Гимназия Царима Сурикова Марьяна
— Да что ты заладила, я давно уже к тебе не цепляюсь. Может, мне просто нравится на тебя смотреть!
Тут я как-то сбилась с основной мысли и придирчиво посмотрела на Орселя в поисках усмешки или иного признака явного издевательства.
— Все мыслишь старыми категориями, Эста?
— Старыми? Да вы нарочно обращаетесь так неуважительно, зовете на «ты» и напрочь игнорируете принятое обхождение!
— Издеваешься? Я тебя четвертый год знаю, прикажешь вечно сюсюкать это дурацкое тэа? Что за бред?
— Ах вот как? То есть вы меня таким образом выделяете? Это у вас признак расположения, когда к девушке обращаетесь на «ты» и исключительно по фамилии.
— Я привык так обращаться, и вообще не понимаю, что тебе не нравится.
Надо же! Арто меня, оказывается, чуть ли не в родню записал, выбрав панибратское обращение, и это я к нему цепляюсь, требуя соблюдать все положенные приличия.
— Зануда ты, Эста. Такая правильная стала!
— Четыре года учитесь манерам, и все без толку.
— Заметь, это ты меня сейчас оскорбила.
— Оскорбила? Что ж, прошу прощения, теон Орсель. Полагаю, мне следует поскорее вернуться к родителям, пока не нанесла новый урон вашей тонкой душевной организации.
— Не уходи.
— Что? — Мне показалось, будто я ослышалась.
— Просто побудь здесь со мной, что тебе стоит?
Я растерялась и, хотя уже занесла ногу, чтобы уйти, остановилась.
— Смотри, Эста, покажу тебе одно заклинание.
Арто вдруг взял меня за руку, раскрыл ладонь и что-то быстро нарисовал, легонько касаясь пальцами. Через секунду над ней замерцало изображение маленького полупрозрачного цветочка, который светился и разбрасывал вокруг бриллиантовые капельки. Те, что касались кожи, застывали блестящими камушками.
— Ой! — не смогла сдержать восторга. — Как красиво!
Я подняла взгляд на Арто, а он смотрел, улыбаясь, но такая непривычная улыбка мигом покинула его лицо, когда рядом раздалось: «Развлекаетесь, молодые люди?»
Сенатор тоже улыбался, однако от его слов повеяло холодом.
— Извините, что вынужден украсть его у вас, Мариона, но мне необходима помощь с гостями. Семья Тарин очень желает с тобой познакомиться, сын. Они восхищены твоими успехами.
Он повел рукой, и хрупкий цветочек на моей ладони испарился. Арто поморщился, взглянув на отца исподлобья:
— А издали они повосхищаться не могут?
Сенатор молча поднял брови, и Орсель-младший нехотя зашагал в том направлении, где неподалеку застыла благородная чета с дочуркой лет четырнадцати. За секунду настигнув неторопливо шагавшего сына, сенатор проговорил, казалось бы, негромко, но его слова достигли моих ушей: «И помни о манерах». Почудилось, после этого напутствия спина Арто совсем одеревенела, однако протеста он не выказал и спокойно пошел дальше.
Орсель-старший отвесил мне легкий поклон, словно вновь сетовал на то, что нас прервал, однако неприятный осадок от разрушенного на глазах чуда вызвал у меня совсем не тот вежливый ответ, на который мог рассчитывать хозяин вечера.
— Это был красивый цветок.
Мужчина сразу понял, о чем веду речь.
— Прошу прощения, я развеял его ненароком. Но это лишь копия, Мариона, маленький мираж милого чуда, принадлежащего нашей семье. Не стоит огорчаться.
Не отреагировав на это извинение, я демонстративно удалилась ближе к окну, а сенатор еще раз задумчиво меня оглядел и махнул рукой прислужнику. Тот подбежал с проворством вышколенного слуги и поклонился. Орсель что-то приказал ему и, сделав пасс рукой, очертил вокруг его запястья ломаную линию, засветившуюся наподобие изогнутого браслета, которая мгновенно погасла. Слуга склонил голову и стремительно удалился, а сенатор, заметив, что я за ним наблюдаю, отвесил еще один полупоклон и неспешно ушел к другим гостям.
В самом конце вечера Орсель-старший поблагодарил нас всех за визит и добавил еще несколько фраз о том, какая это честь, что его дом посетило столько выдающихся людей. Благодарственные речи он окончил словами о желании подарить всем гостям приятные безделушки на память, и между нашими рядами тут же засновали проворные слуги. Мы с мамой широко открыли глаза, заметив, что те держат в руках подносы, полные золотых украшений. Фигурные слитки, броши, зажимы, запонки, браслеты и серьги подносились каждому, чтобы гость взял себе «безделушку, которая будет навевать хорошие воспоминания и прослужит еще немало лет ввиду своей прочности». Когда один из таких подносов оказался возле нас, сенатор лично подошел, чтобы с приятной улыбкой заверить пораженных родителей в том, какие это мелочи, ведь ему безумно приятно отметить подобным образом визит дорогих гостей.
— Вы можете видеть на каждом изделии символику нашего рода. Все эти вещицы несут в себе небольшой позитивный заряд и способны поднять настроение в особо грустные моменты. Для вас, оснэ[11] Лориона, изумительно подошла бы эта брошь, как считаете?
Мама растерянно кивнула и позволила сенатору приколоть на ворот платья изящную золотую брошку в форме красивого цветка, показанного мне Арто.
— А вам, Мариона, идеально подойдет вот это колечко. Если желаете, конечно.
Маленькое кольцо с верхушкой в виде того же цветочка выглядело в меру скромно и мило и как нельзя лучше подходило в качестве украшения для молоденькой девушки. Однако сами по себе подарки казались чрезмерным проявлением щедрости. Вечер и так был насыщен событиями и дорогостоящими развлечениями, но, видимо, у сенатора было принято эпатировать своих гостей. А я еще прежде удивлялась, отчего среди светских новостей так часто мелькают упоминания о приемах в доме Орселей, а также о том, как сложно получить на них приглашение. Отказываться с моей стороны было крайне невежливо, особенно под требовательными взглядами родителей, и я кивнула. Сенатор с улыбкой надел мне кольцо на палец и протянул отцу великолепные запонки все с тем же символом.
— Надеюсь, они вам подойдут.
— Благодарю, — склонил голову отец, — какая щедрость, сенатор.
— Что вы, мелочи. — Мужчина быстро огляделся по сторонам, и в этот момент я заметила спешащего к нам слугу, того самого, которого Орсель куда-то отправлял.
Приняв из его рук небольшую коробку, хозяин дома вновь повернулся к нам:
— Позвольте вручить еще одну вещь вашей дочери. Я сегодня имел неосторожность причинить огорчение Марионе, надеюсь, вот этим искуплю свою вину.
— Что вы! — запротестовала мама. — Право же, подарков более чем достаточно.
— Это всего лишь цветок, оснэ Лориона, но преподнесенный от всего сердца. Не хочу, чтобы очаровательная Мариона хранила в душе хоть какие-то неприятные воспоминания об этом вечере.
Повинуясь кивку матери, я взяла блестящую, благоухающую тонким ароматом коробку, в таких обычно доставляли букеты из дорогих цветочных лавок, и присела в поклоне. Наверняка иллюзорный цветок решили заменить чем-то роскошным и редким. Как мило.
— Я безмерно очарован этим знакомством, — обращаясь к отцу, сказал Орсель, — полагаю, дружба вашей дочери и моего сына в дальнейшем поможет укрепить связи между нашими семьями и еще не раз нам выпадет удовольствие общаться в более уютной обстановке.
— Я тоже надеюсь, — с многообещающей улыбкой отвечал отец, а после мы сердечно распрощались с гостеприимным хозяином и прошли к своему экипажу.
Уже внутри, когда родители устало откинулись на удобные мягкие спинки, я раскрыла бумажную коробку и ахнула.
Пространство кареты заискрилось от света, струящегося с хрустальных лепестков очаровательного нежного цветочка, только не иллюзорного, а самого настоящего.
— Это нужно немедленно вернуть! — разволновавшись, воскликнула я.
— Мариона, — строго сказал отец, — принятые подарки не возвращают. Ты уже взяла коробку.
— Я полагала, что здесь обычный букет!
— Ты слышала слова сенатора, подарок сделан от всего сердца. Мы рискуем сильно оскорбить Орселя.
— Отец прав, Мариша, — мягко сказала мама, — мы не можем его вернуть.
— Как вы не понимаете, это фамильная ценность!
— В том-то и дело, что понимаем, — загадочно проговорил папа и махнул рукой. — Пустое, дочь, одной больше, одной меньше. Разве мы вправе оспаривать выбор тех, кто так распоряжается собственностью? Это их право, их выбор.
Растерянно взглянув на него и на маму, я закрыла коробку крышкой и уставилась в окно тронувшегося экипажа. По ту сторону, прямо напротив сверкавшего огнями дома сенатора, медленно уплывал в темноту красивый старинный особняк, непоколебимо стремящийся ввысь. Такой гордый и неприступный, но грустный в своем одиночестве.
— Вы уверены, Мариона?
— Да, конечно. Согласно правилам школы, мы можем отказаться от одного дополнительного урока и выбрать другой, на свое усмотрение.
Директор был явно удивлен моей осведомленностью, а я не поленилась изучить толстую книгу со сводом правил, в которую прежде и не думала заглядывать.
— Уроки магической защиты пользуются большей популярностью, чем факультатив художественного оформления интерьера. К тому же арис Лоран преподает основы обороны и самообороны. Сейчас даже стоит вопрос о введении этого предмета в список обязательных для девушек, ведь у юношей нагрузка по магзащите намного выше.
— Все же роль женщины в другом, вы не согласны? Потому и оба крыла разделены, и список занятий у нас с гимназистами разнится.
— Но отчего такая резкая перемена? Большинство тэа как раз стремятся увеличить число часов, отведенных на этот предмет. У меня масса заявлений от гимназисток с вашего и младших курсов. Старшие же просят ввести магическую защиту и у них.
— Но раз до сих пор не ввели, я могу поменять класс. Например, теоретическая часть была для нас обязательной, а когда поставили практическую, то и мысли не возникло, будто от нее можно отказаться. Не посмотри я свод правил…
— Но, право же, чем вам не нравится этот урок? Вас чем-то обидел учитель?
— Разве арис Лоран в состоянии кого-то обидеть?
— Тогда я не понимаю причины. Чем в дальнейшем вам может пригодиться умение оформлять интерьеры?
— Для девушки это очень важное умение. Вот, например, мы недавно были на приеме у сенатора Орселя. Особняк просто поражает великолепием отделки.
— Так вы находитесь под впечатлением? Все ясно. Кто же не наслышан о приемах сенатора. Ну, как пожелаете, Мариона. Более не буду вас отговаривать. Поставьте подпись вот здесь, под своим заявлением, и с этой недели можете посещать другой урок.
— Благодарю, — произнесла я с достоинством, склонилась над бумагой и сделала росчерк внизу страницы, борясь с душившим меня желанием порвать это дурацкое заявление на тысячу кусочков. Только как бы это выглядело? Пришла, подала, а затем сама и уничтожила?
Отказаться от магзащиты было пока единственным способом, найденным мной, чтобы держаться от Эсташа подальше. Ведь если в школе я могла его избегать, то на уроках точно не вышло бы. Жаль, в это время не было в расписании иного, более полезного факультатива, чем интерьер. Признаюсь, учиться ставить щиты или иным образом защищать себя казалось мне намного интереснее. Вот только как в таком случае уберечься от исполнения собственного желания?
Выйдя от директора, я с досадой скомкала второй экземпляр заявления и запустила им в раскрытое окно. Ну что за глупый дар мне дан? Как он работает? Почему это желание исполнилось, а вот другие не спешат?
В душе теплилась слабая надежда на ошибочность моих выводов, однако стоило только вспомнить, как, отправившись купаться, вдруг случайно наступила на отросток хищного ловца и оказалась у Архъаны, а во время экскурсии из-за легкого толчка отлетела именно к той части зеркальной стены, за которой крылся проход к низшему, как сомнения испарялись без следа. Одно происшествие еще куда ни шло, но два подряд! Не бывает таких совпадений. По крайней мере, за мной раньше не наблюдалась способность притягивать к себе крупные неприятности. И ведь тен Лоран каждый раз оказывался рядом. Как объяснить подобное логически? Да никак!
Шагая по ступенькам, я пыталась совладать с досадой и злостью на себя, ведь мне тоже, как и остальным девчонкам, очень нравились уроки магзащиты. А интерьер на кой мне сдался?
Мимо, задев плечо кончиком крыла, промчался бумажный голубь. Он явно выпорхнул из кабинета директора и полетел с посланием к кому-нибудь из преподавателей. Ой! А почему к кому-нибудь? К Эсташу он полетел. Понес сообщение о том, что одна из учениц выбрала иной предмет и следует внести соответствующие изменения в список класса. Директор к тому же мог пригласить тен Лорана к себе. Наверное, в таких случаях принято спрашивать учителя о возможных причинах, побудивших гимназиста предпочесть другой урок. Полагаю, мне лучше поспешить.
Перескакивая через ступеньку, прибавила скорость и достигла подножия лестницы, когда к ней еще никто не подошел. Запыхавшись, я вертела головой по сторонам, пытаясь определить, откуда может явиться Эсташ. Скорее всего, со стороны преподавательской башни, а значит, нужно идти в другом направлении. И, повернув направо, снова прибавила шагу. Уже в самом конце коридора, когда оглянулась в последний раз, показалось, будто заметила вдалеке высокую мужскую фигуру, но задерживаться и всматриваться я не стала.
— Ты выглядишь усталым? Не спал этой ночью? Снова прочесывал подземные ходы?
— Меня беспокоит ситуация, Олайош. Сперва хищное растение на территории школы, затем низший в музее, который ежегодно посещают наши ученики.
— Я регулярно проверял старые ходы, но там до последнего времени все было спокойно. Однако на всякий случай закрыл колодец между двумя уровнями и сменил код на люке, что ведет под землю.
— Поменял код в мужском крыле?
— Конечно. Ведь я спускался оттуда. Хм, полагаешь, и в женском следует поменять?
— Не помешает.
— Что тебя напрягает, Эсташ?
— Я ощутил землероек. Они пытались прогрызть стены и открыть проход в подземные коридоры.
— Много?
— Три штуки.
— Да откуда они взялись?! Ведь, уверяю тебя, все было спокойно.
— Именно что было. Это не случайности, Олайош, довольно убеждать себя в обратном. Твари не просто так взялись из ниоткуда и ползут к башням. Это новый виток. Пора поднять вопрос о временном закрытии школы.
Глава 3
НАРЯДЫ
Занятия по картографии вел у нас Аллар, и я, признаться, эти уроки обожала. По сути, что интересного может быть в ландшафтах Кенигхэма? Это зависит от подачи материала. Олайош умел рассказывать и показывать очень увлекательно. К тому же он никогда не придерживался скудной программы, читал лекции не согласно скучным учебникам, а по собственным заметкам. Он мне рассказывал, что в молодости много путешествовал и любил вести записи о своих приключениях. Обещал написать мемуары, когда придет пора ничего не делать и просиживать все дни напролет у камина. Однако представить активного Аллара, который бездельничает, покачиваясь в кресле-качалке, я, хоть убей, не могла. Ему всегда и до всего было дело, по любознательности он мог дать фору любому молодому теону, а уж по умению проникать в суть вещей я не знала ему равных. И еще, как любой защитник, он пользовался каждой возможностью, чтобы дополнительно преподать нам необходимые навыки, способные выручить в сложной ситуации, например, ориентировании на местности.
Признаться, до появления Эсташа Аллар был самым популярным учителем на курсе. Конечно, насчет него девчонки не строили матримониальных планов, поскольку мужчину сорока восьми лет молоденькие тэа не рассматривали в качестве потенциального мужа, однако любили его абсолютно все. А как было не любить, если даже наказание за неподготовленное домашнее задание он мог превратить в веселую забаву. Вот как сейчас.
— Что же вы, тэа, не запомнили названия звезд? А если заблудитесь ночью, как будете определять направление?
— Арис Аллар, как же я могу заблудиться ночью, если в это время нам запрещено покидать гимназию? — отвечала Аделаида.
Подозреваю, она потратила все время подготовки домашнего задания на практические занятия по магзащите. Любовь нашей старосты к Эсташу достигла той степени, когда девушке хотелось заниматься исключительно одним предметом и позабыть про все остальные.
— А вот давайте представим, тэа, что некий молодой человек позвал вас на свидание.
— Какой молодой человек?
— Допустим, он был высокий, стройный, с глазами цвета морской глубины и волосами оттенка медовой карамели.
Я закрылась учебником, пряча улыбку, а многие девчонки завздыхали. Аллар в точности обрисовал внешность Эсташа. Аделаида заметно приободрилась, глаза сделались томными и мечтательными.
— И этот молодой человек говорит, что мечтает увидеть вас и прочитать вам стихи при луне. Он предлагает встречу вечером в выходные у городского оврага.
— Постойте… Оврага, что за пустырем? А почему не в городском кафе?
— Чтобы романтичнее было читать стихи.
— А-а-а… А что дальше?
— Вечереет, вы пробираетесь на пустырь, а затем следуете дальше к оврагу, но плутаете в разросшихся на берегу кустах, поскольку луну закрыли тучи.
— А разве возле оврага растут кусты?
— Конечно, с южной стороны.
— Но я шла через пустырь, почему же свернула не туда?
— Именно! Вы шли, шли, затем луна спряталась за тучи, и вы сбились с дороги, оказавшись по южную сторону от пустыря, и заплутали в незнакомых зарослях. При себе не оказалось магической броши для освещения дороги, ведь вы стремились добраться незаметно. А чтобы легче все это представить, давайте рассмотрим наглядно.
Аллар подошел к моей любимой части урока, и я даже привстала со скамьи и подалась вперед, чтобы лучше видеть.
На его занятии наши столы выстраивались полукругом вокруг учительского места, где Олайош представлял свои наглядные пособия.
— Вот…
Над столешницей возникла настоящая панорама сумрачного пустыря и сам овраг. Луна пряталась за тучами, и полупрозрачная проекция слегка мерцала, однако каждая деталь виделась отчетливо. Тоненькая девичья фигурка пробиралась между зарослями, отдаляясь от места встречи.
— Я иду не в ту сторону! — разволновалась Аделаида, указывая на проекцию.
— Действительно!
— Но почему?
— Вы не знаете направления.
— Но как же! — Староста была жутко расстроена. — Он ждет, а я заблудилась! — Она подбежала к столу и попыталась развернуть иллюзорную фигурку девушки в другом направлении, но та упорно поворачивала обратно. Тогда тэа подхватила на ладонь фигуру мужчины, неподвижно стоявшего на краю оврага, и постаралась переставить ее поближе к удаляющейся девушке. Не сработало. Стоило поставить фигуру перед пробирающейся через кусты иллюзией, как она исчезла и вновь оказалась на берегу обрыва.
— Что же мне делать? — чуть не плача, воскликнула гимназистка.
— Определить верную дорогу по звездам.
Панорама обрыва исчезла, и возникло темное звездное небо, на котором ярко мерцали три звезды, формирующие собой пирамиду.
— Это очень просто. Достаточно выучить три названия и запомнить, в какой стороне света они находятся. Затем вы сориентируетесь, куда именно вам нужно идти. Давайте, тэа, повторяйте за мной…
Что и говорить, уроки Аллара мне всегда очень нравились. И одно у них с Эсташем было общим: оба точно знали, на что надавить, дабы заставить нас учиться.
После занятия я подошла к Олайошу, чтобы напроситься на консультацию. Любимый преподаватель, который обычно всегда отвечал согласием, вдруг неожиданно отказал:
— Извини, Маришка, до конца этой недели очень занят.
Заметив, как я погрустнела, он ласково потрепал по голове и пообещал:
— Но на следующей непременно постараюсь найти для тебя свободный вечер.
Это означало, что разговор о жрицах вновь откладывался на неопределенный срок. А еще мне показалось, будто всегда бодрый Аллар несколько утомлен. Морщинки под глазами обозначились резче, обрисовавшись тонкой сеточкой, а борозды на лбу, которые, как я считала, являлись наглядным свидетельством мудрости Олайоша, стали глубже.
— Вы снова плохо спите? Может, беспокоит что-то? Скажите, я обязательно попрошу папу помочь с лекарствами.
— Спасибо, добрая моя девочка, — глаза его зажглись ласковой улыбкой, — но в последнее время, напротив, сплю как убитый. Все хорошо. Иди, Маришка, на следующей неделе непременно устроим консультацию с чаепитием. Но если вдруг явишься без пирожков, замуж точно не возьму, так что намотай себе на ус.
Насмешливое и привычное поддразнивание любимого наставника развеяло неясную тревогу. Я сердечно распрощалась с преподавателем и поспешила к выходу. В свободное время на этой неделе мне тоже было чем заняться.
Все мы готовились к празднику, посвященному дню основания гимназии. Каждый курс готовил свое представление. У нас было решено выступить с песней и танцем. Да, ничего оригинального, однако именно в нашей группе учились лучшие солистки гимназического хора. А если есть девушки, которые чудесно поют, зачем выдумывать что-то еще? Мы с Сешей и другими тэа, которые красивыми голосами похвастать не могли, придумали для песни танцевальное сопровождение. Портило веселую подготовку только то, что кураторшей нашего выступления назначили Эстель. Лучше бы организацией руководила Солоне, она хоть и отличалась строгостью, однако не цеплялась ко мне безо всякого повода.
— Прекратите отвлекаться, тэа Эста! — тут же раздался окрик нашей «Де». — Перед вами поставлена определенная задача, а вы вместо четкого ответа сверлите глазами стену. Я вам велела спуститься со мной в костюмерную. Что вы молчите?
— Конечно, дона. — Я изобразила неуклюжий поклон, насладилась кислым выражением лица преподавательницы и вместе с Сешей последовала за кураторшей в нижние этажи башни, где находилась костюмерная.
Здесь было прохладно и немного пахло сыростью и пылью. Каменные стены, казалось, поглощали свет, шедший от круглых тусклых светильников, и он рассеивался где-то под высоким потолком.
— Нужно выбрать для всей группы одинаковые платья. Подберите по размерам, вот список.
И, сняв с себя таким образом все хлопотные обязанности, она строго наказала Сеше:
— Надеюсь на вас, как на более серьезную, Селеста. — Подруга и правда всегда обращалась к Эстель с должным уважением. — Мне нужно пойти помочь нашим мужчинам, — последнее слово она выделила с особой гордостью, — со сценическим инвентарем. Я буду в помещении по соседству. Не шумите и не тратьте понапрасну время. Вернусь за вами через час. Надеюсь, к тому моменту управитесь. Без меня никуда не уходить. Это понятно?
Мы с подругой присели в поклоне, удостоившись еще одного строгого взгляда напоследок, а затем Эстель вышла, а мы с веселым хихиканьем принялись рыться в груде одежды. Часть костюмов висела ровными рядами на вешалках, другие лежали сложенными в большие картонные коробки, а еще у дальней стены шел ряд широких полок, на которых тоже громоздились горы вещей.
Сперва, начихавшись от пыли, мы просмотрели несколько коробок, а затем принялись вприпрыжку носиться вдоль вешалок. Вели мы себя точно не как благовоспитанные тэа, но, получив от нашей «Де» недвусмысленный приказ быть паиньками, всячески старались его нарушить. Под конец я даже вскарабкалась на полки, цепляясь за них как обезьянка, притом что длинное ученическое платье путалось в ногах. Просто на самом верху углядела один большущий бумажный пакет, в который было что-то завернуто. Бумага, прежде явно белая, давно пожелтела. С громким шлепком тюк грохнулся на пол; когда за него потянула, за стеной в этот момент тоже громыхнуло, словно упало нечто тяжелое. От неожиданности разжав пальцы, я приземлилась аккурат на гору вещей. Они смягчили мое падение, а Сеша уже подбежала и принялась стаскивать меня с лопнувшего пакета.
— Маришка, не ушиблась?
— Нет.
— Что ты там нашла?
— Пока не знаю.
И мы незамедлительно сунули любопытные носы в дырку, проделанную в шуршащей бумаге.
— О, что это за наряды?
Селеста вытащила наружу длинное легкое платье белого цвета. С открытыми плечами и глубоким декольте, оно имело разрезы по бокам и выглядело в высшей степени привлекательно. Особенно для юных тэа, которым непозволительно было не то что оголять плечи, но даже думать об этом. По крайней мере, до окончания гимназии.
— Неужели кто-то в подобном выступал, как считаешь? — спросила подруга.
— Маловероятно. Да разве нас выпустят в таком на сцену?
— Но их тут много. Хватило бы на весь класс. — Селеста любовалась платьем.
— Это точно. Знаешь, мне кажется, они очень давно здесь лежат. Когда к материи прикасаешься, пощипывает магией.
— Считаешь, кто-то сгрузил платья тысячу лет тому назад и защитил материю от старения?
— Не знаю. Но эти наряды определенно не в моде в наше время. Слишком откровенные, а на прочих вещах нет защиты.
— Странно, конечно. Но нам такие для выступления не подойдут. Разве только примерить, просто посмотреть, как они сидят.
— А время есть? А то Эстель вернется, опять начнет причитать: «Что вы, тэа Мариона, творите! Где выбранные наряды?»
— Все равно будет чем-то недовольна.
За стеной в этот миг опять громыхнуло.
— Чем они там занимаются?
— Кажется, в том помещении еще и старую мебель складируют. Думаю, освобождают декорации.
— Скорее роняют.
— Ой, Маришка, смотри, какая здесь по лифу вышивка идет. Золотой нитью.
— Красота! Это точно мой размер, Сеша!
— А моего нет? Я тоже хочу примерить. Они все какие-то длинные. Я бы в таком платье перед Эсташем станцевала.
— А он бы опять сквозь тебя смотрел.
— Не смог бы. Чего здесь стоят одни только разрезы по бокам юбки, а декольте!
Подруга рылась в пакете, пытаясь отыскать платье для себя.
— Маришка, дай мне твое. Остальные еще длиннее.
— А не дам! — Я показала подруге язык и, по-быстрому стянув ученический наряд, принялась надевать белое платье.
— Вот вредина!
Завязав на спине красивый бант, я перешагнула через ворох одежды и стала пробираться между рядами вешалок.
— А где здесь зеркало?
— Снаружи есть. Я видела, когда мы сюда заходили. Древнее такое, громоздкое и на ножках. Его, наверное, со склада вытащили.
— Хочу посмотреть, как это платье сидит.
— Пошли потихоньку, чтобы Эстель нас не услышала.
Выглянув из двери и осмотрев пустой коридор, мы на цыпочках выбрались наружу и побежали к старинному комоду с высоким зеркалом.
Я остановилась, оглядывая совершенно простое по крою легкое платье, изумительно облегавшее фигуру. Оно не только красиво обрисовывало грудь и тонкую талию, но и очень привлекательным образом открывало при ходьбе ноги до середины бедра.
— Ой, Маришка, в таком точно не выпустят танцевать.
— А было бы очень красиво, — восторженно выдохнула я. — Представь себе весь класс в таких нарядах.
— Только прическа никуда не годится, — заявила Селеста и больно дернула за волосы, срывая заколку.
— Сеша!
— Это тебе за вредность. — Подруга растрепала локоны и сунула заколку в карман.
— Отдай!
— Не-а! Теперь образ в самый раз, наши преподаватели упали бы в обморок.
В этот момент за спиной и правда что-то грохнуло, а мы быстро обернулись.
Из распахнувшихся настежь дверей склада вышли учителя, несшие тяжелый шкаф. Преподаватель стихосложения, поддерживающий мебель с левой стороны, увидел меня, замершую у зеркала, и от шока разжал руки. Ножка шкафа подломилась, он стал заваливаться на выбежавшую следом Эстель, та завизжала, но падение громоздкой мебели замедлилось, благодаря кому бы вы думали? Эсташу тен Лорану, удержавшему неподъемный предмет.
В узком коридоре установилась тишина, а участники этой немой сцены замерли в безмолвном и неподвижном созерцании. Преподаватель стихосложения, не отрываясь, глядел на одетую в откровенный, странный наряд ученицу с неприлично распущенными волосами, Эстель открывала и закрывала рот, стремительно наливаясь краской, а Эсташ отпустил шкаф, выпрямился и медленно оглядел меня с ног до головы.
И мгновенно стало холодно и жарко. Озноб пробирал от ощущения грядущего грандиозного скандала, ведь Эстель и наш учитель стихосложения застали меня в совершенно неподобающем виде, а жаром распалял взгляд Эсташа. Серьезно-задумчивый, пронзительный, задевающий самые потаенные струны души, взывающий к запрятанным в темные-претемные закоулки сердца чувствам. Внимательный, волнующий и одновременно невыносимый. Я продержалась не дольше минуты и опустила глаза. Хуже всего, что растерялась вовсе не по той причине, которая была столь очевидна для других, — гимназистка в неподобающем виде предстала перед мужчинами-учителями. Хуже, все было намного хуже — я потерялась в его взгляде. Чистом, глубоком, совершенно нечеловеческом, поскольку люди, даже самые сдержанные, подвластны слабостям и маленьким порокам. У состоявшихся взрослых мужчин не бывает столь чистого прозрачного взгляда и столь затягивающих в стремительный водоворот эмоций глаз. Кажется, я пропала. Совершенно, бесповоротно и окончательно.
Мне следовало сперва попятиться, а после стремглав кинуться в направлении костюмерной, а я потупилась, прижала руку к груди, удерживая в ней заходящееся бешеным ритмом сердце, и перестала понимать, что в этом коридоре мы не одни. Селеста спасла меня. Пользуясь всеобщим смятением и молчанием учителей, она ухватилась за пояс откровенного наряда и стремительно потащила меня спиной назад. Благо я не споткнулась, не врезалась куда-то и ни за что не зацепилась, а благополучно влетела следом за Сешей в костюмерную. Здесь все, на что достало сил, — это упасть на распотрошенный тюк с белыми платьями, сжать руками изо всех сил голову и зажмуриться. Но даже этот маневр не помог забыть взгляд защитника. И жар, пробиравший даже сквозь холод и озноб, сейчас разворачивался в груди слепящим смерчем. Меня трясло и лихорадило, но исключительно в душе. Сердце продолжало трепетать и биться, силясь вырваться из ловушки слабого и податливого девичьего тела. Кожа казалась обжигающе холодной, а внутри бушевал огонь. Я оказалась не в состоянии даже отреагировать на скрип отворившейся двери.
— Наказаны, тэа Эста! — гадюкой прошипела Эстель и с силой захлопнула дверь, словно отрезая себя от испорченной и нескромной девицы. Но я не откликнулась и на этот выпад. Мне грозила серьезная кара, а я по-прежнему находилась в трансе, плавясь в мареве желаний и разбуженных чувств.
Ради всего святого! Неужели достаточно одного лишь взгляда, чтобы перестать сознавать себя? Разве можно потерять страх перед суровым наказанием из-за медленного, пристального осмотра, когда мужские глаза пробегают от кончиков твоих туфель, выглядывающих из-под длинного подола, вверх по легкой облегающей материи до стянутой белым поясом талии, животу и подчеркнутой низким вырезом груди, а после — к лицу. Короткий, но показавшийся бесконечным взгляд глаза в глаза, и у меня напрочь отбило способность ощущать себя в этой реальности, понимать, чем грозит глупая выходка и желание просто примерить старое платье, испарилось даже чувство самосохранения. Мне следовало броситься за Эстель и извиниться, объяснить собственное поведение, представить все именно в том свете, в каком изначально и затевался веселый девичий каприз, но я не сделала даже попытки двинуться с места. Сидела на груде вещей, обняв руками плечи, и быстро-быстро дышала, пытаясь протолкнуть побольше кислорода сквозь стиснутое спазмом горло.
— А я ведь просила, Маришка, — обиженно проговорила Селеста, и ее слова оказались первыми, что дошли до моего затуманенного разума. — А ты ответила, ему и дела нет до наших нарядов. Нарочно, да? Ведь я заметила, как он посмотрел.
— Что ты говоришь, Сеша? — Голос прозвучал надтреснуто, а интонации показались незнакомыми и фальшивыми.
— Ему все равно, да? На него ничего не действует? Хоть в купашки обрядись, хоть вот в такое платье! Зачем ты меня обманывала? Ведь мы подруги!
— В чем обманывала?
— Ты притворялась, будто тебе плевать на него. Словно это остальные сходят по учителю с ума, а тебе нет дела до таких глупостей. Была против наших инициатив, а после даже отказалась посещать его уроки. Это все нарочно! Исключительно для того, чтобы выделиться на нашем фоне! Все мы его обожаем, одна ты старательно избегаешь общения. Я полагала, будто действительно считаешь наши чувства неразумной девичьей влюбленностью, а оказалось иначе.
— Не могу понять, в чем ты меня обвиняешь? Что оказалось иначе?
— Он нравится тебе! Не меньше, чем всем нам. Я видела, как ты отреагировала, как смотрела на него!
— Сеша, ты не права. Я мало что видела. Даже спроси меня сейчас, в какой одежде был арис Лоран, и не смогу тебе ответить.
— Не ври! Хотя бы мне не ври, Мариона! Ты нарочно не дала примерить платье, неужели рассчитывала на эту встречу? Разве можно было не заметить, что сегодня он был особенно красив, потому что выглядел таким настоящим! Не идеальным с иголочки, как во время занятий, а удивительно человечным. Не обратила внимания, что закатанные рукава рубашки обнажают изумительные мускулы на его руках, а прическа, всегда аккуратная, взлохмачена, и отдельные пряди красиво падают на лоб? Ты даже упустила из виду, как он в одиночку удержал невероятно тяжелый шкаф? Ведь говорила мне, будто тебе все равно, а сама точно рассчитала момент, когда следует нарядиться в откровенный наряд и оказаться в коридоре.
— Эти обвинения совершенно беспочвенны, Селеста! Откуда мне было знать, что мужчины, которым бросилась помогать Эстель, это тен Лоран и учитель стихосложения.
— Какое значение имеет, кто оказался вторым? Любая из нас могла бы просчитать, что одним из помощников будет именно Эсташ. Да наши учительницы беспрестанно просят его о помощи, хоть в мелочах, хоть в важных вопросах. А некоторые совершенно от него без ума, та же Эстель!
— Сеша, послушай, я правда далека от ваших вычислений. Никогда не пыталась поймать тен Лорана где бы то ни было. Напротив, стараюсь просчитать, где его не будет.
— Ты вновь бессовестно лжешь!