Гимназия Царима Сурикова Марьяна
Оказавшись в полумраке просторного холла, Эсташ тен Лоран прищурился с непривычки, отчего вокруг светлых глаз появились мелкие лучики морщин. За последний год он слишком привык видеть над головой палящее солнце, а кругом ярко-желтый пейзаж пустыни. Новые земли, новые условия и конечно же много людей, которых называли первопроходцами, нуждающихся в помощи врача.
На этом яростном солнце кожа его приобрела удивительный бронзовый оттенок, вступавший в контраст с выгоревшими под жаркими лучами волосами, а светлые глаза словно вобрали в себя бездонную синеву далекого неба, слегка разбавившую темный аквамариновый оттенок. Аэростат едва успел приземлиться, как Эсташ поймал первый попавшийся экипаж и приехал к дому друга.
— Вот уж не знал, что ты из тех, кто женится тайком.
Бросив на руки слуги пыльную верхнюю накидку, защитник улыбнулся.
— Сражен любовной стрелой в самое сердце? А говорил, что больше не женишься.
— Друг мой, — махнул рукой Аллар, быстро подхватив саквояж из светлой кожи и спешно направляясь к лестнице, — это долгая история, рассказывать которую пока нет времени. Все потом, потом. Сперва осмотри ее, скажи, что мне делать? На тебя вся надежда! За эти три дня в нашем доме перебывали все врачи округи, и вердикт один: «Физически она здорова». Даже капли больше не помогают.
Эсташ молча поднимался следом и внимательно слушал.
— А она, — тен Лоран услышал горестный вздох, — она не просыпается вот уже три дня.
Защитнику было непривычно видеть друга таким — нервным, издерганным и жутко взволнованным. Аллар всегда отличался завидным самообладанием и прекрасным чувством юмора, ему несвойственно было нагнетать ситуацию или просить о помощи там, где вполне мог обойтись своими силами. Потому, получив записку: «Приезжай. Ты мне нужен», Эсташ не стал терять времени и, переложив заботы о больных на своего помощника, первым аэростатом полетел в тот живописный городок у моря, где и находилось фамильное поместье Аллара. Теперь, увидев Олайоша, он убедился, что друг чрезвычайно обеспокоен здоровьем своей жены и, должно быть, безмерно любит ее.
Аллар уже распахнул дверь в спальню и спешил к кровати, так торопясь поскорее подвести Эсташа к своей сабен, что не заметил, как на полпути, увидев лицо спящей девушки, тен Лоран вдруг споткнулся и с трудом удержал равновесие.
— Вот, взгляни. Что скажешь? Можешь сделать заключение сразу или требуется осмотр?
— Осмотр, — медленно выговорил защитник, присев на край кровати и склонившись к девушке, чье лицо казалось фарфоровой маской.
— Говори, что подать. Это же твой медицинский саквояж? Какие инструменты?
— Пока обойдемся без них, Олайош, — негромко ответил защитник, беря в ладонь тонкое запястье.
Переминаясь с ноги на ногу, Аллар в тревоге следил, как, полуприкрыв веки, Эсташ сперва слушает пульс, затем проводит ладонью над грудью и лицом Марионы. Когда тен Лоран обернулся, Олайош едва не подпрыгнул от нетерпения и страха. Друг казался таким сосредоточенным, между бровями пролегла глубокая складка.
— Что там? — решился спросить Аллар.
— Повреждение ауры. — Всего два слова, а сердце Олайоша уже готово было выскочить из груди.
— Серьезное?
— Очень.
— Причины? Ты видишь?
— Нельзя диагностировать. Не в ее состоянии. Их бывает множество, Олайош, вплоть до смертельного проклятия. Вероятно, у твоей супруги есть могущественный враг?
В первую очередь Аллар подумал об Орселе, но выносить приговор без доказательства не стал.
— Всякое может быть. Но раз мы пока не в состоянии докопаться до причин, оставим этот вопрос на потом. Насколько положение серьезно, Эсташ?
Друг не спешил отвечать, расстегивая манжеты и повыше закатывая рукава рубашки.
— Эсташ! — От волнения даже голос задрожал.
— В ауре почти не осталось целых фрагментов. Вся ее энергия и сила уходит, как вода сквозь пальцы. Три дня она продержалась исключительно за счет того, что еще очень молода и действительно физически здорова.
— И сколько? Сколько времени у нас есть?
Вместо ответа тен Лоран прижал пальцы к вискам девушки. Ноги уже не держали Олайоша, и он упал в ближайшее кресло, запустив пальцы в волосы. Умоляюще глядя на защитника, ожидал его вердикта.
— Пара часов.
У Аллара отнялся дар речи, и единственное, что он сумел выдавить:
— Ты успеешь?
— Сделаю все возможное.
Ему требовалось достичь высшей концентрации. На той стадии, в которой сейчас пребывала девушка, затянуть черные провалы светлой, но разорванной ауры можно было лишь с помощью истинной силы защитника. Только времени требовалось много, и на секунду нельзя было отвлечься. Если исцеляющая энергия ринется в нее потоком, то подобно нахлынувшему прибою разрушит еще сохранявшие целостность фрагменты, а если потечет тонким ручейком, не успеет скрепить их до того, как последние крохи жизненной силы утекут вовне. И невероятно трудно было скрупулезно выплетать нити нужной толщины, вытягивая осторожно, но быстро, чтобы они сплетались с ее собственными, перекрещивались, создавая ячейки, из которых могли образоваться новые фрагменты. После все должно было раскрыться защитной оболочкой, которая и называлась аурой. О том, что непроизвольно отторгать его силу девушка не станет, он догадался, едва ее пальцы потеплели от прикосновения его ладони и передачи первой порции энергии. Она могла принять. Внутренняя суть и чистота позволяли сделать это, что являлось хорошим предзнаменованием и в то же время предупреждением лично для него.
Еще войдя в комнату, впервые увидев ее лицо, он ощутил то самое чувство, которое на языке защитников называлось впечатлением. Эсташ точно мог сказать, что не был знаком с миловидной сабен Аллар прежде, но взглянул — и словно электрическим разрядом ударило, резко и наотмашь. На него нахлынули чувства, будто испытанные когда-то: узнавание, ликование, восторг. Вот она, не мираж, настоящая и живая. Душу затопило счастье, что она есть на этом свете. Но именно в тот момент, настолько же необычный для защитников, насколько уникальна для людей любовь с первого взгляда, он должен был подавить все чувства, отринуть и отгородиться. Равнодушие давало возможность сосредоточиться, а иначе за отведенное время он мог не успеть создать те связи, что удержали бы девушку в мире живых. Требовалось срочно закрыть основную брешь, а позже можно было день за днем «чинить» остальное. Щит не откликался, не работал вовсе, и пришлось прибегнуть к поистине титаническому усилию воли. Пришла пора начинать.
Этот голос слышался мне откуда-то из заоблачных высот, слишком далекий, но самый родной. Он вернул бы меня даже из-за межмирной черты. Мягкое звучание, тихие, но решительные интонации, неторопливая манера речи. Он казался давно забытым, но отчего-то звучал знакомо.
Как же хорошо было его слышать!
— Просыпайтесь, — негромко велел голос. Ласково, но требовательно, и, повинуясь ему, я открыла глаза.
Сперва все кругом застилала пелена, и я моргнула несколько раз, ощутив, как по щекам побежали слезы. Зато картина прояснилась: передо мной предстала комната, незнакомая, но очень светлая. Видимо, это свет от окна так бил по глазам, что захотелось отвернуться. Шея затекла и поворачивалась с трудом, а когда я взглянула в другую сторону, то увидела Его.
Эсташ.
Узнала сразу, хотя давно уже не могла нарисовать в памяти его облик.
Эсташ.
Приятное тепло бежало по телу от моей руки, сжатой в его ладонях, а я боялась поверить тому, что вижу его.
Он сидел, прикрыв глаза и опустив голову, а я все смотрела и смотрела, не смея даже моргнуть, опасаясь, что он исчезнет, не рискуя взглянуть куда-либо еще, только на него. Видимо, жадный взгляд, которым изучала каждую черточку знакомого и забытого лица из другой жизни, мог ощущаться даже физически, потому что ресницы защитника дрогнули и медленно поднялись. С каждым днем, проведенным в этой реальности, древняя магия, осуществившая невыполнимое желание, крала мои воспоминания и стирала черты бесконечно дорогого образа. Он неотвратимо ускользал, хотя каждый день все мои мысли были только об Эсташе. Я просыпалась и засыпала, мечтая о нем, и вот он поднял голову и посмотрел на меня. Какой необычный редкий цвет глаз, как темный аквамарин, и серьезное выражение лица, и мудрость, кроющаяся в каждой черточке, а еще легкая улыбка, изогнувшая уголки губ.
— Доброе утро.
По-настоящему, это все происходит по-настоящему?
Пальцы дрогнули. Нестерпимо хотелось прикоснуться к его лицу, но рука не слушалась. Тело было нечувствительно ко всему, но зато я могла смотреть. Я видела его здесь, совсем рядом, а его руки держали мою ладонь.
Эсташ.
Я все-таки моргнула, вновь стряхивая капли с ресниц, но это были уже не слезы, вызванные ярким светом, а совсем-совсем другие. Слезы по самому любимому, самому дорогому мужчине на свете, которого я все же увидела.
— Где-нибудь болит? Что вы ощущаете?
«Счастье» — хотелось мне ответить.
— Тепло, — прошептала совсем тихо. Ему даже пришлось наклониться, прислушиваясь, и одна прядь карамельных волос слегка пощекотала щеку, отчего я невольно зажмурилась.
Наверное, они стали длиннее, его волосы, и оттенок казался светлее. А от близости Эсташа на меня повеяло жаром полуденного солнца, раскаленного песка, засушливого ветра и окутало едва уловимым ароматом свежего бриза, как на море, цвета которого были его глаза.
— Хорошо. — Он снова почти незаметно улыбнулся, отстраняясь.
Ох, пожалуйста, не уходи!
Если бы могла, я протянула бы руки, удерживая его.
— Вы ощущаете энергетический поток, значит, пошли на поправку, сабен Аллар.
Сабен Аллар? Он всегда называл меня Мариона, а еще тэа Эста. Сабен… Прикрыв глаза, попыталась сдержать горький вздох. Сабен, потому что я теперь жена Олайоша, а они, наверное, так же дружат, и именно Аллар позвал Эсташа на помощь. Только что именно случилось? Почему все мои воспоминания как будто затянул туман?
Я ощутила его движение, испугалась, что Эсташ собирается уйти, и вновь подняла голову, позволяя себе поддаться слабости и открыто смотреть на него, не опустив глаз, даже когда поймала его ответный взгляд. Вряд ли прилично было вот так откровенно, без стеснения любоваться мужчиной, с которым в этой жизни мы даже не встречались. Но для меня это оказалось глотком чистого счастья. Эсташ был рядом, совсем близко, настоящий, живой. Только бы остался, побыл со мной хоть еще совсем немного.
— Как она? — прозвучал голос Аллара, стоявшего у двери. — Есть изменения?
Защитник секунду помедлил, словно не сразу услышал, а после повернулся к Олайошу.
— Взгляни, — отозвался он, и действительно встал, уступая свое место, а для меня не было мучительнее момента, чем этот, когда он отдалился, пусть и не ушел насовсем.
— Маришка! — Встревоженный Аллар, такой чудесный и добрый, пришедший на помощь в самый сложный для меня момент, склонился над постелью, а я желала его отодвинуть, потому что не могла видеть Эсташа. И пришлось снова зажмуриться, взять себя в руки и улыбнуться моему замечательному наставнику.
— Все хорошо, правда?
Он спрашивал не у себя и не у меня, а у того, кому в данный момент верил больше, чем собственным глазам.
— Правда, — ответил Эсташ.
— Спасибо. — Иногда одно слово может выразить все чувства разом и в нем сокрыто гораздо больше, чем в целой благодарственной фразе. — Спасибо, мой друг.
Маришка шла на поправку. Все самые дорогие, редкие капли и прочие лекарства, назначенные докторами, включая и светило из самой столицы, не шли ни в какое сравнение с опытом энсгара и силой истинного защитника. Посылая Эсташу свое письмо несколько дней назад, Аллар уже понимал, что лишь один целитель способен помочь дорогой его сердцу девочке. И теперь Олайош радовался, видя, как расцветают румянцем прежде бледные щечки, а потускневший взгляд разгорается ярче, наполняясь солнечными искорками. Усаживаясь в кресло неподалеку от кровати и задумчиво потирая подбородок, Аллар наблюдал за процессом лечения или, попросту говоря, в открытую шпионил за молодыми людьми.
Мариона оживала, стоило Эсташу войти в комнату. Несмотря на слабость, пыталась подняться на подушках, когда он садился рядом, точно каждый раз стремилась оказаться еще чуточку ближе к нему. Начав вставать с постели, она большую часть времени проводила возле окна, забравшись с ногами в глубокое кресло. Олайош подозревал, что вовсе не свежим воздухом девочка хотела подышать, хоть и была вынуждена последние дни проводить в своей спальне. Она ждала. Каждый раз Маришка смотрела на улицу с тайной надеждой увидеть еще издали фигуру защитника.
О чувствах девушки не догадался бы лишь слепой, а пара весьма проницательных глаз имелась не только у Аллара. Серьезный взгляд Эсташа на юную сабен Олайош ловил не раз. Всегда спокойный и прямой, без тени намека и флирта, а у Маришки из-за него розовым цветом полыхали щеки и подрагивали пушистые ресницы. Иногда Аллар замечал, как девочка начинает кусать губы, пытаясь совладать со своими чувствами, впрочем, безуспешно. Зато эмоций защитника ему не удалось прочесть ни разу. И несмотря на давнее знакомство, понять, что ощущал при виде его юной жены тен Лоран, Олайош пока не мог.
Прежде во время лечения Мариона засыпала, а Эсташ молча держал ее за руку и, казалось, изучал ее облик. Это был не сосредоточенный напряженный взгляд, способный выдать внутреннее волнение, а что-то сродни внимательному, задумчивому познанию и чему-то еще, непонятному, скрытому. Возможно, тен Лоран на всех пациентов так смотрел, пытаясь определить суть болезни или отследить улучшения. Олайошу было сложно сказать. Когда слабость начала потихоньку уходить и девушка перестала погружаться в сон, Эсташ стал заводить беседы на отвлеченные темы, а Маришка просила его рассказать о пустынях.
В первый раз защитник удивился: «Почему о них?» «Я там никогда не была», — пояснила девушка. И стоило видеть, как она его слушала. Свернувшись клубочком под одеялом, подложив под щеку свободную ладошку, опустив взгляд на их сцепленные руки, очень внимательно слушала. Олайош бы сказал, что ловила каждое слово. Редко когда ему доводилось встречать людей, действительно умеющих слушать, а не стремящихся завязать разговор ради беседы о собственных интересах. Впрочем, Эсташу удавались такие рассказы, Олайоша и самого увлекало так, что хотелось попросить еще. Иногда Маришка вставляла довольно забавные комментарии.
Однажды тен Лоран завел речь о забавном пустынном зверьке лопусе. «Лиловый мохнатый шарик на ножках», — охарактеризовал он безобидное создание, которое при любой опасности прибегало к маскировке. «Он забрался в мой тент и притворился пушистой подушкой. Я его обнаружил быстро, поскольку лиловых подушек с собой не вожу, но уходить он отказался напрочь. Вцепился в ногу всеми четырьмя палочками и висел так не меньше часа».
— Могу его понять, — сказала на это Мариона, а когда защитник в удивлении поднял брови, явно смутилась и сбивчиво пояснила, что под тентом комфортнее, чем в пустыне. Эсташ на это впервые улыбнулся. Не то чтобы он прежде ни разу не улыбался, но в тот раз улыбка была иной, теплой, открытой и без капли сдержанности. Олайош затаил дыхание в своем кресле, боясь шелохнуться и нарушить этот момент, вторгнуться в волшебство улыбки и ответного взгляда. Именно тогда, когда увидел ее глаза в ту минуту, он начал понимать, что в сердце Марионы поселилась не простая влюбленность молоденькой девочки во взрослого и красивого мужчину. Подобные эмоции легко разгораются и быстро угасают. Однако чувства, замеченные Алларом в Маришке, оказались настолько глубоки, что походили на подводную часть айсберга. При этом ни разу за все время она не позволила себе ни единой вольности и заигрываний, только бесплодные попытки утаить свою любовь от окружающих.
День ото дня Аллару все больше хотелось подробнее расспросить девушку о причинах, побудивших просить помощи и защиты, о самом Орселе, но пока лечение продолжалось, Олайош не рисковал приступать к разговору. Последний эмоциональный всплеск привел Маришку к затяжному сну, который едва не окончился трагически, поэтому Аллар выжидал, не забывая наблюдать.
Внизу хлопнула входная дверь, и сердце снова зашлось в груди как сумасшедшее. Я понимала, что это Он, даже не слыша шагов и традиционного приветствия, могла не знать наверняка, но чувствовала на интуитивном уровне. По мере моего выздоровления Эсташ все меньше времени проводил в особняке Аллара, однако сегодня супруг позвал его на обед, и защитник принял приглашение.
Как же я готовилась к этой встрече! Это был первый день, когда строгий энсгар позволил спуститься вниз. Ради такого события даже стол решили накрыть на террасе, с трех сторон окруженной красивым садом. Хотя особняк Олайоша не был слишком большим, его отличали изящество отделки и совершенно особый уют.
Огладив платье из шелка цвета темного аквамарина, я поправила волосы, отвела назад упавшие на щеки локоны, стиснула у груди ладони крепко-накрепко и несколько раз глубоко вдохнула.
Вниз сошла, когда мужчины уже сидели за столом. Имей я достаточно сил, птицей слетела бы на террасу, едва защитник перешагнул наш порог, однако слабость еще давала о себе знать. Все получалось слишком медленно, и пришлось уйму времени затратить на внешний вид, потому что очень хотелось выйти к ним красивой. Защитник все это время видел лишь бледную тень прежней Марионы, а теперь я немного окрепла. Разглядывая себя в зеркале, даже отметила, что к волосам вернулся блеск и у кожи пропал нездоровый синеватый оттенок.
Я вышла на террасу, как раз когда оба смеялись над какой-то шуткой и выглядели такими счастливо расслабленными в теплой дружеской атмосфере. Заметив меня, мужчины тут же поднялись, а Эсташ, оказавшийся ближе к двери, отодвинул для меня стул. С некоторых пор, когда перестала шататься точно пьяная, пытаясь преодолеть расстояние в несколько шагов, он без лишней необходимости даже не прикасался ко мне. Разве только во время лечения.
— Ай да Маришка, — с восторгом сказал Олайош. — Ты согласен, что моя сабен просто красавица, Эсташ?
— Я прежде не встречал более очаровательной девушки, — с улыбкой согласился защитник и убрал пальцы со спинки, стоило мне опуститься на мягкое сиденье. Только обнаженными плечами успела ощутить тепло от его близости, как оно мгновенно пропало.
Комплимент, вероятнее всего, был данью вежливости. Эсташ из нынешней жизни едва ли мог схватить на руки жену лучшего друга и целовать так, чтобы весь мир для нее поблек, став совершенно бесцветным, лишенным красок, но оттеняющим безликой серостью невыразимую сладость поцелуя. Однако несмотря ни на что его слова заставили смущенно покраснеть.
Для меня этот ужин прошел просто волшебно. Только к его концу сообразила, что Олайош с легкой улыбкой на губах молча попивает вино, а мы с Эсташем беседуем, причем на такие темы, которые я редко обсуждала даже с родителями. Например, о моей страсти ко всяким древним сооружениям. Я умудрялась заваливать защитника информацией об архитектуре, особенностях строений той или иной эпохи, а он, как ни странно, не скучал, делая вид, что ему интересно, но действительно слушал. В его спокойных ответах, пусть и не исполненных того восторга, что привносила в рассказ я, всегда крылось нечто большее, чем просто дань вежливости. Тен Лоран разбирался в этой теме в силу, я думаю, собственной эрудиции, но при этом демонстрировал явную заинтересованность.
И так на протяжении целого вечера. Мы находили общий язык, кажется, во всем, а в итоге Олайош перестал участвовать в диалоге, и заметила я это лишь тогда, когда Эсташ обратил внимание на молчание друга. Защитник неожиданно ответил совсем коротко и тоже взял со стола бокал, предпочитая пригубить вино, чем и дальше беседовать исключительно с чужой женой.
Я сразу сникла, а на ум пришли воспоминания о внутреннем щите, о нормах воспитания и прочих вещах, которые совершенно позабылись, когда «осталась с ним наедине», перестав замечать что-либо вокруг. Да, теперь я не в состоянии пожелать нам массу смертельных опасностей, которые бы привязали ко мне защитника. Но какое это имеет значение, если все равно не стала бы поступать так во второй раз. С ним мне будет мало любой привязанности, кроме любви той же силы, что горит в моем сердце. Я никогда не удовлетворюсь лишь заботой и нежностью, потому что хочу больше и знаю, насколько больше он может дать. И мне ничего не оставалось, кроме как, виновато взглянув на Олайоша, замолчать.
Аллар, наблюдая за беседующими молодыми людьми, подгадал момент и нарочно выдержал паузу, а они и не заметили. Причем оба. Теперь же, посматривая исподтишка, как защитник задумчиво прокатывает между пальцами гладкую ножку бокала, Олайош хитро щурился и притворялся, будто, отвлекшись на дегустацию вкусного напитка, совсем ничего не заметил. В голове он раз за разом прокручивал непривычное поведение Эсташа, который вместо обычного своего равнодушия проявлял чисто человеческие эмоции, как если бы его внутренний щит совершенно не действовал по отношению к Марионе. А учитывая, что в последние полчаса защитник ни разу не обратился к девушке «сабен Аллар», тут было над чем подумать.
Меня отправили наверх, когда ближе к концу вечера я ощутила сильную усталость. Эсташ мгновенно это заметил, просто бросив на меня мимолетный взгляд, и тут же поднялся:
— Вам нужно отдохнуть.
Аллар встал следом и подал знак слуге, который быстро подхватил меня под руку. Моего мнения не спросили, ведь еще не было случая, чтобы я оспорила рекомендации Эсташа. Сегодня впервые захотелось воспротивиться и не уходить. Мой внутренний протест в итоге вылился в ребяческую выходку, когда я якобы удалилась в комнату, а сама тихонько пробралась обратно, но вынуждена была остановиться на лестнице, услышав разговор мужчин. Тут же в итоге и присела, потому что усталость пересилила.
— Не стоит провожать меня до дверей, Олайош.
— Отчего же не проводить лучшего друга?
— Ты так уютно устроился в кресле с бокалом превосходного вина, что поднимать тебя — сущее преступление.
— Намекаешь, будто я вконец разленился и даже не оторву свой зад от кресла? Да у меня столько сил, что горы способен свернуть! С молодой женой не стоит терять форму.
После этой фразы в холле повисло молчание, а я впала в состояние, близкое к шоку. Что такое Аллар сказал?
— Твоей очаровательной жене, — наконец ответил защитник, проигнорировав последнее высказывание, — более не требуется переливание силы. Достаточно хорошего питания и прогулок на свежем воздухе, она теперь способна восстановиться самостоятельно.
У меня невыносимо закололо в груди. Он прощается? Он уходит? Эсташ больше не вернется сюда? Зажмурившись, прижалась горячим лбом к прохладному столбику. Зачем ему возвращаться, если жена друга выздоравливает? Его где-то там ждет собственная невеста, и официальное объявление о помолвке не за горами. В этой зыбкой реальности я точно знала одно: защитник не нарушит данное слово.
— Все благодаря тебе. И даже представить себе не можешь, насколько я благодарен за помощь. Ты не только Маришку спас, но и меня. Спасибо.
— Не стоит. — Ответ защитника прозвучал спокойно и как-то даже обыденно.
— Понял, понял. Ты никогда не любил слушать благодарностей в свой адрес. Да и время не стоит на месте, следует двигаться вперед и все такое. — Он негромко посмеялся, а мне подумалось, уж не перебрал ли Олайош вина за ужином. — Мы многим обязаны тебе, Эсташ, правда, даже не отрицай. Прекрасно понимаю, что в нашем городке энсгара более ничего не держит, но очень прошу прийти в гости в воскресенье. В последний раз. Это будет важный день. Понимаешь, из-за отношения родителей Маришки к нашему браку вся церемония была проведена тайно и до сих пор моя жена не представлена соседям и свету. Необходимо устроить в ее честь, раз здоровье позволяет, настоящий прием, чтобы девочка заняла достойное положение и чтобы не дай Цахарис не поползли слухи. Не обижай нас отказом.
Эсташ в ответ промолчал, но, наверное, кивнул, потому что Олайош сказал:
— Будем тебя ждать.
Глава 21
ИНСТИНКТЫ
Для кого и зачем устраивался этот прием? Аллар объяснял — ради меня, чтобы в свете не ходили толки, а мое имя не мешали с грязью. И только когда наш дом уже начал заполняться гостями, а служанка заколола на голове последний локон, заглянувший в спальню супруг признался, что пригласил даже ж моих родителей.
— Как? Зачем?
— Вот удивляешь, Мариша, они ведь родители! Еще будет пара представителей известных в свете журналов, я также пригласил сенатора…
— Орселя?
Мне стало дурно.
— Да, но он отказался, причем весьма категорически. — Олайош довольно потер руки и разве что не похихикал. — По его ответу даже создалось впечатление, будто сенатор зол на меня. Однако это и хорошо, Маришка, теперь внимание одного конкретного поклонника тебе не грозит.
— Но вдруг Зме… Астаил от злости…
— Отомстит?
— Да.
— Поверь мне, девочка, портить отношения с твоим отцом ему пока невыгодно, ведь имя моего рода тоже имеет кое-какой вес. Он хотел неплохо устроиться, получив тебя и приданое, но сейчас с законом повременит, иначе ведь и сам лишится возможности получить рудник в личное пользование. Змей Астаил начнет продумывать другие варианты, а мы тоже не будем сидеть сложа руки.
— Спасибо, Олайош! Не представляете даже, что вы для меня сделали.
— Так ради тебя и стараюсь. Кхм, о чем еще забыл сказать? На сегодня запланированы развлечения, в поместье приглашены артисты. Они обещали захватывающий номер с дикими животными. Полагаю, гостям понравится.
— Полагаю.
Воодушевления Аллара я не разделяла, в конечном счете было все равно, что понравится гостям, половина которых была мне неизвестна. Старательно готовилась я к этому празднику только ради последней встречи с Эсташем.
— Олайош, — скомкала конец красивой ленты, завязанной на поясе в роскошный золотой бант, — мы же не забыли пригласить невесту Эсташа, а то…
Весь вечер набиралась сил, чтобы встретиться с этой девушкой, и сейчас кое-как смогла выдавить из себя вопрос.
— Чью невесту? У него нет невесты.
— Но вы говорили о помолвке, и в журнале я читала про главу рода…
— Так вот что ты решила! — Олайош смотрел на меня и улыбался. — У защитников, Маришка, титул наследуется от старшего в роду. Когда отец братьев тен Лоран постарел, ответственность за семью перешла к Эсташу. При обычном положении дел так бы и осталось, но мой добрый друг — энсгар, а этот дар один из самых редких. Когда было принято решение начать исследование пустынь и расширить территорию Кенигхэма, Эсташ вызвался поехать, и в этом случае появилась очень веская причина передать главенство над родом. В общем, помолвка у младшего брата, а не у старшего.
Не у старшего?!
Аллар внезапно вытащил из моих рук скомканную ленту и принялся сам перевязывать бант, рассуждая так, словно не замечал моего состояния.
— Не будь род тен Лоранов богат, Эсташ не смог бы свободно распоряжаться собой, и уж точно не переложил бы обязанности на брата, но, к счастью, он волен выбирать и предпочел светской жизни спасение жизней первооткрывателей. Там, знаешь ли, суровые условия в этих пустынях. Ну вот, готово, Маришка, пора нам спускаться. Позволь заметить, что своей красотой ты сегодня всех затмишь.
Столы были накрыты в саду, между ними прогуливались наряженные гости, день клонился к вечеру и полуденный зной сменился приятной прохладой. Впрочем, лето потихоньку подходило к концу, хотя казалось, что оно бесконечно. Мне довелось прожить за это время две жизни, полюбить и испытать невероятную боль потери, почти погибнуть самой и снова спастись, вырвать у судьбы жизнь любимого человека и расплатиться за нее правом быть рядом с ним. Он полюбил меня в той жизни, я любила его в обеих.
Сколько же всего случилось за одно короткое лето…
— Дорогие друзья, рад, что вы смогли посетить нас сегодня!
Я обнаружила, что уже сижу во главе стола рядом с Олайошем, и сейчас супруг поднялся, держа в руке бокал со свадебным вином.
Аллар нарочно привел меня перед самым началом, чтобы не пришлось общаться с гостями отдельно. На другом конце стола я заметила родителей, сидевших с непроницаемыми лицами, Роберта и еще нескольких знакомых. По организации весь прием очень походил на те, которые следуют сразу за официальным бракосочетанием.
— Позвольте представить всему свету в вашем лице мою супругу, сабен Аллар, самую очаровательную девушку в Кенигхэме, которая сделала меня счастливейшим из смертных. Предлагаю поднять бокалы за здоровье моей жены.
С этого начался ужин, в конце которого даже родители заметно расслабились, отведав винных запасов Олайоша. Разговоры становились все громче, то и дело долетали шутки насчет молодоженов, в конце концов, гости развеселились настолько, что принялись желать продления замечательному роду Алларов.
Я сидела молча, заученно улыбалась, чтобы не ставить супруга в неловкое положение отсутствующим или печальным видом, и старалась реже смотреть туда, где находился приглашенный на прием защитник.
— Дорогие друзья! — Раскрасневшийся оживленный Олайош взмахнул рукой, привлекая внимание присутствующих. — Сегодня вместо традиционного бала, который я отменил по причине нездоровья моей сабен, запланировано потрясающее представление.
В ответ на заявление довольного Аллара послышался громкий рык. Гости привстали с мест, выглядывая за нашими спинами что-то явно интересное, даже мне стало любопытно, и я обернулась.
На специально расчищенной площадке была сооружена высокая сцена, и теперь на нее артисты выкатывали клетки со зверями. Хотя я бы назвала их чудовищами, настолько страшными показались мне представители дикой природы. Помню, что о некоторых читала в книгах еще в детстве. Они чаще описывались в сказках, а вот наяву подобные экземпляры не встречались даже в зоологических парках. Слишком опасны они были и почти не поддавались дрессировке. Оставалось только удивляться, как артисты умудрились отловить хищников, и задаваться вопросом, какие номера они с ними подготовили. Судя по всему, выступление каждого из зверей обошлось Аллару в баснословную сумму.
Когда клетки установили, заиграла веселая музыка, а на середину сцены вышел ведущий и, скорее всего, руководитель труппы. Он кратко рассказал о каждом из запертых за магической решеткой животных, напугал нас жуткими подробностями о ядовитых клыках, смертоносных когтях и даже убийственной силе взгляда хищников, после чего поклонился и позвал на сцену… меня.
Я в шоке посмотрела на Олайоша.
— Давай, Маришка. Этот праздник в твою честь. Не бойся, они профессионалы, и мне даны безусловные гарантии, но я позаботился о дополнительной защите.
— Так вы это нарочно? — негромко спросила, когда Аллар брал меня за руку и подводил к сцене. Он выглядел совершенно расслабленным, в то время как я ощутимо напряглась.
— Конечно. Необходимо поразить всех присутствующих, пускай они потом разносят слухи, превознося смелость юной сабен и захлебываясь восторгом. В тебя влюбится весь свет, Маришка.
Ох, Олайош! Не нужна мне любовь всего света. И ничего не нужно. Теперь, когда родители в безопасности, мне не грозит замужество с ненавистным Змеем, а сердце Эсташа недосягаемо и надежно закрыто щитом, пришло чувство опустошенности и безразличия. Может, затем мудрый наставник задумал это представление, чтобы меня встряхнуть, заставить хоть чуточку ощутить вкус к жизни? Когда еще, как не вблизи от пусть и эфемерной, но опасности, почувствовать его?
— Поднимайтесь, сабен Аллар, — подал мне руку улыбчивый организатор, — садитесь на этот стул.
Я устроилась на круглом сиденье, крепко вцепившись в него пальцами и ровно держа спину. Наверное, не настаивай на моем участии супруг, точно бы отказалась, но Олайошу я доверяла безоговорочно. На сцену вышло еще несколько артистов, каждый из которых подходил к клетке со своим зверем, а ведущий взмахнул руками, сотворяя сложный пасс, после чего мой стул медленно воспарил вверх и завис на расстоянии чуть выше человеческого роста. Ахнув, я крепче впилась пальцами в сиденье и поджала ноги, скрытые длинным подолом праздничного наряда.
— Смертельный номер, друзья! — объявил устроитель леденящего кровь представления. — Юная девушка в объятиях хищников!
Что?! В каких объятиях?
Зрители взволнованно загудели. Я видела, как они покинули места за столом и подобрались ближе к сцене, а после объявления ведущего резко отступили все, кроме моих родных, Олайоша и хмурого защитника.
Я бы на месте Эсташа тоже хмурилась. Едва энсгар меня вылечил, как отчаянный Аллар тут же подсунул под нос хищникам.
— Не волнуйтесь, — поднял руки ведущий, — это абсолютно безопасно. Сцена окружена сильнейшей защитой, а девушка под надежной охраной.
Он указал на своих помощников, которые — Цахарис! — принялись отпирать клетки с чудовищами.
Едва щелкнули засовы и дверцы отворились, как артисты, включая и ведущего, отступили за некую черту, внезапно ставшую зримой. Она отсвечивала бледно-зеленым и по форме напоминала круг со мной в центре, а внутрь его как раз и были открыты дверцы клеток. Хищники беспрепятственно выходили наружу, и я еще сильнее поджала ноги, раздумывая, могут ли они допрыгнуть на такую высоту и стащить меня со стула.
Совершенно бессознательно отыскала среди лиц, застывших по ту сторону мерцающей защиты, Эсташа. Он по-прежнему стоял неподалеку от сцены. Поза расслаблена, брови больше не хмурились. Совершенное внешнее спокойствие и полный контроль. Недавнее напряжение тут же отпустило.
Однако к чему Аллару подобные выдумки? Нельзя было показать представление без моего участия?
Чудовища, вышедшие из клеток, оказались прямо подо мной. Артисты выстроились по ту сторону защиты, попеременно поднимая правую руку. По взмаху каждой новой ладони (отсюда мне было хорошо видно, а вот зрителям все закрывала защита и казалось, будто хищники повинуются исключительно воле дрессировщиков) в животное ударяли зеленоватые искры, и боль от магического удара заставляла совершать то кувырок, то подниматься на задние лапы, то вдруг оглушительно рычать так, что закладывало уши.
Нужно заметить, что уловка Аллара все же здорово меня встряхнула, по крайней мере, от апатии следа не осталось. Наблюдение с высоты за номерами, исполняемыми опасными хищниками, здорово щекотало нервы, причем не только мне. Стоило очередному «артисту» подпрыгнуть на определенную высоту, оказавшись таким образом ближе к стулу, как зрители ахали. И наконец по периметру круга загорелись пять огненных колец, почти на том же расстоянии от помоста, на котором зависла и я.
Пальцы, цеплявшиеся за стул, уже затекли, и было страшно свалиться в самый ответственный момент, я только надеялась, что даже на этот случай у артистов все предусмотрено. Ведь выполняли же их команды такие ужасные чудовища.
— Оп! — Пять рук резко взметнулись вверх, более яркие искры заклинаний ударили по зверям, и те, почти синхронно издав громкий рык, распластались в прыжке, вытянув передние лапы и послав гибкие тела сквозь кольца. Они прошли через огонь так ловко, что даже не опалили своей шерсти.
Я выдохнула, а зрители радостно зааплодировали. Вот теперь меня уже должны были снять отсюда.
— Большое спасибо, большое спасибо, — раскланивались артисты и ведущий. Все были ужасно довольны, что представление прошло гладко. Я же абсолютно не ожидала увидеть, как одно из по-прежнему горевших колец вдруг сорвется вниз.
Громко взвизгнула, когда оно упало на голову одного из чудовищ, припалив мохнатые уши, а тот, взвыв от боли, вцепился когтями в своего соседа. Клубок рычащих монстров покатился по сцене, натолкнувшись на зеленую стену, посыпались искры, попавшие на шкуру остальных трех хищников, и внизу все смешалось. В этот самый момент невидимые плетения, что держали мой стул, лопнули.
Помню, как, летя к помосту, успела подумать: «Ведь не могло желание из прошлой жизни переместиться в эту?» Я не ударилась всем телом о доски только потому, что меня подхватило у самого настила, но человеческий крик привлек внимание разъяренных хищников. Оторвавшись друг от друга, они направили ярость против представителя поработившего их рода и разом повернулись ко мне. Одновременно с их броском послышался звон разбитой защитной стены, вокруг вспыхнул огненный контур, а зверей расшвыряло в разные стороны.
Не успев ничего сообразить, я только ощутила, как меня подхватили и крепко сжали до боли знакомые руки, а за объятием последовал головокружительный полет.
Паника и смятение, воцарившиеся в рядах гостей, совершенно не заботили в данный момент Олайоша. Подав знак артистам, которые до этого с нарочитой беспомощностью следили за беснующимися зверями, а теперь вдруг очень слаженно накинули на них магические арканы, он запрокинул голову, наблюдая, как принявший истинный облик защитник уносит в ночное небо его Маришку.
— Сработало, — чуть слышно прошептал Аллар.
Он спрятал улыбку, прикрыв рукой рот, в то время как зверей запирали в клетки, а гости медленно приходили в себя. Да, из присутствующих на помощь девушке бросились только родные и опередивший всех в молниеносном прыжке тен Лоран, остальные в ужасе отшатнулись. Но ведь именно на это и рассчитывал Олайош. Более того, не зря приглашенные артисты оказались поистине сильными магами, ту защитную стену, что взмахом руки расколол Эсташ, не под силу было преодолеть даже Аллару.
Рисковая была комбинация. Не в том смысле, конечно, что Маришка могла пострадать. С ее очаровательной головки и волосок бы не упал, но ведь не напрасно Олайош все это время беспощадно играл чувствами защитника, скрыв от друга истинные причины женитьбы. Не впустую он тщательно анализировал каждый жест и каждую фразу Эсташа. Не просто так выводил друга из себя грубыми намеками и дурацким бахвальством, приравняв обладание женщиной владению ценной вещью. А потом, в самый ответственный момент, вдруг оказался неспособен защитить свое сокровище. Да, не зря он разыграл сложнейшую партию, уповая лишь на то, что инстинкты победят, а слабость пересилит все.
Бесспорно, это была сумасшедшая затея. Ради нее Олайош притворялся пылким влюбленным весь вечер и предусмотрел даже присутствие представителей известных журналов, которые завтра должны были растрезвонить о вопиющем событии. Но разве мог он поступить иначе? Ведь этот брак оформили по закону, а расторжение его, согласно суровым правилам их общества, влекло несмываемое клеймо на репутации женщины. И только обыграв будущий развод подобным образом, он сохранял честь Маришки неприкосновенной. Теперь никто не удивится расторжению брака, ведь сердце Аллара разбито. А как иначе? Лучший друг украл и унес красавицу-сабен в самый разгар свадебного приема на глазах у представителей высшего света, у всей элиты, собравшейся в этот вечер в особняке. Никто и сообразить ничего не успел.
Маришка молодец, не подвела. Он знал, что она выдержит нелегкую роль счастливой невесты до конца и ради него не покажет виду, сколь мучителен для нее этот прием. Она отважная, его маленькая тэа, и как никто другой подходит Эсташу. Впервые увидев их вместе, он сразу это понял.
«Надеюсь, вы меня простите за тяжелые минуты, — про себя попросил Олайош. — Нелегко было играть вашими чувствами, но как иначе я мог устроить это к счастью для всех?»
Тен Лоран не поддержал бы авантюрного плана и не позволил Аллару подставить едва поправившуюся Маришку под удар. Зато теперь девочка ни в чем не виновата, да и защитнику все простят месяца так через два. Мужчинам в их мире проще жилось, тем более истинному воину и представителю старейшего рода. Вот тогда Мариона с Эсташем смогут вернуться.
Аллар пристально вгляделся в темное небо, в котором теперь и светящейся точки не было видно. Пожалуй, Эсташ уже разгадал его задумку.
— Не вернет, — хмыкнул про себя Олайош, а опуская голову, поймал гневный взгляд сабен Эста, у которой на лице был написан вопрос: «Что здесь, Цахарис вас дери, происходит?!»
Кажется, наступил момент платить по счетам.
Опустившись на каменную ровную террасу, защитник поставил на ноги свою хрупкую добычу. В его руках Мариона успокоилась совершенно, и более он не ощущал волн паники и страха. Однако именно сейчас, как никогда прежде, Эсташ хотел придушить старого друга. Как мог Аллар закрыть ее, беззащитную и бесконечно доверчивую, в центре страшной западни, как посмел напугать так сильно!
Посмел…
Это слово крутилось в голове Эсташа, заставляя его усомниться в собственном здравомыслии. Супруг смеет принимать решения, в его руках забота о жене, однако же — посмел.
Едва отпустив девушку, защитник отвернулся, пусть и не нашел в себе сил отступить от нее хоть на шаг. Желал утихомирить собственные чувства, усмирить огонь, а заодно понять, как в один миг перешагнул через незримую черту. Эта грань отгораживала все, что люди называли принципами или нормами. Для защитника это было сродни части его самого. Он просто жил правилами, как живут порой собственными желаниями и стремлениями. Его воля всегда оказывалась крепче любых испытаний, и следовать тому, что верно, было так же необходимо, как свободно дышать. А потом вдруг эту опору смело в один миг чем-то гораздо более сильным, чем-то неподдающимся определению и особенно контролю.
С первого момента, как увидел, в нем возникло это иррациональное, непонятное чувство. Мариона изначально воспринималась им совершенно невероятным образом. Он знал ее и чувствовал, понимал на истинно глубоком уровне и принимал, как мог принять только самое необходимое и близкое существо на свете. Какие бы объяснения защитник ни искал, они не помогали разгадать загадку собственного сердца. Воспринимать чужую жену, жену лучшего друга, как свою и только свою женщину, казалось сумасшествием. Он ведь запретил себе даже думать, но был неспособен запретить чувствовать. Готов был уйти… А потом был ее крик, его бросок и первый миг безумства и полной потери контроля над собой, когда он похитил девушку на глазах у всех. И затем полет. Долгий полет в бархатной ночной тишине, с редчайшей в мире драгоценностью в руках, возможность подумать над тем, что произошло, проанализировать и разложить на детали.
И все же, если бы он увидел сейчас Олайоша…
Эсташ выхватил меня из-под носа рассвирепевших зверей и поднял за пределы разбитого оградительного круга, но вместо того, чтобы опустить подальше от сцены, взлетал все выше и выше в темное небо. Когда я совсем перестала различать внизу очертания земли, наконец осознала — защитник и не думал возвращаться. Он прижимал меня крепко к себе, а огненные крылья несли нас прочь, куда, я и сама не понимала.
Время перестало существовать, и не скажу точно, сколько прошло с момента, как покинули особняк Олайоша, и до минуты, когда внизу показалась темная гладь воды и пенные шапки, серебрящиеся под светом луны. Отдаленный гул бьющихся о камни волн сообщил, что где-то впереди находится остров или, возможно, риф, однако это оказалась выросшая посреди моря скала с замком-башней на вершине.
Эсташ опустил меня на террасу, окруженную высокой балюстрадой, и отвернулся. Я видела, как его пальцы крепко сжали каменные перила, но не могла понять, о чем он сейчас думал. И неожиданно меня охватило волнение — а вдруг это сон? Один из тех, что видела на протяжении бесконечных ночей, после того как очнулась в новой реальности. Мне захотелось прикоснуться, но было страшно, я желала спросить: «Ты настоящий? Не исчезнешь, едва открою глаза?», — но звук голоса мог заставить меня пробудиться. Эсташ, Эсташ! Ты действительно украл меня на глазах стольких гостей из дома лучшего друга? А может, я очнусь сейчас, а кругом снова тишина и пустота, в которой тебя нет, жизнь без смысла и искры самой жизни? Ответь мне, пожалуйста, ты настоящий?
Он слышал, как она тихо вскрикнула, и мгновенно развернулся, но тут же замер, опасаясь спугнуть странное наваждение.
На нежной коже танцевал огонь, выводя затейливые красивые линии на руках, открытых плечах, вдоль тонкой шеи. Одна за другой пламенеющие черты складывались в схематичное изображение крыльев. Ярко полыхнули невидимые прежде брачные рисунки, стираясь, растворяясь контур за контуром. Вспыхивая под танцующим пламенем, они исчезали без следа.
«Метки пропали», — глухо прошептала она, подняв голову, глядя прямо на него с каким-то отчаянием, с недоверчивой радостью и робким пугливым ожиданием чуда в глазах. Она смотрела…
Я смотрела на него и любовалась. Пускай дар жрицы был утрачен, но принимать его истинный облик оказалось ни капельки не страшно. Сложно было осознать столь совершенную красоту огненного воина, которая подернулась плотной пеленой забытья, как и все драгоценные воспоминания в этой жизни, как память о поцелуях и облике самого Эсташа. Я его не знала, не помнила и не умела забыть.
Между нами повисла тишина. Мы стояли в шаге друг от друга. И танцующие огоньки, которые, казалось, были повсюду на моем теле, покалывая и грея щекотным теплом, стирали все метки, проявившиеся после принесения брачной клятвы. Даже фамильное кольцо под действием лизнувшего его пламени потускнело, утратив свою силу. Когда-то похожим образом и подарок Орселя — символ нежеланной помолвки — тоже лишился охранительной магии. Признавая, отмечая свою жрицу, огонь защитника не допускал над ней чужой власти. И возникло чувство, словно очистилась и теперь имею право написать эту жизнь с нового листа. Но я ждала слов Эсташа. Мне необходимо было услышать ту фразу, которую он желал сказать первой.
Все знаки сошлись воедино, а он уже перестал верить, будто эта встреча возможна. Поврежденная аура, способность наблюдать за защитником в истинном облике и огонь, отметивший свою единственную. Его жрицу! И не было сил для слов, и молчание повисло в воздухе, окутав незримым палантином. Сердце снова сжимала давняя обреченность — проснуться и понять, что этого нет, а есть одиночество, всегда, из века в век, в бессмысленном поиске. И ему необходимо было прикоснуться и почувствовать, что она настоящая.
Я задрожала от огненного прикосновения. Он протянул руку, кончиками пальцев провел по щеке, очертил, исследуя, контур губ. Мне невозможно было удержаться, безумно хотелось подняться на носочки, обхватить его за шею…
Я качнулась вперед, потому что за спиной сомкнулись невероятные сверкающие крылья, и расстояние между нашими телами сократилось до короткого вдоха, когда грудь наполняется воздухом и вдруг касается его груди. Я ощущала его тепло, а подрагивающие пальцы неподконтрольно мне пробежались по золотистым полупрозрачным перышкам. Чистейшая, оттого пугающая энергия, такая теплая, мягкая со мной и неспособная обжечь. Скрестив ладони на твердой груди, слушала его сердце, чувствовала его губы пускай на расстоянии, но совсем близко. Трепет и слабость в каждой клеточке отдавались в теле дрожью предвкушения, а мурашки щекотали кожу там, где ее касалось его дыхание.
И так мы стояли, не шевелясь, в волшебной сверкающей тишине, нарушаемой лишь шепотом волн.
— Я помню тебя, — вплелся в этот шепот его тихий голос. — Не знаю откуда. Словно жизнь за жизнью видел во сне.
Первые слова, которые ждала. Слова, покачнувшие мир, ставший совсем зыбким и неустойчивым, из-за них задрожала и зазвенела моя маленькая вселенная, центром которой был Он. Я за его жизнь отдала все, что имела, и не искала в ответ награды, благодарности или даже любви, а Эсташ… Эсташ меня не забыл. Века спустя…
Сердце колотилось и колотилось в груди так сильно. Ему стало в ней совсем тесно.
— Мэйэлит.
Я вздрогнула, чувства стеснились внутри. Нахлынула волна горького счастья. Волшебное обращение, в котором заключалось столь много, кольнуло давним воспоминанием, болью далекой потери и счастьем нового обретения.
Этот миг, с которого следовало начать свой рассказ, наступил. Я должна была поведать об утраченном даре и цене, заплаченной за новую жизнь, но запрокинула голову и увидела его невероятные глаза. Я позабыла слова. Он смотрел, он так смотрел…
Эсташу не нужны были объяснения, не требовались лишние фразы, он сам произнес главное:
— Стань моей. Скажи «да».
Я и на миг не задумалась.
Читать бесплатно другие книги:
