Доверие Дуглас Пенелопа
Мои обнаженные бедра и пижамные шорты мгновенно промокают. Отринув назад, резко перевожу взгляд на Калеба.
– Черт, – бубнит Ной.
Он встает. Надеюсь, чтобы взять полотенце. Джейк смотрит на своего старшего сына.
Я стискиваю челюсти.
Поторопилась. Не все в этой семье веселятся вместе, полагаю. Кое-кто явно не в настроении. И я встречаюсь с ним взглядом.
Калеб сердито пялится на меня. В кухне воцаряется тишина. Если и были какие-то сомнения, намеренно ли он это сделал, то теперь их не осталось. Холодное молоко струится по моим ногам, капает на пол. Джейк смотрит на Калеба, тяжело дыша.
Ной бросает мне одно полотенце, хватает второе и быстро наводит порядок. Мы с Калебом до сих пор скованы нашим безмолвным противостоянием.
В одну минуту он пускает по мне слюни. В следующую терпеть меня не может. Перетягивает меня к себе на колени, чтобы содовая не намочила мою одежду, а потом разворачивается на сто восемьдесят градусов и сам обливает.
Не разрывая зрительного контакта, запускаю пальцы под свой свитер, свисающий чуть ниже задницы, и стягиваю с себя шорты. Склонив голову на бок, замечаю, как парень колеблется, на миг опустив взгляд на мои ноги. Я с места не двинусь. Калеб не заставит меня сбежать. Или заплакать. Может, ему не понравилось появление нового человека в доме – точнее, девушки в доме, – но и я об этом не просила.
Показываю Калебу, что я больше не стану убегать и прятаться из-за него. Кажется, будто я наконец-то добиваюсь своего, когда он откидывается на спинку стула; его мышцы расслабляются под рубашкой.
Однако затем парень зачерпывает ложкой овсянку, поднимает и целится в меня вместо того, чтобы положить ее в рот.
– Калеб, нет. – Джейк тянется к сыну.
Он стреляет комком каши через стол. Зажмурившись, я вовремя отворачиваюсь. Теплая склизкая масса брызгает мне на лицо.
– Проклятье! – рявкает Джейк, поднявшись.
Он опять протягивает руку к парню, но я вмешиваюсь, сглотнув, несмотря на боль в груди.
– Все в порядке.
– Черт, что с тобой такое?! – орет мужчина, сжав в кулаке его рубашку.
– Все в порядке, – повторяю громче, не предпринимая попыток вытереть овсянку со своей кожи.
Ной отчитывает брата:
– Калеб…
Джейк поднимает сына на ноги.
– Остановись! – выпаливаю я. – Все нормально.
Он оглядывается через плечо.
– Это не нормально.
– Дети так общаются, – поясняю я.
Джейк прищуривается, а я смотрю на Калеба, слегка вздернув подбородок.
– Верно? – говорю с издевкой. – Они разбрасывают вещи, потому что не могут использовать слова. – Смахнув комок со щеки, швыряю его в свою тарелку. – Ты хотел добавки? Это ты пытаешься мне сказать, Калеб?
Сжав указательные и большие пальцы на обеих руках, двигаю кончиками.
– Вот так, – инструктирую его. – Больше.
Словно ребенка, который учится общаться жестами до того, как заговорит. Только Калеб может разговаривать. И писать, и использовать язык жестов. Раньше я думала, что ему просто не хочется общаться, однако дело не в этом. С общением у него никаких проблем нет.
– Можешь повторить? – спрашиваю приторным писклявым тоном, будто обращаюсь к младенцу. – Бо-о-о-о-ольше.
Он рычит, отталкивает отца, хватает стол и переворачивает его. Я ловлю ртом воздух. Все падает со столешницы, разливается по кафельному полу. Тарелки разбиваются, овсянка забрызгивает холодильник, сок Ноя попадает Джейку на джинсы.
Понятия не имею, какие выражения лиц сейчас у Джейка или его младшего сына. Я стояла не шевелясь, пытаясь скрыть, насколько бешено громыхает в груди сердце.
Поднимаю взгляд на Калеба, едва не улыбаюсь вопреки страху. Он теряет рассудок. К тому же парень жесток.
Неужели я только что одержала победу, и он перестанет так себя вести?
Или сделала лишь хуже, и теперь должна ждать ответного удара?
Калеб покидает кухню раньше, чем кто-нибудь пошевелится. Развернувшись, уходит прочь. Входная дверь открывается и громко захлопывается.
К сожалению, далеко он не уйдет.
Джейк двигается следом, но я окликаю:
– Стой.
Это наше с Калебом дело.
Развернувшись, мужчина с минуту смотрит на меня.
– Что, черт подери, происходит? Он никогда не вел себя подобным образом.
Услышав это, я ощущаю легкий укол гордости.
В ответ лишь пожимаю плечами, поднимаюсь со стула и беру бумажные полотенца, чтобы вытереться. Моя длинная толстовка прикрывает нижнее белье.
– Просто играем.
Бедному Ною досталась уборка на кухне, потому что Джейк отправился на поиски старшего сына, в итоге обнаружив, что тот взял снегоход и ушел на охоту. Хорошо. Надеюсь, его целый день не будет.
Черт, охота может занять и несколько дней. Так как вчера мы подстрелили оленя, мясо нам не нужно. Значит, он хочет держаться подальше не меньше моего.
Я его не понимаю. Хотела бы понять, но Калеб похож на животное. Он ест. Спаривается. Дерется. И все.
Вряд ли парень ревнует. Не похоже, чтобы он злился, когда Ной трогал меня той ночью.
Ной. Я опускаю глаза.
И Джейк.
Мои щеки вспыхивают. Чувство вины, от которого я отмахивалась, снова накатывает.
Мне всегда будет ясно, почему это произошло с Джейком. Или почему могло произойти с Ноем. По какой-то причине этот дом – эти люди – каждый день внушают доверие, и я убеждаюсь, что всегда знала, в чем нуждалась. Ни в сексе. Ни в парне.
А просто в месте. Чтобы что-то или кто-то вызывал такое ощущение, будто я дома.
Вчера Джейку Ван дер Бергу нужно было то же самое. Думаю, я чувствую вину из-за того, что остальные не поймут. У каждого будет свое мнение, однако самое замечательное – об этом, вероятно, вообще никто не узнает. Мираи здесь нет. Незнакомцев со смартфонами здесь нет. TMZ[23] здесь нет.
Мы свободны.
Оставшуюся часть утра я наверстываю упущенное со школьными заданиями, в конце концов отправляю их, когда ловлю сигнал, потом надеваю куртку, сапоги, перчатки, шапку и выхожу во двор. Идет снег – мелкие хлопья падают на мои щеки. Закрыв дверь, я останавливаюсь и запрокидываю голову, глядя в небо, затянутое облаками.
Мне это нравится. Воздух будто пронизывает кожу, ласкает лицо. Пряди, выбившиеся из-под шапки, развеваются на ветру. На мгновение воцаряется полная тишина, за исключением шороха снежинок, ложащихся на красивый, нетронутый тридцатисантиметровый снежный покров на террасе.
Снег ощущается совершенно иначе, чем дождь. Дождь – это страсть. Крик. Когда мои волосы липнут к лицу, пока я обвиваю его руками. Когда все происходит спонтанно и громко.
А снегопад похож на секрет. Это шепот, огонь в камине. Когда ты ищешь тепло его тела под одеялом в два часа ночи, в то время как все остальные обитатели дома спят.
Когда ты крепко его обнимаешь и неспешно любишь.
Я открываю глаза, выдыхаю облако пара и наблюдаю, как оно рассеивается.
Из гаража доносится жужжание беспроводного шуруповерта. Делаю шаг – снег утрамбовывается под моими ногами, – спускаюсь по ступенькам и миную мастерскую. Ной с Джейком работают за закрытыми дверями. Жаль, они не позволяют мне прогуливаться одной. Но я понимаю. Дикая местность опасна сама по себе, тем более заснеженная, а я в этом новичок.
Войдя в конюшню, направляюсь к Шони. Эта гнедая кобыла просто красавица: с медно-коричневым корпусом, черными ногами, гривой и глазами. Даже кончики ее ушей черные. Она похожа на лису. И я почти уверена, что Шони уже планирует свой следующий побег.
– Привет. – Улыбнувшись, достаю из кармана пластиковый цилиндр с ее любимым лакомством. Открываю крышку зубами, выдавливаю замороженный фруктовый сок, отламываю кусок и кормлю лошадь с руки. Она упирается носом в мою ладонь, склонив голову над бортом стойла, подхватывает лед. Отломив еще, постепенно скармливаю ей все. Пока Шони жует, снимаю перчатку и глажу ее по морде.
– Тебе тепло? – спрашиваю и утыкаюсь носом в ее гриву. Удивительно, насколько она горячая. Джейк надевает на лошадей постарше попоны, однако с Шони нянчиться не хочет. Сена она получает более чем достаточно, к тому же он уверил меня, что кобыла привыкла к суровым зимним температурам. Главное – не намочить ее шерсть. Пока никаких проблем. Полагаю, все относительно. Четыре градуса ощущаются лучше минус семи, а минус семь – кажутся гораздо теплее минус двадцати.
Я смотрю на Шони с полуулыбкой.
– Реальность переменчива, не правда ли? Мы способны привыкнуть практически ко всему.
Все адаптируются. Получают опыт, анализируют, меняются. Дело не в том, что жизнь становится проще или сложнее. Мы просто учимся справляться с ней. Не уверена, что эти мужчины изменятся из-за меня, зато я точно изменюсь из-за них. Мне это нравится. И в то же время не нравится.
Достаю еще одну порцию фруктового льда. Шони сразу же стучит копытами и качает головой. Улыбаясь, открываю второй тюбик. Теперь я довольна тем, как проходят мои дни.
Покормив ее, проверяю, хватает ли трем лошадям сена и воды. Затем надеваю перчатку и бреду из конюшни в амбар. Ной оставил там ведра, которые мне нужны.
Проверяю каждый угол, за тюками сена, все крючки на стенах, но ничего не нахожу. Я останавливаюсь и рассеянно качаю головой. Как он умудряется с такой легкостью терять вещи?
Уже двигаясь к выходу, вдруг слышу громкий стук и подпрыгиваю от неожиданности. Я думала, они в мастерской.
Раздается еще три удара. Оглядев стойла, ничего и никого не вижу. Что…
Забываю о ведрах и сворачиваю влево, иду вдоль ряда стойл. Звук становится громче по мере приближения к двери. После очередного глухого хлопка я моргаю, медленно протягиваю руку, кладу ладонь на дверь. Она не запирается. Хоть я и замечаю движение сквозь щели и знаю, кто там, все равно широко ее распахиваю. Петли скрипят. Передо мной предстает темное помещение с большой горящей печью в углу, из которой вырывается огонь. Калеб стоит перед столом спиной ко мне. Он поднимает топор и резко его опускает. Брызги крови разлетаются в стороны. Отрубив ногу, он достает свой охотничий нож. Ком подступает к горлу; я не могу дышать.
О боже.
Отпрянув назад, я понимаю, что не успею сбежать. Я слышу, как он разрезает шкуру подстреленного им животного. Лезвие с зазубринами рассекает кожу, мышцы, грудную клетку. Кровь мгновенно проливается к его ногам.
Сглатываю желчь.
Он оборачивается, видит меня и, удерживая в плену своих зеленых глаз, поднимает руку. Его грудь и плечи блестят от пота, волосы липнут к вискам. Уголки губ парня слегка приподнимаются в улыбке. Засунув палец в рот, он слизывает кровь.
В другой руке Калеб сжимает нож. Он опускает подбородок, смотрит на меня так, будто в мире ничего больше не существует. За гулом инструментов Джейк и Ной не услышат, если я закричу.
Ага, еще чего.
Захлопнув дверь, торопливо покидаю комнату. Его тихая усмешка преследует меня в памяти, когда я скрываюсь из виду. Говнюк.
Вдруг я замираю. Калеб засмеялся. Вслух.
Негромко, но я различила его низкий голос. Он несколько раз рычал или хрипло стонал в моем присутствии, а сейчас позволил услышать свой смех. Я сощуриваюсь, задумавшись. Интересно, парень сам это осознает?
Калеб позволил мне услышать его.
Пожав плечами, отмахиваюсь от подобной идеи и шагаю к выходу. Однако что-то привлекает мое внимание. Посмотрев вправо, обнаруживаю лестницу. В амбар я наведываюсь редко, ведь Калебу нравится тут прятаться.
Бросив взгляд на дверь, за которой он продолжает разделывать тушу, приближаюсь к лестнице, ставлю ногу на нижнюю перекладину, рукой ухватываюсь за ту, что расположена на уровне моей головы.
Я взбираюсь вверх, пролезаю через люк в полу и оказываюсь в маленькой комнатушке, заставленной накрытыми простынями предметами.
Мебель?
Протянув руку, срываю один из чехлов.
Глава 20
—Что ты собираешься с этим делать? – интересуется Джейк.
Они с Ноем несут в мастерскую комод с тремя ящиками. Я улыбаюсь, глядя на филигранную резьбу по дереву, напоминающую перья.
– Все, что ты мне разрешишь, полагаю. – Пожимаю плечами, пока точно не определившись. – Это отличный предмет мебели, и там еще столько всего есть.
Несколько комодов и шкафов, журнальные и прикроватные столики, пара дверей, стол. Все не в лучшем состоянии, однако у меня сердце радостно екнуло, едва я увидела мебель. В нашем доме каждая вещь была новой.
Подойдя к комоду, провожу ладонью по шершавой древесине. В новом нет никакой истории. Никакой загадки. Я предпочитаю старину.
Джейк делает шаг назад и смотрит на него вместе со мной. Комод похож на декорацию из диснеевской версии «Красавицы и Чудовища». Плавные линии, верхняя часть расширяется, края и ножки украшены множеством деталей. Наверное, в свое время он выглядел изумительно.
– Мы с моей бывшей накупили всякой всячины на дворовых распродажах, когда достроили этот дом, – говорит мужчина. – Потом все покатилось к чертям, поэтому…
Выдвигая ящики, проверяю, насколько хорошо они функционируют.
– Так что да, мебель в твоем полном распоряжении, – добавляет Джейк. – Еще одно занятие, которое поможет тебе скоротать зиму.
Я оборачиваюсь через плечо, многозначительно глядя на него.
Еще одно занятие.
Он ухмыляется.
Ной подталкивает мою руку локтем.
– Давай покажу тебе краски.
И я следую за ним.
Несколько часов спустя мы с Ноем работаем в мастерской. Наши пустые тарелки из-под чили, приготовленного Джейком, стоят на цементном полу. За дверью завывает ветер, но в помещении потрескивает дровяная печь. Мне здесь даже куртка не нужна.
Хотя я надела две пары уютных носков и расхаживаю вокруг в сабо, джинсах и фланелевой рубашке Ноя.
Закатав рукава, макаю тряпку в скипидар, распределяю его по крышке комода, стираю остатки лака.
– Справляешься? – спрашивает парень.
Я поднимаю взгляд и вижу, что он роется в кофейной банке, позвякивая гайками и болтами.
– Да.
– Откуда столь внезапная заинтересованность в реставрации мебели?
Тихо засмеявшись, снова окунаю ткань в контейнер.
– Может, это предлог быть рядом с вами, парни, – дразню я. – Чтобы мы все работали вместе.
Его губы растягиваются в широкой улыбке, обнажая белые зубы.
– А может, я просто не хочу оставаться в доме наедине с гневом твоего брата, – бормочу.
Мне пришлось помыть голову после утреннего инцидента с овсянкой. Калеб порой помогал с изготовлением мотоциклов, однако я довольно быстро поняла: Джейк не предъявлял старшему сыну таких же требований, как Ною. Вероятно потому, что не мог им помыкать и не хотел перегнуть палку.
Иногда Калеб работает в мастерской. Иногда ухаживает за животными, рубит дрова, ремонтирует разное оборудование, охотится, играет с собаками или запирается у себя в комнате. Он не придерживается только того, что хочет делать, но обычно ему достаются обязанности, которые можно выполнять в одиночестве. В этом я не сомневалась.
Продолжаю тереть, возвращая дереву его естественный цвет. Мои низкие хвостики раскачиваются на груди в такт движениям.
Может, это предлог быть рядом с вами, парни.
В этих словах, возможно, лишь доля шутки. Брошюры колледжей и каталоги предметов сейчас лежат на кухонном столе, потому что, едва я села за ноутбук немногим ранее, чтобы заполнить заявки онлайн, мне внезапно понадобилось выйти на свежий воздух. Каждый университет потребует отъезда отсюда.
– Не принимай его поведение на свой счет, ладно?
Я смотрю на Ноя.
– Калеба, – уточняет он.
Опустив глаза, вновь сосредотачиваюсь на своей работе. Трудно в это поверить. Он многим людям плюет в волосы? Ною не все известно.
Бросаю тряпку обратно в контейнер, подхожу к раковине и мою руки. Присев на корточки, парень ложится на спину и проскальзывает под мотоцикл.
– Тебе не хочется узнать, что с ним случилось?
– Если Калеб решит рассказать.
Вообще-то мне любопытно, только моя гордость не позволит это показать.
Стряхнув воду с рук, закрываю кран.
– Он похож на нашего отца. – Ной крутит гаечный ключ. – Они не доверяют женщинам. Ну, до тебя не доверяли.
В чем они мне доверяют? К тому же, держу пари, ситуацию для всех нас испортила одна женщина? Как оригинально. И совсем не глупо.
Когда Ной отбрасывает инструмент в сторону, замечаю, что его пальцы испачканы черным.
– Подашь мне вон тот ключ с желтой изолентой на ручке?
Я иду к рабочему столу, хватаю длинный серебристый ключ с черной рукояткой, перемотанной желтой лентой. Вернувшись к Ною, опускаюсь на пол и забираюсь под мотоцикл.
– А ты? – спрашиваю, вручив ему инструмент. – Ты мне доверяешь?
Не встречаясь со мной взглядом, он ослабляет или туже затягивает какую-то деталь. Если честно, я до сих пор не уверена, что это значит. Они верят, что могут на меня рассчитывать? Что я не причиню им боли? Буду верной? Никогда их не брошу?
Молчание Ноя растягивается на несколько секунд. От тревоги мои внутренности переворачиваются.
– Я слышал тебя прошлой ночью, – произносит парень шепотом.
Слышал меня…
Он плотно поджимает губы, закручивая болт.
– Папочка тебя не любил, поэтому ты позволила моему себя трахнуть, чтобы получить эту любовь от него.
Пристально смотрю на кузена, пока он работает. Пусть его злость потрясает меня, ведь это Ной, а он с самого начала был мне другом, однако слова не особо ранят. Ему нужно высказаться.
Парень продолжает:
– Может, ты так долго жила без любви, что спутала ее с сексом.
Он отдает мне ключ, и я его забираю.
– Может, ты сделаешь все, чтобы он точно никогда не забыл о твоем существовании. Даже если для этого придется раздвинуть свои шикарные ножки.
Желваки играют под гладкой загорелой кожей Ноя. Он по-прежнему не устанавливает зрительный контакт. Несмотря на то, что парень пытается задеть меня своими колкими словами, я не сержусь.
Судя по хмурому выражению лица, винтики явно крутятся у него в голове.
– Или, может… Ты, как и я, готова на все, лишь бы тебе было хорошо. – Ной наконец-то смотрит мне в глаза. – Даже если это значит, что ты никогда не запомнишь их фамилии.
Я удерживаю его взгляд. Мы лежим рядом. Джейк и Калеб где-то в доме.
Зеленые вкрапления в голубых радужках парня темнеют. Мне почти спокойно, пока я не замечаю, как его глаза ожесточаются.
– Я хотел быть там с тобой, – шепчет он.
В затененном пространстве под мотоциклом нас не видно со стороны двери, но я не убегаю, потому что не боюсь Ноя. И в то же время боюсь.
Мне нравится, что он со мной разговаривает. Однако порой это меня пугает.
– Со мной они тоже не разговаривают, – бормочет парень. – Знаешь, я собирался заняться с тобой любовью?
На миг я опускаю глаза. Он говорит так, словно никогда прежде этого не делал.
– Я собирался заняться с тобой любовью, – повторяет Ной.
И в итоге до меня доходит.
Не переспать. Не трахнуть.
Он хотел, чтобы этот момент стал значимым.
Его грудь вздымается и опадает. Даже зная, что в доме меня ждет теплая постель с мужчиной, который всегда очень крепко обнимет и никогда не проявит ко мне безразличия, я…
Мне хочется увидеть Ноя.
Хочется услышать его.
– Поговори со мной, – просит он.
– Что я должна сказать?
Ной колеблется. Его бейсболка, как обычно, развернута козырьком назад. Я наблюдаю за ним, пока его губы не начинают едва заметно шевелиться.
– Тебе понравилось смотреть на меня той ночью на диване? – тихо интересуется он.
Не отрываюсь от его глаз. Страх сдерживает меня, а желание не позволяет сдвинуться с места.
– Насколько далеко мы бы зашли, если бы он не вмешался? – настойчиво спрашивает Ной.
Сохраняя зрительный контакт, делаю вдох и выдыхаю. Вдруг мы снова оказываемся на том диване. В тесноте. Воздух густой. Что-то происходит. Мы не знаем, что именно, и стоит ли продолжать, но останавливаться точно пока не хотим.
Он опускает руку. Я не проверяю, зачем. Слышу, как звякает пряжка его ремня, раскрывается молния. Ной что-то ищет в моих глазах, вероятно гадая, сбегу ли я. Или хочет, чтобы сбежала.
Однако я не бегу. Ни тогда, когда он просовывает пальцы в свои джинсы, ни тогда, когда краем глаза вижу, как он гладит себя.
– Насколько далеко? – подначивает парень.
Как далеко я бы дала им с Калебом зайти той ночью? Позволила бы делать это по очереди? Или мы бы отправились в постель, и они оба разделили бы меня одновременно? Этого нам никогда не узнать, но в одном я уверена.
– Я не собиралась останавливаться, – говорю ему. Повернувшись на бок, кладу сложенные ладони под щеку. – Мне просто хотелось перестать сдерживаться и насладиться моментом. Даже если ты использовал меня, чтобы получить кайф, потому что я тоже хотела получить кайф.
Ной медленно кивает.
– Хреново, не правда ли? – На его губах играет красивая улыбка. – Так жаждать этой возможности сбежать от действительности из-за того, что кто-то опустошил тебя?
Я придвигаюсь ближе, кладу руку ему на грудь и касаюсь носом его щеки.
– В тебе совершенно нет пустоты, – произношу шепотом. – Я чувствую твое сердце.
Оно бьется под моей ладонью. Закрыв глаза, ощущаю, как двигается его теплое тело, и представляю, каково бы мне было с ним той ночью, когда нас прервали.
Это была не возможность сбежать от действительности, Ной. Между нами возникла связь.
И связь с ним я, наверное, чувствую острее, чем с остальными обитателями этого дома. Никто не любил его достаточно сильно. Уважения Джейка трудно добиться, а Калеб с ним не общается. Как и я, Ной не нашел свое место в мире. Ему понятны все мои чувства, он видит то же, что вижу я, знает, какой груз я ношу в душе. Ведь несмотря на то, что он не один, ему все равно одиноко. Ною тут не с кем поговорить. Родительский особняк не был для меня домом. Так и для него пик домом не является. Ему здесь не нравится.
Не нравилось вплоть до этого момента, вероятно.
Он ускоряет темп. Я открываю глаза, смотрю на его руку, двигающуюся под джинсами. Мой клитор пульсирует против воли, между ног становится тепло и сладко ноет.
– Ной, – выдыхаю я с мольбой. – Не спеши. Мне нравится наблюдать за тобой. Я люблю, когда все происходит медленно.
Парень поворачивает лицо ко мне, касаясь своими губами моих.
– Тирнан…
Облизываю губы.
– Опусти брюки ниже.
Согнув колени, он стягивает джинсы и боксеры на бедра, достает свой массивный твердый член, проводит большим пальцем по влажной головке и продолжает тереть его. Знаю, Ной смотрит на меня, пока я смотрю на него, но мне плевать.
В моем воображении кто-то – может, я – садится на него сверху. Он занимается с ней любовью, раскачивая бедрами снизу вверх.
Я неторопливо расстегиваю и распахиваю его рубашку одной рукой. Его обнаженная от шеи до паха кожа ждет меня. В пальцах гудит от желания дотронуться до Ноя. Однако я этого не делаю.
– Медленнее, – говорю ему. Не хочу, чтобы он быстро кончил.
– Расстегни свою рубашку.
Заглядываю парню в глаза.
– Он не увидит, – бормочет Ной. – Расстегни рубашку для меня.
Я осекаюсь. Сосуд в моей шее пульсирует. Мне хочется выполнить его просьбу.
Читать бесплатно другие книги:
