Скромница для злодея Маклейн Сара
Возможно, он произнес это вслух, потому что она ответила; найдя своими прекрасными карими глазами, черными в темноте, его глаза, впившись пальцами в плечо, положив другую руку ему на грудь, она прошептала голосом, полным изумления и уверенности одновременно:
– Желание.
– Да, – отозвался он, склоняясь над ней, притягивая ее к себе и все же умудряясь удержаться от поцелуя. – Я тоже его чувствую.
Ее глаза закрылись, длинные черные ресницы, как мазок сажи, легли на фарфоровую кожу, светящуюся в эфемерном ледяном свете. Затем снова открылись. Она нашла его взгляд и прошептала:
– Отопри меня.
Слова показались одновременно странными и невероятно точными, и Дьявол сделал так, как она приказала. Запустив пальцы ей в волосы, он большим пальцем погладил ее по щеке, прикоснулся к губам – раз, два, нежно, наслаждаясь ощущением прикосновения. Ее губы были такими мягкими и невозможно сладкими!
Он приподнял голову так, чтобы расстояние между ними оставалось минимальным, но достаточным, чтобы она открыла глаза. Ее пальцы впились в ткань его рубашки, потянули, желая вернуть его обратно.
– Дьявол?
Он покачал головой, не в силах сдержаться.
– Когда я был мальчиком, – прошептал он, наклоняясь, чтобы еще раз попробовать ее на вкус, лизнуть легонько, – я прокрался на майскую ярмарку в Гайд-парке. – Еще один поцелуй, на этот раз дольше, закончившийся вздохом, очаровательным, как грех. Он поцеловал ее в щеку, затем в уголок рта, туда, где пряталась ямочка, позволил языку задержаться на этом месте до тех пор, пока она не потянулась к нему. Дьявол чуть отодвинулся, внезапно захотев, чтобы она дослушала его рассказ. – Там была палатка с накрученной на палки сахарной ватой, белой и пушистой, как облака – я никогда не видел ничего подобного.
Фелисити смотрела на него. Он наклонился, чтобы нежно ее поцеловать. Он был не в силах удержаться и не лизнуть ее пухлую нижнюю губу, восхищаясь тем, как та обмякла от его прикосновения, как ее рот открывается ему навстречу.
– Дети требовали это лакомство, – прошептал он, – и родители, развлекающиеся от души, были куда щедрее обычного.
Она улыбнулась.
– И кто-то купил его вам?
– Никто никогда ничего мне не покупал.
Ее улыбка увяла.
– Я смотрел, как дюжины других детей получали лакомство, и ненавидел их за то, что они знали, каковы эти белые облака на вкус. – Он помолчал. – Я чуть не украл одно.
– Чуть?
Прежде чем он успел, его прогнали ярмарочные охранники.
– Долгие годы я твердил себе, что мое представление об этом лакомстве гораздо лучше, чем то, каково оно на вкус.
Она кивнула.
– Расскажите же мне о вашем представлении.
– Понимаете, оно даже близко не могло вкусом походить на то, что я себе воображал. Не могло быть таким сладким, таким грешным, таким восхитительным. – Он еще немного приблизился к ней и теперь шептал ей прямо в губы. – Но ты… – Он скользнул губами по ее рту, это было словно прикосновение к шелку. – Ты, Фелисити Фэрклот, как раз можешь быть всем этим сразу. – Еще одно прикосновение, с ее губ сорвался легкий стон, и ему захотелось творить с ней порочные, чудесные вещи. – Ты должна быть больше, чем все это.
Ее пальцы сжались, грозя прорвать рубашку.
– Дьявол…
– Вместо того облака я собираюсь украсть тебя, – произнес он, зная, что она воспринимает эти слова как часть его рассказа, а не как правду, которой они являются. – Я собираюсь украсть тебя, – снова признался он. – Собираюсь украсть и сделать моей.
– Это не будет кражей, если я сама на нее соглашусь, – прошептала она в ответ.
Глупая девчонка. Конечно, будет. Но его это не остановит.
Глава шестнадцатая
Она была такой сладкой, головокружительной, и роскошной, и нежной, как та сахарная вата много лет назад. Она была грех и страсть, свобода и наслаждение, и что-то большее, и что-то худшее, и он пропал, ощущая ее губы и ее вкус, когда она открылась ему, словно ждала его всю жизнь.
Фелисити Фэрклот была само совершенство – Дьявол впервые попробовал, что это такое.
На вкус она как обещание.
Она вздохнула, и он застонал, притягивая ее ближе к себе. Его пальцы запутались в ее волосах, а она прикоснулась к грубой щетине у него на щеках, царапнула ее ногтями и притянула к себе его голову, словно всю жизнь ожидала этого поцелуя и считала, что он того стоит.
Проклятье, Дьявол тоже хотел, чтобы он того стоил.
Он обнял ее одной рукой и прижал к себе так быстро и крепко, что она ахнула. Наконец он оторвался от ее губ и сказал:
– Я хотел вот так обнять тебя еще раньше, когда мы наблюдали за отправкой груза.
Господи, зачем он ей это говорит?
Она приподнялась на цыпочки и прижалась лбом к его лбу.
– Я хотела, чтобы ты меня так обнял, – прошептала она.
Как можно перед этим устоять?
Дьявол снова прильнул к ее губам. Нежно, ласково, дразня ее языком, и она вздохнула, приоткрыла ротик, впуская его, такая сладкая, шелковая, пылкая – настоящее обещание роскоши. А затем Фелисити Фэрклот, невзрачная, старая дева, пристенная фиалка ответила на его поцелуй, переплетясь с ним языками, равная ему, как падший ангел.
Как чертова богиня.
И он наслаждался этим – ее наслаждением, ее вздохами и стонами, и дрожью, охватившей ее, когда он распахнул ее пальто (нет, его пальто) и просунул под него руки. Она прервала поцелуй, выдохнув:
– Дьявол!
– Замерзла? – Проклятье, конечно, она замерзла. Их окружает лед.
– Нет, – выдохнула девушка в ответ. Она вцепилась в его рубашку и притянула его ближе. – Нет, я пылаю.
От ее выдоха он едва не кончил – она была просто великолепна, истинная королева тьмы. Он откинул в стороны лацканы пальто, глядя на свои руки, скользящие по ней, по этому белому с розовым платью, которому не место здесь, в этом помещении, где слишком темно, и слишком грязно, и слишком грешно для нее. Фелисити тут не место, но это не мешает ему прикасаться к ней.
– Ты пылаешь, – повторил он, следя за своими руками, ласкающими ее – они скользили вверх по ее лифу к шее, где шелк сменялся невозможно нежной кожей. Он погладил ее там и услышал ее дыхание, хрипловатое, быстрое, говорящее о ее наслаждении. – Тебе не нужны уроки. Ты само пламя.
Она кивнула.
– Я это чувствую.
Он едва не улыбнулся.
– Хорошо.
– А ты… – она замолчала, затем начала снова: – Ты поцелуешь меня еще раз?
«Да. Господи. Да!»
– Куда?
Ее глаза широко распахнулись.
– Куда?
– Показать, где тебе это понравится?
Ее губы изогнулись в потрясающей улыбке.
– Да, пожалуйста.
Ему бы и в голову не пришло отказать леди. Он снова положил руки ей на талию, притянул ее ближе к себе, прильнул губами к подбородку, провел по нему языком.
– Может быть, сюда?
– О да, – выдохнула она. – Это очень приятно.
– Хммм, – протянул он. – Думаю, можно сделать лучше, чем просто «очень приятно». – И легонько прихватил зубами ее длинную шею. – А как насчет этого?
Она запустила пальцы в его короткие волосы, ногтями царапнула по коже, и его охватила дрожь наслаждения. Он пососал то местечко, где шея переходит в плечо, понимая, что нужно быть осторожнее. Понимая, что пока не может оставить на ней следы поцелуев. И отчаянно желая их оставить.
Она всхлипнула, и Дьявол поднял голову.
– Что такое?
Она поймала его взгляд, и выражение ее глаз едва не заставило его упасть на колени прямо тут, в хранилище.
– Это очень приятно.
Эта женщина дразнит его! И это просто восхитительно. Он уже затвердел, как сталь. И тогда Дьявол чуть ослабил объятия, взял ее за талию и усадил на лед. Она удивленно пискнула, а он встал у нее между ног. Тяжелые юбки не давали приблизиться как следует, что, пожалуй, было только к лучшему.
Безусловно, к лучшему.
И чертовски паршиво.
– Это не… – Она, задыхаясь, осеклась.
Дьявол снова потянулся к ней и сказал:
– Это неприлично для леди.
Она помотала головой, прикусив нижнюю губу.
– Неприлично, но мне все равно.
Тут он не выдержал и засмеялся, коротко, грубовато.
– Это восхитительно. Покажи мне еще что-нибудь.
И его смех перешел в стон.
Одной рукой он притянул ее к себе, другую положил на нежную обнаженную лодыжку под юбкой.
– На тебе нет чулок, – прошептал он ей на ухо.
– Сейчас июнь, – ответила она.
– А в июне женщины могут обходиться без чулок?
Она опустила голову, и он восхитился ее смущением.
– Я не ожидала, что кто-нибудь увидит.
– Я не вижу, – прошептал он, вкладывая в эти слова все свое разочарование и наслаждаясь ее ответным смехом.
– И уж точно не ожидала, что кто-нибудь это нащупает.
– Ммм, – протянул он, скользнув рукой выше. – Вот поэтому быть пламенем так сложно, Фелисити… мотылькам очень хочется его потрогать.
– Покажи мне, – шепнула она.
Помоги ему Господь! Он послушался, вновь завладев ее губами и позволив руке скользнуть еще выше, откидывая юбки за колено, обнажая длинную, нежную ногу. Он обхватил ладонью ее бедро, приподнял ногу, прижался ближе, и будь он проклят, если она не скользнула по льду ему навстречу.
Он проложил поцелуями дорожку по ее плечу, спустился ниже, к холмику груди.
– Здесь? – прошептал он, задержавшись на том месте, где ее грудь выступала из-под белого кружева лифа. Поднял руку, потянул лиф вниз, обнажив грудь настолько, чтобы появился верхний край соска. – Или здесь?
Он лизнул нежную кожу, наслаждаясь тем, как она дернулась под его языком. Фелисити зашипела, и он отодвинулся.
– Ты замерзла?
Она замотала головой.
– Нет. Нет. Нет. Нет! – Пальцы, запутавшиеся у него в волосах, сжались крепче, она приподнялась ему навстречу, сокращая между ними расстояние. – Еще, пожалуйста!
Все, чего она хочет. Все, что угодно.
Он застонал и еще ниже стянул лиф, обнажив сосок. Он прильнул к нему губами и языком, покусывая его, прижимаясь затвердевшим членом к ее ноге, чувствуя, что брюки внезапно стали чересчур тесными. Она вскрикнула, когда он пососал ее грудь – сначала легонько, потом с силой, и прошептала в темноте его имя:
– Дьявол…
«Девон», – мысленно шепнул он в ответ и тут же отогнал эту мысль, не позволяя ей оформиться. Никто не называл его настоящим именем. И уж точно ни одна женщина. И он не позволит Фелисити Фэрклот стать первой.
Но позволит ей делать многое другое – позволит прикасаться к себе, позволит направлять себя туда, где она хочет ощутить его губы, позволит прижиматься к его длинному, пульсирующему естеству, хотя она даже не догадывается, какое это искушение. О чем именно она просит.
– Я хочу…
– Я знаю, – отозвался он, двигаясь взад и вперед и давая ей ощутить вкус того наслаждения, которое мог ей подарить. Она быстро уловила суть, и Дьявол позволил ей использовать его. Он стонал и сосал все сильнее, наслаждаясь вскриками, которые она испускала, когда он действовал языком и губами. Когда она терлась о него, она была огнем.
И он пылал.
Он хотел только одного – уложить ее на эту глыбу льда и поклоняться ей руками, ртом и членом до тех пор, пока она не узнает тысячу способов, которыми он может подарить ей наслаждение. Она ему позволит. Она уже сейчас растворилась в наслаждении, подаваясь ему навстречу и умоляя дать ей больше.
– Пожалуйста, – выдыхала она.
«Не сегодня».
При этой мысли он замер, оторвал губы от ее груди, и рука у нее на бедре застыла, не поднырнув под нижнее белье.
«Пока еще нет. Объявление о браке еще не опубликовано».
Эта мысль поднялась из глубины, из той части души, где он планировал месть своему брату. Из той части души, которой он особенно сильно ненавидел брата вот уже двадцать лет. Из той части, которой гораздо дольше ненавидел отца.
Ненависти нет места рядом с Фелисити Фэрклот.
Но будет. Наступит время, когда она возненавидит его.
Сильный грохот в стальную дверь словно подкрепил его мысли. Оба они повернулись к двери. Она была не заперта, но Уит и Ник знали, что без приглашения сюда лучше не соваться. Если уж на то пошло, еще они знали, что лучше и не барабанить, если чего-нибудь не случилось.
Дьявол резко отпрянул от Фелисити, она выпустила его волосы, поправила юбки, прикрыв ноги, и отодвинулась назад, создав между ними дистанцию. Их тяжелое дыхание эхом разлеталось по огромному помещению.
Она потянулась к нему.
Он покачал головой, как-то сумев обрести силу воли и отказать ей.
– Нет, – шепнул он. – Сегодня больше ничего не будет, леди Пламя.
– Но… – Он услышал в ее голосе досаду и разочарование – то же самое разочарование, что испытывал и он сам. Она хотела его. Хотела всего, до конца. Но, хвала Господу, Фелисити Фэрклот не знала, как об этом попросить, поэтому ограничилась одним словом: – Пожалуйста.
Иисусе, как он хотел дать ей это!
Не сегодня. Слишком рано.
Он никогда не должен ей это давать.
Снова стук. Настойчивый, какой нельзя игнорировать.
Он поправил ее лиф и поплотнее закутал ее в пальто. Фелисити задрожала, холод наконец-то добрался до нее.
– Идем, – сказал Дьявол, и она послушалась, зашагав следом за ним мимо льда к стальной двери.
За дверью стояла Ник.
– Лондон второй. Опять.
Дьявол выругался.
– Сколько прошло времени, час?
– Вполне достаточно, чтобы выехать из трущоб, – ответила она. – Они нас поджидали. Остановили как раз перед тем, как пересечь Лонг-акр. Направлялись в Мейфэр.
Они уже вышли наружу, и стальная дверь захлопнулась за ними, оставшись, впрочем, незапертой. Они шагали по длинному темному коридору в сторону люка, ведущему на склад.
– Что случилось? – спросила Фелисити, державшаяся у его локтя. – Это что, люди Короны?
Дьявол взглянул на нее, наполовину радуясь, что она знает правду, и наполовину раздражаясь, что она эту правду знает.
– Зачем людям Короны нужен лед? – Затем, не раздумывая, снова обратился к Ник. – А парни?
– Дайнука вернулся. – Это был один из сопровождающих. – Он в них стрелял. Думает, зацепил одного. Найла и Хеймиша подстрелили.
– Проклятье, мы же сменили маршрут! – Это было третье нападение на один и тот же фургон за последние два месяца.
Фелисити громко ахнула, заглушив поток его ругательств.
– Кто застрелил?
Ник посмотрела на нее.
– Мы не знаем.
Если бы они знали, Дьявол бы уже разобрался с ними. Он снова выругался, когда Ник подошла к лестнице и начала карабкаться вверх. Найл был одним из их лучших кучеров; этот шотландец прибился к ним еще мальчишкой. Хеймиш был его братом – он едва вышел из детского возраста, у него еще даже борода не выросла.
– Живы? – заорал Дьявол на Ник, повернувшуюся, чтобы помочь Фелисити выбраться из люка.
Норвежка посмотрела на него сверху вниз.
– Мы не знаем.
Он опять выругался, передавая им фонарь. Фелисити наклонилась, чтобы взять его, словно делала это уже сотню раз.
– Дьявол, – негромко произнесла она, и он с отвращением отметил нотку жалости в ее голосе, как будто она понимала, какая буря бушует сейчас в его душе. Это его парни. Каждый из них, все до единого – его мальчики, и он должен был их уберечь.
А сегодня ночью троим из них грозила опасность.
Он отвернулся от девушки, уставившись в ледовое хранилище.
Ошибка.
Теперь, когда он передал фонарь наверх, вокруг царила тьма, и ее близость, то, как она заползала в уголки его сознания, было для него чересчур. Он начал быстро подниматься вверх, стремясь убежать от нее. Да только ему это никогда не удавалось. Он жил во тьме.
Но там, на поверхности, была Фелисити, свет, и надежда, и все то, чего он никогда не имел. Все, что ему когда-то обещали. Все, что, как он когда-то воображал, могло принадлежать ему, словно упакованное в блестящий, красивый сверток.
И тревога в ее глазах едва не заставила его потерять самообладание.
Он рявкнул, приказывая Ник закрыть люк в ледовое хранилище.
О чем он только думал?
Что он делал?
Ей тут не место – ни на этом складе, ни в его жизни. Он тряхнул головой и зашагал через склад, к двери, в которую она не должна была входить, где, как часовой, стоял Уит, чьи темные глаза видели все; он смотрел куда-то в район бедра Дьявола. Рука Дьявола дернулась под пристальным взглядом брата, и только тут он сообразил, что держит за руку Фелисити.
Он даже не заметил этого.
Дьявол выпустил ее руку, подхватил брошенную ему Уитом трость-клинок, быстро шагнул за порог и громко позвал Джона. Тот спрыгнул с крыши, держа в руках ружье. Не останавливаясь, Дьявол махнул рукой назад, на Фелисити, и приказал:
– Отвези ее домой.
Фелисити так шумно втянула в себя воздух, что во внутреннем дворе склада это прозвучало словно выстрел.
– Нет!
Дьявол даже не взглянул на нее.
Джон кивнул.
– Есть, сэр.
– Погодите! – Она бегом бросилась за Дьяволом. – Что случилось? Куда вы идете? Позвольте и мне, я могу помочь!
Она должна уйти. С каждой лишней минутой она подвергается все большей опасности. С каждой лишней минутой она становится все более опасной для него. Что, если бы она сюда не заявилась? Он мог бы решить сам повести фургон, и тогда Найл не словил бы ту пулю.
Он поймал взгляд Уита – спокойный, собранный, никого не обвиняющий, но Дьявол все равно чувствовал, что его судят.
Какое, черт возьми, право он имел играть на льду в страсть, в то время когда в мужчин, живых, имеющих семьи и будущее, стреляли из-за него? Господи Иисусе. Нельзя было впускать ее на склад! Разве Уит ему этого не говорил? Разве Дьявол сам не знал?
«Что за чертова неразбериха?!»
Он повторил Джону свой приказ:
– Отвези ее домой. Стреляй в любого, кто окажется у тебя на пути.
– Есть, – повторил Джон, беря ее за руку. – Миледи.
Фелисити вырвала руку.
– Нет. – Это прозвучало очень твердо, и Джон заколебался. – Дьявол. Я могу помочь. Если это люди Короны – никто не тронет дочь маркиза.
Вот теперь Дьявол остановился и повернулся к ней, не в силах сдержать свое раздражение.
– Только задумайтесь на минуту – если кто-то направит на вас ружье, его будет волновать, что вы дочь маркиза? Думаете, их взволнует, что вы леди, которая умеет вышивать, говорить на двух языках, знает, куда положено класть чертову суповую ложку, и обручена с чертовым герцогом?
Она широко распахнула глаза, и ему бы следовало остановиться, но он не стал. Он разозлился. В первую очередь на себя, но и на нее тоже, на ее непробиваемую невинность и ее уверенность в том, что мир не озлоблен и не жесток.
– Они об этом не задумаются. Ни на секунду. Более того, они будут целиться именно в вас, сияющую, как солнышко, пахнущую, как жасмин, потому что знают – мужчины, выросшие во тьме, сделают ради света все что угодно. – Она открыла рот, но он прервал ее, не дав заговорить: – Думаете, вы можете нам помочь? – Он коротко, безрадостно рассмеялся. – Что вы можете сделать, вскрыть их замки?
Она резко выпрямила спину, и Дьявол с отвращением ощутил чувство вины, возникшее при виде обиды в ее глазах.
– Вы нам ничем не поможете. Вы думаете, это игра, думаете, тьма – это новая блестящая игрушка. Что ж, вот вам самый важный урок – тьма не для принцесс. Вам пора вернуться в вашу сказочную башню. И больше сюда не приходите.
Он повернулся спиной к пристенной фиалке, оставив ее в полной тишине, и быстро зашагал к стоявшей в центре двора лошади, уже оседланной и ждущей только его.
Но Фелисити Фэрклот не собиралась молчать.
– Так что же вы, отказываетесь от своего обещания? – крикнула она ему вслед голосом сильным и уверенным, напоминавшим зов сирены. Он повернул коня, чтобы видеть ее в тени, которую отбрасывали фонари во дворе, ветер шуршал ее юбками, трепал несколько локонов, выбившихся из прически, когда он ее целовал.
В груди у него все сжалось, когда он увидел расправленные плечи и гордо вздернутый подбородок.
– Вы же получили своего герцога, разве нет?
– Но не так, как вы обещали.
Чертова страсть, подобной которой он никогда еще не испытывал. Не следовало ему даже пробовать выполнить эту ее просьбу, потому что теперь он готов был пойти на все, что угодно, лишь бы не позволить ей дышать одним воздухом с его братом – и чтобы она принадлежала только ему самому.
– Не стоит верить обещаниям такого человека, как я. Что сделано, то сделано. Возвращайтесь домой, Фелисити. Вам тут не рады.
Несколько долгих секунд она смотрела на него, и он каждым дюймом своего тела понимал, что должен отвернуться от нее прежде, чем она заговорит. Но он не мог. А затем она заговорила, и каждое язвительное слово хлестало его, словно кнутом.
– Скажите мне, Дьявол, а что вы сделаете, чтобы мне помешать? Запрете двери на замки?
Что, во имя… Она что, провоцирует его? Она вообще имеет хоть какое-то представление о том, кто он? Что за человек? Дьявол дернулся, чтобы спешиться. Подойти к ней и…
Господи Иисусе. И зацеловать ее до беспамятства.
Какого черта он наделал?
– Дьявол, – останавливая брата, предостерегающе произнес Уит, тоже успевший сесть на коня.
Некогда преподать урок Фелисити Фэрклот, их ждут куда более важные дела. Дьявол посмотрел на нее со своего огромного черного коня – холодным, нет, ледяным взглядом, приводившим в ужас крупных, сильных мужчин.
Но не таких сильных, как она.
– Отвези ее домой, – сказал он, не глядя на Джона.
Фелисити продолжала смотреть на него, и когда его человек подошел к ней. Более того, одна рыжевато-каштановая бровь взлетела вверх с прекрасным, откровенным презрением.
Дьявол резко повернул своего коня к Уиту, наблюдавшему за ним с каменным лицом.
– Что? – рявкнул Дьявол.