Ирландии или о жителях Нового света, которых экспедиция Колумба заразила множеством неизвестных им болезней. Жалость, и даже ужас, были уместны. Однако требовалось эмоционально отстраниться от катастрофы. На это у них было семьсот четыре секунды.

Вместо этого Дина стала думать о том, что именно ей следует делать, чтобы не подвести Руфуса Макуори. Ответ был прост и сводился к тому, что делать следует правильные вещи, вести себя с честью и не отступать от кое-каких несложных моральных стандартов. Что-то вроде кодекса поведения для пионеров Дикого Запада. Понять подобный кодекс достаточно легко, хотя придерживаться его будет посложней. Загвоздка заключалась в том, что Руфус Макуори не был ковбоем, и уж тем более – проповедником. Он был шахтером – тем, кто роет, взрывает, строит, заключает сделки. Если он и придерживался при этом простого кодекса чести, то не ради самого кодекса, а чтобы чего-то достичь и в процессе не продать свою душу и не лишиться репутации. Кодекс был лишь инструментом, таким же, как лопата или динамит. Инструменты служили, чтобы строить, а гордость от того, что не подвел, приходила потом – когда можно было разогнуть спину, осмотреть дело рук своих и передать созданное детям. Дина могла провести всю жизнь, ни разу не нарушив данного слова, оценивая каждого по делам его и все такое. Безусловно, Руфус бы это одобрил. Однако хотел он от нее все-таки другого. Всего в нескольких словах он поручил ей взяться за дело во имя будущего.

– Ты закончила?

Дина повернула голову и увидела, что в МОРЖе плавает Айви, глядя на нее через люк.

– Слушай, прошло всего каких-то двести…

– Маркус сказал, ко мне это не относится. Он дал мне задание. И мне потребуется твоя помощь, – сказала Айви.

– Вот ведь стерва!

– Сама ты потаскуха.

– Ну что, вперед?

– Помнишь те времена, когда Интернет только появился и не у всех твоих знакомых он был? – спросила Айви. Она вела Дину через бесконечный на вид лабиринт пристыкованных модулей и хомячьих труб, направляясь куда-то на периферию «Иззи».