Давший клятву Сандерсон Брендон
— Ну, что бы ты ни делала, это явно работает. Если бы я мог запереть плохие мысли и эмоции, с охотой бы так и поступил.
Шаллан кивнула, но замолчала и противилась всем его попыткам снова втянуть ее в беседу.
100
Старый друг
Я убеждена, что Нергаул по-прежнему активен на Рошаре. Рассказы об Азарте, который алети испытывают в бою, слишком хорошо согласуются с древними записями — включая видения красного тумана и умирающих существ.
Из «Мифики» Хесси, с. 140
Далинар теперь вспомнил почти все. Хотя он еще не восстановил подробности своей встречи с Ночехранительницей, остальное было так же свежо, как рана, из которой по лицу стекают капли крови.
Оказалось, в его разуме было гораздо больше дыр, чем он мог себе представить. Ночехранительница разорвала его воспоминания, как старое одеяло, а затем сшила новое, лоскутное. Долгие годы он считал себя цельной личностью, но теперь все старые шрамы открылись, и он увидел правду.
Далинар попытался выкинуть все это из головы, объезжая Веденар, один из великих городов мира, известный своими удивительными садами и роскошью. К сожалению, город был опустошен веденской гражданской войной, а затем — приходом Бури бурь. Даже вдоль облагороженной тропы, специально подготовленной к его визиту, громоздились сожженные здания и лежали груды щебня.
Он не мог не думать о том, как поступил с Раталасом. И потому слезы Эви сопровождали его. И крики умирающих детей.
«Лицемер, — твердили они. — Убийца. Разрушитель».
Воздух пах солью и был наполнен звуками волн, разбивающихся о скалы за пределами города. Как они жили с этим постоянным грохотом? Неужели никогда не знали спокойствия? Далинар старался вежливо слушать, пока люди Таравангиана вели его через сад, полный невысоких стен, заросших лозами и кустарниками. Один из немногих сохранившихся в гражданской войне.
Веденцы любили ухоженную зелень. Они не были утонченным народом; их переполняли страсти и пороки.
Жена одного из новых веденских великих князей в итоге увлекла Навани смотреть какие-то картины. А Далинара привели к небольшой лужайке, где несколько веденских светлоглазых беседовали и пили вино. Невысокая стена на восточной стороне позволяла выращивать здесь всевозможные редкие растения, высаженные свободно, без какой-либо системы, по последней садоводческой моде. Спрены жизни прыгали между ними.
Опять светская болтовня?
— Простите, я собираюсь воспользоваться моментом, чтобы осмотреть город, — заявил Далинар, кивком указывая в сторону беседки на возвышенности.
Один из светлоглазых поднял руку:
— Я могу показать…
— Спасибо, не надо, — перебил Далинар, а затем начал подниматься на холм. Возможно, это было слишком резко. Ну, по крайней мере, соответствует его репутации. Телохранителям хватило благоразумия остаться у подножия лестницы.
Он поднялся на вершину и попытался расслабиться. Из беседки открывался красивый вид на скалы и море. К сожалению, это позволило ему увидеть весь город — и, буря свидетельница, тот не был в хорошей форме. Стены местами разбиты, дворец превратился в развалины. Огромные участки города сгорели, в том числе многие похожие на тарелки террасы, которыми веденцы так гордились.
На полях к северу от поселения виднелись черные шрамы на камнях, все еще указывая, где кучи тел были сожжены после войны. Он попытался отвернуться от всего этого и взглянуть на мирный океан. Но все равно чувствовал запах дыма. Плохо. В годы, последовавшие за смертью Эви, дым часто повергал его в уныние.
«Бури! Я сильнее этого». Он может бороться с этим. Он не тот человек, которым был много лет назад. Далинар сосредоточился на изначальной цели посещения города: осмотре боевых возможностей веденцев.
Многие из уцелевших веденских войск были размещены в буревых бункерах прямо внутри городских стен. По сообщениям, которые он слышал ранее, гражданская война повлекла за собой невероятные потери. Масштабы сбивали с толку. Многие войска сдались бы, потеряв десять процентов состава, но здесь, как сообщалось, веденцы продолжали сражаться, потеряв более половины солдат.
Возможно, их свел с ума непрестанный шум прибоя. И… что еще он слышит?
Опять призрачный плач. Ладони Тальна! Далинар глубоко вздохнул, но пахло лишь дымом.
«Почему я это помню? — сердито подумал он. — Почему воспоминания внезапно вернулись?»
К эмоциям примешивался растущий страх за Адолина и Элокара. Почему они не послали весточку? Если спаслись, отчего не улетели в безопасное место — или, по крайней мере, не нашли даль-перо? Казалось нелепым предполагать, что несколько осколочников и Сияющих попали в ловушку и не вырвались. Но если так случилось, то все могли погибнуть. И значит, это он послал их на смерть.
Под таким гнетом Далинар попытался выпрямить спину и встать по стойке «смирно». К несчастью, он слишком хорошо знал, что, если согнуть ноги в коленях и сильно выпрямиться, можно потерять сознание. Почему попытка стоять прямо делала человека гораздо более склонным к падению?
Его охранники у основания каменного холма расступились, пропуская Таравангиана в ярко-оранжевом одеянии. Старик, шаркая ногами, нес ромбовидный щит, достаточно большой, чтобы закрыть всю его левую сторону. Он поднялся в беседку и сел на одну из скамеек, задыхаясь.
— Далинар, ты хотел увидеть один из них? — спросил он через минуту, протягивая щит.
Обрадованный возможностью отвлечься, Далинар взял щит и оценил его тяжесть.
— Полуосколок? — уточнил он, заметив стальную коробочку с самосветом, прикрепленную к внутренней поверхности.
— Он самый. Грубые устройства. Есть легенды о металле, который может блокировать осколочный клинок. Металле, который падает с неба. Похожий на серебро, но легче. Я хотел бы иметь такое, но пока мы можем использовать и это.
Далинар хмыкнул.
— Ты знаешь, как делают фабриали, не так ли? — поинтересовался Таравангиан. — Знаешь о порабощенных спренах?
— Спрена нельзя поработить, он же не чулл.
В его мыслях раздался далекий рокот Буреотца.
— В этом самосвете заключен в ловушку спрен той разновидности, которая делает вещи материальными и удерживает мир от распада, — объяснил Таравангиан. — Мы заключили в этот щит то, что в иное время могло бы благословить Сияющего рыцаря.
Вот буря… Сегодня он не мог справиться с такой философской проблемой. Далинар попытался сменить тему.
— Кажется, ты чувствуешь себя лучше.
— Сегодня хороший день для меня. Я чувствую себя лучше обычного, но это может быть и опасно. В такой день я склонен думать об ошибках, которые совершил. — На лице Таравангиана появилась добрая улыбка. — Все пытаюсь убедить себя, что, по крайней мере, поступил наилучшим образом, с учетом сведений, которые у меня были.
— А вот я, к несчастью, точно не поступил наилучшим образом.
— Но ты и не мог поступить иначе. Случись такое, ты был бы другим человеком.
«Но я это исправил, — подумал Далинар. — Стер свое прошлое. И действительно стал другим человеком». Князь опустил щит на землю рядом со стариком.
— Далинар, объясни мне, — попросил Таравангиан. — Ты рассказывал о своем пренебрежении к предку, Солнцетворцу. Назвал его тираном.
«Вроде меня».
— Предположим, — продолжил Таравангиан, — ты мог бы щелкнуть пальцами и изменить историю. Ты бы сделал так, чтобы Солнцетворец прожил дольше и достиг своей цели — объединил Рошар под единым знаменем?
— То есть хотел бы я превратить его в еще большего деспота? Это означало бы, что он прорвался через весь Ариз в Ири, убивая всех на своем пути. Конечно, я бы такого не пожелал.
— Но благодаря этому ты бы сегодня руководил единым народом. Что, если устроенная им бойня позволила бы тебе спасти Рошар от нашествия Приносящих пустоту?
— Я… Ты предлагаешь мне отправить миллионы невинных людей на погребальный костер!
— Но эти люди давно мертвы, — прошептал Таравангиан. — Какое тебе дело до них? Они числа в сноске письмоводительницы. Да, Солнцетворец был монстром. Однако нынешние торговые пути между Гердазом, Йа-Кеведом и Азиром возникли благодаря его тирании. Он вернул искусство и науку в Алеткар. Взрывное развитие современной культуры алети напрямую связано с тем, что он сделал. Мораль и закон строятся на телах убитых.
— Я ничего не могу с этим поделать.
— Ну да, ну да. Конечно не можешь. — Таравангиан постучал по щиту-полуосколку. — Далинар, а ты знаешь, как мы ловим спренов для фабриалей? От даль-перьев до теплориалей все одинаково. Спрена заманивают тем, что он любит. Чтобы привлечь, ему предоставляют нечто знакомое, хорошо известное. В тот миг он и становится рабом.
«Я… я действительно не могу думать об этом прямо сейчас».
— Прошу прощения, — вдруг сказал Далинар. — Хочу узнать, как дела у Навани.
Он решительным шагом вышел из беседки, спустился по ступенькам, промчался мимо Риала и других охранников. Они двинулись следом, как листья, увлеченные сильным порывом ветра. Князь вернулся в город, но не отправился на поиски Навани, решив, что лучше навестить войска.
Далинар шел назад по улице, стараясь не обращать внимание на разруху. Но даже без нее город казался ему… странным. Архитектура сильно напоминала стиль алети, ничего похожего на изобилующий цветочными орнаментами Харбрант или Тайлен, но во многих зданиях из каждого окна свисали растения. Странно было гулять по улицам, полным людей, которые выглядели как алети, но говорили на иностранном языке.
В конце концов Далинар достиг больших буревых убежищ прямо внутри городских стен. Солдаты установили палаточные лагеря рядом с ними, временные бивуаки, которые они могли перед бурей разобрать и унести в один из похожих на буханки бункеров. Среди военных Далинар успокаивался. Это было ему знакомо; это был мир воинов, которые занимались своим делом.
Офицеры приветствовали его, и генералы устроили экскурсии по бункерам. Они были впечатлены знанием их языка — Далинар выучил его в начале своего визита в город, воспользовавшись даром узокователя.
Все, что Далинар делал, — это кивал и задавал случайные вопросы, но каким-то образом чувствовал, что приближается к какой-то цели. В конце он вошел в открытую палатку возле городских ворот, где встретился с группой раненых солдат. Каждый из них выжил, когда пал весь его взвод. Герои, но не обычного типа. Лишь солдат мог понять героизм, который требуется для того, чтобы просто продолжать жить, когда все твои друзья погибли.
Последним в очереди был пожилой ветеран, который носил чистую форму и нашивку несуществующего взвода. Его правая рука отсутствовала, рукав куртки был завязан, и к Далинару его подвел молоденький солдат.
— Посмотри, Гевед, сам Черный Шип! Разве ты не говорил, что хочешь с ним познакомиться?
У ветерана был такой взгляд, словно он видел Далинара насквозь.
— Светлорд, — поприветствовал он и отдал честь. — Я сражался с вашей армией у Скользкого Камня. Второй пехотный светлорда Наланара. Сэр, прекрасная была битва, шквал ее забери.
— Действительно, — согласился Далинар, салютуя в ответ. — Сдается мне, ваше войско прижало нас в трех разных местах.
— Светлорд, славные были времена. Славные времена. До того как все пошло кувырком…
Глаза ветерана затуманились.
— Как все было? — тихо спросил Далинар. — Гражданская война и битва здесь, в Веденаре?
— Сэр, это был кошмар.
— Гевед, — вмешался юноша. — Пойдем. У них есть еда…
— Разве ты его не слышал? — огрызнулся Гевед и выдернул руку из хватки парнишки. — Он задал вопрос. Все так и пляшут вокруг меня, делая вид, что ничего не было. Буря свидетельница, сэр, гражданская война была кошмаром.
— Вы сражались с другими веденскими семьями.
— Дело не в этом. Буря! Сэр, мы скандалим не меньше вашего! Извините, но я никогда не чувствовал себя плохо из-за того, что сражался с соплеменниками. Это угодно Всемогущему, верно? Но та битва… — Он вздрогнул. — Светлорд, никто не хотел остановиться. Даже когда это надо было сделать. Продолжали сражаться. Убивали, потому что им хотелось убивать.
— Это было как огонь внутри, — добавил другой раненый, сидевший за столом с едой. У него была повязка на глазу, и выглядел он так, словно не брился с той самой битвы. — Вам это знакомо, светлорд, не так ли? Кровь рекой притекает к голове, и каждый взмах оружием пробуждает любовь. И как бы ты ни выдохся, остановиться невозможно.
Азарт.
Он пробудился в Далинаре. Такой знакомый, такой теплый и такой жуткий. Князь почувствовал, как он шевелится, словно… словно любимая рубигончая, которая с удивлением услышала голос хозяина после очень долгого перерыва.
Далинар не ощущал Азарт целую вечность. Даже на Расколотых равнинах, когда это случилось в последний раз, тот как будто ослабевал. Внезапно все обрело смысл. Дело не в том, что он научился преодолевать Азарт. На самом деле тот его направлял.
Прямо сюда.
— Другие тоже это чувствовали? — спросил Далинар.
— Мы все чувствовали, — признался один из мужчин, и Гевед кивнул. — Офицеры… они разъезжали, оскалив зубы в застывшей ухмылке. Люди убеждали друг друга продолжать бой, не останавливаться.
«Главное — не останавливаться».
Другие согласились и заговорили о примечательной дымке, которой был затянут тот день.
Чувство покоя, которое он испытал во время инспекции, исчезло. Далинар извинился и поспешил прочь. Охранникам пришлось бежать, чтобы успеть за ним, ведь он ускорил шаг, особенно когда прибывший посланник позвал его и сообщил, что князю пора вернуться в сады.
Он был не готов. Далинар не хотел встречаться с Таравангианом, Навани и в особенности с Ренарином. Вместо этого он поднялся на городскую стену. Чтобы осмотреть… осмотреть укрепления. Ведь он ради этого сюда и прибыл.
Сверху Черный Шип опять увидел большие участки города, сожженные и разрушенные во время войны.
Азарт взывал к нему, далекий и слабый. Нет. Нет! Далинар прошагал по стене, минуя солдат. Справа от него волны разбивались о камни. На отмелях скользили тени, животные, в два-три раза больше чуллов, их панцири выглядывали из глубин между волнами.
Далинар осознал, что за всю жизнь бывал четырьмя разными людьми. Кровожадным воином, который убивал всех на своем пути, а последствия пусть идут в Преисподнюю.
Генералом, который изображал безупречную вежливость, в то время как на самом деле жаждал вернуться на поле боя, чтобы пролить больше крови.
Сломленным человеком, расплачивающимся за то, что сделал в юности.
И наконец, четвертый, самый фальшивый из всех. Тот, кто избавился от своих воспоминаний, чтобы притвориться кем-то лучшим, чем был на самом деле.
Далинар остановился, положив одну руку на камни. Его охранники собрались позади. Солдат-веденец подошел с другой стороны стены, гневно крича:
— Кто ты? Что ты здесь делаешь?
Далинар зажмурился.
— Ты! Алети. Отвечай! Кто позволил тебе подняться на эти укрепления?
Азарт всколыхнулся, и зверь внутри его захотел наброситься. Драка. Ему нужна была драка!
Нет. Он снова бежал, спеша вниз по тесной, узкой каменной лестнице. Его дыхание эхом отражалось от стен, и на последнем пролете он споткнулся и чуть не упал.
Далинар вырвался на улицу, вспотев и испугав группу женщин, несущих воду. Охранники вывалились следом.
— Сэр? — спросил Риал. — Сэр, вы… С вами всё…
Далинар втянул буресвет, надеясь отогнать Азарт. Не помогло. Казалось, тот лишь усилился, вынуждая его действовать.
— Сэр? — снова окликнул Риал, протягивая флягу, из которой пахнуло чем-то крепким. — Знаю, вы сказали, я не должен носить это с собой, но я вас не послушал. И… мне кажется, вам это может пригодиться.
Далинар уставился на флягу. Резкий запах поднялся, окутал его. Если выпить, он забудет о шепотах. Забудет о сгоревшем городе, о том, что сделал с Раталасом. И с Эви.
Так легко…
«Кровь моих отцов. Пожалуйста. Нет!»
Он отвернулся от Риала. Ему нужен отдых. Вот и все, просто отдых. Князь пытался держать голову выше и не спешить, пока возвращался к Клятвенным вратам.
Азарт накинулся на него со спины.
Если ты снова станешь тем, первым человеком, боль утихнет. В молодости ты делал то, что нужно. И тогда ты был сильнее.
Он зарычал, закружился и отшвырнул плащ в сторону, ища голос, который произнес эти слова. Его охранники попятились, крепко сжимая копья. Застигнутые врасплох жители Веденара поспешили прочь от Далинара.
Это и есть лидерство? Плакать каждую ночь? Дрожать и трепетать? Это действия ребенка, а не мужчины!
— Оставь меня в покое!
Дай мне свою боль!
Далинар посмотрел в небо и испустил хриплый вопль. Он побежал по улицам, больше не заботясь о том, что подумают люди. Ему надо убраться подальше от этого города.
Вот. Ступеньки к Клятвенным вратам. Жители города когда-то разбили на платформе сад, но теперь ее расчистили. Забыв про длинную рампу, Далинар поднялся по лестнице, переступая через ступеньки, черпая выносливость в буресвете.
Наверху он обнаружил группу охранников в холиновском синем, которые стояли с Навани и несколькими письмоводительницами. Она тут же подошла к нему.
— Далинар, я пыталась заставить его уйти, но он настойчив. Я не знаю, чего он хочет.
— Он? — переспросил Далинар, тяжело дыша после того, как почти бежал.
Навани жестом указала на письмоводительниц. Далинар впервые заметил среди них ревнителей с короткой бородой. Но что это за голубые одежды? Кто они такие?
«Преподобные, — понял он. — Из Святого анклава в Валате». Формально Далинар сам возглавлял воринскую религию, но на практике церковной доктриной руководили преподобные. Они несли посохи, изукрашенные самосветами — более богато, чем он ожидал. Разве от большей части этой роскоши не избавились после падения Иерократии?
— Далинар Холин! — провозгласил один из них, выступая вперед. Он был молод для главы ревнительства — может, сорок с небольшим. В его короткой бороде виднелось несколько седых прядей.
— Это я, — ответил Далинар, стряхивая руку Навани со своего плеча. — Если ты хочешь говорить со мной, нам следует перейти в более уединенное место и…
— Далинар Холин, — заговорил ревнитель, повысив голос. — Совет преподобных объявляет тебя еретиком. Мы не можем мириться с твоими утверждениями, что Всемогущий — не Бог. Настоящим отлучаем тебя от церкви и провозглашаем анафему.
— Вы не имеете права…
— Мы имеем полное право! Ревнители должны следить за тем, чтобы светлоглазые хорошо управляли подданными. Это по-прежнему наш долг, как о нем говорится в Заветах Теократии, засвидетельствованных веками! Ты действительно думал, что мы будем игнорировать то, что ты проповедуешь?
Далинар стиснул зубы, когда глупый ревнитель начал перечислять его еретические поступки один за другим, требуя, чтобы он их отрицал. Преподобный шагнул вперед, достаточно близко, чтобы Далинар почувствовал запах изо рта.
Азарт всколыхнулся, предчувствуя драку. Предчувствуя кровь.
«Я убью его, — понял Далинар. — Надо уйти, иначе я действительно убью этого человека». Это было ясно, как день.
И он сбежал.
Он бросился в контрольное здание Клятвенных врат, охваченный неистовым желанием скрыться. Кинулся к замку и только потом вспомнил, что у него нет осколочного клинка, который мог бы управлять этим устройством.
Далинар, — пророкотал Буреотец. — Что-то не так. Я этого не вижу, оно скрыто от меня. Что ты чувствуешь?
— Я должен уйти.
Я не стану для тебя мечом. Мы говорили об этом.
Далинар зарычал. Он чувствовал то, к чему мог прикоснуться, что-то за пределами мест. Сила, которая связывала миры вместе. Его силу.
Подожди, — взмолился Буреотец. — Это неправильно!
Далинар проигнорировал его и потянулся к силе. Что-то ярко-белое проявилось в его руке, и он воткнул это в замочную скважину.
Буреотец издал стон, похожий на гром.
Тем не менее сила заставила Клятвенные врата работать. Пока охранники снаружи звали его по имени, Далинар повернул циферблат, настроив перенос только маленького здания, а не всей платформы, и толкнул рукоять меча вдоль наружной стены комнаты, используя силу.
Вокруг конструкции вспыхнуло кольцо света, а через дверные проемы полился холодный ветер. Далинар, шатаясь, вывалился на платформу перед Уритиру. Буреотец отстранился от него, не разрушив связь, но лишив своей милости.
На освободившееся место хлынул Азарт. Даже на таком расстоянии. Бури! Он не смог избавиться от него.
Далинар, ты не можешь убежать от себя, — произнес голос Эви в его голове. — Вот кто ты такой. Прими это.
Он не мог убежать. Бури… он не мог убежать.
«Кровь моих отцов! Прошу. Умоляю, помоги мне!»
Но… кому он молился?
Он сошел с платформы нетвердым шагом, словно одурманенный, не обращая внимания на вопросы солдат и письмоводительниц, добрался до своей комнаты, все сильнее чувствуя отчаяние оттого, что не выходит отыскать способ — какой угодно! — спрятаться от осуждающего голоса мертвой жены.
В своей комнате Черный Шип снял с полки книгу, переплетенную в свиную кожу, с плотной бумагой. Он держал «Путь королей», как если бы это был талисман, способный отогнать боль.
Не помогло. Когда-то эта книга спасла его, но теперь она оказалась бесполезной. Он даже не мог прочитать, что в ней написано!
Отшвырнув книгу, Далинар кинулся прочь из комнаты. Сам не понимая, что делает, ринулся в покои Адолина и все там перевернул. Так или иначе, нашел то, на что надеялся: бутылку вина, припасенную для особого случая. Фиолетового, очень крепкого.
Путь третьего человека, которым он был. Стыд, разочарование и дни, проведенные в тумане. Страшное время. Время, когда Далинар поступился частью души, чтобы забыть.
Но буря свидетельница, либо так, либо начать убивать снова. Он поднес бутылку к губам.
101
Мертвые глаза
Милач очень похож на Нергаула, хотя вместо того, чтобы внушать боевую ярость, он, предположительно, насылает видения о будущем. В этом предания и богословие совпадают. Видение будущего берет свое начало от Несотворенных, то есть исходит от врага.
Из «Мифики» Хесси, с. 143
Адолин одернул куртку. Капитан Ико одолжил ему каюту на пару часов.
Куртка оказалась слишком короткой, хотя была самой большой из всех, что нашлись у спрена. Адолин отрезал брюки прямо под коленями, затем заправил штанины в свои длинные носки и высокие сапоги. Он закатал рукава, чтобы соответствовали задуманному образу, и вышло нечто в старом тайленском стиле. Только куртка выглядела мешковатой.
«Оставлю расстегнутой, — решил он. — И это подчеркнет, что рукава закатаны намеренно». Адолин заправил рубашку в штаны, туго затянул пояс. С этим вроде все? Принц изучил свое отражение в капитанском зеркале. Нужен жилет. Его, к счастью, соорудить нетрудно. Ико предоставил бордовое пальто, которое было ему мало. Молодой человек отрезал воротник и рукава, подшил шероховатые края, а потом разрезал спинку.
Он как раз заканчивал прилаживать шнуровку на спине, когда вернулся Ико. Адолин застегнул импровизированный жилет, накинул куртку и продемонстрировал результат своего труда, уперев руки в бока.
— Мило, — похвалил Ико. — Выглядишь как спрен чести, собравшийся на Праздник Света.
— Спасибо, — отозвался Адолин, изучая себя в маленьком зеркале. — Пиджак должен быть длиннее, но я не доверяю своему портновскому мастерству настолько, чтобы выпустить кромку.
Ико изучил его бронзовыми глазами с отверстиями вместо зрачков — такое Адолин видел у некоторых статуй. Даже волосы спрена выглядели «скульптурными», неподвижными. Спрен казался ожившим изваянием древнего духозаклятого короля.
— Ты был правителем у своего народа, не так ли? — спросил Ико. — Почему ты ушел? Из людей к нам попадают беженцы, торговцы или исследователи. Не короли.
Король… А станет ли Адолин королем? Ведь отец может передумать с отречением теперь, когда Элокар мертв.
— Не хочешь отвечать? Ну ладно. Но ты точно вел людей. Я вижу это в тебе. Высокий статус имеет важное значение для человека.
— Может быть, чересчур важное, а? — Адолин поправил шейный платок, который соорудил из носового.
— Это правда, — согласился Ико. — Вы все люди — а это значит, никому из вас, независимо от статуса при рождении, нельзя доверять с клятвами. Контракт на поездку — это нормально. Но люди предадут доверие, если оно будет им оказано. — Спрен нахмурился, а затем как будто смутился и отвел взгляд. — Это было грубо.
— Грубость не обязательно подразумевает неправду.
— Как бы там ни было, я не хотел оскорбить. Тебя нельзя винить. Предательство клятв — часть человеческой природы, только и всего.
— Ты не знаешь моего отца, — возразил Адолин. Тем не менее от беседы ему сделалось не по себе. Не от слов Ико — спрены часто говорили странные вещи, и Адолин не обижался.
Но он почувствовал растущую тревогу из-за возможной перспективы занять трон. Он с юных лет знал, что это может случиться, и отчаянно надеялся, что все обойдется. В спокойные минуты Адолин полагал, что колебания связаны с тем, что король не может заниматься вещами вроде дуэлей и… ну… наслаждаться жизнью.
Но что, если причина глубже? Что, если он всегда знал о собственном непостоянстве, скрывающемся где-то внутри? Адолин не мог больше притворяться тем человеком, каким его хотел видеть отец.
Что ж, вопрос в любом случае не актуален — Алеткар пал. Адолин покинул капитанскую каюту вместе с Ико и вернулся на палубу к Шаллан, Каладину и Азур — они стояли у фальшборта справа. Все были в рубашках, брюках и куртках, которые купили у странников за тусклые сферы. Тусклые самосветы стоили несравнимо меньше заряженных здесь, но торговля с их помощью велась активно — кое-какую ценность они имели.
Каладин разинул рот при виде Адолина; осмотрел его сапоги, потом шейный платок и наконец сосредоточился на жилете. Стоило потрудиться хотя бы ради его озадаченной физиономии.
— Как?! — воскликнул Каладин. — Ты что, сшил это все?!
Адолин ухмыльнулся. Каладин в новом наряде выглядел так, словно напялил свой детский костюмчик; куртку на его широкой груди ни за что не застегнуть. Шаллан рубашка и куртка были по размеру, но вот фасон не красил ее. Азур без броской кирасы и плаща выглядела куда более… нормальной.
— Я почти готова убить за юбку, — заметила Шаллан.
— Да ты шутишь! — изумилась Азур.
— Нет. Я устала оттого, как трут брюки. Адолин, а ты не сошьешь мне платье? Может, сшить штанины этих брюк вместе?
Молодой человек потер подбородок, на котором уже начала прорастать светлая щетина.
— Это не так просто — я же не могу наколдовать больше ткани из пустоты. Это…
Он осекся, когда у них над головой облака внезапно зарябили и приобрели странную перламутрово-радужную окраску. Еще одна Великая буря, вторая после их прибытия в Шейдсмар. Вся компания замерла и уставилась на драматичное световое представление. Неподалеку странники как-то вдруг приосанились и взялись за свои обязанности энергичнее.
— Видите, — пробормотала Азур. — Я же говорила. Они каким-то образом ею питаются.
Шаллан прищурилась, схватила альбом и решительно направилась к спренам, чтобы их расспросить. Каладин поплелся на нос, к Сил, которая полюбила стоять там. Адолин часто замечал, как она с тревогой смотрит на юг, словно желая, чтобы корабль двигался быстрее.
Он задержался у борта, наблюдая за тем, как внизу с грохотом укатываются прочь бусины. Подняв глаза, Адолин увидел, что его изучает Азур.
— Ты действительно все это сшил? — спросила она.
— Шить толком не пришлось, — признался Адолин. — Платок и куртка прячут большую часть повреждений, которые я нанес жилету; раньше он был курткой меньшего размера.
— Все же необычный навык для королевской особы.
— И сколько королевских особ ты знала?
— Больше, чем некоторые могут предположить.
Адолин кивнул:
— Ясно. Ты такая таинственная нарочно или это как бы само собой получается?
Азур прислонилась к фальшборту, и бриз всколыхнул ее короткие волосы. Она выглядела моложе без кирасы и плаща. Может, ей лет тридцать пять.
— И то и другое понемногу. Когда я была юной, то обнаружила, что излишняя откровенность с незнакомцами… заканчивается плохо. Но, отвечая на твой вопрос, я действительно знавала королевских особ. Включая одну женщину, которая все бросила. Трон, семью, обязанности…
— Она отказалась от своего долга? — Это было практически невообразимо.
— Она решила, лучше пусть трон займет тот, кому нравится на нем сидеть.
— Долг — это не то, что нравится. Долг — это то, что от тебя требуется, ради служения высшему благу. Нельзя просто взять и отказаться от ответственности, потому что тебе так захотелось.
Азур покосилась на Адолина, и он покраснел.
— Прости, — буркнул он и отвернулся. — Отец и дядя, возможно, вложили в меня… излишний пыл в этом отношении.
— Все в порядке. Может быть, ты прав, и часть меня это знает. Я вечно оказываюсь в таких ситуациях, как в Холинаре, со Стенной стражей. Слишком увлекаюсь… а потом всех бросаю…
— Ты не бросила Стенную стражу! — возразил Адолин. — Ты не могла предсказать, что случится.
— Возможно. Я не в силах отделаться от мысли, что это всего лишь часть длинной вереницы обязанностей, от которых отказалась, и нош, которые сбросила с плеч, быть может, с катастрофическим результатом. — Почему-то, говоря эти слова, она положила ладонь на эфес осколочного клинка. Потом посмотрела на Адолина. — Но среди всего, что я избежала, не жалею лишь о том, что позволила кому-то другому править. Иногда лучший способ выполнить свой долг — позволить кому-то другому, несравнимо более одаренному, исполнить его.
Такая… чужеродная идея. Иногда можно взять на себя чужой долг, но отказаться от собственного? Просто… отдать его кому-то другому?
Он задумался об этом. Кивнул Азур — та извинилась и отправилась поискать что-нибудь выпить. Адолин все еще стоял на прежнем месте, когда Шаллан вернулась, опросив — или допросив — странников. Она взяла его за руку, и вдвоем они некоторое время наблюдали за мерцающими облаками.
— Я выгляжу ужасно, верно? — наконец спросила она, легонько ткнув его в бок. — Без макияжа, с немытыми много дней волосами, а теперь еще и в наряде какого-то коренастого трудяги.
— Я уверен, ты не способна выглядеть ужасно, — сказал он, притягивая ее ближе. — Облакам, при всем их разноцветье, с тобой не сравниться.