Остров забвения Хилл Сьюзен
— Полицейские дела?
Кирон кивнул.
— И как я могу помочь?
— Понятия не имею. Япросто подумал, что можно было бы подкинуть тебе тему для размышлений. Ты не вовлечен, ты гражданский, ты… ну, насколько я знаю, не думал об этом раньше. Вобщем, свежий взгляд.
— Ясно. Подкидывай.
— Что ты знаешь о пожарах в Лаффертоне?
— Об этой серии поджогов? Если это они.
— Это они. Абсолютно случайный пожар — ну, ты знаешь, сгоревшая проводка, оставленная кем-то непотушенная сигарета — это большая редкость. Так что столько и в одном месте… это точно намеренно. Есть и другие признаки — пожарные почти полностью уверены. Все, что тебе нужно знать: это поджоги. Так что — какие предположения?
— Ты имеешь в виду — каким образом или почему?..
— Я имею в виду, что за человек? Мотивация? Образ мыслей?
— Это что, какой-то тест?
Кирон рассмеялся.
— Нет, конечно, нет. Если хочешь пройти тест в полицию, можешь двигаться по стандартному пути. Нет, нам просто нужна любая помощь, какая только можно.
— Расскажи мне о пожарах — просто вкратце.
Сэм откинулся на стуле. Ему никогда раньше не задавали вопросов такого рода, и он даже не знал, с чего начать. Но он видел, что все совсем не так просто. Иэто было интересно.
— Ладно, начнем с того, что, похоже, все это дело рук мужчины. Не знаю, почему я так думаю, наверное, просто читаю газеты. Яправ?
— В подавляющем большинстве случаев поджоги совершают мужчины, да.
— Ну, в некотором смысле это проясняет дело. Или, может, нет. Психологически нестабилен?
— О, ну тут сразу возникает масса вопросов, правда? Стал бы абсолютно здоровый, рациональный человек поджигать одно здание за другим? Ну, очевидно, нет. Адальше уже идут спекуляции — что такое здравомыслие, что такое безумие?
— Ладно, кто-то явно зол. Например, если кто-то поджигает, скажем, букмекерские конторы, значит, он потерял там кучу денег или думает, что его там обманули. Или просто взбешен, что остался без гроша.
— Возможно. Озлобленность… месть. Да. Это явный мотив. Но в случае с пожарами в Лаффертоне — все они разные, в разных зданиях, в разных местах. Никакой схемы не прослеживается.
— И все равно может быть злость, например, на бизнес. На капиализм?
— Да. Но нигде не было работающего бизнеса — слава богу. Это все заброшенные или неиспользуемые коммерческие помещения, а в паре случаев пожар просто произошел на открытом пространстве. Пустая автомобильная парковка, берег реки.
Сэм взял себе еще колы и подлил Кирону красного вина в бокал, не переставая думать. Это была словно изощренная логическая загадка с элементом психологии. Только он пока не мог разглядеть тут ничего логичного.
— Ему просто нравится огонь. Разжигать и смотреть на пламя. На самом деле я могу такое понять.
— Я тоже могу, до некоторых пределов. Ямогу позволить себе удовольствие разжечь костер из сухих веток, опавших листьев и старых коробок, выбрав для этого подходящий прохладный день, — чтобы прямо ух! Но я не наношу ущерб ничьей собственности и в любом случае не стал бы делать это слишком часто.
— Ну да. Но все-таки в этом направлении можно думать. Тебе нравится делать это. Тебе нравится видеть результат. Иодин из результатов — это выезд пожарной бригады и вся эта суматоха, за которой можно наблюдать.
— Да. Ивсе из-за тебя.
— Тогда ощущение власти.
— Да. Итолько?
— Кстати, пудинг кончился. Есть бананы и яблоки.
— Спасибо.
— Наверное… наверное, это возбуждает: когда ты начинаешь пожар, а потом смотришь, как он пожирает все на своем пути? Заводит?
— Тут ты прямо в точку попал — психологи очень часто называют поджоги разновидностью сексуального преступления.
— Только психологи?
— Кто я такой, чтобы с ними не соглашаться?
— И все-таки?
— И все-таки я не верю, что ответ всегда в этом. Во всяком случае, не весь ответ.
— Значит… Это мужчина. Возраст? Может быть любой, но, наверное, не больше семидесяти?
— Почему?
— Нужно быть спортивным и подтянутым. Уметь быстро убегать.
— Семьдесят — это не девяносто.
— Наверное, не женат и не имеет постоянного партнера. Все это делается в одиночку, в странное время суток…
— Возможно. Но не однозначно.
— Одиночка?
— Почти все преступники такие — не считая банд и наркоторговцев. Но в данном случае да, весьма вероятно.
— Местный. Ему незачем шагать куда-то за сто километров. Может делать все то же самое ближе к дому.
— Местный, потому что…
— Знает местность.
— Точно.
— Значит, парень из Лаффертона. Акак он устраивает пожары? Не с обычными же спичками?
— Нет. Бензин или пропитанные бензином тряпки, а потом все то же самое, чем мы обычно разжигаем огонь в мангале, — газетки, щепки, зажигалки, только в гораздо больших количествах, чем нужно нормальному человеку. Исверху он все заливает бензином. Докидывает старые банки из-под краски. Из-под лака. Все, что находит. Все это не так сложно раздобыть.
— От него должно ими пахнуть.
— Хорошее замечание.
— Тем более повод считать, что он одинок, или, может, у него есть место, куда он скидывает пропахшую одежду.
— Где?
— Где угодно… Пустующий дом, старый сарай или даже просто берег реки или канала.
— Как он добирается от места пожара дотуда и оттуда до дома?
— На мотоцикле. Или бегом. Проще пробираться по закоулкам или через задние дворы. Аэто значит, что далеко он не уходит.
Кирон потянулся за блокнотом и ручкой.
— Значит, что мы имеем?
— Мужчина. Одинокий. Может быть, немного странный, но не совершенно чокнутый. Ну, он явно соображает, может планировать. Местный. Возраст — какой? Двадцать или пятьдесят? Тут слишком большой разброс. Что-нибудь еще… Может быть, у кого-нибудь коллеги на работе или другие знакомые замечали, что человек интересуется пожарами, или даже конкретно этими пожарами — ну, знаешь, ищет про них новости в Интернете или в газетах, смотрит по телевизору? Як тому, что ему же наверняка нужен результат? Он вроде как хочет быть знаменитостью, пусть и только у себя в голове.
Кирон допил вино и встал, чтобы убрать со стола.
— Это было отлично, Сэм, очень полезно. Якак будто расчистил гору бурелома у себя на пути, стал как-то яснее видеть ситуацию.
— Да, но ты же не особо при чем, верно? Ты начальник. Ты не из уголовного розыска. Ты не ведешь дела.
— Да, но я обязан быть в курсе, как и со всем остальным. Это не обычное единичное происшествие, на которое, как ты совершенно прав, я бы мог не обратить внимания. Это продолжает происходить и, вполне возможно, выльется во что-то похуже — и мы должны быть на шаг впереди. Что не так-то просто.
— Пока никого не подозревают?
— Нет. Иэто большая проблема. Никто даже в зону особого внимания не попадает. Так что, возможно, на этот раз нужно ставить скорее на бдительность и внимательность патрульных, чем на вдумчивую детективную работу.
— И часто так бывает?
— По-разному. Хочешь кофе?
— Нет, спасибо. Хочешь сказать, патрульные машины часто случайно ловят преступников?
— Случайности бывают, но не часто. Обычно это с чем-то связано — с наводкой, с предварительной работой детективов, каждый раз что-то новое. Поэтому полицейская работа такая интересная.
— Не уверен, что хотел бы болтаться в патрульной машине часы напролет.
— «Болтаться» — это не совсем то слово, которое я бы стал использовать, Сэм. Там тоже бывают свои моменты.
— Думаю, пойду пройдусь, посмотрю, может, кто гуляет.
— Гуляет?
Сэм посмотрел на него из-за двери.
— Ну да.
Он вернулся не поздно. Никого из его друзей не было в городе. Он встретил несколько человек, которых смутно помнил по школе, а потом компанию своих прежних друзей, но уже через час с удивлением обнаружил, что у него с ними нет совершенно ничего общего. Они хотели поскорее напиться и вели себя максимально по-детски. Он был за рулем, так что ограничился половиной бутылки лагера, а когда его начали подкалывать за то, что он перешел на колу, то просто решил поехать домой.
Кирон пошел спать. Кэт разбирала посудомойку и допивала красное вино, которое оставил Кирон. Она не спросила, где он был.
— Кирон сказал, что скинул пару ссылок, которые могут тебя заинтересовать. Ясразу после хора съездила в больницу.
— Как он?
— Не очень хорошо. Они все сделали — томографию, рентген, бронхоскопию: не просто же так респираторная медицина одна из его специальностей. Консультирующий врач оказался одним из его прежних студентов.
— Всегда кто-то знакомый.
— Иногда. Ну, в общем, у него пневмония, и ему стоило начать лечение раньше — у него сильный застой в легких. Но они прекрасно справляются — надо сказать, для своего возраста у него отличное здоровье.
— Они с ним натерпелись.
— О, да. Впервую очередь натерпелась с ним я.
— Ты не виновата.
Она рассмеялась.
— Выключи свет и все остальное, когда пойдешь наверх, Сэмбо.
Она быстро обняла его и взъерошила волосы, чтобы поддразнить, когда проходила мимо.
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Подумал, что тебе может быть это интересно.
К.
Одна ссылка оказалась на журнал по криминальной психологии со статьей про поджоги. Вторая — на пару университетских программ по криминологии. Он отправил в закладки первую, чтобы прочесть позже, и хотел быстро пробежаться по второй, но в итоге поднялся наверх и внимательно изучил несколько страниц с информацией по обучению на своем планшете. Он все еще читал, когда заснул при включенном свете в два часа ночи.
Тридцать восемь
Мэрион засомневалась, сможет ли доехать сама, как только села в машину. Ее трясло, ладони были влажными, и она не могла нормально сфокусироваться — очертания зданий вокруг казались расплывчатыми.
Но все сразу стало лучше, когда она тронулась, и первые несколько миль, пока она выезжала из города и двигалась в сторону Бевхэма, дались ей легко, потому что все вокруг было знакомо и она могла не думать о том, куда на самом деле направляется. Но потом начались новые места. Навигатор разворачивал ее то налево, то направо, потом на круговой дороге подсказывал то один, то другй съезд, дальше, после перекрестка, сказал «двигаться вперед еще четыре мили», и все это время она держалась за руль мертвой хваткой, как будто на самом деле боялась, что он может сорваться с крепления. Обычно она водила абсолютно спокойно и довольно профессионально, но сейчас чувствовала себя так, будто представляет опасность для всех вокруг, а еще будто любой может увидеть ее в окне машины и понять, кто она и почему едет по этой дороге.
Знаки начали появляться за несколько миль до тюрьмы. На них могло бы быть написано «Центр переработки», или «Больница», или «Крематорий», но нет. Икогда она сделала последний поворот на короткую дорогу, то увидела белые буквы на черном фоне. «Королевская тюрьма Леверуорт».
Она остановилась на обочине и вышла. Ее тошнило. Она стала хватать ртом холодный воздух. Унее сдавило грудь и снова закружилась голова. Мимо проехали несколько других машин. Она оперлась на открытую дверь.
После такого ей стоило сдаться и поехать назад. Она не справится с этим. Не справится с ним. Ее не пугала тюрьма сама по себе. Тюрьма ничего не значила. На нее не нападут, ее не обидят. Они имели дело с такими же обычными людьми, с такими же женщинами. Сдетьми.
Но он.
Ли Рассон. Последний человек на всем белом свете, который — она это знала — видел Кимберли живой, и последний, кто видел ее мертвой. Это она тоже знала.
Она согнулась и выплюнула сгусток слюны на землю.
Почему она так упорствовала в том, что это нужно сделать? Откуда в ней эта одержимость?
В письме было сказано, что ее обыщут, и она думала, что это ее не покоробит, — это необходимо, и скрывать ей нечего. Но это ее покоробило, заставило почувствовать, будто у нее номер вместо имени, будто она осквернена, раздета. Секунда — и сенсор в руках надзирателя прошелся по ней вверх и вниз, потом спереди и сзади, а теперь руки, и повернитесь, в другую сторону, пожалуйста, спасибо. Можете проходить.
Она ничего с собой не принесла. Она видела список, что можно и нельзя проносить в тюрьму, но ей не пришло в голову в него заглянуть. Асейчас она видела женщин с журналами, конфетами и плитками шоколада и почувствовала вину. Злость. Это было ужасно глупо.
Тут было очень шумно, металлические стулья царапали голый пол и гремели, повсюду звучали голоса детей и их топот, когда они вбегали в дверь позади нее. Она посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, на пластиковую крышку стола, на пол, себе на ноги. Она не могла смотреть ни на кого из них и даже не пыталась смотреть на него, а он подходил к ней.
В помещении стоял запах — средство для мытья полов и еще что-то, что она не могла различить. Пот? Страх?
Стул напротив нее отодвинулся, и она увидела, как свет из окна за ним закрыло тело. Руки на столе. Руки.
— Добрый день, — сказал он, — Мэрион.
Она обратила внимание на кисти. Квадратно подстриженные ногти. Чистые. Толстые короткие пальцы. Волосы с тыльной стороны, как будто это какой-то маленький зверек. Руки. Как он убил ее? Своими руками?
— Все в порядке. — Он говорил тихо. — Яне кусаюсь. На самом деле я очень рад видеть тебя. Мэрион.
Она резко вдохнула и быстро подняла глаза, и он смотрел прямо в ее лицо, в ее глаза; она никуда не могла деться от его взгляда.
Лицо было обрюзгшее. На челюсти и подбородке лежала тень. Волосы короткие и седеющие. Ничего интересного, или неожиданного, или необычного, или примечательного. Такое лицо можно увидеть где угодно. Глаза бледные. Серо-зеленые, с прожилками, как на мраморе. Маленькие свинячьи глазки, но они глядели и глядели. Не мигали, не сходили с ее лица. Он улыбнулся. Унего были плохие зубы. Она отвернулась.
— Спасибо, что пришла, Мэрион. Яценю это. Наверняка было непросто.
Улыбка.
— Слушай, я понимаю, зачем. Ты меня не побеспокоила, я рад, что ты здесь, потому что я могу сказать это тебе в лицо. Посмотри на меня, Мэрион.
Она посмотрела.
— Спасибо. Яне монстр, Мэрион, но я знаю, что сделал, и меня наказали за это, и, конечно, правильно. Это нехорошо, но это правильно.
Он дробил пальцами по столу, барабанил ими и барабанил, быстрее и быстрее, но не сводил взгляда с ее лица. Потом он резко остановился.
— Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Мэрион, потому что у нас больше не будет такого шанса. Ты сюда больше не придешь, я это знаю, ведь зачем? Ядолжен воспользоваться своим шансом. Слушай.
Рассон так внезапно подался вперед, что она чуть не опрокинула свой стул, отшатнувшись. Краем глаза она заметила охранников, которые посмотрели в их сторону.
— Я не убивал твою дочь. Яне убивал Кимберли. — Он почти шептал, его слова с шипением вырывались из некрепко стиснутых зубов вместе с несвежим дыханием. — Беру тебя в свидетели, Мэрион. Яделал дурные вещи, хотя я не дурной человек. Не важно, как я дошел до этого, но так вышло. Ито, что ты слышишь, — это чистая правда. Язнаю, что ты думаешь, и знаю, во что веришь, и, понимаешь, я не виню тебя за это, потому что на твоем месте я, наверное, верил бы в то же самое. Сейчас я хочу кое-что тебе сказать, и сказать прямо. Яне убивал твою дочь. Иты должна поверить мне, Мэрион. Потому что пока ты этого не сделаешь, тебе не будет покоя.
А потом Ли Рассон улыбнулся.
В нескольких милях от тюрьмы она увидела придорожное кафе. Тут пахло подогретой жареной едой, а на красных пластиковых скамьях сидела пара водителей грузовиков. Они даже не взглянули в ее сторону. Она взяла себе чашку чая и кусок кофейного пирога. Чай был крепкий, горячий и свежий, а пирог сухой, с застывшей помадкой сверху.
Машины одна за другой пролетали мимо за пеленой проливного дождя, который, должно быть, начался, пока она была в тюрьме.
Она не могла выкинуть глаза Рассона, или его лицо, или его голос, или его руки, или его одежду — все, что с ним связано, — из своей головы. Он был словно прикрепленный на кнопку постер, и куда бы она ни смотрела, он появлялся у нее перед глазами.
Она собиралась противостоять ему. Она собиралась потребовать от него правды, потребовать признания в убийстве Кимберли. Чтобы он сказал, где бросил ее тело.
Вместо этого он перехватил контроль. Он не казался встревоженным или испуганным. Он сказал, что не убивал Кимберли, как мог бы сообщить, что не смотрел вчера вечером новости по телевизору, и, глядя своими бледными глазами прямо ей в лицо, настаивал, чтобы она поверила ему.
И она поверила? Она отхлебнула чая, который был таким горячим, что ошпарил ей язык, зато взбодрил. Поверила?
Да. Каким-то образом ему удалось убедить ее. Он в большей или меньшей мере признал другие свои ужасные преступления, но хотел, чтобы она узнала из его собственных уст, что он не виновен в убийстве Кимберли и понятия не имеет, что с ней случилось, и уж точно не знает, мертва она или нет.
Она вскочила с места. Нет. Он не сказал, что он понятия не имеет, что с ней случилось, или что не знает, действительно ли она мертва. Он сказал, что не убивал ее. Но в таком случае он обязательно должен был сказать ей, что вообще ничего не знает о ее исчезновении?
Но он этого не сказал.
У нее голова шла кругом.
Она просидела на одном месте почти час, допила одну чашку чая, и заказала вторую, и даже доела свой картонный пирог, прокручивая в голове все, что сказал ей Ли Рассон. Но когда она, наконец, ушла из кафе, в голове у нее яснее не стало и она не продвинулась вперед ни на шаг.
Она ничего не достигла, и, удивительным образом, вся эта ситуация заставила ее почувствовать, будто это она в чем-то виновата. Она ушла из тюрьмы со смутным ощущением вины, но, не считая этого, она ушла с пустыми руками.
Тридцать девять
Кирсти вышла вместе с ним на улицу, когда он собрался уходить тем утром, и сказала ему еще четыре слова, очень тихо, как будто окончательно решила про себя, что, если это имеет какое-то отношение к смерти Сэнди, она обязана рассказать. Аесли нет, то никакого вреда не будет. Иона знала Саймона. Он будет обращаться с этой информацией осторожно, не будет упоминать к месту и не к месту, не будет трезвонит, не будет докапываться и предъявлять кому-то претензии.
Он проснулся около четырех. Буря ревела снаружи, ветер сотрясал дом. Последнее, что он сделал перед тем, как лег в постель, — это повторил про себя эти четыре слова. Потом он прочел пару глав из любимого романа Ивлина Во и заснул. Слова должны были осесть у него в подсознании. Сутра он будет знать, что делать. Если вообще что-то нужно делать.
В четыре часа утра он понял и также понял, что больше не заснет. Он встал, сделал себе крепкого кофе, взял блокнот и составил список из отдельных слов. Потом принял душ, проверил почту и открыл файлы Кимберли Стилл.
Буря куда-то довольно внезапно умчалась, как часто бывает в этих краях, и забрала вместе с собою облака, оставив островитянам один из редких, сверкающих и блестящих, как сахарный леденец, дней поздней осени. Море окаймлялось пеной, набегая на берег приливом.
Он подошел к пабу в самом начале девятого, но из трубы уже шел дым. Свет горел.
Зайти ему сейчас, когда есть шанс нарваться на Лорну, или подождать, хотя скоро может прийти первый паром с товарами? Ему нужно было поймать Йена в одиночестве, и чтобы некоторое время никто не появлялся. Какова будет его реакция на то, что он собирался сказать, и на те вопросы, которые он собирался задать, предположить было невозможно.
Он подождал в машине, пока не увидел какое-то движение в окне паба. Если Лорна там, Саймон уже придумал повод, зачем он приехал так рано, но, когда он постучал в дверь, мужчина открыл ему сам, широко распахнув ее. Стало понятно, что пока он один.
— Доброе утро, Саймон. Налить я тебе пока не могу, но есть свежий кофе.
Казалось, он не удивился, увидев его здесь так рано.
— Спасибо, было бы отлично. Ябыл на другой стороне, пытался поймать сигнал.
Он сел за стол в дальнем углу паба.
Йен принес две кружки кофе, молоко и сливки и присел. Значит, Саймону не нужно было просить его остаться.
— Это замечательное время дня, ты знаешь, с пяти утра где-то до половины восьмого. Мне нужно сделать кучу всего, но я могу делать все это в одиночку, и никто меня не трогает.
— О. Извини, Йен.
Йен махнул на него рукой.
— Да я не про тебя.
— А Лорна так рано не встает?
— Лорна сейчас в Глазго у своей семьи.
Он положил сахара себе в кружку. ССаймоном глазами не встречался. Саймон спокойно ждал, попивая свой горячий кофе. Это была специальная техника, и он понимал, что уже использует ее — он перешел в режим допроса.
Йен все еще не смотрел на него.
— Парома не будет еще час, ты в курсе?
— В курсе.
— Значит, ты на него не садишься.
— Нет.
— И долго ты еще планируешь оставаться?
— Скоро поеду. Япочти закончил.
— Закончил?
Он продолжил пить свой кофе, не ответив на вопрос. Он знал, что Йен скоро не выдержит и снова заговорит.
Поскольку ветра не было — редкое событие, — паб и весь мир снаружи как будто полностью затихли. Наступил отлив. Волны не бились о берег.
Йен опустил тяжелый взгляд на поверхность стола.
Он сейчас сделает то, что делал всегда, — досчитает до ста и нарушит молчание. Но прежде чем он успел дойти до двадцати, Йен поднялся на ноги и пошел к двери. Он запер ее на щеколду и задернул шторы на ближайшем окне. Когда он повернулся, Саймон увидел, что он плачет.
— Не торопись, — сказал он.
Мужчина задумался, не пойти ли ему за бар и не налить ли себе немного выпить, но в итоге просто сел на место и продолжил глядеть на стол.
— Ты встречался с Сэнди? — спросил Серрэйлер.
Йен кивнул.
— Ты знаешь, как это бывает. Лорна редко здесь появляется. Мы нормально уживались, и я не буду врать, что мы были несчастны, потому что это не так. Но Сэнди… мы так хорошо проводили время и… интересно. Ямного о ней думал, а потом мы очень много разговаривали, знаешь: здесь, после закрытия, и рано с утра, как мы сейчас. Иона могла разговаривать со мной…
— Лорна узнала?
Он не ответил.
— Ладно, — сказал Саймон, на этот раз достаточно резко, чтобы поскорее со всем разделаться. — Что случилось?
— Что… ты знаешь?
— Про Сэнди? Все. Или, если взглянуть иначе, ничего. Но важное знаю.
— Ага.
— Я видел тело.
Йен вытер глаза тыльной стороной ладони.
— Ага.
— Теперь ты мне расскажешь?
Молчание.
— У нас есть немного времени, и я не давлю на тебя. Но скоро сюда придет кто-то другой, и тебе придется расколоться.
Они посидели еще немного. Помолчали. Слишком долгое молчание.
— Когда ты обнаружил? — спросил Саймон.
Йен покачал головой.
— Она отказалась спать с тобой? Когда стало ясно, что ты не прочь? Она сказала тебе или?..
— У нее не было выбора. — Он издал странный звук горлом. — Явсе еще не могу в это поверить, понимаешь? Ивсе еще… Не понимаю, как не догадался.
— Почему? Яне знал Сэнди так, как ты, но я часто ее видел, мы разговаривали. Яне догадался. Ивсе остальные тоже. Она была просто собой.
Молчание.
— Это тебя разозлило?
Молчание.
— Понятно, если так. Чувство такое, как будто тебя подставили.
Молчание.
— Лорна узнала?
Молчание.