Скромница для злодея Маклейн Сара

Она никогда не становилась царицей бала, но всегда была почти царицей, что означает – не пропускала ни одного танца, флиртовала с джентльменами и даже слегка жалела тех бедняжек, которые подпирали стенки.

Она никогда не задумывалась о том, каково это – находиться в центре бального зала, потому что всегда там находилась. То есть до того момента, как ее оттуда изгнали. И с тех пор она желала только одного – вернуться туда, словно место в центре было ее наркотиком.

Дьявол пообещал ей это возвращение и каким-то образом добился его. Словно он и в самом деле был чародеем. Словно и впрямь умел превращать невозможное в возможное.

Этим вечером она прибыла на бал в платье, которое он ей прислал (оно выглядело так, словно было соткано из золота), и ее мгновенно окружили улыбающиеся, приветливые лица, каждый отвешивал ей больше комплиментов, чем предыдущий, каждый стремился сказать что-нибудь приятное. Рассмешить ее. И все только потому, что ее ложь осталась в тайне. В их мыслях она уже была следующей герцогиней Марвик, гораздо более ценной этим вечером, чем неделю назад, – и они приветствовали ее с распростертыми объятиями.

Но это возвращение оказалось вовсе не таким сладким, как Фелисити воображала.

Потому что она ничем не отличалась от той себя, какой была неделей раньше.

И теперь, в разгар бала, протанцевав с полдюжины танцев; флиртуя с большим напряжением; с трудом угадывая, когда можно рассмеяться, а когда ее смех воспримут, как огромное оскорбление; все время боясь сказать или сделать что-то неправильно, погубив тем самым свой единственный шанс спасти семью, Фелисити Фэрклот знала правду.

Быть любимицей светского общества – все равно что быть камином, полным мокрых поленьев: многообещающе, но бесполезно. Весь Лондон жеманничал и слащаво улыбался ей вслед, потому что герцог не стал отрицать их помолвку и явно не собирался делать это сегодня. Лондон словно заново открыл для себя Фелисити Фэрклот, невзрачную старую деву, пристенную фиалку, и назвал ее обворожительной, помолвленной, жизнелюбкой. Какой она, разумеется, не была. Сегодня она ничем не отличалась от той себя, какой была месяц назад, с той только разницей, что сегодня она собиралась выйти замуж за герцога. Предположительно.

И ее возвращение в общество только благодаря этому вовсе не принесло ей того удовлетворения, о котором она мечтала.

Сбежав от толпы, Фелисити забилась за кадку с папоротником рядом с благословенно открытой дверью. Ей хотелось только одного – шагнуть за порог и сбежать в темноту, спрятаться до тех пор, пока не настанет время уезжать.

Но она даже этого сделать не могла – в ее бальной карточке оставалось еще три танца.

Три, и ни один из них с герцогом Марвиком, ее предполагаемым женихом. По крайней мере, он не стал отрицать их помолвку и прислал записку ее отцу, сообщив, что вскоре приедет для обсуждения деталей бракосочетания, от чего мать впала в состояние восторга, а Артур снова начал улыбаться. Даже отец Фелисити проворчал, что доволен поворотом событий, а маркиз Бамбл редко находил время для домашних дел, а тем более высказывал свое удовлетворение ими.

Казалось, никого не смущает, что герцог до сих пор не счел нужным показаться на пороге дома Фелисити.

– Ну конечно же, в конце концов он появится, – отозвалась ее мать, когда Фелисити указала на странное развитие событий и отсутствие своего нареченного жениха. – Может быть, он просто занят.

Фелисити казалось, что человек, имеющий достаточно времени, чтобы посылать письма касательно помолвки, мог бы найти время и для того, чтобы подтолкнуть события, но, похоже, это не входило в его планы.

А еще она помнила обещание Дьявола, что платье привлечет герцога, сведет их вместе и поможет его завоевать. Но до сих пор она не видела даже намека на подобный триумф. Она вообще сомневалась, что герцог сегодня присутствует на балу. А вдруг он навсегда покинул Лондон? А если так, что тогда делать Фелисити – продолжать и дальше держаться нахально и врать всему миру?

В какой-то момент герцог Марвик наверняка сообразит, что на самом деле они не помолвлены. И никакое платье – присланное Дьяволом или кем-то другим – не является настолько волшебным, чтобы уберечь Фелисити от правды, которая ее настигнет, когда придется посмотреть в лицо самому герцогу Марвику. Даже это платье, которое кажется ей более волшебным, чем она могла себе представить.

Оно само совершенство.

Откуда оно взялось – тайна, но Дьявол пообещал идеально сидящее на ней платье, и сегодня утром его доставили. Оно словно было создано владеющими магией существами.

Вообще-то, его сшила для нее мадам Эберт, самая знаменитая лондонская модистка, хотя Фелисити не ходила к портным уже много месяцев (и только теперь поняла, что причина этого не столько в том, что их семья нынче считает каждый пенни, сколько в том, что с тех пор, как ей перестали быть рады в центре этого мира, она полностью потеяла интерес к нарядам).

Однако казалось, что Эберт знала, какое именно платье вызовет интерес. И Фелисити не могла не признать – платье и в самом деле было в высшей степени интересным. И пусть даже брови Артура не взлетели вверх, когда она появилась в нем, с того момента, как Фелисити открыла большую белую коробку с вытесненной на ней золотой буквой «Э», она знала, что это самое красивое платье из всех, какие она когда-либо носила.

Но в коробке лежало не только платье. Еще там оказались туфли, и чулки, и перчатки, и нижнее белье; она вспыхнула, стоило только о нем вспомнить – каждый предмет был обшит по краям ленточкой розового цвета, такого яркого, что это казалось скандальным.

«Я люблю розовое», – сказала она тогда Дьяволу.

Фелисити казалось грешным надевать это белье, шелковое, атласное, ошеломительное, зная, что оно от него. Почти таким же грешным, как надевать платье, потому что она не могла отделаться от мысли, что надевает этот наряд для приславшего его мужчины, а не для тех мужчин, что увидят его сегодня вечером.

Она даже дверь на балкон не закрывала весь день, немного надеясь, что он сможет снова пробраться в ее комнату. Что захочет увидеть ее. Захочет убедиться, что в этом платье она выглядит почти привлекательной.

Но он не пришел.

Он поцеловал ее в темноте, дал ей ощутить вкус порочности и греха, искушал ее могуществом того поцелуя, пообещал, что увидится с ней через три дня и… покинул ее.

Вряд ли человека, живущего в Ковент-Гардене и носящего в своей трости оружие, пригласят на бал, который дает один из самых влиятельных аристократов Британии. Даже если Фелисити этого очень хочется.

– Он не пришел, ублюдок, – прошептала она самой себе и чернильной темноте вокруг.

– Что за выражения, Фелисити Фэрклот.

Сердце ее отчаянно заколотилось. Она резко повернулась и оказалась лицом к лицу с ним.

– Вы что, действительно дьявол? И я призвала вас своими мыслями?

Его губы искривились в усмешке.

– Вы что, думали обо мне?

Она невольно открыла рот. Кажется, она выпила слишком много шампанского.

– Нет.

Усмешка превратилась в волчью ухмылку, он попятился назад, в тень.

– Врушка. Я же слышал вас, моя болтливая пристенная фиалка. Слышал, как вы обругали меня за то, что я не пришел. Меня ждали у вас в комнатах?

Девушка вспыхнула, радуясь темноте.

– Конечно, нет. Теперь я крепко запираю двери.

– Какая жалость, что я не умею вскрывать замки шпильками. – Она закашлялась, а он засмеялся низким, порочным и восхитительным смехом. – Идите сюда, в темноту, Фелисити Фэрклот, чтобы вас не застали за веселой беседой с врагом.

Она свела брови, но послушно последовала за ним.

– А вы враг?

Он завернул за угол, где свет, падавший из бального зала, сменялся тьмой.

– Только для всех обитателей Мейфэра.

Она приблизилась к скрытой в тени фигуре, желая разглядеть лицо.

– Это почему же?

– Я представляю собой все, чего они боятся, – ответил он негромко и мрачно. – У каждого имеется грех, а мой секрет в том, что я знаю их все. Я умею прочитывать это в людях.

– И какой грех мой? – прошептала она, желая услышать ответ и одновременно страшась его. Сердце ее колотилось как бешеное.

Он покачал головой.

– Сегодня вечером вы слишком сильно пылаете для грехов, Фелисити Фэрклот. Вы их все сожгли. – Она улыбнулась, чувствуя, как от его слов перехватило дыхание. – А теперь скажите – вы уже вернули себе свое место в обществе?

Она широко раскинула руки.

– Я больше не пристенный цветочек.

– Жаль, – заметил он.

– Никто не хочет подпирать стенку, – сказала она.

– Я всегда считал, что пристенные цветочки – лучшие в оранжерее, – отозвался он. – Но скажите мне, моя орхидея в горшке, каких мотыльков вы успели к себе привлечь?

Она наморщила нос.

– Вы путаете метафоры.

– Осторожно, тут проглядывает ваше пристенное прошлое. Ни одна душка и лапочка светского общества и помыслить не может, чтобы критиковать грамматику мужчины.

– Ни одна душка и лапочка светского общества и помыслить не может, чтобы тайно встречаться в человеком вроде вас.

Его губы сжались в твердую линию, и на мгновение Фелисити ощутила укол вины, но тут он прислонился к стене дома и произнес:

– Расскажите мне про инцидент в спальне.

Она замерла. Вроде нет ничего удивительного в том, что ему об этом известно – об этом известно всем. Но он же не знает о других скандалах в ее жизни, так почему должен знать об этом?

Почему он должен знать об этом?

Она сглотнула.

– Каком инциденте?

– Том, что превратил вас в женщину сомнительной репутации.

Она поморщилась, услышав такое определение.

– Откуда вам об этом известно?

– Вам еще предстоит узнать, миледи, что на свете мало вещей, о которых мне не известно.

Она вздохнула.

– Да не о чем тут рассказывать. Был бал. И я случайно оказалась в мужской спальне.

– Случайно.

– В основном, – увильнула от прямого ответа она.

Дьявол долго смотрел на нее, затем спросил:

– Он к вам прикасался?

Вопрос ее удивил.

– Нет… он… по правде сказать, он пришел в ярость, обнаружив меня там. Полагаю, я должна этому радоваться, потому что иначе я могла бы… – Она замолчала и попыталась снова: – Начать с того, что я не величайшая красавица мира, и вдобавок… – Она опять замолчала.

– Что?

– Ничего.

– Не думаю, что это правда.

Она снова вздохнула.

– Я плакала.

Короткая пауза.

– В спальне постороннего мужчины.

– Давайте мы прекратим этот разговор?

– Нет. Расскажите мне, почему вы плакали. – В его голосе прозвучали нотки, каких она не слышала раньше.

– Лучше не надо.

– Должен ли я напоминать вам, что вы должны мне за это симпатичное платьице, Фелисити Фэрклот?

– У меня сложилось впечатление, что платье является неотъемлемой частью нашего первоначального соглашения.

– Нет. Если вы не расскажете мне, почему плакали, то это не так.

Он ужасно раздражает!

– Я бы предпочла не рассказывать вам, потому что это глупо.

– Я не против глупостей.

Она не сумела сдержать смех.

– Прошу прощения, но вы кажетесь человеком, который в высшей степени против глупостей.

– Рассказывайте.

– Я была… частью группы. У меня были друзья.

– Гадюки с того вечера?

Девушка пожала плечами.

– Я думала, они мои друзья.

– Вот уж нет.

– Что ж, вас там не было, чтобы вовремя предупредить меня, так что… – Она помолчала. – В любом случае, именно поэтому я так… расстроилась. Мы были неразлучны. А затем… – Она помолчала, пытаясь подавить все те эмоции, которые появлялись всякий раз, как она вспоминала время, когда считалась любимицей общества, и мир вроде бы подчинялся ее воле. – Раз… и все. Они все еще блистали, и сверкали, и любили друг друга. Но меня больше не любили. И я не понимала, почему.

Он долго молча смотрел на нее.

– Дружба не всегда то, чем кажется. Если мы ведем себя неосторожно, она часто превращается в то, чего желают другие.

Фелисити посмотрела на него.

– Вы не похожи на человека, который… теряет друзей.

Он вскинул бровь.

– Думаю, вы имели в виду, что я не похож на человека, который их имеет.

– А они у вас есть?

– У меня есть брат. И сестра.

– Мне бы хотелось быть вашим другом.

Это признание шокировало их обоих, и она пожалела, что не может забрать его обратно.

Еще больше она пожалела об этом, когда он отозвался:

– Фелисити Фэрклот, я вам не друг. – Он сказал правду, но ей все равно стало больно. – Рассказать вам, почему ваши так называемые друзья покинули вас?

– Вы-то откуда знаете?

– Потому что я человек мира и знаю, как в нем все происходит.

Она ему поверила.

– И почему?

– Они оставили вас, потому что вы перестали быть им полезной. Перестали смеяться над их идиотскими шутками. Или перестали восхищаться их полинявшими платьями. Или перестали поддерживать жестокость, направленную на других. Не важно, что именно, но вы сделали нечто такое, что заставило их понять – вам больше не интересно лизать их башмаки. Таких никчемных пустозвонов, как эти четверо, настолько разозлить могла только потеря вашей лояльности.

Эти доводы ей ужасно не понравились, хотя она понимала, что они верные. Особенно когда он добавил:

– Каждая женщина, каждый мужчина в этом зале – паразиты, включая Фолка, Наташу Корквуд, лорда и леди Хейгин. И вам лучше избавиться от них, мое прелестное пламя.

Услышав это, Фелисити оглянулась на бальный зал, где десятки приглашенных болтали, сплетничали, танцевали и смеялись. Это все ее люди. Разве нет? Это ее мир, верно? И даже если подобные мысли возникали и у нее самой, пусть даже не в таком развернутом виде, она должна защитить свой мир от этого человека… этого изгоя.

– Не все аристократы паразиты.

– Разве?

– Я не такая.

Он отлепился от стены, выпрямился в полный рост, и она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Нет. Просто вы так отчаянно желаете снова стать одной из них, что готовы заключить сделку с дьяволом, лишь бы добиться этого.

«А что, если я передумала?»

Фелисити подавила предательский шепоток внутреннего голоса.

– Я должна спасти мою семью, – прошептала она. Щеки ее пылали.

«У меня нет выбора».

– А, да. Верность семье. Это достойно восхищения, но мне кажется, что ваши родные могли бы рассказать вам о текущем положении дел до того, как швырнули вас к ищущим брачные узы волкам.

Вот тут она его слегка возненавидела. Возненавидела за то, что он вслух произносил вещи, которые она даже в мыслях своих не допускала.

– Из меня получится неплохая жена.

– А я и не говорил, что плохая.

– Я буду вести хозяйство и обеспечу мужу наследников.

Дьявол мгновенно впился в нее взглядом, в темноте его глаза жарко пылали.

– Значит, вот в чем заключается ваша мечта? Произвести на свет следующего герцога Марвика?

Фелисити довольно долго обдумывала его вопрос.

– У меня никогда не было амбиций стать матерью герцога, но детей мне бы хотелось, да. Думаю, из меня получится хорошая мать.

– Получится. – Он отвел глаза. Прокашлялся. – Но это не единственная ваша мечта, верно?

Она поколебалась. Этот вопрос словно повис в воздухе. Готова ли Фелисити открыться перед этим мужчиной? Рассказать ему о своем желании быть принятой этими людьми? Снова занять среди них свое место?

– Я больше не хочу быть одна.

Он кивнул.

– Что еще?

– Я хочу быть желанной. – Высказанная вслух правда причинила ей настоящую боль, горло сдавило.

Он кивнул.

– Поэтому вы и соврали с самого начала.

– И поэтому согласилась на сделку, – мягко добавила она. – Я хочу всего этого. Я вам сразу сказала. Хочу куда больше, чем могу иметь.

– Вы стоите больше, чем все они, вместе взятые, – произнес Дьявол. – Но вам недостаточно услышать это только от меня, верно?

Похоже, он понимал про нее не все, но от его слов внутри нее разлилось тепло. И все-таки, он прав – недостаточно.

– Вы не знаете, как это было. И каково мне сейчас.

Он долго молча смотрел на нее.

– Вообще-то, миледи, я слишком хорошо знаю, каково это – терять людей, на которых, как тебе думалось, ты можешь положиться. Каково быть преданным ими.

Фелисити обдумала сказанное им и то, что было ей известно о жизни этого странного, грешного человека – жизни, где предательство подстерегало на каждом углу. Она кивнула.

– Но это же не имеет значения, верно? Ни один из тех, с кем я танцевала, не испытывает ко мне никаких чувств. Нет никаких причин полагать, что у герцога такие чувства вдруг возникнут.

– Казалось, что все они пылают к вам чувствами, когда они толпились вокруг вас и непонятно почему стремились подержать веер.

Фелисити подняла упомянутый предмет и раскрыла его, показывая имена, написанные на деревянных пластинках.

– Бальная карточка. И они все стремились потанцевать со мной только потому, что думали, будто я стану…

– У вас остался незанятым один танец.

Он взял веер в руку, и она оказалась словно привязанной к нему.

Когда он потянул за веер, подтянув Фелисити на шаг ближе к себе, у нее перехватило дыхание.

– Я… я думала приберечь его для моего фиктивного жениха. – Она помолчала. – Или не такого уж фиктивного, если вы читали корреспонденцию моего отца. Как вам это удалось?

– Магия, – ответил он. Шрам на его лице белел в темноте. – Как я и обещал. – Она хотела настоять на более толковом ответе, но Дьявол продолжил, не дав ей произнести ни слова: – Он получит свой танец достаточно скоро.

Фелисити посмотрела на пустую пластинку веера – казалось, что та на весь свет кричит о ее лжи. На протяжении какой-то одной безумной секунды девушка гадала, каково будет, если права на этот танец предъявит Дьявол. Что может произойти, если он черным карандашом напишет тут свое богохульное имя. Что случится, если он войдет с ней в бальный зал, заключит ее в свои объятия и начнет танцевать. Разумеется, человек вроде Дьявола не умеет танцевать как аристократы. Он может лишь наблюдать из тени.

Эта последняя мысль словно разбудила ее.

– Погодите. Вы что же, наблюдали за мной весь вечер?

– Нет.

Наступила ее очередь сказать:

– Ложь.

Он поколебался, и она отдала бы все на свете, чтобы в этот момент увидеть его лицо.

– Я хотел убедиться, что вы надели платье.

– Конечно, я надела платье, – сказала Фелисити. – Это самое красивое платье из всех, что я когда-либо видела. Хотелось бы мне носить его каждый день. Хотя я до сих пор не понимаю, как вам удалось его раздобыть. Мадам Эберт требуется несколько недель, чтобы разработать эскиз. Даже больше.

– Эберт, как любая деловая женщина, охотно работает быстро за вознаграждение. – Он помолчал. – Кроме того, кажется, вы ей нравитесь.

У Фелисити потеплело на душе.

– Она шила мне приданое. Точнее, все наряды, которые я привезла с собой прошлым летом, чтобы заполучить мужа. – Она помолчала. – Точнее, чтобы его потерять.

Последовала секундная пауза, а затем Дьявол произнес:

– Что ж, без той истории вы бы не получили этого платья, а это было бы настоящим преступлением.

Девушка вспыхнула, услышав это – ничего лучше никто бы не смог сказать.

– Спасибо.

– Герцог не мог отвести от вас глаз, – добавил Дьявол.

От удивления Фелисити приоткрыла рот и невольно оглянулась.

– Он меня видел?

– Конечно.

– И что теперь?

– Теперь, – отозвался Дьявол, – он идет за вами.

Фелисити сглотнула. В этих словах прозвучало обещание. Перед ее внутренним взором возник образ другого мужчины, идущего за ней. Не герцога.

– Откуда вы знаете?

– Потому что он не сможет устоять, увидев вас в этом платье.

Ее сердце заколотилось.

– А как я выгляжу?

Вопрос удивил ее саму своим неприличием, и она захотела взять его назад. И взяла бы, но Дьявол уже ответил:

– Вы напрашиваетесь на комплименты, миледи?

Фелисити опустила голову.

– Возможно.

– Вы выглядите в точности как должны, Фелисити Фэрклот – самой красивой из всех.

Щеки ее запылали.

– Спасибо. – «За то, что сказал это». – За платье. – Она поколебалась. – И… за все остальное.

Он шевельнулся в темноте, и Фелисити внезапно остро ощутила, что они находятся в некоем потайном месте – так близко к прочему миру, но все же уединенном, словно созданном только для них. Она не знала, что можно сказать после того, как поблагодаришь фактического незнакомца за подаренное нижнее белье.