Две жизни Лидии Бёрд Силвер Джози

Наяву

Пятница, 28 июня

По шкале сожалений от одного до десяти я болтаюсь где-то между восемью и девятью с половиной и от нервного напряжения с трудом глотаю завтрак. Я никому не говорила о предстоящей сегодня встрече с Крисом и уже не считаю, сколько раз хваталась за телефон, чтобы все отменить. Стараюсь убедить себя, что не следует смотреть на это как на свидание – ведь это может быть чем угодно! Представляю, что это встреча с неким другом – просто решили выпить вечерком. Пусть даже Крис мне пока не друг, мы же виделись всего лишь раз. После тех двух напряженных минут мы время от времени обменивались сообщениями. Он прислал мне фотографию побережья, сделанную с крыши дома, который он проектировал, а я отправила ему снимок сожженного мной обеда, когда Крис поинтересовался, люблю ли я готовить. Все это было беззаботно и поверхностно с обеих сторон, и именно поэтому я не отправляла ему разные, уже набранные сообщения. Ну, не только поэтому.

В глубине души я чувствую, что вслед за этим свиданием, или «случайной» встречей с другом, передо мной возникнет следующий барьер, через который придется перепрыгнуть. Или, по крайней мере, проползти под ним, ободрав колени. Пытаюсь выкинуть эти мысли, но я достаточно честна с самой собой, чтобы понимать: не хочу провести всю оставшуюся жизнь, глядя на пустое кресло. А я как раз и смотрю на него сейчас, синее кресло, в которое почти не садилась, поскольку оно целиком и полностью принадлежало Фредди. Я и теперь в него редко сажусь. Нет, не потому, что я уж слишком трепетно к нему отношусь, просто оно мне кажется неудобным. Наверное, подушки сохранили отпечаток его зада. Пирс Морган в телевизоре бранит за что-то вегетарианцев, так что я встаю взять пульт и выключить его. Когда я нажимаю кнопку, на экране мелькает реклама кофейной компании. Я задерживаю дыхание, потом качаю головой и фыркаю – главную часть рекламной кампании для них провел Фредди… Выключаю телевизор и стою посреди комнаты, потом, поддавшись порыву, сажусь в кресло Фредди – на самый краешек, – чтобы доесть свой тост. И ерзаю на месте. Заставляю себя просидеть там минуту, максимум две, потом снова встаю и в замешательстве замираю перед камином. Несколько недель назад я купила пару новых диванных подушек. Они яркие, с вышивкой. Хватаю одну из них и пытаюсь пристроить в кресло Фредди. Это помогает. Знаю наверняка, что Фредди возненавидел бы эти подушки и уж точно не позволил бы одной из них лежать в его кресле. Затолкав в рот остатки тоста, я кладу подушку на место и иду на кухню готовить ланч.

Я уже на полпути к автобусной остановке, когда соображаю, что забыла телефон на кофейном столике. Я в растерянности: опаздывать не хочу, но не слишком хорошо знаю расписание автобусов. Езжу на них я лишь изредка, когда решаю после работы заглянуть в паб. Но и без телефона на весь день оставаться не слишком комфортно. А вдруг я решу отменить встречу с Крисом? Или он может ее отменить, что, честно говоря, стало бы для меня немалым облегчением. Не хочу оставаться в неведении из-за того, что мой телефон лежит дома. В общем, в итоге решаю, что хуже встречи с Крисом может быть только незнание об отмене встречи, поэтому я мчусь обратно за телефоном. В гостиной, сунув его в карман, вдруг, не успев подумать, снова бросаю яркую новую подушку в кресло Фредди. Мои пальцы на мгновение задерживаются на спинке, почти прося прощения, но я все равно оставляю подушку там и бегу на автобус.

Вам знакомы дни, которые тянутся, как целая неделя? На работе этот день таким не казался, а теперь у меня ощущение, будто я только вошла через вертящуюся дверь, тут же вышла обратно и тащусь к кафе, где должна встретиться с Крисом. Я не знала, что мне надеть. Джинсы выглядели бы уж слишком «мне-на-все-плевать», потому надеюсь, что синее с белым летнее платье подходит куда больше. Волосы с утра стягиваю в хвост, а во время ланча распускаю, но теперь они кое-как собраны в узел – слишком жарко для того, чтобы они просто падали на спину. Боже, случайная выпивка с другом не должна казаться переходом через минное поле! Наверное, я еще совершенно не готова к свиданиям с кем бы то ни было. Прежде всего, я злюсь на саму себя за то, что оказалась в таком положении, и на ходу то и дело заглядываю в сумку и нащупываю телефон. Не поздновато ли отменять встречу? Ответ очевиден: поздно… Я уже пять минут как должна быть на месте. Ох!..

Снова проверяю телефон; сообщений об отмене нет. Я уже вижу впереди то кафе, когда мои пальцы готовы набрать эсэмэску… Но тут замечаю Криса, он идет к кафе с другой стороны. Черт! Теперь уже ничего не отменить, это было бы слишком грубо. Да и вид Криса заставляет меня вспомнить, что именно в нем привлекло мое внимание.

Сейчас он в черных джинсах и футболке и, когда входит в кафе, снимает темные очки и вешает их на ворот. Не знаю, почему это простое, небрежное движение успокаивает меня. Наверное, я в воображении превратила Криса в пугающего незнакомца, а в действительности он самый обычный парень. Я ведь могу выпить кофе с обычным парнем, так? Снова бросаю телефон в сумку, поправляю выбившиеся волосы, набираясь храбрости для того, чтобы войти в кафе. Я могу это сделать. Это просто выпивка после работы с каким-то другом.

Внутри царит благословенная прохлада. Среди посетителей сразу замечаю Криса за столиком в углу. Увидев меня, он приветственно машет. На его лице явное облегчение, пока я иду к нему через зал.

– Привет, – бросаю я.

Он встает мне навстречу, напоминая о своем росте. Мы переживаем момент неловкости, не зная, стоит ли нам обняться, потом одну ужасную секунду почти готовы пожать друг другу руки, но тут Крис смеется и чмокает меня в щеку, положив теплую руку на мое обнаженное плечо.

– Ты пришла, – говорит он, снова садясь. – Я уже попросил кофе, ничего? Но если хочешь чего-то другого, я закажу. Думаю, у них есть лицензия на спиртное, если тебе хочется хорошего вина.

На столе уже стоят маленький кофейник и две чашки.

– Кофе достаточно. – Я улыбаюсь, когда он наливает кофе для нас обоих.

Моим внутренностям явно не помешает маленькая передышка.

– Ты бывала здесь прежде? – спрашивает Крис.

– Да, заходила после работы или на дни рождения, ну, по разным поводам.

Это очень симпатичное кафе, перестроенное из старого зернохранилища. Сплошное дерево и дощатые полы. Открывается оно поздно, кухня простая, и это служит приятным разнообразием на фоне прочих подобных мест.

– Здесь довольно людно по вечерам.

Ух, я становлюсь скучной…

– Итак, – говорит Крис, ставя кофейник на стол, – будем ли мы снова просто молча смотреть друг на друга несколько минут, поддерживая традицию?

– А если нет, ты не будешь против? – Я смеюсь и беру свою чашку; напряжение наконец сломано. – Боже, до чего же тогда был странный вечер!

Крису явно весело.

– Да, безумная затея. Я совершенно не понимаю, зачем туда пошел, если честно.

– Зато я знаю, как там оказалась, – не подумав, брякаю я. – Работаю в городском общественном центре, и мне пришлось сравнять количество.

Другой на его месте мог бы и обидеться, но Крис просто смеется:

– Я что-то такое и предполагал. – Он берет свою чашку и легонько чокается ею с моей. – Но я рад, что ты заменила кого-то.

Когда он смеется, в уголках его глаз веером собираются тонкие морщинки, и знаете что? Это и в самом деле хорошо. Мои плечи наконец расслабляются, я отпиваю кофе и медленно выдыхаю.

– Как там поживает то здание? – спрашиваю я, не уверенная, что мой вопрос прозвучал правильно.

Крис архитектор; они что-то строят, так?

– Ну, неплохо. Уже почти готово. Через пару недель или около того подпишем сдачу.

– Должно быть, это приятно. Видеть, как твой проект переходит с бумаги в реальность.

Он слегка пожимает плечами:

– Бывает. Или это может быть сплошной головной болью, от начала и до конца, в зависимости от самого здания и от заказчика.

– Ты всегда хотел заниматься именно этим?

– Ну да, если не считать работы гонщика-испытателя на «феррари».

Я это понимаю так: он хотел быть архитектором еще с тех пор, когда не умел как следует произносить это слово. А еще он из тех людей, которые всегда доводят дело до конца.

– Наверное, в вашем бизнесе высокая конкуренция, – предполагаю я.

– Ничего, итальянская кровь тут помогает.

– О! Ты не похож на итальянца.

– Слишком высокий? – усмехается Крис. – Вообще-то, я наполовину швед. Отец из Италии, а мама из Стокгольма.

– Но вы всегда жили здесь?

Крис кивает:

– В детстве мы проводили лето в Швеции. И моя старшая сестра сейчас живет там, я ее навещаю, когда могу.

– У тебя не одна сестра?

– Три! – Крис смеется. – И все старше меня. Я единственный сын.

Ух ты!..

– Ну, по крайней мере, тебе не пришлось донашивать за ними платья, – говорю я.

У меня, наверное, не было ничего такого из одежды, чего не носила бы Элли, до тех пор, пока я не повзрослела настолько, чтобы самостоятельно покупать себе вещи.

– Я бы не был так уверен, – снова смеется Крис. – Моя матушка весьма прогрессивна в таких вопросах.

Где-то на краю сознания проползает мысль: мне нравится общество Криса. Он улыбчив и, похоже, не строит конкретных планов. Мы болтаем о его работе и о моей, об одноглазой кошке, которую он подобрал, – она обосновалась в его саду и не пожелала уходить. Разумеется, о коте-дезертире Турпине, который предпочел мне другую хозяйку, и немножко о политике… Крис снова наполнил наши чашки, и я осознаю, что моя нервозность сменяется голодом, когда он берет меню и предлагает перекусить. Мы заказываем мясные закуски, и я вдруг слышу, как задаю ему вопрос: что же все-таки привело его на молчаливое экспресс-свидание?

Крис заказал к еде еще и пиво и теперь смотрит в кружку:

– Наверное, одиночество. Я был женат. Но мы разошлись пару лет назад.

– Ох, – говорю я. – Мне жаль…

Едва эти слова слетают с моих губ, я тут же начинаю ненавидеть себя за то, что повторяю дурацкую банальность, которую постоянно слышу от других.

– Ну да, мне тоже было жаль какое-то время, – с грустью признается Крис. – Во всяком случае, я жалел себя. Но не сожалел о Стеф: она уехала в Ирландию со своим боссом, который, как ни странно, водит именно «феррари».

– Вот черт! – Я коктейльной соломинкой гоняю по своей тарелке оливку. – Ублюдок.

– Согласен. – Крис коротко смеется. – В общем, я уже слишком устал от себя самого и одноглазой кошки и вдруг обнаружил, что сижу в городском центре и таращусь на абсолютно незнакомых людей.

– А ты в итоге заполнил заявления на чьи-нибудь номера? – спрашиваю я.

Ладно, я понимаю, что забрасываю удочку.

– Нет. – Глаза Криса вспыхивают весельем. – А ты?

– У меня вообще не было бейджика, помнишь?

– А-а, ну да. Ты просто была на работе. Теперь вспомнил, – говорит Крис и тихо добавляет: – Ну, для служебного отчета: ты там оказалась очень кстати.

Я чувствую, как меня окатывает горячая волна, потому что Крис абсолютно серьезен.

– Спасибо. Меня это здорово напугало, но я рада, что согласилась. – Я делаю паузу, как он сам секунду назад, и добавляю: – Теперь рада.

– Из-за меня, так ведь? – смеется Крис, глядя мне в глаза.

– Из-за оливок, – отвечаю я, и он прижимает ладонь к сердцу, как будто я его ранила.

Он смотрит на меня поверх края бокала:

– А почему это тебя испугало?

Я понимала, что в какой-то момент этого вечера мы подойдем к разговору о моей жизни, и взвешивала, какую часть правды готова открыть. Нет, мне не хотелось лгать – просто не желала, чтобы Крис смотрел на меня как-то иначе, не так, как сейчас. Он первый человек в моей жизни после несчастья, который обращается со мной нормально, без сочувствия, не оценивая, в порядке ли я. И это приносит облегчение.

– Я очень давно не ходила на свидания.

Крис вилкой отодвигает к краю тарелки кусочек стручка перца-серрано.

– Правда?

На это можно ответить по-разному, и я мысленно перебираю фразы в поисках подходящей.

– У меня был один… – начинаю я и тут же поправляю себя. – У меня был Фредди. Мы были вместе очень долго, но он… э-э… умер.

Ну вот. Я сказала это. Крис кладет свою вилку и смотрит на меня не мигая. Пожалуйста, думаю я. Пожалуйста, только не говори, что сожалеешь о моей потере…

– Бог мой… Лидия, нечего и удивляться тому, что ты напугана. Ты, должно быть, прошла через настоящий ад.

Это очень точное определение. Были дни, когда я стояла так близко к пламени, что оно обжигало мне лицо. Теперь же чувствую себя так, словно медленно отдаляюсь от жара.

– Что-то вроде этого. Так что ты – первый. Ну, понимаешь, первый мужчина с тех пор, как…

Он не дает мне закончить.

– Хочешь об этом говорить или не хочешь?

– Ты не против, если я не буду?

Я уже благодарна ему за выбор, за то, что он не пытается расспросить о подробностях. Оттого что этим вечером я просто сижу здесь с Крисом, уже ощущаю нечто вроде волшебства; мне легче и светлее, чем обычно. И совсем не хочется терять это чувство.

– В таком случае, возможно, ты пожелаешь какой-нибудь неблагоразумный коктейль из этого аляповатого меню? – Крис протягивает мне ламинированную карточку химически-голубого цвета.

И этим простым жестом он возвращает нас обоих из прошлого в настоящее.

– Поверить не могу, что уже десять. – Я перебрасываю жакет через сумку, когда мы выходим из кафе, потому что на улице все еще тепло. – Мне показалось, что и часа не прошло.

– Мне тоже, – соглашается Крис. – А я ведь предупредил старшую из сестер, что она должна притвориться, будто ей срочно нужна помощь, если я отправлю ей кодовое слово.

– Неправда! – шутливо возмущаюсь я и смеюсь.

– Очень даже правда, ты ведь могла оказаться ужасной особой, – возражает Крис, шагая рядом со мной.

Мы идем к выстроившимся в ряд такси; на улице уже тихо, на тротуарах – никого. Стоит один из тех бесконечных, душистых летних английских вечеров, тем более приятных, что случаются они не часто.

– Она должна была якобы сломать руку, если бы я послал ей слово «фиолетово».

– Фиолетово? – Мне это кажется куда более смешным, чем оно есть на самом деле, наверное, из-за выпитого вина. – Как во время дождя и как шоколад «Кэдберри»?

Он кивает, обходя меня, чтобы идти ближе к мостовой.

– Ну что тут скажешь? Такой уж я. Принц Веселья.

– Я теперь буду представлять тебя в пурпурном бархатном костюме. – Я замедляю шаг по мере того, как мы приближаемся к ряду машин, ожидающих пассажиров.

Крис улыбается, глядя на меня сверху вниз, и, когда мы останавливаемся, протягивает руку и легонько гладит мои волосы.

– Мне льстит, что ты вообще собираешься обо мне думать. – Его взгляд говорит мне, что прямо сейчас он ничего другого от меня и не ожидает.

– Спасибо. – Я испугана, потому что вроде бы сама хочу большего. – Я действительно отлично провела этот вечер.

– Спасибо, что позволила мне стать первым.

Я ловлю его руку, слегка сжимаю и выдыхаю:

– А я рада, что это оказался ты.

Он понимает мой намек и медленно наклоняется ко мне.

– Ты дрожишь, – говорит он.

– Поцелуй меня, – прошу я.

И он меня целует, а я закрываю глаза и испытываю сразу миллион забытых ощущений. Это странно, и прекрасно, и сексуально, и печально, его рука лежит на моей спине, его губы нежны, а поцелуй, пожалуй, слишком короток. Внутри меня что-то сдвигается. Как будто распечатали новый флакон ароматов; цветочные оттенки романтики. Это незнакомый мне запах; он не мой, но мне кажется, что со временем это обязательно изменится. Думаю, он может мне даже понравиться…

– Лидия, доброй ночи, – шепчет Крис.

Я все еще держу его руку, и он мягко сжимает мои пальцы, открывая дверцу такси.

Неловко пытаюсь забраться внутрь, разворачиваясь, и Крис смеется:

– Это будет проще, если ты отпустишь мою руку.

Я смотрю на наши руки, качаю головой и тоже смеюсь.

– Доброй ночи, – говорю я, уже изнутри глядя на него снизу вверх.

– Можно мне увидеться с тобой снова? – спрашивает он, придерживая дверцу.

Он не притворяется, что его не волнует мой ответ.

– Мне бы очень этого хотелось. – И это правда.

Водитель включает счетчик и трогает машину с места. Я откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза, пока мы едем по темным улицам к моему дому. И буквально вижу, как мама и Элли стоят плечом к плечу с поднятыми большими пальцами, как будто я только что удачно выступила на шоу талантов. Я глубоко вдыхаю, стараясь уловить следы загадочного аромата.

Во сне

Суббота, 6 июля

– Не надену я это!

Элли стоит передо мной и смеется, на ней лента подружки невесты. Она загорела и выглядит спокойной в красном костюме и на каблуках и куда больше похожа на саму себя, чем тогда, когда я видела ее в последний раз. Чувствую себя слегка виноватой из-за того, что несколько недель не возвращалась сюда. Элли держит вуаль, сплошь покрытую нелепыми украшениями. Упаковка парацетамола. Безвкусные фальшивые обручальные кольца. Пробка от шампанского. Я не вижу презерватива, но готова поспорить, что и он здесь найдется.

– У тебя нет выбора, – говорит Элли. – Это соорудила Ди, ты ее обидишь.

– Это сделала Ди?

Элли дергает заколку для волос, прикрепленную к вуали, я вижу ее безупречные кроваво-красные ногти.

– Тебе бы меня поблагодарить. Она постаралась, чтобы все подходило к футболкам с ярко-розовыми надписями.

– Мне все равно кажется, что футболки были хорошей идеей.

Я оборачиваюсь на голос Ди, когда она появляется в моей кухне с двумя бутылками шампанского в руках. Она выглядит предельно гламурной в синем платье с блестками, ее волосы, обычно связанные в хвостик, в салоне красоты превратились в упругие локоны а-ля Кейт Миддлтон. Такой я увидеть ее не ожидала.

– Я подумала, что нам нужно глотнуть немного чего-нибудь, прежде чем мы отправимся.

Она покачивает передо мной бутылкой, ее глаза сияют.

Элли хлопает в ладоши и направляется к буфету, где стоят стаканы и бокалы. Она иногда злится из-за моей легкой одержимости правильной посудой: у меня нужные бокалы и рюмки на любой из возможных случаев. Высокие хрустальные бокалы, узкие рюмки, бокалы для красного вина, для белого вина, расширяющиеся – для шампанского. А еще невероятно нарядный набор цветных стаканов шестидесятых годов для содовой. Многое куплено на гаражных распродажах или в благотворительных магазинах. Обожаю это! Я стараюсь не морщиться, когда Элли достает из глубины широкие бокалы. Не часто я покупаю неполные наборы, но эти три невероятно высокие и на очень тонких ножках, их розовое стекло буквально воззвало ко мне, когда я холодным воскресным утром увидела его на одной из гаражных распродаж – грязное, стоящее между грудами блюдец и тарелок.

Фредди ворчал, когда я решила купить бокалы, а продававшая их женщина была недовольна моей просьбой их завернуть, но я все равно купила эти бокалы и полюбила от души. Они были слишком дороги мне для того, чтобы Элли сейчас размахивала ими, держа за хрупкие ножки.

– Позволь мне, – говорю я, забирая бутылку.

– Поверить не могу, что через две недели ты выходишь замуж! – сентиментально вздыхает Элли. – Хотелось бы и мне снова замуж выскочить.

Я как раз распечатываю бутылку, но тут замираю и смотрю на нее:

– Вот как?

Ее драгоценная заколка для волос искрится в ярком свете, когда сестра прислоняется к кухонной стойке.

– Это так романтично! – с неожиданной завистью восклицает она. – Платье, церемония, цветы…

Мне нравится, что она, несмотря на то что почти каждую неделю организует свадьбы в отеле, продолжает тосковать по своей собственной.

– И опять за Дэвида? – спрашивает Ди, усаживаясь на кухонный стол.

Элли делает большие глаза, насмешливо смотрит на Ди:

– Само собой.

Они обе хлопают в ладоши, когда я вытаскиваю пробку.

– А я и не знаю, выйду ли вообще замуж, – сообщает Ди.

Элли смотрит на меня, потом на Ди:

– Мне казалось, у вас с Джоной все достаточно серьезно?

– В общем, да. – Ди берет из моих рук бокал. – Я просто не уверена, что он вообще из тех, кто женится.

– Но ты из таких? – уточняю я.

– Все на самом деле на это способны, – говорит Элли, прежде чем Ди успевает ответить. – Поверь, я видела в своем отеле разную публику. Если честно, на самом деле людей семейного типа вообще не существует. Это просто вопрос правильного времени и правильного человека, и тогда – бинго! Ты уже идешь к алтарю в платье, похожем на меренги.

Ди негромко фыркает:

– Может, он не любитель игры в бинго?

Я растеряна. В этом мире Ди явно включена в мою жизнь. И довольно основательно, если учесть, что в вечер моего девичника она находится здесь, в моей кухне, вместе с Элли. И отношения с Джоной здесь у нее намного успешнее, судя по всему, если у нее на уме свадьба. С другой стороны, Джона, которого она знает в этой реальности, более открыт и смешлив; он такой, каким ему и следовало быть.

– Дай ему время, – прошу я. – Он всегда был мыслителем. Уверена, когда будет готов, все и произойдет.

Ди не выглядит убежденной.

– Ну… может быть.

– Джона Джонс! – Элли с удовольствием выговаривает его имя, потом смеется. – Я тайно была влюблена в него, когда мне было где-то четырнадцать.

– Неправда! – Я тоже смеюсь, хотя и поражена.

Элли никогда прежде не упоминала ни о чем подобном.

На щеках моей сестры выступают розовые пятна.

– Я просто тебе не говорила. Мне было неловко! – Она выпивает сразу половину бокала и взмахивает им. – Что тут скажешь? Он был таким необычным, куча волос и такие скулы!

Я отворачиваюсь и тянусь к бутылке, чтобы дать себе время оценить мысль о моей сестре и Джоне Джонсе. Нет. Ничего не происходит.

– Но он ведь хорош собой, правда? – говорит Ди, как какая-нибудь мечтательная школьница.

– Да, возраст ему к лицу, – кивает Элли.

Я таращусь на нее:

– Возраст к лицу?

Элли смеется:

– Ну, ты понимаешь. У него такое… – Она показывает на собственный рот. – Похож на Мика Джаггера, правда?

Не могу сказать, чтобы, глядя на Джону, я когда-либо вспоминала Мика Джаггера из Роллинг стоунз, но смеюсь, потому что понимаю, что имеет в виду Элли. Рот у Джоны великоват для его лица, и он излучает особую харизму плохого парня. Но совсем не так, как Фредди. Вместе они как день и ночь, две стороны одной монеты. Наверное, именно этого мне и не хватает в Джоне в реальном мире; он растерял там свой жар.

– Все равно я его люблю, – заявляет Ди.

Мы с Элли садимся по обе стороны от нее. Я расправляю ладонями свое черное платье. Оно по-летнему короткое, вполне подходит для вечеринки, в нем нет вызова, и все же оно мне не нравится. Это совсем не то, что я обычно выбираю. Я гадаю, не стану ли в итоге носить в этом мире более сдержанную, консервативную одежду. Я ведь, как правило, хожу в джинсах и футболке, как девчонка, в лучшем случае выгляжу немного богемно. Мне вдруг приходит в голову, что я до сих пор понятия не имею, как выглядит мое свадебное платье. Наверное, это странно и эксцентрично – не знать в день девичника того, что напрямую относится к свадьбе. Мне неизвестно даже то, где состоится девичник. Скорее всего, у мамы, потому что сейчас я не вижу ее.

– Хочешь, Лидия поговорит с ним вместо тебя? – спрашивает Элли, предлагая мои услуги без моего согласия.

Боже, надеюсь, Ди откажется…

Ди встряхивает блестящими локонами:

– И как я буду при этом выглядеть?

– Ну, ничего страшного не произойдет, если разговор будет осторожным, – возражает Элли. – Чуть-чуть его подтолкнуть, чтобы он просто задумался, это же не повредит.

Ди немного оживляется и смотрит на меня:

– Ты тоже так считаешь?

Мне хочется заорать: «Нет, на самом деле я так не думаю!» Если я подтолкну их с Джоной друг к другу, они, скорее всего, сбегут в Уэльс в не слишком далеком будущем, чтобы гулять по холмам, вести жизнь уэльсцев в уэльских долинах с уэльской матушкой Ди.

Но я ничего не говорю.

Вместо этого улыбаюсь, осторожно киваю, снова наполняю наши бокалы, и мы чокаемся в честь моего условного согласия стать посредником между Джоной и Ди.

– Элли, зачем ты заказывала утку, ты ведь знаешь, как я к ней отношусь.

Мама крутит вертящийся настольный поднос, отодвигая оскорбляющее ее взор блюдо, и останавливает его снова, чтобы взять банальные креветки. Несмотря на то что мама всю жизнь преспокойно ест мясо, она вздрагивает при мысли о людях, поглощающих уток.

– Двойные стандарты, – заявляет Элли, вполне профессионально орудуя палочками для еды.

Мы в местном китайском ресторане, я бывала в нем множество раз. Мама с Элли здесь, конечно же, и Ди плюс еще Джулия и Доун с работы, и тетя Джун, сестра моей мамы. По другую сторону от нее сидит моя кузина Люси. Я понятия не имею, почему она здесь. Люси всегда косится на меня так, будто считает, что она куда умнее нас с Элли. Но это не так, если судить по школьному аттестату. В общем, нас за столом восемь, и на каждой лента, означающая, что мы – гости со стороны невесты. Невеста! Мать невесты! Главная подружка невесты! Я осторожно поглядываю на тетю Джун и вижу, что она – ответственная подружка. Какого черта это означает?! Что должна делать ответственная подружка? Воровать яйца? Следить за порядком? Совершенно не представляю, почему у меня возникают настолько глупые мысли, но тем не менее тихонько смеюсь себе под нос, в основном благодаря шампанскому Ди. За ним последовало вино – в таком количестве, будто меня хотели вынудить вывернуться наизнанку поутру и потом вообще за всю жизнь не выпить ни капли. Но я слишком хорошо отношусь к своим внутренностям и потому пытаюсь сбавить темп: отчаянно противостою волнам совиньона, но боюсь, что в какой-то момент захлебнусь в нем.

– Чему ты смеешься? – спрашивает Элли.

– Да эти глупые штуки, – объясняю я, дергая за ленту, которую с неохотой нацепила.

То, что я надела знак подружки невесты, не спасло меня от свиста из машины, набитой парнями, и от предложения поцеловаться со стороны бармена в пабе, куда мы заглянули перед ужином. Впрочем, теперь к ленте добавилась вуаль, с которой прямо между моими глазами свисает блестящая красная упаковка презерватива. Да, презерватив. Ди с удовольствием прикрепила его так, чтобы он оказался прямо у меня на лбу.

Элли отцепляет какой-то пакетик с задней части вуали.

– Это что, корица?

Ди протягивает руку и берет пакетик:

– Вообще-то, это натуральное средство. – Она делает паузу ради драматического эффекта, а потом шепчет, очень громко: – Для мужчин. – Она делает жест рукой, не оставляя у нас сомнений в том, что она подразумевает. – Ну, на тот случай, если он будет нервничать в первую брачную ночь.

– Корица? Ты уверена? – Брови тети Джун взлетают до самых волос.

Она уже весьма неблагоразумно пьет третий бокал вина, а ведь тетя вообще очень редко прикладывается к спиртному. И также редко выходит из дому без моего дяди Боба. Обычно им достаточно своей гостиной, где они собирают головоломки или осваивают какое-нибудь новое хобби. Когда я заходила к ним в последний раз, мне пришлось сидеть в кресле, которое они самостоятельно обтянули, есть печенье, которое они испекли на дневных кулинарных курсах в местной средней школе, и пить вино из бузины, которое дядя Боб изготовил в своем рабочем сарае. Они, конечно, любят участвовать в разных общественных мероприятиях, но всегда только вместе. Боб и Джун. Джун и Боб. Сейчас тетя Джун одна, и это редкий случай. Открытие насчет корицы заставило ее лицо залиться темной краской.

– Ну, по крайней мере, это кое-что объясняет…