Безмолвие Харт Джон
— Вот что я тебе скажу. — Шериф выпрямился, развел плечи и постарался придать себе угрожающий вид. — Отойди-ка вон туда и не путайся у меня под ногами.
— Вы со мной закончили?
— Сынок, я даже не начинал.
— Тело у вас. Выход сами найдете.
— У меня есть еще вопросы.
— А у меня нет ответов.
— Отойди вон туда и подожди.
— Так я арестован?
— Живо! Вон туда!
За перепалкой наблюдали все, поэтому Джонни сдержался и, ничем не выдав злость, отошел в сторонку, а когда к нему присоединился Клайд, задал единственный вопрос, который имел значение в этой ситуации:
— Я арестован или нет?
— Нет, не арестован, но не спорь с ним. Я постараюсь сделать, что смогу.
Клайд хотел как лучше, но у Джонни были свои соображения на этот счет. Лучше — это тишина и покой. Лучше — это палец на пульсе Пустоши. Он задержался еще на минутку — чтобы успокоить Клайда, — а потом бесшумно, как призрак, ускользнул в ночь.
Джонни успел пройти милю, прежде чем его отсутствие заметили.
Глава 13
В высоком здании в большом городе Кри снилось болото. Ни кровати, ни спальни, ни фанерной двери, ни света из города за стеклом — ничего. Она была в темноте, в каком-то тесном пространстве, бездвижная в воздухе, пахнущем землей, смертью и гниющим деревом. Пошевелишься — и пространство сожмется. Откроешь рот — он заполнится землей. Она кричала во сне, но держать форму не в природе сна. Кри слышала доносящийся откуда-то издалека шум дождя, чувствовала дыхание тепла, движение мира. Она была в земле и была землей, а во сне еще и поднималась над ней.
Глядя с высоты, Кри видела болото, но не такое, каким оно было сейчас. Она видела его до повешенья рабов и после пожаров. Видела людей, которые жили, умирали и сходили в могилу, мужчин с широкими спинами, женщин с широкими бедрами и их крепких, голосистых младенцев. Она видела невзгоды, лишения и радости, огородников и охотников, страхи и неудачи, а еще старух со своими секретами. Она видела все, но с ней было то же, что и с теми, кто, ощутив однажды яркий взрыв вкуса, остается потом с гаснущим воспоминанием, пустотой и неизбывным желанием. Однако сон ничего не давал даром. Он нес ее между деревьями и над черной водой, и, рожденный в полете, ее всю наполнял страх, всепроникающий, физический, омерзительный страх. Она снова вскрикнула от ужаса, и из далекой тьмы донеслись слова: «Ценой всегда была боль».
— Бабушка…
Кри открыла рот и почувствовала вкус земли.
Это история. Это жизнь.
— Не это. Только не это.
Но она уже испытывала это раньше — тысяча снов в тысяче ночей. Тогда, как и теперь, страх проникал глубже, и Кри вскрикивала во сне. Она слышала себя во сне, и вот такой была ее жизнь в нем: настоящее и прошлое, вымышленное и невидимое. Давясь страхом, она посмотрела вниз и увидела людей на болоте. Было темно, но полицейских было легко узнать по тому, как они стояли, а труп — по неподвижности. Мужчина умер, и смерть его не была легкой. Ей снились переломанные кости и крики, но было во сне не только плохое. Она видела человека, отдельного от других, и знала, что это Джонни Мерримон. Он был уже в миле от остальных и шел на восток, тихонько напевая себе под нос, и мягкий свет шел вместе с ним. Она слышала двигатели и гудки. Как всегда после снов о болоте, болела голова.
— Мам, — позвала она не особенно настойчиво. Сон уже уходил, и вместе с ним страх. Кри знала, что ночные картины потускнеют и сотрутся, как старая печать, и в альбоме путаных снов станет одной страницей больше. Так она об этом думала. Ей не хотелось видеть сны. Она не просила хоронить ее живьем, пугать, раздевать догола. Единственное хорошее, что случалось в них изредка, это те моменты, когда ей слышался голос бабушки. Столько лет прошло с тех пор, когда они разговаривали, касались друг друга или делили на двоих простые житейские радости… Кри боялась, что когда-нибудь позабудет, как выглядела бабушка и что ее сухая кожа пахла корицей и высушенной солнцем травой.
Свесив ноги из-под простыни, Кри натянула джинсы и рубашку, собрала на затылок и заколола металлической заколкой волосы. Лицо в зеркале преобразилось странным образом: нос как будто сплющился, глаза потемнели, опустились глубже и сделались жесткими. В какой-то момент лиц получилось два — одно над другим, — но это ощущение быстро прошло. Слишком много от сна, подумала она. Слишком много странного.
Выйдя в коридор, Кри услышала работающий в кухне телевизор. Приглушенный звук, зернистая картинка. Мать неподвижно сидела за маленьким столом, накрытым листом пластика с отколотым уголком. Старые тапки, заношенный домашний халат. В руке сигарета с двумя дюймами пепла на кончике. На столе — наполовину пустая бутылка водки.
— Кончено, — негромко сказала она при виде дочери и, стряхнув наконец пепел, затянулась. — Он умер. Все кончено.
— Ты о чем?
Кри опустилась на стул, и мать показала на телевизор.
— Уильям Бойд умер. В новостях об этом все утро говорят.
Кри повернулась к телевизору и увидела рекламу вафлей.
— Сколько тебе надо выпить?
— Немного. А что такое?
— Есть другие средства…
— Какие другие средства? — взорвалась мать. — Наша апелляция — политическое дело! Просто так за нее ни один адвокат не возьмется. Ты же сама знаешь. Мы все фирмы перепробовали, и над нами только смеялись. Ты же помнишь.
— Мы можем самостоятельно собрать еще денег.
— Для адвокатов, у которых час стоит пятьсот долларов? Вот уж нет. — Она горько рассмеялась. — Все кончено. Мы проиграли.
— Ты как себя чувствуешь?
— А ведь оставалось совсем немного…
Она показала на пальцах, большом и указательном, сколько оставалось — примерно полдюйма. Если б они выиграли дело, Бойд заплатил бы за землю миллионы. Много миллионов. Мать Кри мечтала об этих деньгах и хотела съехать из жалкой, с картонными стенами квартиры в торчащей грязной иглой высотке. Купить дом с двориком. Отправить дочь в колледж. Простые, обычные мечты, в которых не было места жадности. Кри и сама хотела для себя того же, но только попозже. Сначала она хотела пожить в Пустоши. Может быть, годы, если потребуется. Из детства остались вопросы, воспоминания о выученных через боль уроках. Такие вещи должны что-то значить. А иначе зачем эти навязчивые сны, эти видения со старухами?
— Расскажешь? Теперь-то ты расскажешь?
— О том месте? — Мать посмотрела на дочь налитыми кровью глазами. — О тех безумных старухах? Вот уж нет. Не хочу и не буду.
— Но это же и моя история. Я имею право знать.
— Знать о чем? О жизни в грязи? Почему я ушла оттуда? Разве я не извинилась за то, что отправила тебя туда? Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это двигаться дальше.
— Куда? К бутылке? К четырем мужьям?
— Я всегда говорила, что это место для нас — деньги, и ничего больше. А ты слишком молода, чтобы судить.
— Там есть что-то особенное. Я чувствую.
— Нет, дочка. — Мать затушила сигарету, и на ее руках проступили десятки бледных шрамов. — Нет там ничего особенного.
Едва проснувшись, Джонни почувствовал: его ищут — с десяток недовольных, злых людей. Их злило все — грязь, жара, насекомые. А больше всего они злились из-за прошлой ночи. Джонни был у них в руках, и ему дали уйти. Теперь они имели сердитого шерифа, сотню вопросов и мертвого миллиардера.
Ни первое, ни второе, ни третье Джонни не волновало.
Он развел бездымный костер и приготовил завтрак, а когда закончил, залил угли и сосредоточился на поисковой группе.
Они заблудились.
Четверо сбились с пути в двух милях к востоку: выбранная тропинка привела их в торфяное болото, где они и застряли по пояс в воде. Еще трое с самого утра брели по кругу. Ближе других подобрался шериф с четырьмя помощниками, но и эта группа увязла в топи и отклонилась от курса.
Потом появился вертолет. Летчик работал методично, проходил по квадратам с востока на запад, но Джонни построил хижину под деревьями и оставлял мало следов. Может, они заметили поленницу или край плоскодонки, но в этом Джонни сомневался. Где не было воды, там стоял лес, а лес свои секреты скрывает хорошо.
Конечно, Джонни не питал иллюзий относительно итогового результата. Бойд был человеком богатым и влиятельным, а такие люди не тонут, не оставив кругов. Рано или поздно с шерифом придется поговорить, и приятным разговор быть не обещал.
А вот это забавляло.
Группу шерифа Джонни выслеживал три часа. Скрытно наблюдал за их мучениями, готовый, если повернутся в его сторону, исчезнуть без следа. Для них он так и остался бы тенью за деревьями. Но его никто не увидел.
Джек прибыл в полдень, и Джонни почувствовал его секунд за десять до того, как у шерифа пискнула рация.
— Шериф, это Кларк. У нас здесь Джек Кросс, как вы и просили.
Клайн утер ладонью потное лицо, проворчал под нос что-то вроде самое время и ткнул пальцем в кнопку.
— Задержите его. Мы идем к вам.
Для Джека это был кошмар: газетчики и копы, задержание и препровождение к машине, поездка к старой церкви, где его высадили и приказали ждать.
— Ждать чего? — спросил Джек.
Никто не ответил, так что ему не осталось ничего другого, как только стоять, прихлопывать москитов да наблюдать за копами, окружившими стол с картами и рациями. Шерифу, чтобы добраться до места сбора, понадобился еще час, и выглядел он так, словно болото, попробовав на вкус, с отвращением изрыгнуло его обратно. Черная грязь легла пятнами на форме и запеклась на ботинках. Лицо распухло от укусов мошкары, уколов колючек и жары.
— Покажи, где его найти. — Шериф схватил Джека за руку и подтолкнул к столу с картами. — Я знаю, что ты бываешь там, а значит, знаешь.
Взятый шерифом уровень агрессии Джека не удивил и из равновесия не выбил. Как-никак он был юристом, другом Джонни и сыном грязного копа.
— Что именно здесь происходит?
— Тебе известно, что Уильям Бойд умер на земле твоего приятеля?
— Да.
— Так вот, именно Джонни его и нашел.
— И вы хотите, чтобы он ответил на ваши вопросы?
— Я задержал его вчера, чтобы допросить. Да только закончить не успел, потому что он сбежал.
Джек посмотрел на людей у стола. Все были злые и раздраженные, и их злость и раздражение передались Джеку.
— Джонни — подозреваемый?
— С Бойдом у него отношения не сложились.
— Обстоятельство, которое в лучшем случае можно назвать косвенным.
— Ты мне поможешь или нет?
Джек задумался. На поприще юридической практики он был новичком, но, как сын полицейского, прекрасно знал, какими обходными путями могут воспользоваться копы, если дело касается их лично.
А в данном случае так все и выглядело.
— Где сейчас отчим Джонни?
— Делом занимается округ. Участие Клайда Ханта нежелательно, и его никто не звал.
— Он знает, что Джонни ищут?
— Я вас в последний раз спрашиваю, мистер Кросс, а потом разозлюсь всерьез, по-настоящему.
— Если хотите заручиться моей помощью, вам придется выполнить несколько условий.
Лицо шерифа от возмущения даже не покраснело, а побагровело.
— Что?
— Прежде всего я пойду один.
— Нет.
— Второе…
Переговоры длились десять минут, и в результате Джек отправился к Джонни без сопровождающих. На краю поляны он посмотрел на шерифа и повторил главные пункты.
— Если откажется, настаивать не буду.
— Тогда я найду его сам и вытащу оттуда за ногу. Пусть сам выбирает.
— Если пойдете за мной, я ухожу.
— У тебя два часа. И никто за тобой не пойдет.
— Если я приведу его, вы будете вежливы…
— Господи.
— Никакого применения силы, никаких наручников. Статус — добровольно сотрудничающий свидетель.
— Ладно. Да.
Джек повернулся к болоту, но остановился.
— И последнее. Я иду туда как его юридический консультант, а не как друг. Все, что он скажет мне, будет под защитой привилегии.
— Чертовы адвокаты…
— Мы поняли друг друга?
— Иди, — повторил шериф. — Убирайся, пока я не передумал.
Джек выждал еще секунду — не ради шерифа, а чтобы привести в порядок себя самого. Даже в качестве профессионального юриста он не был расположен к конфронтации. Более того, он терпеть не мог болото. Чувство было новое, но и здесь, на мягком ее краю, Пустошь ощущалась как нечто враждебное. Всматриваясь между деревьями, Джек пытался определить, чем именно она другая. Такие же яркие, живые краски, такие же глубокие, густые тени. Должно быть, причина в изменившемся отношении, решил он, в поведении и странном исцелении Джонни, в прогулках во сне, ужасе и полуночном холоде. Этого хватило бы и в ясный, солнечный денек, но теперь в Пустоши случилась смерть, да к тому же не совсем обычная. Относительно того, что именно убило Уильяма Бойда, газеты выражались довольно туманно, но Джек твердо знал: Джонни не убивал.
И что тогда остается?
Вопрос так и сидел в голове, пока Джек шел от развалин старого поселения. Лес здесь был такой густой, что люди исчезли из виду уже через две минуты. Через десять минут ситуация изменилась к худшему. Тропинка вдруг поворачивала там, где должна была идти прямо; вода поблескивала там, где ее не было раньше. Минут через двадцать Джек остановился и огляделся. В хижине Джонни он бывал по меньшей мере раз сто. Проходил по одной и той же тропе, дотрагивался до одних и тех же деревьев. Теперь все выглядело иначе.
— Совершенно незнакомое место.
Джек медленно повернулся по кругу, но ощущение дезориентации усилилось настолько, что даже дышать стало трудно. Напитанный водой воздух давил. Еще раз внимательно осмотревшись, он выбрал направление, почти не вызывавшее сомнений. Четыре минуты превратились в десять, а потом тропа исчезла, и внутренний голос изрек горькую истину: «Не так, всё не так». Но ведь Джонни был где-то там, как было там и то, что убило Уильяма Бойда. Джек потер щеку и нырнул под очередную ветку. Когда что-то маленькое и твердое ударило его в спину, он вздрогнул от неожиданности и едва не вскрикнул. А потом посмотрел под ноги и увидел на сырой земле серый камешек.
— Чтоб тебя…
Джек бессильно опустился на землю и закрыл лицо руками. Может быть, даже заплакал — он и сам не понял. Облегчение смешалось со вспыхнувшей вдруг злостью.
— Ты меня напугал. Господи…
Джонни вышел из-за деревьев, подбрасывая на ладони второй камешек.
— А, не притворяйся.
— Правда. Здесь что-то не так.
— Ты о чем?
— Оглянись, тупица. Я заблудился.
— Не глупи.
Джек покачал головой, но глаз не поднял, стыдясь испуга и пряча мокрые щеки.
— Перестань. Посмотри на меня. — Джонни присел на корточки рядом с другом. Убрал запутавшиеся в волосах листья, стряхнул пыль с одежды. — Извини, если напугал.
Джек не хотел на него смотреть, но Джонни был тем же, что всегда, — Джей-мэн, старый друг.
— Здесь просто легко запутаться. С каждым может случиться. — Джонни взял Джека за руку, потянул, помог встать. — Ну, видишь? И никаких проблем. Ты же миллион раз здесь был.
— Ты меня не слушаешь.
— Та же тропинка, тот же вид…
Джонни протянул руку. И действительно, перед ними широкой гладью разлилась вода, а за ней, вдалеке, виднелся холм с каменистым склоном. В животе у Джека что-то сжалось, заворочалось тошнотворным клубком.
— Это невозможно.
— Ты не заблудился.
— Все было не так…
— Хм…
— Ты ведь даже не представляешь, как это было, а пытаешься меня убедить.
Ничего не понимая, Джек отошел в сторону и сел на поваленную березу с шелушащейся красноватой корой.
Что, черт возьми, происходит?
Джек знал, где хижина. Он уже почти видел ее.
— Говорю тебе, я заблудился.
— Ты все время был на тропе.
— Откуда ты знаешь?
— Ты же здесь, на месте. И не попал бы сюда, если б тебя не привела тропа.
Джек открыл было рот, чтобы возразить, но ведь Джонни был прав. Он пришел куда надо. Он здесь, на знакомом месте.
— Расскажи о копах.
— Что?
— Копы. — Джонни прислонился к соседнему дереву. — Они злые? Недовольные? Как там шериф? Ты видел? С него ж пот градом, да?
— Откуда ты знаешь про шерифа? Ну, про пот.
— Я за ним все утро наблюдал. Ты бы это видел! По пояс в грязи. Шарахался от каких-то прутиков; думал, это змеи.
— Так ты шел за ним?
— Весело было.
— Думаешь, это все игрушки, да? — На мгновение Джек забыл свои страхи и даже вскочил на ноги, сжимая от злости кулаки. — Уильям Бойд мертв. Шериф допускает — пятьдесят на пятьдесят, — что это ты сделал. Зачем его сердить?
— Затем, чтоб пошел в задницу, вот зачем!
Голос вскинулся на гневной ноте, и Джек, словно его толкнули, отступил на шаг. Джонни никогда не кричал. Такого просто не случалось.
— У него двадцать человек, и все тебя ищут.
— Не двадцать, а дюжина. Разве что ты считаешь тех, которые у церкви.
— Боже мой… Да ты и вправду в игрушки играешь.
— Конечно, это игра, и я выигрываю.
Джек посмотрел на друга. Возбужденный. Темные глаза блестят.
— Почему ты так его ненавидишь?
— Я его просто ненавижу, вот и всё.
— Потому что он упек тебя за решетку?
— А ты хоть раз в тюряге был, а, Джеки? — Джонни выстрелил последний камешек, и тот, отскочив от груди Джека, упал к его ногам. — А с этим старым ублюдком я поговорю, когда сочту нужным.
В конце концов Джек все же убедил Джонни выйти с болота. Расспросив друга, он составил полную картину: мертвец у ручья, визит к Леону, возвращение с шерифом к телу. Все это заняло некоторое время, и в итоге Джек дал другу лучший из возможных советов:
— Держи рот на замке, пока я не найду адвоката по уголовным делам.
— И это все, что ты имеешь предложить?
— Да, все. Тебе не трепло нужно, а серьезный, с тридцатилетним опытом защитник.
Джонни покачал головой.
— Меня не задержат.
— Не будь так уверен.
Джонни ухмыльнулся, как бывало всегда, и ухмылка у него вышла такая же, как всегда, — уверенная и дерзкая, основанная на непоколебимой убежденности, столь же непонятной и чуждой Джеку, как жизнь на Марсе.
— Ты идешь? — спросил Джонни.
Он уже прошел футов двадцать, а Джек все стоял, погрузившись в тревожные размышления о последствиях. Там, где Джонни полагался на чутье, Джек всегда просчитывал риск. Для этого требовалось более глубокое понимание ситуации, терпение, следование дорогой осторожности и внимания. Джек знал, чего хочет шериф. Это беспокоило его, но Пустошь была сейчас важнее. Так что на обратном пути Джек шел за другом и не спускал глаз с тропинки. Где те сомнительные места, странные повороты?.. Нет, это все полная бессмыслица.
— Смотри, куда идешь.
Джонни указал на королевского аспида под ногами, но даже это показалось Джеку мелочью в сравнении с его недавним приключением.
— Послушай, а тебя это вообще не беспокоит, а, Джей-мэн? Ну, сам знаешь. Что ты здесь один.
— Глупый вопрос.
Неделю назад Джек согласился бы с этим.
— Как думаешь, что убило Бойда?
Джонни остановился и повернулся:
— Скажи-ка еще раз.
— А?
— Ты спросил, что убило Бойда. Не кто, а что. Почему?
Джек задумчиво опустил голову.
— По правде говоря, я и сам не знаю.
— Точно не знаешь?
— Я же сказал, не знаю.
Джек действительно не знал.
Но теперь, следуя за Джонни, он задумался об этом.
Что убило Уильяма Бойда?
Что?
Нет, вопрос не казался нелепым, не резал слуха.
Шагнув на твердую землю, Джонни остановился под последними деревьями и скользнул взглядом по поляне.
— Многовато их тут.
Джек, выглянув из-за спины друга, насчитал по меньшей мере пятнадцать полицейских. Некоторые курили, и вид у всех был напряженный. Шериф, опершись обеими руками о стол, изучал расстеленную карту.
— Ты только помни, что я сказал.
— Ждать адвоката. Понял.
— Отступи, я пойду первым.
Джек пошел впереди и в какой-то момент почувствовал себя не в своей тарелке: вести за собой Джонни Мерримона было непривычно. На полпути к старой церкви их заметил шериф.
— Явились со звонком, советник. Еще минута-другая, и я послал бы за вами.
— Сказал, что найду, и, как видите, нашел. — Джек остановился в нескольких шагах от шерифа и собравшихся за его спиной полицейских. — Надеюсь, и вы выполните свое обещание.
Отстранив Джека плечом, Клайн шагнул к Джонни и уперся в него тяжелым взглядом. Джек даже подумал, что, пожалуй, еще не видел ни у кого такой враждебности.
— Заставил ты нас побегать этим утром…
Джонни молча пожал плечами, и шериф прищурился. Грязь у него на форме подсохла, следы от нее остались на лице и руках. Рядом с ним Джонни выглядел свеженьким, как цветок. А еще он почти улыбался.
Вот же дерьмо…
— Ты почему сбежал прошлым вечером?
— Вы вели себя как придурок.
— Я занимался мертвым миллиардером. В таком деле не до нежностей.