Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 Ротфусс Патрик

Глава 22

Плюха

До сих пор в этой четверти на симпатии для продолжающих Элкса Дал давал нам исключительно теорию. Сколько света можно извлечь из десяти таумов теплоты, если использовать железо? А если базальт? А человеческое тело? Мы заучивали наизусть таблицы цифр и учились рассчитывать экспоненты, вращательный момент и убывание смешения.

Короче говоря, скука смертная.

Не поймите меня неправильно. Я знал, что это чрезвычайно важные сведения. Те связывания, что мы демонстрировали Денне, были очень просты. Но когда ситуация усложняется, опытному симпатисту приходится делать довольно хитроумные расчеты.

С точки зрения энергозатрат нет большой разницы между тем, зажжешь ты свечу или растопишь ее, превратив в лужицу воска. Вся разница в фокусе и контроле. Когда свечка стоит напротив, все просто. Ты сосредоточиваешься на фитиле и направляешь на него теплоту, пока не появится огонек. Но если свечка в четверти мили от тебя или в соседней комнате, поддерживать фокус и контроль становится на порядок сложнее.

Между тем опрометчивого симпатиста подстерегают куда более неприятные вещи, чем растаявшая свечка. Тогда, в «Эолиане», Денна задала чрезвычайно важный вопрос: куда же девается лишняя энергия?

Как и объяснял тогда Вил, часть ее рассеивается в воздухе, часть поглощается связанными между собой предметами, а остальное уходит в тело симпатиста. Официально это именуется «тауматическое переполнение», но даже сам Элкса Дал чаще всего называл это просто «плюхой».

Не проходило и года, чтобы какой-нибудь небрежный симпатист с сильным аларом не вогнал в плохую связь достаточно много тепла, чтобы у него подскочила температура и началась горячка. Дал рассказывал нам об из ряда вон выходящем случае, когда один студент ухитрился испечь себя заживо.

Я упомянул об этом при Манете на следующий день после того, как Дал поделился страшной историей с нашей группой. Я рассчитывал вместе похихикать над этой байкой, но оказалось, что Манет сам уже учился в университете, когда это произошло.

– Жареной свининой воняло, – угрюмо сказал Манет. – Просто ужас! Все его, конечно, жалели, но сколько можно жалеть недоумка? Небольшая плюха всякому может прилететь, на такое никто особо и внимания не обращает, но он же небось ухитрился в течение пары секунд вогнать в связь не меньше двухсот тысяч таумов!

Манет покачал головой, не отрывая взгляда от полоски жести, на которой он выгравировывал руны.

– Целое крыло главного здания провоняло. Туда год потом никто зайти не мог.

Я только и мог, что молча пялиться на него.

– Но термическая плюха – вещь довольно обыденная, – продолжал Манет. – А вот кинетическая…

Он многозначительно вскинул брови.

– Лет двадцать назад какой-то придурочный эль-те по пьяни взялся на спор закинуть на крышу Зала магистров тачку с навозом. Так ему руку оторвало по самое плечо.

И Манет еще ниже склонился над столом, выводя особенно замысловатую руну.

– Все-таки нужно быть уникальным идиотом, чтобы выкинуть нечто подобное!

На следующий день я особенно внимательно слушал все, что говорил Дал.

Дрючил он нас беспощадно – расчеты энтаупии, графики, демонстрирующие расстояние затухания, уравнения, описывающие энтропические кривые, которые хороший симпатист должен понимать практически на инстинктивном уровне.

Однако Дал был не дурак. Поэтому, прежде чем мы окончательно заскучали и сделались рассеянны, он превратил все это в состязание.

Он заставлял нас вытягивать теплоту из самых неожиданных источников: из каленого железа, из кусков льда, из собственной крови. Зажечь свечу через три комнаты – это были еще цветочки. Вот зажечь одну из дюжины одинаковых свечей – это будет посложней. Ну, а зажечь свечу, которую ты никогда не видел, в неизвестном тебе помещении… это было все равно что жонглировать в темноте.

Он устраивал состязания на точность. На тонкость. На фокус и контроль. Два оборота спустя я считался самым сильным в своей группе из двадцати трех ре-ларов. Фентон дышал мне в затылок.

На мою беду, как раз на следующий день после моего визита к Амброзу у нас на симпатии для продолжающих начались дуэли. Дуэли требовали той же ловкости и сосредоточенности, что и предыдущие состязания, да еще вдобавок приходилось иметь дело с другим студентом, активно противостоящим твоему алару.

Так что я, несмотря на то что только что побывал в медике, сумел проплавить дыру в куске льда за несколько комнат оттуда. Несмотря на то что недосыпал две ночи подряд, поднял температуру пинты ртути ровно на десять градусов. Несмотря на пульсирующую боль от ушибов и зудящий локоть, разорвал пополам короля пик, оставив прочие карты в колоде нетронутыми.

И все это я проделал менее чем за две минуты, несмотря на то что Фентон пытался мне противостоять всем своим аларом. Да, меня недаром звали Квоутом Мистическим! Мой алар был прочен, как клинок рамстонской стали.

– Довольно впечатляюще, – сказал мне Дал после занятия. – Я уже много лет не видел, чтобы кто-то из студентов так долго оставался непобежденным. Кто же теперь захочет биться об заклад против вас?

Я покачал головой:

– А-а, этот источник доходов давно уже иссяк!

– Цена славы! – усмехнулся Дал, потом сделался более серьезен. – Я хотел вас предупредить, прежде чем объявлю это всей группе. В следующий оборот я, пожалуй, начну выставлять студентов против вас парами.

– Это что же, мне придется противостоять Фентону и Брею одновременно? – спросил я.

Дал покачал головой:

– Начнем с двух наиболее слабых дуэлистов. Это будет хорошая подготовка к групповым упражнениям, которыми мы займемся ближе к концу четверти.

Он улыбнулся.

– А вам это поможет не зазнаваться!

Дал пристально взглянул на меня, и улыбка сбежала с его лица.

– Вы в порядке?

– Ну да, просто простыл… – не очень убедительно соврал я, стуча зубами. – Можно я подойду поближе к жаровне?

Я подошел к ней так, что едва не касался раскаленного металла, и принялся греть руки над чашей с тлеющими углями. Вскоре озноб прошел, и я обнаружил, что Дал с любопытством наблюдает за мной.

– Я сегодня побывал в медике, у меня небольшой тепловой удар был, – сознался я. – Так что мое тело все никак не может прийти в себя. Теперь уже все в порядке.

Элкса Дал нахмурился.

– Если вы себя плохо чувствуете, вам не стоит посещать занятия, – сказал он. – И уж тем более участвовать в дуэлях! Подобная симпатия является тяжким испытанием и для тела, и для разума. Не следует усугублять это еще и болезнью.

– Да я нормально себя чувствовал, когда шел на занятия! – соврал я. – Просто мое тело напоминает мне, что недурно бы выспаться.

– Ну так смотрите, не забудьте выспаться! – сурово сказал Дал и тоже протянул руки к огню. – Если вы сейчас загоняете себя, вам придется за это расплачиваться позднее. Вы и так в последнее время выглядите каким-то растерзанным. Хотя нет, «растерзанным» – не самое подходящее слово…

– Утомленным? – предположил я.

– Да-да. Утомленным…

Он задумчиво смотрел на меня, поглаживая бороду.

– У вас дар подбирать нужные слова. Я думаю, это одна из причин, по которым вы в конце концов сделались учеником Элодина.

На это я промолчал. Должно быть, промолчал я достаточно громко, потому что Дал взглянул на меня с любопытством.

– Кстати, как продвигаются ваши занятия у Элодина? – небрежно поинтересовался он.

– Да ничего, – уклончиво ответил я.

Дал по-прежнему смотрел на меня.

– Не так хорошо, как я надеялся, – честно признался я. – Обучение у магистра Элодина выглядит совсем не так, как я ожидал.

Дал кивнул:

– Да, с ним бывает сложно.

– Магистр Дал, – спросил я неожиданно для самого себя, – а вы знаете какие-нибудь имена?

Он торжественно кивнул.

– А какие? – немедленно поинтересовался я.

Он слегка напрягся, но тут же расслабился и принялся водить руками над огнем.

– Вообще-то спрашивать о таких вещах не очень-то вежливо, – мягко упрекнул он. – Ну, не то чтобы это было невежливо, просто о таких вещах не спрашивают. Это все равно что спросить у человека, как часто он занимается любовью со своей женой.

– Извините…

– Да нет, ничего, – сказал он. – Вы об этом знать и не могли. Я так думаю, это просто пережиток былых времен. Когда нам приходилось куда больше опасаться своих собратьев-арканистов. Если знаешь, какими именами владеет твой враг, ты можешь угадать его сильные стороны и его слабости.

Мы оба помолчали, греясь возле жаровни.

– Огонь, – сказал он после долгой паузы. – Я знаю имя огня. И еще одно.

– Всего два? – выпалил я, не подумав.

– Ну, а вы сколько знаете? – отпарировал он с мягкой насмешкой. – Да, всего два. Однако в наше время целых два имени – это очень много. Элодин говорит, будто в былые времена все было иначе.

– А Элодин их сколько знает?

– Ну, даже если бы я это и знал, с моей стороны было бы дурным тоном сообщать это вам, – ответил Дал с легким намеком на неодобрение. – Могу сказать одно: он знает их довольно много.

– А вы могли бы мне показать, как действует имя огня? – попросил я. – Если это, конечно, не считается неприличным…

Дал немного поколебался, потом улыбнулся. Он устремил пристальный взгляд на стоящую перед нами жаровню, зажмурился и указал на незажженную жаровню в другом углу комнаты.

– Огонь! – Это слово прозвучало как приказ, и над дальней жаровней взметнулся столб пламени.

– Огонь? – озадаченно переспросил я. – Просто «огонь», и все? Это и есть имя огня?

Элкса Дал улыбнулся и покачал головой:

– На самом деле я сказал не это. Просто какая-то часть вашего разума заменила его знакомым словом.

– Мой спящий разум как бы перевел его?

– Спящий разум? – удивился Дал.

– Так Элодин называет ту часть нас, которая знает имена, – объяснил я.

Дал пожал плечами и огладил свою черную бородку.

– Называйте это как хотите. Но то, что вы вообще что-то услышали, наверное, хороший знак.

– Временами я вообще не понимаю, зачем я связался с этим именованием! – пробурчал я. – Жаровню можно было бы разжечь и с помощью симпатии.

– Но не так, как это сделал я, – возразил Дал. – Без связи, без связывания, без источника энергии…

– И все равно, не вижу в этом особого смысла, – продолжал я. – Вот у вас на занятиях я каждый день чему-нибудь да учусь. Чему-нибудь полезному. А за все время, что я посвятил именованию, я не узнал ровным счетом ничего! Вот знаете, о чем рассказывал Элодин на вчерашнем занятии?

Элкса Дал покачал головой.

– О том, какая разница между голым и обнаженным! – выпалил я. Дал расхохотался. – Нет, серьезно! Я боролся за то, чтобы попасть в число его учеников, но теперь я только и делаю, что думаю о том, сколько времени я трачу на эти занятия – времени, которое я мог бы посвятить куда более практичным вещам!

– Да, – согласился Дал, – есть много куда более практичных вещей, чем имена. Но взгляните!

Он снова обернулся к стоящей перед нами жаровне, потом его взгляд устремился куда-то вдаль. Он снова произнес что-то, на этот раз шепотом, и медленно опустил руку, так что она оказалась в нескольких дюймах от раскаленных углей.

А потом с сосредоточенным выражением Дал погрузил руку в саму жаровню, зачерпнув оранжево-красные уголья, словно то были не более чем простые камушки.

Я поймал себя на том, что затаил дыхание, и осторожно выдохнул, опасаясь нарушить его концентрацию.

– Но как?!

– Это имена, – твердо ответил Дал и вынул руку из огня. Рука была измазана белой золой, но при этом цела и невредима. – Имена отображают истинное понимание сути предмета, а когда ты постигаешь суть, ты обретаешь власть над тем, что постиг.

– Но огонь же не предмет! – возразил я. – Это просто химическая реакция с выделением избыточного тепла. Это же…

Я запнулся и умолк.

Элкса Дал вздохнул, и мне показалось, будто он вот-вот все объяснит. Но вместо этого он только рассмеялся и беспомощно пожал плечами.

– Ну не могу я этого объяснить, мозгов не хватит. Спросите у Элодина. Это он утверждает, будто понимает такие вещи. А я так, я просто тут работаю.

После занятий у Дала я отправился за реку, в Имре. В трактире, где остановилась Денна, я ее не нашел, а потому побрел в «Эолиан», хотя и знал, что ее там быть не может, потому что еще рано.

В зале было не больше десятка человек, однако у дальнего конца стойки я увидел знакомое лицо. Граф Трепе беседовал со Станхионом. Он помахал мне, и я подошел к ним.

– Квоут, мальчик мой! – восторженно воскликнул Трепе. – Тыщу лет тебя не видел!

– Ну, у нас, на том берегу, был жуткий кавардак, – ответил я, ставя на пол футляр с лютней.

Станхион смерил меня взглядом.

– По тебе заметно, – откровенно сказал он. – Бледный ты какой-то. Тебе надо побольше мяса кушать. Или высыпаться получше.

Он указал на ближайший табурет.

– А пока присаживайся, налью тебе кружечку метеглина.

– Буду очень признателен! – сказал я, забираясь на табурет. Очень было приятно присесть – ноги все еще сильно болели.

– Если тебе надо отъесться и отоспаться, – вкрадчиво предложил Трепе, – приезжай ко мне в поместье на ужин! Обещаю великолепную трапезу и такую скучную беседу, что ты можешь спокойно проспать ее с начала до конца, и ничего при этом не потеряешь!

Он умоляюще взглянул на меня.

– Ну же, Квоут! Как еще тебя уговаривать? Народу будет немного, никак не больше десяти человек. Я так давно мечтаю представить тебя своим гостям!

Я взял кружку с метеглином и посмотрел на Трепе. Его бархатная куртка была ярко-синей, и замшевые сапожки были выкрашены в тот же цвет. Я никак не мог явиться к нему на званый ужин в поношенной дорожной одежде, а другой у меня не было.

Трепе был совершенно не склонен кичиться роскошью и богатством, и все-таки он был аристократ до мозга костей. Ему, вероятно, в голову не приходило, что у меня просто нет приличной одежды. И я его в этом не винил. Большинство студентов в университете были более или менее богатыми людьми. Как бы они иначе оплачивали обучение?

Правду сказать, я бы очень даже не отказался от вкусного ужина и возможности завязать знакомство с местной знатью. Поболтать за бокалом вина, хотя бы отчасти исправить урон, который нанес моей репутации Амброз, может быть, привлечь внимание потенциального покровителя…

Но, увы, плата за вход была мне не по карману. Более или менее приличный костюм обошелся бы мне по меньшей мере в полтора таланта, даже если купить его у старьевщика. Провожают, конечно, по уму, а не по одежке, но чтобы тебя встретили как следует, одежка должна быть достойной.

Станхион, сидевший за спиной у Трепе, энергично закивал – соглашайся, мол!

– Я бы с удовольствием поужинал у вас, – сказал я Трепе. – И когда-нибудь непременно приму ваше приглашение, честное слово. Дайте вот только с университетскими делами разберусь малость.

– Великолепно! – просиял Трепе. – Что ж, ловлю тебя на слове. И чур, не увиливать! Я отыщу тебе покровителя, мальчик мой. Хорошего покровителя. Клянусь честью!

Станхион одобрительно кивнул у него за спиной.

Я улыбнулся им обоим и отхлебнул еще метеглина и мельком взглянул на лестницу, ведущую на второй ярус.

Станхион перехватил мой взгляд.

– Нету ее, – виновато сказал он. – Уже пару дней не появлялась.

Несколько человек вошли в «Эолиан» и крикнули что-то на илльском. Станхион помахал им и встал.

– Долг зовет! – сказал он и пошел встречать гостей.

– Кстати, насчет покровителей, – сказал я Трепе. – Я хотел бы узнать, что вы думаете об одной истории. Но только, – я понизил голос, – хотелось бы, чтобы это осталось между нами.

Глаза Трепе сверкнули любопытством, он подвинулся ближе ко мне.

Я отхлебнул еще метеглина, собираясь с мыслями. Напиток подействовал на меня быстрее, чем я рассчитывал. Но оно и к лучшему: это притупило боль от многочисленных ушибов.

– Я так понимаю, что вы знаете всех возможных покровителей на сто миль в округе.

Трепе пожал плечами, не пытаясь изображать ложную скромность.

– Если не всех, то многих. Всех, кто относится к этому всерьез. И как минимум всех, у кого водятся деньги.

– У меня есть знакомая, – сказал я. – Начинающий музыкант. Природный дар, но почти необученная. И некий человек обратился к ней, предлагая помощь и со временем постоянное покровительство…

Я замялся, не зная, как объяснить остальное.

Трепе кивнул.

– И ты хочешь знать, можно ли на него положиться, – сказал он. – Разумный вопрос. Некоторым людям кажется, будто покровитель имеет право не только на музыку. Если нужны примеры, спроси у него, – он указал на Станхиона, – про те времена, когда сюда приезжала отдыхать герцогиня Самиста.

Он издал смешок, похожий на стон, и протер глаза.

– Кошмарная была баба, клянусь малыми богами!

– Это-то меня и тревожит, – сказал я. – Я не знаю, насколько ему можно доверять.