Безмолвие Харт Джон
— Бурбон. Мне все равно.
Бармен плеснул в стакан, Джек благодарно кивнул и отпил, не ощутив вкуса. В другой руке он держал телефон. Пришло сообщение от старшего партнера. Джек перечитывал его в пятый раз.
Мистер Кросс, это Майкл Эдкинс. Хотелось бы встретиться с вами в моем офисе завтра в восемь утра. Пора серьезно обсудить ваше будущее в нашей фирме.
На этом сообщение не заканчивалось, но Джек не хотел читать дальше. В первых двух строчках было сказано все.
Он не появлялся на работе.
Не вел учет времени.
Допив бурбон, он поднялся и достал бумажник.
— Сколько я вам должен? — Бармен назвал сумму, Джек бросил купюры на стойку. По ресторану он шел, слегка пошатываясь, но на это ему было тоже плевать.
Нужно поговорить с Джонни.
Снаружи садилось солнце, горячий ветер лизал бетон. Стараясь сориентироваться, Джек глянул влево, затем вправо. В этот ресторан он раньше не заходил, хотя заведение располагалось недалеко от квартиры и офиса. После поездки в Шарлотт он припарковал автомобиль и отправился бродить сначала по одной окраине в центре, затем по другой. Истоптал ноги, пока нашел ресторан и, чуть живой, упал на банкетку в баре. Первую кружку пива выпил быстро, вторая шла медленно. А вот виски, как он теперь думал, возможно, было лишним.
— Восемь часов, — удивился Джек, выбрав направление. — Невероятно.
До квартиры предстояло пройти двенадцать кварталов — девять вверх и потом еще три. По улицам гуляли люди, в лучших ресторанах кипела жизнь. Джек подумал, что надо бы поесть, но аппетита не было.
Как он оправдает свое поведение в фирме?
Есть ли ему до нее дело?
Последний вопрос ранил особенно больно. Ему было не все равно. Видит Бог, он работал достаточно упорно.
Возле булочной Джек нырнул в подъезд, поднялся — и вдруг резко замер, увидев на площадке возле своей двери девушку. Забившись в угол, она дрожала; глаза так закатились, что виднелись только белки. Джеку потребовалась секунда, чтобы узнать девушку из квартиры в Шарлотт. Он видел только половину лица и один глаз.
Что она здесь делает?
— Извини. — Джек наклонился ниже, не зная, как ее поднять. — Хм, мисс… — Он протянул к ней руку, но замер — у нее открылся рот. — Э-эй, — позвал Джек.
И тут девушка закричала.
Кри не понимала, где она и что происходит. Мир был кровав и жесток, как зазубренный осколок. Она ощущала нож в руке, рукоятка осклизла от теплой крови и казалась чем-то живым. Темная ночь смешалась с плохо освещенным коридором.
Пронзительно кричали изувеченные мужчины.
И она кричала.
— Не подходи ко мне, не подходи!
Она отшатнулась в угол.
— Всё в порядке…
Шатаясь, Кри поднялась на ноги. Коридор накренился, и на секунду она ощутила на коже дыхание огня, давящую волну стенаний сотни рабов, перетаптывающихся с ноги на ногу и не отрывающих глаз от земли.
— Кто вы?
— Меня зовут Джек Кросс. Мы недавно встречались. Я здесь живу.
Кри оглядела лестницу, оштукатуренные стены.
— У меня был нож…
— Нет. Ножа не было.
Кри дважды моргнула. Она могла довериться или нет, могла уйти или остаться. Она думала, что они, возможно, хотят одного и того же, она и этот адвокат, но Кри никогда не видела снов глазами Айны, вот как сейчас. Она помнила висельное дерево и держала в руке нож, но не знала ни причин, ни последствий, ни необузданных страстей, ни пугающей радости от воплей умирающих мужчин.
— Ладно, одну секунду. — Сон не отступал. Он порхал рядом, как живое существо, которое хотело, чтобы Кри поняла: Айна жила на самом деле, это не сказка. Кри заставила себя выпрямиться, открыть глаза и стать той девочкой, какой она была всегда, просто девочкой. Порывшись в заднем кармане, достала клочки бумаги. — Простите, ваш рисунок порвали.
— Поэтому ты здесь?
— Где вы его взяли?
— Зайдешь? — Адвокат несколько долгих секунд смотрел ей в лицо. — Тебе захочется это увидеть. — Внутри квартира оказалась темной и пустой. — Погоди минутку. Извини. — Он нашарил выключатель, помедлил. — Не пугайся.
Комнату залил свет, и Кри сощурилась. Рисунки висели на стенах, шкафах, дверях. Они устилали столы и диван, расползались из стопок по полу. Кри увидела поляну, словно ей снова было пять лет, и услышала голос бабушки. «Ты никогда не должна туда ходить, — говорила она. — Не ближе этого места, даже когда подрастешь…»
— Их рисовали очень давно. — Джек смотрел, как она идет по комнате, и объяснял, откуда взялись рисунки. — Художник рисовал их на протяжении всей жизни: в один год десять штук, в следующий — сто. В них есть какая-то последовательность. Я не могу ее понять. Что-то в манере работы. Видишь, на некоторых рисунках участки гораздо более темные, глянцевые. Я изучал их много дней и почти разгадал. Это как слово, которое вертится на кончике языка.
Некоторое время он продолжал в том же духе, но Кри не слышала его. Рисунки растревожили воспоминания о зимах, проведенных в Пустоши: короткие холодные дни, огонь больших костров, люди, снующие из одного домика в другой. Она была слишком мала и не понимала, что они боятся, но рисунки отражали ощущение полного одиночества.
— Я видел это место. — Джек коснулся рисунка с водопадом и деревом. — Не помню, где точно, но я видел его и испугался. В этом болоте пропадали люди. Люди погибали, и я ищу ответов. Надеюсь, ты сумеешь мне помочь.
— Со старыми историями?
— С историями, да. И мне хочется найти этот водопад. Завтра собираюсь поискать.
— Вы говорите, люди погибали. Вы имеете в виду чужаков?
Джек осторожно кивнул.
— Начните сначала, — сказала она. — Расскажите мне всё.
Рассказ занял время, и Кри узнала больше, чем рассчитывала. Услышала про зверолова, найденного замерзшим в русле ручья, про геодезиста, наткнувшегося на логово гремучей змеи и получившего тридцать семь укусов, из них девятнадцать в лицо. Джек рассказал про мальчишек, пропавших в болоте, про такое количество погибших и исчезнувших людей, что Кри даже не верилось. Но он показал статьи и старые объявления о розыске.
— Никогда об этом не слышала.
— Мало кто слышал.
— Что насчет вашего друга?
— Не злитесь.
— Вы про судебное разбирательство? — Кри отвела взгляд, потому что слово «злитесь» показалось ей неправильным после таких снов. Она могла закрыть глаза и увидеть Джона Мерримона летом 1853 года: его лицо над умирающей женой, то же лицо, но пожелтевшее от игры огня и теней. Она четко видела сон, словно сама переживала все это. Значит, ей ничего не оставалось, кроме как ненавидеть. Сколько той ненависти передалось по наследству, чтобы обрушиться на Джонни? Она не знала, но видела его у ворот, а на земле — его кровь. Ей было страшно, но жалости она не чувствовала. Слишком многое лежало между их семьями — рабство, кровь и предательство. — Это была ошибка. Я, наверное, пойду.
— Сейчас полночь. — Кри посмотрела в окно, на город. — Здесь всего одна спальня, — продолжал Джек. — Но можешь ее занять, если хочешь. Дверь запирается.
Кри терзалась сомнениями, но идти было некуда. Только не к матери. И не в Пустошь.
— Быть может, на диване…
— Ложись прямо здесь. — Он достал постельное белье и подушку. — Я спал на нем. Удобно.
Кри благодарно кивнула, а когда Джек ушел, села на диван, прямо держа спину. Изучающим взглядом обвела рисунки на стенах — темные участки, искусно использованные куски свободного пространства.
Подойдя к стене, она сняла один набросок, наклонила под углом к свету, потом отступила, чтобы видеть как можно больше рисунков одновременно. Секунду подумав, удалила еще один рисунок, потом сразу шесть. Она поняла, что некоторые находились там, где нужно, но многие — нет. Стоя на месте, Кри медленно поворачивалась, подмечая неправильности, словно следуя инстинкту. В течение первого часа она полностью очистила две стены и начала заново. Большая часть ночи ушла на то, чтобы постичь замысел художника, понять, что он спрятал. Самые темные наброски сконцентрировались по центру. Уголки листов соприкасались, местами накладывались друг на друга. Тридцать рисунков вместе составили единую картину, занявшую почти всю стену. Кри ощутила холодный взгляд из тьмы, пронизанной отблесками огней.
Она увидела болото из своего детства.
Увидела черные глаза, наблюдающие за ней.
Над городом рассвело, а Кри так и не ложилась. И все из-за рисунков, из страха заснуть. Отвернувшись от окна, она смотрела, как на рисунках играют розовые тени. Тридцать набросков образовали огромные черные глаза. Восемь футов в ширину, пять в высоту; глянцево-черный угольный карандаш, не считая пустых участков, то есть отблесков света в зрачках, морщинки между глазами и бровями, похожие на скопления листвы, веток и сучьев.
Кри сидела на диване, зажав сложенные ладони коленями. Ей хотелось сорвать рисунки, и она сама не знала почему. Это были всего лишь рисунки. Но когда она принималась ходить, глаза следили за ней, и появлялось желание изорвать их в клочки. Когда за своей дверью зашевелился адвокат, она подумала об этом в последний раз. Еще оставалось время, она бы успела. Сорвать. И убежать. Но когда дверь открылась, Кри так и сидела на диване, а потом услышала, как он подошел, внезапно остановился, охнул.
— Боже милостивый. — Джек опустился рядом с ней на диван. Ботинки его блестели, он надел ярко-синий галстук, но брюки были измяты. — Как?..
— Я в последние дни почти не сплю. — Это был не совсем ответ, но он понял. Они долго сидели в неловком молчании. — Собираетесь на работу?
— Что?
— Костюм.
Она показала пальцем, и Джек озабоченно оглядел себя. Рука потянулась к лацкану пиджака.
— Подожди минутку. — Он скрылся в спальне, затем вернулся в джинсовом костюме и сапогах. Озадаченный взгляд исчез, он выглядел бледным и решительным. — Мне нужно отыскать друга. — Кри встала, Джек взял ключи. — Нужно отыскать его немедленно.
Они ехали на замечательной машине, какой Кри никогда не видела. Она сверкала металлом и пахла как новая. Когда добрались до Хаш Арбор, Джек остался в машине, а Кри вышла и открыла ворота.
Те самые ворота…
Она смотрела, как он проезжает на своем большом автомобиле, и думала, не расстаться ли с ним прямо сейчас. Все казалось таким реальным… Они найдут Джонни мертвым. Может, найдут то, что его убило, или оно их найдет.
— Ты едешь или нет?
Черт…
Кри забралась в машину, и адвокат повез их вглубь леса, потом через насыпь, по обе стороны которой стояла вода. Остановился он всего один раз, у старого знака, и, ткнув пальцем, сказал:
— Мне было тринадцать, когда я увидел его в первый раз.
Знак из выцветшего полусгнившего дерева обвивала жимолость. Надпись гласила: ХАШ АРБОР. 1853. Кри опустила стекло и вдохнула запах грязи.
— Зачем ты это делаешь? — спросил адвокат. — Ты меня не знаешь. У тебя есть все основания ненавидеть моего друга.
— А вы зачем здесь? — Кри уклонилась от ответа. — Вы напуганы, я же вижу. Зачем вам это?
— Просто он мой друг.
Кри промолчала, и адвокат повел машину мимо знака дальше, во мглу.
Там дерево повешенных.
Прямо за теми деревьями.
— Сначала доберемся до хижины и найдем Джонни. Потом тыможешь показать нам водопад.
Они остановились в заброшенном поселке и вышли из машины. Джек двинулся влево, но Кри заглянула в старую церковь. Там было жарко и тихо.
— Мисс Фримантл?
Внутри все оставалось неизменным: подсвечники, поваленные скамьи, толстый слой пыли, копившийся годами. За спиной у Кри, в дверях, возник адвокат, но сейчас он казался ей всего лишь тенью, и она не обратила на него внимания. Ее притягивала каменная купель для крещения. Совсем маленькая, она покоилась на резном постаменте.
Только это была не купель.
Откуда я это знаю?
В детстве ее не пускали на еженедельные собрания, но как-то раз Кри прокралась к окну. Она стояла на валуне и видела… что? Ей вспомнились собственные пальцы на карнизе, капли воды на стекле. Внутри на стенах в подсвечниках горели свечи, а бабушка стояла у купели. Люди казались запуганными и покорными.
Дело было ночью.
Шел дождь.
— Мисс Фримантл!
— Ш-ш-ш.
Ей исполнилось четыре года — или пять? — она промокла и боялась, что поймают, и тут бабушка подняла руки и показала увядшую кожу. Кри увидела карту, образованную тонкими бледными шрамами. Люди на скамьях раскачивались, сидя плечом к плечу и плотно сомкнув веки.
— Можно мне минутку побыть одной?
Адвокат вышел, Кри закрыла за ним дверь, и тут непонятно откуда возникло видение. Она увидела сверкающий нож и людей, выстроившихся перед купелью. Они протягивали руки, ладони…
Кри коснулась внутренней поверхности чаши, покрытой темным налетом. Вспомнила ту дождливую ночь. Тогда у нее возникло ощущение, что чаша из черного камня двигается…
— Мисс Фримантл…
Она толкнула купель, и каменная чаша покачнулась на постаменте. Тогда Кри сняла ее и положила на пол, ощутив какой-то благоговейный страх. Запустив руку в открывшееся отверстие, нащупала и достала нож. Со времен ее детства он не изменился: маленькая костяная рукоять, ножны из шкуры кролика. Вынув нож, она увидела лезвие, сверкавшее, как лед. На ее ладони остался маленький шрам в память о первом дне в Пустоши, первом посещении дерева. Скольких из ее народа порезал этот нож? Сколько крови пролил?
Выйдя из церкви, она ничего не сказала про свою находку. Ее прошлое — тайна. И нож тоже.
— Извините за задержку.
— Всё в порядке.
— Вы готовы?
— Готов.
Бросив взгляд на старую церковь, Кри подумала про кровь в черной чаше.
— Говорите, что мы делаем дальше.
Он повел ее вглубь болота, туда, где она никогда не бывала, и Кри только поеживалась от неприятных ощущений. Как она заблуждалась, думая, что знает эти места… Они шли по тропинкам, которые, казалось, видит только адвокат, и когда за гладью воды открылся вид на хижину, Кри изумленно остановилась. Здесь было красиво. Уединение. Каменистые холмы.
— Мы нашли это место, когда нам было по четырнадцать. — Адвокат повел ее направо, от островка к островку, с кочки на кочку и так до сухой земли. — Он будет недоволен, что я тебя привел, поэтому дай-ка я с ним поговорю.
В домике, однако, оказалось пусто.
— Черт. — Джек закрыл дверь, потом посмотрел через росчисть, в раскинувшуюся за ней Пустошь. Позвал Джонни по имени, выкрикивая его, потом попробовал дозвониться. — Он может быть где угодно.
Кри почувствовала облегчение. После сна болото изменилось, а после обнаружения ножа в старой церкви — особенно. В глубинах сознания происходило какое-то странное движение. Кри ощущала эхо воспоминаний, не принадлежавших ей. Она чувствовала этот нож так, словно сто раз держала его в руке. Видела людей, с которыми никогда не встречалась, и знала вещи, которых не могла знать, — такие, как сила, кровь повешенных мужчин, или как снять шкуру с дикой свиньи. Нагнувшись, Кри провела пальцами по пропитанной водой почве.
— Мы можем подождать, — сказал Джек.
— Я не могу.
Адвокат протянул ладонь к потухшему костру.
— Еще теплый.
— Нам нужно уезжать.
— Я действительно думаю…
— Если хотите увидеть водопад, мы возвращаемся.
После этих слов он перестал спорить. А может, услышал что-то в ее голосе или увидел в глазах. Ей нужно было уходить, и немедленно. Десять минут потребовалось на то, чтобы вернуться на первый остров, и там Кри оглянулась, ощутив боль узнавания. Она знала дыхание этих холмов, желтоватые отсветы на покрытых щебнем склонах.
Она узнала эту землю в 1853-м. Она завоевала и обжила ее, стала ее хозяйкой.
Кри закрыла глаза и увидела пылающий костер. Услышала скрип веревки и почувствовала конвульсии мужчин, вспомнила вопли и испуг рабов. И маленькое лезвие, отливавшее красным…
— Мисс Фримантл.
Она ощущала радость и удовлетворение. Ее руки взлетели вверх, и сто лиц замерли в ожидании. Черных лиц. С широко раскрытыми сверкающими глазами. Они раскачивались в ночи, и Джон Мерримон тоже был там. Кровь заливала грязную землю. Корчились тела…
— Мисс Фримантл, пожалуйста.
Кри открыла глаза. Ярко светило солнце. Совсем близко она увидела лицо адвоката, смотревшего на нее.
— Вы на минутку отключились. — Он держал ее за руку. — Кажется, вам нехорошо.
Кри стряхнула его руку. Он был прав. Уставившись на собственные ноги, она старалась собраться с мыслями.
Мое имя Кри, сокращенное от Креолы.
Это семейное имя.
Мое имя Кри…
Возле машины Джек дал ей воды, а она все так же не поднимала глаз.
— Уверена, что ты в порядке? — спросил он.
Она не была уверена.
— К водопаду туда. Это недалеко.
Кри взяла себя в руки, и на какое-то время сумятица в голове улеглась. По охотничьей тропе они прошли до одинокого холма, стоявшего обособленно от тех, что поднимались севернее. Кри помнила, как увидела его впервые. Тогда на земле лежал снег, а над головой висело низкое хмурое небо.
— Вот то, чего вы хотели.
Утес был в двадцать футов высотой; в окружающей тишине водопад звучал особенно громко. Адвокат стащил рюкзак, достал один из рисунков. Поднял, сравнивая. Все совпадало.
— Что теперь?
— Я не вижу никаких больших черных глаз.
— Не глупите.
Кри вела себя так, когда пугалась. Она становилась дерзкой, несдержанной и грубой. Чтобы все не казалось таким реальным. Или убегала.
— В детстве мне сказали держаться подальше от этого места. Уверены, что хотите побыть здесь?
— У меня нет выбора.
Кри ничего не сказала, потому что ей хотелось, чтобы адвокат остался. Значит, она будет не одна. И не убежит. Они двинулись через поляну, и Джек принялся рассказывать про мертвого оленя, удивляясь, насколько это место точно похоже, ну прямо как на рисунке и в газетной статье, Боже милостивый, точь-в-точь. Он становился болтлив, когда боялся, а так все было в полном порядке. И оба чувствовали повисшее в воздухе напряженное ожидание.
Десять минут спустя они нашли пещеру.
Глава 31
Джонни знал, что Джек приближается; он чувствовал его уже целый час, но девушку не заметил, пока она не появилась в долине. Уже во второй раз он не сумел засечь ее.
Нет, думал он.
Во второй раз, про который он знает наверняка.
Джонни все это не нравилось. Невидимая девушка. Сны Джона Мерримона. Месяц назад его заботы сводились к подготовке к зиме. А сейчас дрова лежали неколотые, ветви деревьев в саду гнулись под тяжестью плодов. Он наблюдал, как Джек пытается позвонить ему, и хотел было выйти из-за деревьев, как в старые добрые времена. Они откупорили бы бутылку чего-нибудь. Насчет девушки Джонни засомневался бы, но и ей плеснул бы в стакан. Он вел бы себя, как культурный человек; быть может, узнал бы что-то из прошлого этих мест. Он не забыл приличных манер. Джонни умел поддержать разговор, когда хотел. Но что-то в девушке заставило его насторожиться. Ему вдруг захотелось, чтобы она убралась, исчезла с его земли.
Отвернувшись, Джонни углубился в холмы и остановился у дерева, на котором часто спал. Поднявшись повыше, он смотрел сквозь ветви на Пустошь и чувствовал, что Джек возвращается назад, к старому поселку. Их разделяли мили болота и неудобий, но Джек был самым старым его другом, и Джонни чувствовал его, в какой бы точке Пустоши он ни находился. Девушка оставалась невидимой, но сейчас Джонни волновали вопросы поважнее. После многих дней бессонницы и размышлений он пришел к следующему. Вердина предупредила его о прошлом. Она проявила настойчивость, и он пережил достаточно, чтобы понять всю его опасность. Та жизнь казалась не менее реальной, чем эта, и там, наряду с тьмой, присутствовала и красота. Жена. Ребенок. Даже сейчас его тянуло туда, и Джонни задавал себе вопрос: а смог бы он жить во всей этой роскоши? Это было прошлое, прошлое его семьи, и, возможно, именно там нашлись бы ответы.
Вытянувшись в гамаке, Джонни смотрел сквозь листву в то самое небо, которое видела Мэрион. Быть может, она умерла, чтобы выжил ребенок. Быть может, Джон вырезал ребенка. Эти вопросы касались совсем другой, минувшей эпохи, но Джонни больше ни о чем не мог думать. Мэрион и ребенок, и та жизнь, которую прожил не он. Устроившись поудобней, Джонни достал из кармана одну из сигарет от Вердины.
Он долго смотрел на нее.
А потом закурил.
Джон Мерримон бредил от усталости и горя, но тем не менее не сомневался, что слух о повешении распространится быстро.
Его надсмотрщика повесят. Белого человека.
Джону было все равно.
Стоя на коленях у изголовья Мэрион, он разглаживал ее мокрые волосы. Глаза у нее были открыты, но не видели.
— Доктор уже здесь?
— С реки прислали весточку. Он у брода. Лошадь упирается. — Айзек маячил у двери, бессильно опустив большие руки.
— Ради бога, посылай другую лошадь! Тащи его, если придется.
Айзек ушел выполнять распоряжение. Вернувшись, кивнул.
— Послал. Вашу самую быструю лошадь.
— А стряпчий?
— Внизу. Ему это не нравится.
Джон опустил голову. Кому такое понравится?
— Подай ему обед и бутылку. Он не уйдет, пока я не скажу.
— Нам надо спешить, — напомнил Айзек. — Люди этого не одобрят — белого человека повесили вместе с рабами.
— Где они сейчас?
— Надсмотрщик в подвале, связанный, с кляпом во рту. Рабы на улице под охраной.
— Каковы настроения?
— Люди мрачны. Напуганы.
Дело было плохо, и оба понимали это. Имена не назывались, словно от этого происходящее становилось менее реальным. Говорили просто «надсмотрщик», «рабы».
— Что насчет девушки? Она разобралась с картой?
— Она хочет болото и северные холмы, самые труднодоступные ваши владения.
Там насчитывалось шесть тысяч акров, но Джону было плевать. Он коснулся лица жены, а когда поднял взгляд, глаза его горели.
— Это убийство, Айзек.
— Она говорит, они насиловали ее, били…
— Ты ей веришь?
— Разве это важно?
Когда прибыл доктор, Джон встретил его на лестнице.
— Мне надо знать, можете ли вы спасти ее. — Он потащил доктора наверх и подтолкнул к кровати. — Мне надо знать, будет она жить или умрет.
— Успокойтесь, пожалуйста.
— Проклятие, доктор! Скажите мне!
— Очень хорошо. — В голосе доктора слышалось сильное недовольство, но он проверил температуру и пульс, откинул халат и послушал ребенка. Когда же выпрямился, все читалось на его лице. — От такой горячки почти любая уже умерла бы.
— Но?
— Никаких «но». Пульс слабый, дыхание настолько поверхностное, что его почти нет.
— А ребенок?
— Пока жив, хотя, по-моему, это чудо. После моего недавнего визита произошли какие-то изменения?
Джон подумал про девушку, про то, как она коснулась его жены, и та открыла глаза, произнесла его имя.
— Нет, — солгал он. — Никаких.
— Я еще могу спасти ребенка…
— Не говорите так!
— Мистер Мерримон. Джон… — Он положил руку на плечо молодого человека. Они не были близки, но девятнадцать лет назад доктор принимал Джона из утробы матери. Он находился возле постели его отца, когда тот испустил дух. — Я призываю вас взглянуть на этот вопрос шире.
— Нет, если это убьет мою жену.
Доктор со вздохом кивнул.
— Могу я, по крайней мере, осмотреть вас?
— Я в порядке.
— Нет, мистер Мерримон. Не в порядке.
Джон знал, что это правда. Он не ел шесть дней. Не спал, не мылся, не отходил от жены.
— Есть хоть какие-то основания надеяться?