Гимназия Царима Сурикова Марьяна
Равнодушное молчание в ответ взбесило еще больше.
— О, не стоит так смотреть! — Астаил нарочно скрестил на груди руки, демонстрируя широкую печатку. — Вот это кольцо вполне способно защитить меня от вашего легендарного воздействия.
Эсташ бросил лишь мимолетный взгляд на крайне дорогое и весьма полезное украшение и вдруг спросил:
— Оно и от физического воздействия вас защитит, сенатор?
Астаил издевательски изогнул бровь:
— Вы мне угрожаете?
— Пытаюсь понять, чем поможет кольцо, если тварь даже не подумает воздействовать на ваш разум.
— Тварь? — Астаил громко расхохотался. — Намекаете, что мифическая тварь из древних легенд может вдруг явиться и обрести физическую оболочку, повинуясь вашим желаниям? Ведь этого вы хотите: чтобы они вернулись, а люди вновь примчались к вам за помощью? Напрасно стараетесь. И еще не рекомендовал бы забивать подобными россказнями головы невинных созданий, которые обучаются в этой школе. Уже завтра на повестку дня я вынесу вопрос о вашем отчислении, на основании, скажем, домогательства к одной из учениц. Думаю, всему совету в таком случае станет совершенно неинтересно слушать про тварей и ту защиту, которую вы якобы способны предложить.
Тен Лоран, уже готовый отвернуться и продолжить свой путь, равнодушный вплоть до последних слов, коснувшихся ученицы, посмотрел на Астаила в упор.
— Я не буду никого и ни в чем убеждать, — медленно выговорил защитник, — но спрошу, как поступят они, если ваш драгоценный металл окажется не в состоянии защитить, скажем, от такого воздействия…
Неожиданно, как-то чересчур бесшумно, мягко и незаметно, защитник сократил количество шагов до расстояния вытянутой руки.
— Ваше кольцо помогает? — понизив голос, спросил он, когда сенатор вдруг ощутил, что ноги оторвались от земли, и схватился руками за пальцы, сжавшие его горло. — Как начнете отбиваться от силы, превосходящей вашу? Никакого воздействия, сенатор, кроме физического.
Задыхаясь, откашливаясь, Астаил упал на колени, освободившись от железной хватки и жадно глотая воздух.
— Прежде чем порочить имя невинной девушки, подумайте, стоит ли оно того.
Защитник повернулся и пошел, а Астаил остался прожигать его спину ненавидящим взглядом.
— Пожалеешь, — прохрипел он.
— Маришка, да не расстраивайся! Вовсе не по твоей вине это случилось, мы все хотели станцевать именно так. Ведь наше выступление оказалось самым потрясающим, — увещевала Сеша.
— Я вас уговорила.
— А мы согласились, — парировала староста.
Вся группа сидела в общей гостиной. Кто-то замер у окна, провожая взглядом улетающие вдаль кареты с гимназистами, их родителями и отдельные экипажи преподавателей.
— По крайней мере, обедов нас не лишили, — хмыкнула Эстела, — и в столовой на обозрение не выставили.
— А какой смысл ставить? — Леанна Гиса развела руки в стороны, — ведь не перед кем, школа практически опустела.
Девушка стиснула руки и на ходу начала декламировать:
- Опустели башни,
- Стало в них темно.
- И в тоске глубокой
- Я гляжу в окно.
— Ты не одна глядишь, нас тут целая группа. Давай обойдемся без угнетающей поэзии, — шикнула на Леанну Селеста.
— Девчонки, ну никто же нас не запер, в самом деле, — вскочила на ноги староста. — А день сегодня отличный.
— Ветреный слишком, — пробурчала Леанна.
— Так это и хорошо! Можно с башни транглы запускать.
Действительно, с самого утра ветер разошелся не на шутку, шумел в ущелье, трепал за окнами верхушки деревьев и разгонял пушистые облака.
— Давайте! — поддержали остальные. — Это намного веселее, чем здесь сидеть.
В общем сундуке, стоявшем в нише недалеко от камина, хранились различные настольные игры, в том числе аккуратно перевязанная пачка разноцветных треугольников с хвостиками. Мы разобрали каждая свой и дружно помчались на крышу, с которой всегда их и запускали.
Широкая, ровная, огороженная со всех сторон зубчатой каменной стеной, она была отличным местом для подобных забав. Правда, обычно за игрой следила инспектриса, но в этот раз, поскольку многие учителя тоже уехали, за старшую в крыле осталась Эстель. Видеть вредную манерницу мы не хотели и не желали, чтобы она испортила удовольствие от игры, а потому пошли на маленькую хитрость. Перед тем как прокрасться мимо комнаты чопорной дамы, запустили туда безуса, маленькое безвредное существо, похожее на мышь, которых наша «Де» терпеть не могла. За то время, когда из покоев преподавательницы доносился грохот и звон, мы быстро прошмыгнули к выходу и выскочили на улицу.
Наши транглы изготавливались из особых нитей, по которым легко проходили токи магических плетений, и, когда треугольник напитывался силой, он разворачивался в такую большую фигуру, что, наверное, на ней можно было перелететь за горы. Суть игры состояла в том, чтобы максимально напитать свой трангл, дабы тот обрел плотность легкой ткани и смог поймать ветер. Кто поднимал трангл выше остальных и мог удержать на высоте, тот и выигрывал. Основная узкая лента, по которой мы и пускали токи, имела свойство удлиняться, как только треугольник летел ввысь, и ее мы сейчас старательно вытягивали, стараясь поймать ветер. Еще одна хитрость заключалась в том, чтобы посылать импульсы равномерно. Если пошлешь сильный, игрушка оторвется, пошлешь слабый, начнет падать.
Мы рассредоточились по крыше и принялись соревноваться друг с другом, то и дело отвлекая однокурсниц криками: «А мой выше, выше!»
Я отпустила трангл, старательно вытягивая энергетическую нить, стремясь выплести ее потоньше и без узелков, чтобы магический импульс не застревал на середине тонкой ленты, а равномерно подпитывал замерцавший треугольник. Игрушка рванула вверх, расправившись веселым красно-зеленым пологом, и, поймав ветер, стала парить, набирая высоту. От нового порыва лента натянулась и саданула по ладони, оставив белую полоску, и я сделала петлю на запястье, обвязав покрепче.
Девчонки откровенно жульничали, посылая своих транглов пролетать под разноцветными треугольниками подруг. Их воздушные игрушки пересекали поток силовых плетений, напитывались энергией и мигом взлетали выше, ленты же, особые по составу и вполне материальные на ощупь, сталкиваясь с подобными себе, проходили насквозь и не мешали полету остальных транглов.
— Эй, нечестно! — крикнула я Сеше, чей не слишком идеальный треугольник (у подруги с плетениями было похуже) своровал у моего энергию, отчего тот сразу опустился ниже.
Подруга развеселилась, показала язык и продолжала поднимать игрушку. Та уже вовсю парила, раскрывшись плотным энергетическим полотном под ветром, и становилась все больше похожей на точку.
— Нить, держи нить! — раздалось позади, и Эстела, у которой энергетическая нить была неравномерной, упустила свой трангл. Лента размагнитилась, оборвавшись у основания, и треугольник упорхнул ввысь.
— У-у-у, — выдала наша веселушка, девчонки вторили ей веселым смехом.
Мы так забавлялись, что почти позабыли о наказании. Наслаждались ветреным солнечным днем и парящими в вышине транглами. Не обращали внимания ни на что кругом, а потому неожиданный окрик нас напугал.
— Тэа! — Мы синхронно обернулись. На крыше стоял Олайош. Привычно улыбчивое и добродушное лицо его сейчас выражало тревогу. — Немедленно спускайтесь с крыши и идите за мной.
Мы недоуменно переглянулись, не ожидая получить такой резкий приказ от любимого Аллара. Он ведь не мог занять сторону Эстель? Но вот же пришел и лишает нас веселого развлечения. Что случилось?
— Девушки, я вам непонятно сказал? Отпускайте транглов и за мной.
Как отпускать? Жалко ведь! Они тогда улетят.
В первую очередь стало обидно, во вторую досадно, а ветер как нарочно разыгрался сильнее, поднимая игрушки выше. Прежде подобным тоном Олайош с нами никогда не разговаривал. Отпустить треугольники на волю рука не поднималась, а потому с понурым видом мы принялись тянуть за ленты, когда еще один голос позади заставил меня вздрогнуть.
— Торопитесь, Аллар, пора спускаться.
Я быстро обернулась, неловко выпустив ленту, и увидела поднявшегося на крышу Эсташа. Он нетерпеливо обежал взглядом присутствующих, выхватил из группы девушек мое лицо и будто выдохнул, а на меня оторопь напала. Даже ответ Олайоша фиксировала лишь краем сознания: «Возятся, — ворчал наставник, — а ну, живо собрались!»
Само поведение обоих преподавателей, факт обращения с нами Аллара, требовательный тон Эсташа по отношению к более старшему учителю отошли на второй план, ведь с момента встречи в лазарете я защитника видела лишь раз, в полутемном зале во время выступления. Теперь от нахлынувших эмоций ощущения смешались, и в этот момент ветром рвануло трангл, а лента резко натянулась на запястье.
Олайош нервно оглядывал заторопившихся тэа. Стоило Эсташу прийти к нему на помощь, как эти малышки начали шевелиться. Остальные воины уже рассредоточились по школе, собирая детей. Всех следовало незамедлительно отвести в убежище. И как еще гимназистки не приметили того, что было хорошо видно натренированному глазу защитника? Они весело запускали транглов и не обращали внимания, как волнуется поверхность большого озера, как тревожно стонут могучие деревья в зачарованном лесу и как на равнине черные вихри ураганов поглощают движущиеся в направлении башен точки.
Негромкий вскрик ударил по нервам не хуже громкой мольбы о помощи. Маришка, стоявшая ближе всех к зубчатой стене, упустила свою игрушку, и та была подхвачена ветром. Привязанная к тонкому запястью, она не улетела, а совершила полный оборот по часовой стрелке, промчавшись под транглами сматывающих ленты подруг. Разноцветный треугольник мигом напитался таким количеством энергии, что засветился, точно яркое солнце, развернулся на ширину настоящего парашюта и под резким порывом круто взмыл вверх.
Все произошло столь быстро, что Олайош даже не успел окликнуть девушку. Маришку подхватило, словно быстрым течением. Ее вздернуло аккурат на высоту стенного проема и пронесло между зубцами, будто кто-то невидимый управлял ветром, точно рассчитав траекторию. Гимназистки закричали, кто стоял ближе, попытался схватить подругу, а пальцы самой Марионы лишь скользнули по камням в безуспешной попытке задержаться. Пролетело каких-то несколько секунд, пока ее протащило в зубчатый проем, несмотря на старания затормозить носками туфель, и лента, не выдержав человеческого веса, оборвалась, а девушка сорвалась вниз.
Аллар выбросил вперед ладони, но все плетения были совершенно бесполезны, они не смогли бы послужить материальной опорой и затормозить в воздухе падающее тело.
Краем глаза поседевший от страха Олайош приметил смазанное движение справа от себя. Так стремительно, что за ним не было возможности уследить, Эсташ вскочил на стенной проем и прыгнул вниз. Кто-то из девушек вновь закричал от ужаса, кто-то почти лишился чувств, а Аллар рванул к стене и перегнулся через нее, с отчаянием вглядываясь в прозрачную толщу воздуха, еще отделявшую молодых людей от земли. В его плечи вцепились чьи-то тонкие пальчики и несколько голосов заплакало сзади: «Не прыгайте, не прыгайте!» Но прыгать было совершенно бессмысленно, ведь у Олайоша не было крыльев.
Абсолютно неожиданно лента трангла вдруг стала настоящей ловушкой. Сообразить, что произошло, смогла уже на стене, когда меня неумолимо тащило к ее краю. До последнего не веря в происходящее, пыталась затормозить это передвижение, как вдруг перестала ощущать твердь под ногами. Нить оборвалась, и трангл веселым красочным пятном растворился в вышине, упорхнув по велению ветра, а из груди вышибло воздух, потому что я сорвалась с огромной высоты.
Я падала спиной вниз, а стены башни, к которым продолжали тянуться руки, удалялись стремительно. Ветер свистел по сторонам, не замедляя падения, сердце резкими болезненными толчками прогоняло кровь по телу, заставляя мышцы сжиматься и группироваться, словно это могло смягчить неотвратимый удар. А потом с еще большим ужасом увидела прыжок защитника. За мной, к земле.
Все мое существо, предчувствовавшее неотвратимый конец, во что бы то ни стало желало выжить. Пальцы в ужасе готовы были ухватиться за любую соломинку, обещавшую даже призрачное спасение. Но владей я собой и своим телом, оттолкнула бы Эсташа с такой силой, чтобы его отбросило обратно к стене, где был шанс зацепиться и удержаться.
Рефлекторно раскинутые в стороны руки замедляли мое падение, защитник же нарочно прижал ладони к бокам, ускоряя собственное. Когда мужские руки железной хваткой обвились вокруг моей талии, тесно прижав к его телу — так тесно, что никто не смог бы вырвать из этих объятий, и я судорожно вцепилась в его плечи, вокруг яростно взревело пламя. Оно замерцало полыхающим покровом на его коже, заполнило глаза и охватило волосы, а за спиной защитника развернулись два огненных крыла. Поток воздуха подхватил нас на расстоянии последнего башенного пролета от земли, а стремительный взмах крыльев заставил прогнуться назад от резкого рывка, и мы взлетели. Земля, секунду назад совсем близкая, теперь удалялась прочь, а мне довелось испытать невероятное ощущение настоящего полета, так отличного от падения в бездну.
Эсташ поднял меня на самый высокий край расколотой надвое скалы. Поставил на ноги и выпустил из своих объятий, быстро отступая прочь, ведь мне полагалось в ужасе отвернуться, узрев истинный облик защитника. Но если бы я только могла!
В жизни не видела никого прекраснее мужчины с пылающей кожей и пламенными крыльями. Смотрела и смотрела, как огненные всполохи пробегают красными искрами в окутавшем его тело жидком золоте, как изумительные крылья трепещут на ветру, а их перья, по контуру похожие на тонкие золотистые лучи с солнечными ворсинками, кажутся нежнее и трепетнее самого мягкого пуха.
Хотелось к ним прикоснуться и легонько провести ладонью по сияющей поверхности, но я забыла об этом желании, когда посмотрела Эсташу в глаза. Огненный, сверкающий и пугающий взгляд, который пронизывал насквозь, видел твою истинную суть, понимал желания и вмиг узнавал о всех дурных наклонностях и черных мыслях. Этот взгляд кого угодно заставил бы съежиться от ужаса, а я не смогла отвернуться. Смотрела, смотрела и думала: «Как невероятно красиво».
И первое слово, нарушившее это волшебное молчание, произнесла вовсе не я, а мой защитник. На одном долгом выдохе, чуть протяжно и вместе с тем коротко, емко, оглушительно громко для меня, хоть и звучало оно тише шепота:
— Жрица.
Руки, шею и пальцы щекотал огонь, выплетая на них причудливые рисунки. Я чувствовала его покалывание и тепло, как в тот раз, когда танцующие языки пламени рисовали на коже красивые крылья.
Ладони защитника бережно обхватили мое лицо, заставили запрокинуть голову.
— Моя жрица.
Я прежде не знала ничего об истинном облике воинов, об их тщательно оберегаемых от людей секретах, но эти слова, произнесенные тихо-тихо, на одном выдохе, когда весь воздух покидает легкие, когда сердце на миг перестает биться, пришли ко мне настоящим откровением. Новое знание обжигало яростным пламенем, вспыхнувшим в зрящих истинную суть глазах. Его жрица. Его, ведь меня принял и отметил его огонь. Это понимание пришло так естественно, словно он сам рассказал обо всем, только без слов. И маленькая тайна, которую я все время хранила, и причины, заставлявшие молчать о своем даре, перестали казаться важными. Сильнее моего страха превратиться в ценную редкость, о которой заботятся из чувства долга, сильнее опасений утратить свободу, потерять родных оказались восторг и боль, эхом звучавшие в последнем, протяжном звуке-крике: «Моя жрица!»
И тут нахлынуло разом все: осознание, что была на волосок от смерти и могла разбиться о камни ущелья, понимание, что он снова спас, а я вместо раздумий об отмене ужасного желания размышляла об исполнении новых. Стыд, страх и невероятные по силе и остроте эмоции, которые вызывал его истинный облик, заставили вновь закрыть лицо руками и мучительно тоскливо прошептать: «Прости. Эсташ, прости, это я пожелала, чтобы ты меня спасал. Я загадала, и это исполнилось. Только не прячь меня от всего света, пожалуйста. Не уноси далеко-далеко, где никто не сможет отыскать». Дальше следовало добавить: «Не закрывай за семью замками ради моей же собственной безопасности», — но уже сил не было продолжать. Сейчас, когда не смотрела на него, жгучий стыд затмил остальные чувства. И так стало холодно и тоскливо в этот миг, но ровно до ощущения, что меня обнимают. Сильные руки очень нежно обхватили за плечи, он прижал крепко, почти так же крепко, как во время полета, а от стылого ветра, дувшего из ущелья и трепавшего подол длинного платья, меня закрыли крылья.
Подобные чувства мира, покоя, светлого блаженства и всепоглощающего счастья я испытывала только в объятиях защитника. Оказавшись в коконе теплого и ласкового огня, ощутив нежное прикосновение мягчайших солнечных перышек, которые недавно мечтала погладить, я отпустила все страхи, горести, печали. С непередаваемым наслаждением закрыла глаза, прижавшись к его груди, позволяя баюкать себя на этом уютном островке безопасности и чистой силы, неспособной причинить вреда мне. Глупая, как могла подумать, что инстинкты защитника вынудят его сделать мне больно?
Я мечтала вечность стоять так рядом с ним, поэтому и протест оказался слишком острым, когда Эсташ отстранился. Крылья расправились за спиной своего хозяина, точно готовые нести его прочь, а защитник отпустил мои плечи и вскинул голову, словно прислушивался.
Я протянула руку, чтобы коснуться его щеки, спросить, что случилось, — и тут по ушам ударил громкий шелестящий и жуткий голос: «Цари-и-им!»
Вскрикнув от резкой боли в голове, словно там что-то взорвалось, я ощутила, как по губам бежит нечто липкое и горячее. Коснувшись пальцами, увидела кровь. Она пошла носом.
«Царим!» Голова готова была взорваться, когда огненные крылья снова сомкнулись, щитом закрывая. Эсташ склонился, прижался губами к моему лбу, и отпустило. Голос продолжал шелестеть: «Царим, где же ты? Я пришел. Я жду тебя, жду-у»… Но он больше не причинял мне боли.
Я вскинула голову, ничего не понимая, во все глаза глядя на Эсташа, а он коснулся пальцами моей щеки. Выражение его лица менялось, пряталась нежность, черты застывали, становясь жесткими, резкими, а в глазах разгоралась огненная ярость.
Ничего не говоря, не объясняя, он подхватил меня на руки, крылья расправились за спиной. Один широкий взмах — и мы вновь взлетели, поднявшись высоко-высоко, направляясь к башням.
Глава 15
ЦИКЛ ВРЕМЕНИ
Когда мы перелетали через ущелье, я увидела наконец с высоты горы. Земля у их подножия словно шевелилась, и эта чернота подходила все ближе, теряясь в зачарованном лесу, исчезая в темных вихрях на равнине, пропадая в водах бурного озера, а по эту сторону препятствий, которые я прежде и не думала считать защитными, выходили отдельные подвижные точки, объединялись друг с другом и перемещались дальше, к гимназии.
Мы с Эсташем как раз миновали центральную башню, направляясь к площадке у входа, и защитник что-то негромко прошептал. Я видела, как в воздухе разлилось слабое сияние, а потом у меня на глазах золотые воины, замершие на разных уровнях каменных сооружений, будто воспрянули. Их руки с оружием распрямились, золотые крылья стряхнули слой земли и пыли, и ожившие статуи покинули пьедесталы, устремляясь вниз, туда, где двигались черные точки.
Эсташ опустился на абсолютно пустой площадке, где не было никого, ни девушек, ни юношей, ни преподавателей, лишь виднелась одиноко застывшая фигура Олайоша.
— Поймал, — с трудом произнес Аллар, протягивая руки.
Но едва защитник сделал попытку передать меня наставнику, как я вцепилась в его шею, да так крепко обхватила, чтобы наверняка не оторвали.
— Мариша… — Даже мурашки пробежали по коже от ласкового обращения. В устах Эсташа оно звучало по-особому. Я приподняла голову и на этом попалась. Защитник поймал мои губы своими и поцеловал так, что руки мигом ослабли, как и все тело, и голова пошла кругом. И вот такую, совершенно дезориентированную и потерявшуюся в пространстве, он передал меня Олайошу.
Тот мигом прижал к себе не менее стальной хваткой, чем у тен Лорана, хотя в первое мгновение я не делала попытки к сопротивлению, все еще находясь под действием волшебного поцелуя. В себя привели слова защитника: «Береги мое сокровище, Олайош. Ее жизнь дороже всех наших, вместе взятых».
— Я понял, хранитель.
— Уноси и… прощайте.
Я забарахталась в руках Аллара, пытаясь вырваться. Мне совсем не понравился тон голоса Эсташа и его последняя фраза. Ведь это он должен беречь и защищать единственную жрицу, и никто другой. Отдайте меня обратно!
— Эсташ! — крикнула я с таким отчаянием, выворачиваясь из объятий развернувшегося к дверям наставника, что уже взмахнувший крыльями защитник замер. Посмотрел на меня, провожая взглядом, а я тянула к нему руки, изо всех сил вырываясь от Олайоша. Да пусть куда угодно прячет, только не уходит сейчас. Мне страшно, безумно страшно его отпускать.
— Эсташ! — Дверь хлопнула, скрывая от меня неподвижную пылающую фигуру, а Аллар помчался к лестнице, ведущей на нижние уровни.
— Поставьте же меня на ноги, отпустите, Олайош!
— Не могу, Маришка, прости. Нужно уходить, пока еще есть время.
— Куда вы меня несете?
— В общее убежище. Остальные уже там.
— Я хочу к Эсташу! — Эту мольбу наставник начисто проигнорировал, а попытки выскользнуть из его рук пришлось оставить, шансов вырваться не было никаких.
— Куда он ушел?
Мы спустились в подвал, Олайош ногой нащупал нужные плиты, нажимая и вводя новый шифр, после чего вход открылся, и наставник прыгнул в темноту со мной на руках.
— Пожалуйста, скажите.
Он молчал. Мрак кругом разгоняло слабое свечение, а мы так быстро бежали вперед, словно, несмотря на слова Олайоша о наличии времени, его на самом деле не осталось.
— Хочу к Эсташу, — упрямо повторила, вновь начав барахтаться.
— И не проси, маленькая жрица. Теперь ты самое ценное, что у нас есть.
Я не узнавала, просто не узнавала моего добродушного наставника. Его лицо и эти жесткие складки в уголках твердо стиснутых губ. Он походил сейчас не на человека, но на воина, охваченного единственным желанием — защитить.
— Объясните, хотя бы объясните, куда он ушел? Пожалуйста. Там был голос, Олайош, жуткий, и он звал почему-то «Царим».
Наставник споткнулся, и мы едва не упали.
— Уже? — побледнел он. — Значит, круг почти замкнулся и осталось совсем немного. Но слишком быстро… Только бы успеть донести тебя до места.
— Какой круг замкнулся?
— Круг времени. Этот цикл подходит к концу, осталось сразиться и победить.
— С кем сразиться? — Меня начинало трясти от нервного напряжения. — И почему Царим? Он ведь умер лет тысячу тому назад! При чем здесь Эсташ?
— Никому не дано победить древнюю тварь, кроме того, кто однажды сделал это. Прямой наследник крови Царима, девочка, его необычайной силы. В семье Эсташа неизмененная кровь проявляет себя в череде перерождений раз в несколько столетий, тогда на свет появляется защитник, чье основное предназначение в жизни сразиться с монстром.
— Сразиться? Как именно? Царим ведь погиб! Вы сами рассказывали, как обоих нашли бездыханными. Отпустите немедленно! Мне нужно к нему, я должна его защитить!
— Тебе не под силу, девочка, невозможно разорвать круг времени.
— Не совсем понимаю, о каком круге вы говорите, но если его однажды зациклили, значит, все возможно. Эсташ должен это сделать, я ему помогу! Только пустите меня к нему.
— Это был дар Царима, Мариона, замыкать некий отрезок времени, чтобы события повторялись с определенной цикличностью. Пойми, Царим не возрождается, он перерождается. Его наследникам передается память, силы, умения, но дар у каждого свой. Эсташ владеет силой энсгара, у него есть способность врачевать, но он не управляет временем.
— Зачем он это сделал?
— Обрек себя и свои перерождения на жуткий бой, который повторяется раз в несколько веков? Он защищал людей. В том противостоянии мы заплатили слишком высокую цену, лишились самого дорогого, а поймав чудовищ в ловушку, Царим раз и навсегда прекращал эти нападения. Так и вышло, что в день, когда мы потеряли своих любимых, он призвал дар и запустил цикл, начавшийся с обрушения башен жриц и подхода тварей к защитным сооружениям. После этого хранитель отыскал высшего, и тогда произошла их битва. Круг замкнулся, когда Царим победил и сам получил смертельную рану. Мелкие низшие твари упали бездыханными, лишившись подпитки от своего предводителя, более одаренные, умевшие забирать чужую жизненную энергию, утратили способность сопротивляться, и их добили защитники. Он спас воинов, кто еще оставался в живых, не дал тварям прорвать оборону башен и добраться до людских поселений. С тех пор чудовищ не стало, никто более не приходил из-за гор и не нападал на Кенигхэм. Но в западне времени оказались все: чистые души, не успевшие уйти за грань межмирья, заключенные в непроглядном тумане ущелья, твари, вынужденные возрождаться вместе со своим предводителем, и наследник неизмененной крови, судьба которого каждый раз приводит его в эти башни. И это невозможно изменить.
— Откуда вы знаете?
— Эсташ рассказывал, но до этого дня я не верил ему, девочка. А ведь доказательства всегда были вокруг, то же озеро, где вдруг возникает шторм, словно древнее море не высохло. И поверь мне, Маришка, я бы тоже желал сейчас оказаться рядом с ним, попытаться помочь, сказать, как был не прав, но долг важнее наших желаний.
Долг важнее. Я понимаю, наставник. Для защитников именно долг всегда на первом месте, иначе бы вы давно бросили людей и отреклись от древней клятвы не причинять нам вреда.
«Невозможно», — говорил Олайош. Невозможно спасти, потому что дар Царима стал его проклятием, а древнюю магию не разрушить. Олайош объяснял, но я не верила. Слушала его слова, а думала лишь о том, что Эсташ ушел один. Вырваться и убедить наставника отпустить меня не выходило. Он не понимал, что я должна быть рядом с защитником, что мне нужно к нему, за черту огненного круга. Что, если барьер из чистого огня не пропустит магию жрицы и не даст исполниться желанию? Я обязана оказаться внутри и помешать проклятию Царима осуществиться. Разве правильно отказаться от попытки помочь лишь потому, что «невозможно спасти»?
Мне пришлось успокоиться и заставить себя не вырываться. Аллар нес к убежищу, в то время как я пыталась внутренне сосредоточиться и при этом мыслить отстраненно. Едва достигнув особого состояния, которое позволяло призвать свои силы, я загадала пройти без помех к Эсташу, а открыв глаза, вгляделась в темноту перед нами, с замиранием сердца ожидая, как именно воплотится это желание.
Резкая остановка немного напугала и заставила крепче обнять Аллара за шею. На расстоянии в несколько шагов коридор разветвлялся на два, один вел к убежищу, и именно оттуда доносились крики и шум борьбы. Олайош вынужден был поставить меня на ноги, но, крепко держа мою ладонь и выставив вперед руку, пошел дальше. Последующая вспышка ослепила, и я зажмурилась.
— Риан! — раздалось громкое восклицание наставника. Я поморгала, смахивая набежавшие слезы, и увидела другого защитника, также замершего с вытянутой вперед ладонью. Позади мужчины, тщетно пытаясь вырвать из крепкого захвата руку, стоял Арто Орсель.
— Олайош! Я решил, что твари пробили защиту. — Не дожидаясь вопроса, незнакомый воин указал себе за спину. — Ловил этого храбреца, он собирался драться.
Насупленный Арто снова дернул руку в попытке освободиться.
— Остальные в убежище?
— Все, кроме этих двоих. Преподавателей погрузили в сон, чтобы не пытались выбраться и не сделали ненароком хуже. Чудовища уже совсем близко.
— Немедленно отпустите меня, — подал голос Орсель. — Недостойно мужчины прятаться от опасности!
— В другой раз проявите доблесть, теон, — твердо заявил ему Олайош. — Поверьте, сейчас не та опасность, с которой вам под силу совладать.
— Не позорьте имя моего рода, запирая со всеми в каменном мешке!
— Помогите нам, Арто, тем, что прекратите сопротивляться.
Более не тратя времени на препирательства, оба воина развернулись и потащили нас в сторону колодца. Мы же, точно беспомощные котята, схваченные за шкирку зубами мамы-кошки, плелись рядом, то убыстряя шаг, то замедляя, в зависимости от скорости защитников. А те уверенно продвигались вперед, не прекращая негромко переговариваться.
— Заклинание держится? — спрашивал Аллар.
— Держится. Вся вода растеклась по стенам и создает естественный защитный барьер, а по центру колодца пустота и воздух беспрепятственно поступает внутрь. План хранителя прост, но очень эффективен. Плетения мы контролируем.
— Все защитники собрались?
— Если не считать нас с тобой. Они построили оградительный круг, твари за него не пройдут.
Впереди уже замаячил темный проход, за которым пространство расширялось, превращаясь в круглый каменный зал с огромным отверстием в полу. Мы почти дошли до него, когда боковая стена впереди вдруг проломилась под чьим-то напором. В коридор, точно горох, посыпались жуткие существа с плоскими оскаленными мордами, восемью конечностями и шевелящейся длинной шерстью. Мы с Арто мгновенно оказались задвинуты за спины защитников, и я услышала гудение щитов. Олайош с Рианом схватились с чудищами. Били они точно, сразу на поражение, отчего гора неподвижных тел стремительно росла, однако из стены продолжали лезть новые. Я заметила, как Арто тоже вскинул вверх ладони, формируя боевое заклинание, и решила использовать этот шанс, чтобы резко развернуться и помчаться обратно по коридору.
Быстрее всех среагировал Орсель.
— Эста! — заорал он. — Куда? А ну, стой!
— Мариона! — донеслось вослед.
Я летела со всех ног, но меня настигали. Арто ухватил за руку как раз тогда, когда сзади снова посыпались камни пробитой стены, а между нами и бросившимися вдогонку защитниками оказался заслон из обломков и новых чудовищ с тонкими лапами, шипастыми телами и кроваво-красными глазами. Жуткие на вид, они издавали такое зловоние, что невозможно стало дышать. До слабых человечков, вроде нас с Орселем, им было не добраться из-за груды камней, тем более защитники уже вступили в бой, отвлекая внимание на себя. И только одна тварь очутилась в опасной близости по эту сторону завала. Ею мгновенно занялся Арто, загородив собой меня. Едва удостоверившись, что одаренный боевой магией гимназист точно совладает с чудовищем, я снова бросилась бежать.
Без приключений и новых проломленных стен вышло добраться до люка, через который я выбралась наружу. Затем последовал еще один забег к входной двери, и, выскочив на опустевшую площадку, я вынуждена была затормозить. В какую сторону ушел Эсташ, оставалось неведомо. Приходилось положиться на удачу и желание, уже приведшее меня сюда. Раз оно позволило ускользнуть от защитников, значит, должно было привести к Эсташу. Еще раз оглядевшись, побежала в том направлении, куда тянуло в этот момент сильнее всего.
От стремительного бега кололо в боку, воздуха не хватало, легкие горели. Я уже миновала купальни, следуя по тропинке в обход, когда шум крови в ушах перекрыл стремительно нарастающий топот. Едва меня ухватили за плечо, защитные рефлексы, выработанные на уроках Эсташа, сработали молниеносно. Я выстроила щит, и преследователя отбросило. Резко обернувшись, закрывшись ладонями, сквозь красную пелену перед глазами разглядела лежащего на земле Орселя.
— Чтоб тебя, Эста! — выругался парень, поднимаясь на ноги. Согнувшись и уперев руки в колени, он какое-то время, подобно мне, пытался отдышаться. — Несешься, точно чокнутая, куда глаза глядят. Немедленно вернись к защитникам!
— Не вернусь. — Слова давались с трудом. — Мне нужно к нему.
Я повторяла это про себя, несмотря на то, что с каждым шагом становилось все труднее бежать. Повторяла, чтобы не спасовать и не поддаться слабости повернуть назад. Эгоистичные желания приводят к дурным последствиям, но у меня было слишком мало времени научиться всему, исследовать свой дар методом проб и ошибок, работая с более простыми вещами. Я не желала никому вреда, но и сдаться не могла, как и смириться с мыслью, что, спасовав, потеряю Эсташа.
— К кому?.. — договорить парень не успел. Глаза его стали больше, чем чайные блюдца, и он переместился вперед, преодолев расстояние ко мне одним прыжком. Ухватил за талию и крепко прижал, закрывая щитом.
Из кустов выползало нечто. Оно, подобно давней знакомой осьминоге, было, похоже, растительного происхождения. Зеленое, точно трава, с гибким змеиным телом и пятнадцатью головами на длинных шеях. Стоило лишь задуматься, есть ли у этой твари ядовитые шипы, как я увидела их на кончиках раздвоенных языков, высунувшихся из раззявленных ртов.
— Что за дрянь? — прошипел Орсель.
Тварь ответила ему шипением пятнадцати жутких глоток.
— У нее шипы должны быть ядовитыми, ты их видишь?
— Еще как вижу, — сквозь зубы проговорил гимназист, начиная выплетать нечто очень сложное. — Отходи ко мне за спину, Эста, и не вздумай никуда нестись сломя голову.
Тварь зашипела яростнее и поползла к нам.
— Не прав был отец, это точно не выдумки. Я бы сейчас не отказался от присутствия рядом защитника.
— Арто! — вскрикнула я, когда несколько шипов со свистом рассекли воздух и ударились в наш щит.
Ну зачем Орсель только бросился за мной? Сама бы я дошла к Эсташу без помех.
Мы попятились, а тварь угрожающе приподнялась над землей, напоминая сейчас змею перед прыжком.
— Арто, позволь уйти. Со мной ничего не случится, поверь. Иначе ты из-за меня пострадаешь.
— Не случится? С тобой постоянно что-то случается, Эста, и даже понятно почему. Просто мозгов не хватает тихо сидеть со всеми в убежище. Пригнись!
Обхватив голову руками, я быстро наклонилась, и Арто швырнул в головастого змея заклинанием. Оно по форме оказалось похожим на диск, который, вращаясь вокруг собственной оси, помчался к твари и, пролетев по дуге, отсек ей разом пятнадцать голов. Ох, и правда силен Арто в боевых заклинаниях! Змеиное тело чудища забилось в конвульсиях, а Орсель опустил руки и сгорбился.
— Ты в порядке? — Я вгляделась в бледное лицо.
— Лучше не бывает, — прохрипел гимназист. — А теперь двигай обратно, к башне.
Мое «нет» оборвалось испуганным вскриком, когда Арто вдруг вздрогнул и крепко сжал меня, обхватывая руками, словно пытался закрыть со всех сторон. А потом стал медленно заваливаться вперед, уронив меня на землю и придавив своим телом.
— Арто! — Парень не двигался, хотя, кажется, еще дышал. Когда я выбралась из-под него, увидела воткнувшийся в спину Орселя кончик зеленого хвоста, весь усеянный шипами. Змеиное тело уже перестало содрогаться, но даже безголовая тварь умудрилась добить противника подлым ударом.
— Только не умирай, не умирай из-за меня, — прошептала, сжимая его холодеющую руку.
Входить в состояние молитвы в условиях, когда весь мир рушится буквально на глазах, было невероятно сложно. Чувства бурлили, не желая подчиняться внутреннему приказу, но я не могла не справиться. Каким бы ни было воспитание старшего Орселя, Астаил не сумел вытравить все светлое, что крылось в душе сына. Арто и правда был лучше, намного лучше своего отца.
Пожелав, чтобы его спасли, я аккуратно вытащила плетениями отраву из спины юноши и, с трудом сдерживая слезы, побежала вперед. На путь к Эсташу ушло слишком много времени, мне безумно страшно было, что я не успею.
Глава 16
ХРАНИТЕЛЬ
Место на краю скалы, где прежде росли деревья, оказалось выжжено дотла. Черная земля, куда ступил защитник, уже была мертва.
— Я долго ждал тебя, Царим, — промолвил монстр, обнажив в жуткой ухмылке пасть. — Отчего не спешил на встречу? Раздумал умирать?
Не радуя умную тварь ответом, Эсташ опустился в круг, и по его периметру взревел огонь, отделяя непроходимой стеной от любой призванной на помощь хозяину сущности.
И снова битва. Еще одна. И каждую из них он помнил. А теперь опять наступил момент, ради которого и рождался наследник.
— Не пора ли разорвать этот круг, Царим, тебе не надоело?
Не надоело? Существовать ради одной лишь битвы, принимая невозможность жить подобно остальным. Желать, чтобы древнее проклятие не сбылось, а после вновь приходить на это место, окунаться в воспоминания, даже забывая порой, что теперь его зовут иначе, а Царима больше нет. Спустя века, отыскав и обретя единственную, которую отчаялся встретить, оказаться не вправе ее любить. Все, что дано ему, — это память, ощущения, испытанные от прикосновений к ее губам, коже, телу. Стук собственного сердца, боль, наслаждение, грустное счастье, — они останутся. Позабудутся черты нежного лица, цвет ее глаз, запах волос, любимый голос. Лишь самые яркие впечатления пройдут сквозь годы — ощущения, какие возможно испытать защитнику, сжимая в объятиях свою жрицу.
— Что тебе стоит прекратить все? — искушал его повелитель самых отвратительных и жутких существ. Монстр, надеявшийся выбраться из ловушки круга, желавший сразиться снова и, возможно, на сей раз победить. — Ты защитил людей, но что это дало вам, защитникам? Посмотри на меня. Я возродился. Пускай мне не под силу разорвать твой круг, но именно люди, которых оберегаешь, спустя века возродили меня. Не только тебе дано вновь появляться на свет и помнить. Скажи теперь, что успеваешь сделать за свою короткую земную жизнь? Опять спасти чьи-то жалкие душонки, исцелить слабые тела с гнилой сущностью? Завтра они отплатят тебе ненавистью и презрением. Спустя еще несколько веков, когда очнешься снова, о защитниках могут совсем позабыть. И на это я трачу годы своего существования, Царим. Вселяя в человеческие сердца страх, через своих сторонников внушая людям мысли, как вы опасны, их руками подписывая законы, которым вы, сильнейшие, одержавшие победу, вынуждены подчиняться, подводя вас к нищете, к жалкому существованию рабов собственного долга. Ты поймал меня в ловушку, но это не мешает мстить твоему роду. Разорви круг, и я оставлю все так, как оно есть сейчас, дам шанс изменить настоящее. Что же ты молчишь, Царим?
— Круг не разорвать.
Вопль взбешенной твари ударил по ушам, напомнив о том дне, когда они встретились в первый раз, и монстр понял, что загнан в ловушку.
Ужасающий грохот сотряс воздух. Скала раскололась, и рухнули три башни, а каждый защитник перестал ощущать, как бьется сердце его жрицы. И он сам, подобно остальным, едва не сошел с ума, осознав, что не смог ее уберечь. В невыразимом отчаянии призвал дар и активировал круг времени, а пока замыкался цикл, искал и искал своего врага.
Они сошлись тогда на этом самом месте, огонь отрезал предводителя от его верных слуг. И когда монстр пал от меча защитника, испустив дух, вся сила, питающая и направляющая чудовищ, иссякла. Люди оказались под надежной защитой цикла времени, им больше не страшны были твари, а нападение, принесшее такие колоссальные жертвы, более не могло повториться.
Но стоило ли оно того? Стоило ли?
Круг не разорвать, время не повернуть вспять. Эсташ не владеет даром Царима, но именно ему расплачиваться с древней магией. Рождаться вновь, вспоминать и смиряться с собственной участью, возвращаться в башни и ждать того дня, когда главный недруг опять призовет воскресшее войско. Понимая, что дальше башен они не пройдут, беснуясь от собственной беспомощности и участи пленника времени, чудовище в который раз позовет: «Царим!»
Монстр кинулся на него, стремясь излить в этой схватке собственную ярость, и был отброшен назад. Еще один бросок, и снова Эсташ его отразил. При следующем ударе когти чудовища прочертили глубокие борозды на лезвии древнего клинка, каждый раз возникавшего в руках наследника в час решающей битвы.
По силе они не уступали друг другу. Одинаково выносливые, ловкие, мощные, противники сражались на равных, и сторонний наблюдатель оказался бы не в состоянии предсказать исход этой битвы. И все было как всегда, за одним лишь исключением. Одним хрупким, взъерошенным исключением, умудрившимся проскочить сквозь огненный круг. Пламя защитника могло пропустить внутрь, не причинив вреда, лишь единственное существо на земле — свою признанную жрицу. И это чудо, сумевшее свести тен Лорана с ума за короткое время жизни в башнях, ворвалось в замкнутый круг.
Появление девушки оказалось столь невероятным и непостижимым, что воин и монстр на миг замерли, а Мариона, нашедшая наконец своего Эсташа, вдруг задрожала и полными ужаса глазами посмотрела на высшего. Точно беззащитный кролик перед удавом, она не имела сил пошевелиться, а его возглас «жрица!» заставил сердце девушки едва не выпрыгнуть из груди. Одно неуловимое движение, позволившее монстру очутиться рядом с ней, не смог бы отследить даже самый одаренный человеческий маг. Способностью видеть, противостоять и не поддаваться ужасу в присутствии высшего владели только истинные воины. Эсташ оказался быстрее. Как всегда. Именно то, что он на долю секунды опережал чудовище, и принесло спасение людям Кенигхэма.
Стена взревевшего огня отгородила девушку, и монстр взвыл, не сумев дотянуться до жертвы.
— Жрица!
Отскочив назад и сжимая когтистые лапы, он прошипел: «Отдай ее мне, защитник, отдай».
Огонь взревел сильнее, полностью скрывая замершую в центре тонкую фигурку, и ответ воина был едва слышен, но Мариона сумела разобрать два яростных слова: «Не получишь!»
Высший остановился. С трудом отведя от пламени взгляд, он обернулся к защитнику.
— Послушай меня, Царим. Послушай внимательно.
В когтистой лапе, вытянутой к Эсташу, возник темный сгусток наподобие сферы.
— Ради нее одной я убью их всех. Они в моей власти. Взгляни. Вот кланы, которые ведут свой род от убийц жриц, вот мои сторонники, которых я направляю, повелевая их разумом. Они погибнут, и вы начнете все с чистого листа. Я могу отдать им приказ уничтожить то, что уже было создано против защитников, а после убить себя. Мне это под силу, Царим. Одна жрица в обмен на спасение твоего рода и остальных. Вам опять начнут поклоняться, больше не придется терпеть боль человеческого предательства, подчиняться навязанным вам правилам. Отдай ее мне.
— Не получишь!
Сквозь защитную стену, целиком состоявшую из пламени, я плохо видела, что происходит, но даже имей возможность смотреть не через преграду, едва ли была способна уследить за молниеносными движениями. Они сражались вовсе не так, как принято изображать на картинках учебников или древних гравюрах, они напоминали лишь смазанные тени, одна светлая, ослепительно-яркая, до боли в глазах, а вторая черная, внушающая ужас. Когда меня не защищала магия Эсташа, при одном взгляде на того, с кем он бился, сердце останавливалось от страха. Только здесь, в теплом кругу огня, яростно ревущего при приближении пугающей тени, но безмерно ласкового со мной, ощущала себя в безопасности. Я понимала, что не имею права терять драгоценные минуты и обязана прямо сейчас, несмотря на панику и неуверенность в собственных силах, накатившую внезапно, почти поглотившую меня, защитить Эсташа.
Прикрыв глаза, старалась не отвлекаться и усилием воли снизить накал охвативших меня эмоций. Нельзя желать на пределе, а я безумно хотела, чтобы мой защитник остался в живых, но нельзя. Расслабиться, отпустить чувства, захотеть — сродни просто подумать, — и знать, что сбудется.
«Пусть Эсташ останется невредимым».
Все, ни в коем случае не молить об исполнении и не дрожать от испуга.
Крик заставил меня пробудиться. Я рванулась вперед, почти вплотную к горящему огню. Кто нанес решающий удар?
Мир отчетливо проявился перед глазами, стих рев пламени, исчезла защитная стена. Я оказалась стоящей в черном круге, поскольку и внешний огонь потух.
— Эсташ!
Он стоял, опираясь на меч, который таял в воздухе, точно мираж, и вдруг совсем исчез. Защитник покачнулся, упал на одно колено.
— Эсташ! — Я кинулась к нему, опустилась рядом, обхватила ладонями и глянула в лицо. Пламя потухло, воин снова обрел человеческий облик. Оттенок его невероятных глаз сейчас казался ярче, чем самый чистый аквамарин. Темные, влекущие, точно необъятная морская глубина. — Ответь, пожалуйста, ты ранен?