Возлюбленная герцога Маклейн Сара
Как она может в этом сомневаться? Эван положил руку ей на щеку и посмотрел в глаза.
– Очень сильно, – сказал он и глубоко вздохнул, запоминая этот миг. – Я так долго тебя искал и думал, что, когда найду, все будет как прежде. Думал, ты будешь девочкой, которую я любил.
Она с силой сглотнула.
– А вместо этого нашел тебя, красивую и дерзкую. А еще сильную и могущественную. Ты великолепна, Грейс.
Сказанное поразило ее, она глубоко вздохнула и вскинула подбородок, но так, что он все равно увидел ее ответ. Гордость. Удовлетворение.
– Я тебя вижу, – сказал он.
– Я мечтала об этом, – негромко отозвалась она, и это признание словно обожгло его. – О твоем возвращении. О том, что ты меня найдешь. И захочешь.
Он покачал головой.
– Не могла же ты думать, что когда-нибудь я перестану тебя хотеть.
– Я больше не та девочка, которую ты любил.
«Ты никогда ее не вернешь».
Слова, которые она швырнула в него той ночью год назад. Слова, сломавшие его. Слова, вернувшие его к жизни и вправившие мозги.
– Нет, – сказал он. – Ты не она. Ты гораздо больше. Ты женщина, которую я люблю.
Она задохнулась, услышав это, прижала руки к груди, а глаза ее наполнились слезами. Он притянул ее к себе и нежно поцеловал.
А когда их губы разлепились, он прошептал:
– Ты не обязана ничего говорить. Но я больше не мог молчать. Я люблю тебя. Не девочку, которой ты была. Не женщину, которую, как мне думалось, я найду. Тебя. Здесь. Сейчас. – Он повернул голову к окну, выходившему на Гарден. – Там, высоко на крышах, и внизу, в Трущобах.
Она взяла в руки его лицо и целовала долго, чувственно, пока оба они опять не начали задыхаться от удовольствия.
Он вновь слегка отстранился.
– Помнишь, что я сказал тебе той ночью у меня в саду? Помнишь, как тебя назвал?
На ее губах заиграла нежная, таинственная улыбка.
– Ты назвал меня королевой.
Он кивнул.
– А себя – твоим троном.
В ее глазах зажегся огонек.
– Мне это нравится.
– Мне тоже, любовь моя.
Они снова прижались друг к другу, его рука между ними, раздвигает складочки, а она приподнимается, его естество уже нацеливается в ее отверстие, жаркое, влажное, идеальное.
«Нет. Никаких наследников».
– Погоди…
Она замерла, поняв. И покачала головой.
– Нам не нужно ждать. Никакой беременности быть не может.
И тогда он тоже понял. Существуют способы предотвратить неизбежное, а Грейс взрослая женщина, которая наверняка хорошо умеет их использовать.
Она опустилась на четверть дюйма. На половину. Как раз достаточно, чтобы он окончательно потерял голову, когда она выдохнула ему на ухо:
– Это как…
– Как в раю, – простонал он.
Она улыбнулась ему сверху вниз.
– Как думаешь, у нас получится лучше?
Он коротко хохотнул.
– Могу придумать несколько способов, которые стоит попробовать.
– И это один из них? – лукаво спросила она и опустилась на его восставшую плоть, жаркую и великолепную, неспешную и безупречную, и эти ощущения грозили уничтожить его.
– Это лучший из них, – прохрипел он, заставляя себя не двигаться, пока она слегка приподнимается, а потом снова опускается, еще ниже, вобрав в себя еще больше естества.
– Господи, это так…
Он ждал, глядя на нее, понимая, что ей может быть неудобно. Не желая сделать ей больно и отчаянно желая овладеть ею окончательно.
– Заполнилось, – прошептала она, и это слово, сплошной грех и похоть, сделало его еще тверже. Она почувствовала это, ее взгляд метнулся к нему.
– Тебе это нравится.
– Ха, – сказал он, не в силах найти подходящие слова. – Да. Мне это нравится.
Она снова его поцеловала, качнулась к нему навстречу, нашла удобное положение, и он стоном ответил на ее вздох наслаждения. Затем Грейс сказала:
– Тебе понравилось, когда я сказала, что ты меня заполнил.
Он не смог сдержаться, вошел в нее совсем чуть-чуть, только для того, чтобы опять слегка обезуметь от этого дразнящего ощущения.
– Понравилось.
– Сказать тебе еще что-нибудь? Сказать, какой ты твердый? Как растягиваешь меня за пределами воображения, так что я не могу вспомнить, каково это, когда тебя нет во мне? Сказать, что я чувствую, когда знаю, что там именно ты, Эван?
Это убийство. Она его уничтожает.
И тут она наклонилась и прошептала ему на ухо:
– Ты, и наконец-то там, где и должен быть.
Самообладание лопнуло. Он обхватил ее руками, резко перевернул на спину, и сквозь туман вожделения услышал ее восторженный смех. Взглянул в искрящиеся глаза.
– Думаешь, это смешно?
– Думаю, это превосходно, – ответила она.
Он заглушил ее слова поцелуем.
– Спорим, я смогу сделать еще лучше.
Она, дразня, приподняла бедра.
– Докажи.
И он доказал, начав с неторопливых, неглубоких толчков, и она изгибала спину ему навстречу. Когда он стал посасывать ее соски, она глубоко запустила пальцы ему в волосы и умоляла о большем. Он с радостью дал ей больше, вонзаясь глубже, быстрее. Мощнее, и она выдыхала его имя, подаваясь навстречу его толчкам, все глубже, и быстрее, и плавнее, и вот уже он стискивал зубы, чтобы удержаться от преждевременного излития.
Не раньше, чем она. Теперь только вместе с ней, и так будет всегда.
Теперь, когда он знал, что это такое – вместе с ней.
Она была сиреной, извивалась под ним, ее непослушные кудри рассыпались по подушке, как шелковый огонь, и его полностью поглотила любовь к ней, к этой женщине, которая обладала большой силой, могуществом и изумительной красотой, подобных которым он не знал.
И теперь она принадлежала ему.
После его очередного толчка она просунула руку между их телами, и он чуть приподнялся, чтобы она могла помочь себе обрести наслаждение, лаская пальцами то самое местечко, пока он вонзается в нее.
Он нагнулся и поцеловал ее.
– Нравится ли тебе это, любовь моя? Твоя рука и мое естество?
– М-м-м… – протянула она, слишком занятая приближающейся разрядкой.
И вдруг глаза ее распахнулись, и он понял, что она уже на грани.
– Эван, – выдохнула она.
– Со мной, – скомандовал он. – Смотри на меня, пока кончаешь. Я хочу это видеть.
Она послушалась, огромные карие глаза впились в него, и наслаждение захлестнуло ее. Это подтолкнуло его, и он последовал за ней, рухнув с обрыва, выкрикивая ее имя, продолжая вонзаться в нее, не замедляясь ни на секунду, пока она не испила свой оргазм до последней капли, пока не выдохлась.
И только когда она упала на подушки, словно в теле не осталось ни единой косточки, он остановился, опустился на кровать рядом с ней, притянул ее к себе так, чтобы она положила голову ему на грудь. Ее нежная кожа порозовела от удовольствия, шелковистые волосы окутали их обоих, тяжелое прерывистое дыхание сплелось воедино.
Они долго лежали молча, сердцебиение успокаивалось, ее тело расслабилось и потяжелело. Он бесцельно рисовал пальцами какие-то фигуры на ее нежной коже, поражаясь тому, чем обернулся этот вечер, завершившись тут, в этой постели, где они теперь лежали в пресыщенном покое.
Испытывал ли он когда-нибудь хоть что-то подобное? Верх удовлетворения? Словно ничто из того, что уже случилось или должно случиться в будущем, не имеет никакого значения, потому что сейчас, в данную минуту, наступила абсолютная завершенность.
Мог бы и догадаться, что будет вот так.
Грейс, которую он всегда считал недостающим фрагментом, теперь значила для него куда больше.
Он провел рукой по ее обнаженной спине, и она глубоко вздохнула. Ее груди, прижимавшиеся к его груди, приподнялись и опустились, и где-то глубоко внутри опять возникло возбуждение.
– Я люблю тебя, – прошептал он, желая сказать это снова, прямо сейчас, в этот самый подходящий момент.
Она приподняла голову, всмотрелась ему в глаза, и, видимо, найдя, что искала, запечатлела поцелуй у него на груди и зарылась ему под руку, словно уже никогда не собиралась его покидать.
Он крепче прижал ее к себе, желая, чтобы она так тут и осталась.
А затем она задала вопрос, которого он ждал с той самой минуты, как год назад очнулся в темноте в этом самом здании.
Тогда он не был готов ответить на этот вопрос.
А сейчас был.
«Никаких масок».
– Что произошло той ночью?
Глава 23
Он ответил не сразу.
По правде говоря, она подумала, что и вовсе не дождется ответа. А может быть, он ее просто не услышал, потому что ничего не изменилось – он не разжал руку, которой обнимал ее, дыхание его не участилось, как не ускорилось и неспешное, ровное биение сердца у нее под ухом.
Наконец он заговорил, делая между словами длинные паузы:
– Я задавал себе этот вопрос тысячу раз.
Она не подняла голову, зная – то, что сейчас между ними произойдет, изменит все. Боясь, что правда все погубит.
– И?
Грейс долго прислушивалась к его дыханию, медленному и ровному, убеждая себя быть терпеливой, как будто весь ее мир не ввергнут в хаос от того, что она влюблена в мужчину, который так долго был ее врагом.
За долгие годы она успела придумать себе не меньше дюжины ответов на этот вопрос. Больше. Когда они еще только убежали, Девон с Уитом сломали голову, пытаясь понять его предательство. Что же случилось? Что заставило его ополчиться на них как раз перед тем, как они вместе собирались уйти?
Девон, полный злобной горечи, всегда считал: Эван просто решил, что деньги и власть слишком хороши, чтобы отказаться от них. Старый герцог с самого начала выбрал его в наследники, разве нет? Так зачем связывать свою судьбу с ними, жить с пустым брюхом на сырых, темных улицах Трущоб?
Скорее всего, все они умрут, не дожив до старости.
Уит был более чутким. Грейс все еще помнила, как он вздрагивал, когда она перевязывала его сломанные ребра лоскутами от своей нижней юбки, и доказывал, что Эвану всегда удавалось планировать все далеко наперед. «У него есть основания, – твердил Уит. – Он нас не предавал».
Он повторял это много недель. Когда они растворились в Трущобах, прячась от старого герцога, они боялись, что могущественный аристократ придет за ними, единственными в мире людьми, знавшими о его планах украсть герцогство ради продления своего рода, лишь бы не умереть без наследника.
А затем, в один прекрасный день, Уит проснулся, изменив свое мнение. И сердце у него изменилось, сделалось жестче. И с того дня он делал все, что мог, лишь бы уберечь их даже от слухов о герцогах Марвик, хоть молодого, хоть старого.
Но Грейс никогда не понимала, в чем преимущество холодного безразличия, и не искала его. Она любила Эвана и ненавидела. Злилась на него и плакала по нему. И хотела, чтобы он вернулся, столько раз, что и сосчитать не могла. И даже замкнувшись в себе, она все равно не могла до конца его забыть.
Поэтому было невозможно проявить к его ответу всего лишь досужий интерес – сейчас, когда они голые лежали в ее постели, почти готовые открыть друг другу все. В особенности когда он в конце концов ответил:
– Я бы никогда не причинил тебе боль.
Вот тут ей уже не оставалось выбора; она подняла голову и встретила его взгляд, читая в нем правду. И все же сомнение оставалось. Она наморщила лоб, вспоминая ту ночь.
– Я все помню, – начала она. – Ты…
Тело его напряглось, и она замолчала, на мгновение решив, что больше не вымолвит ни слова.
Нет. Если они хотят жить дальше, правда должна выйти наружу.
– Ты пришел по мою душу, – сказала она. – Я видела кинжал в твоей руке. Видела ярость у тебя на лице.
– Это все предназначалось не тебе, – ответил он. – Я не жду, что ты мне поверишь, но это правда.
– Что-то случилось.
– Да, что-то случилось, – с безрадостным смешком сказал он. – Он сделал выбор.
– Мы всегда знали, что это будешь ты, – проговорила Грейс. – С самого начала только ты. Девон и Уит – всего лишь приманка.
– Они были нужны, чтобы, тренируясь на них, я стал Марвиком, – отозвался Эван, устремив взгляд в потолок. – Чтобы напоминать мне о самом важном. Титул. Род. Практикуясь на них, я должен был стать безжалостным.
И той ночью он таким стал.
Или нет?
Он коротко, иронично рассмеялся.
– Их он тоже учил быть безжалостными. Сейчас он бы ими гордился.
– Меньше всего их волновала его гордыня. – Грейс не собиралась менять тему.
– Она их никогда не волновала, – согласился он, – поэтому их он ненавидел больше, чем меня. – Он взглянул на Грейс. – Но он не так ненавидел нас, как боялся тебя.
Она наморщила лоб.
– Меня? Что, по его мнению, я могла ему сделать? Он был герцогом, а я ребенком. Я жила в имении исключительно из милости.
– Разве ты не понимаешь, Грейс? Это делало тебя еще более пугающей – простая девочка. Сирота, которая вообще ничего не должна значить. Бросовая вещь, то, от чего легко избавиться. Но оказалось, это не твоя судьба. Вместо этого ты ненавидела его со свирепой страстью и холодным расчетом. Ты была блестящей, тебя любили все, кто с тобой встречался, даже не зная правды… что ты младенец, которого крестили герцогом… – Он немного помолчал, а затем, поразмыслив, негромко добавил: – И ты сражалась рядом с нами с отчаянием, которого он контролировать не мог. С момента, как мы прибыли в замок, он натравливал нас друг на друга. Головоломки и игры, поединки воли и физическая жестокость. И он не мог нас сломать. Мы трое держались вместе. Сходились в битве не для того, чтобы победить, а чтобы побороть его. И он ненавидел наше единство, потому что не мог понять, почему ему не удается нас разделить.
– Вы были братьями, – просто сказала Грейс.
Она провела два года с ними тремя и двадцать с Девоном и Уитом и знала, что все они выкованы в одном пламени – шли комплектом.
– Нет, – ответил Эван, поглаживая ее по спине. – Он помыкал нами, пообещав денег нашим матерям и богатство нам самим. Набить едой животы и знаниями мозги. Крышу над головой. Все, чего мы только захотим, если будем драться друг с другом.
Грейс покачала головой.
– Вы никогда этого не делали. Даже когда он вместе выгонял вас на ринг. Вы всегда придерживали удары. – Она помолчала и добавила: – И этот урок остался с тобой до сих пор. Я видела, как ты делал это в тот день в Гардене.
Он рассеянно потер подбородок, где еще не поблек синяк.
– Это было ошибкой. Не останови ты тогда драку, меня тут могло и не быть.
Конечно, она остановила драку. Никогда бы не дала ему погибнуть.
– Тебе лучше не забывать об этом, франт. Здесь, в грязи, мы и деремся грязно.
– Больше я такой ошибки не сделаю. – Он помолчал, внимательно на нее глядя, и сказал: – Я придерживал свои удары только ради тебя.
Она склонила голову набок.
– И что это значит?
– Нас троих легко можно было сломать. Разделить. Манипулировать нами, – сказал он. – Вместе против него нас удерживала не кровь. А ты. – У нее перехватило дыхание. – Мы все тебя любили. Уит и Девон – как сестру, каждый из них без колебаний ринулся бы тебя защищать. А я… – Эван замолчал. Она взяла его за руку, переплела пальцы. – Как будто ты была частью меня. – Он вздохнул. – Иисусе, ты была такой храброй.
– Нет, не была, – помотала головой Грейс. – Я была никем. И ничем. Никто меня даже не замечал.
– Ты всегда была там. Думаешь, я не помню всех тех случаев, когда ты спасала меня? Нас? Одеяла, когда холодно. Еда, когда мы умирали с голода. Свет в темноте. Ты снова и снова ухаживала за нами и лечила наши раны. И всегда оставалась незаметной.
– Не была я храброй, – сказала Грейс. Да, она делала все возможное, чтобы помочь им и не попасться при этом на глаза герцогу, но… – Я никогда не возражала ему. Я могла бы сделать гораздо больше, чтобы уберечь вас всех. Я же была доказательством его преступления. И я никогда… – Она отвела глаза, с ненавистью вспоминая свое пребывание в том доме, то время, когда они были все вместе. – Я ни разу не бросила ему вызов.
– Я тоже.
«Я тебя вытащил».
Слова из той ночи, когда она обвинила его в том, что он вынудил их бежать. Бросил их.
– Да только я думаю, что ты это сделал. – Она долго, прищурившись, смотрела на него. – Думаю, как раз той ночью ты и бросил ему вызов.
Свеча на прикроватном столике вспыхнула и погасла. Они провели в ее апартаментах много времени. Часа два. Может, больше. Грейс взглянула на часы на противоположной стене. Половина третьего. Вечеринка внизу в самом разгаре.
Но здесь время остановилось.
– Иногда я проигрываю ту неделю у себя в голове. И помню каждый миг очень отчетливо. – Он посмотрел на нее. – А ты помнишь? Мы собирались бежать.
Она кивнула.
– Ты решил, что пора. До того, как наступит зима, а он надумает наказать одного из вас в назидание остальным.
– Мы провели там два года, – сказал он. – Два года, и уже достаточно выросли, чтобы ходить в школу, а мы с Девоном даже слишком подросли.
Она помнила.
– Скоро вас уже стало бы трудно прятать.
– Вот именно. Кроме того, мы знали, что нам достаточно попасть в Гарден, ведь мы уже стали трудоспособными и могли работать. – Он посмотрел на Грейс. – И защищать тебя.
Она улыбнулась.
– Как оказалось, это Ковент-Гардену требовалась защита от меня.
Он снова провел рукой по ее спине, привлек к себе.
– Жаль, что меня там не было. Жаль, что я не видел, как ты взяла это место штурмом.
Она посерьезнела.
– Мне тоже жаль.
– Но вместо всего этого он нашел нас. – Эван поднес ее руку к губам и поцеловал в костяшки. – Тебя и меня.
И положил ее руку на свое левое плечо, где пылал шрам.
– Я помню ту ночь с кристальной ясностью, – сказала Грейс. – Невинные поцелуи, и милые слова, и твои объятия. – В темноте, шепча планы на будущее. Общее. Далеко от Бергси и герцогства.
– Помнишь, что я тебе сказал? До того, как он нас обнаружил?
Она отыскала его взгляд и кивнула.
– Сказал, что придумаешь, как обезопасить нас.
– А что еще?
Она улыбнулась.
– Сказал, что любишь меня.
– И ты сказала мне то же самое, – произнес он, поцеловал ее в висок и задышал в волосы.
– Потом он добрался до нас и сделал тебе очень больно. И, раня тебя, ранил и меня. – Она убрала руку со шрама и поцеловала его. – Мне так жаль.
– Никогда, никогда не извиняйся за это. Я бы согласился пережить это еще сотню раз, если бы это помогло сохранить те воспоминания о тебе. Самые счастливые в моей жизни… до этой ночи.
Она провела большим пальцем по грубоватому шраму.
– А сейчас? Что будет самым счастливым воспоминанием в твоей жизни?
Он положил ладонь ей на щеку, она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.
– Эта ночь. На территории, которую завоевала ты, – во дворце наслаждения, власти и гордости. В мире, который ты доверила мне, в мире, которым поделилась со мной. Это моя самая счастливая ночь.
От этих слов на глаза ее навернулись слезы печали и сожаления – как бы все сложилось, если бы они убежали вместе?
– Что случилось, Эван? – снова спросила она. – Почему все изменилось?
– Он выбрал меня. А выбрав, сделал невозможным мой побег с тобой. – Он отвел волосы с ее лица и прошептал: – Я не мог уйти с тобой.
Грейс пришла в замешательство. В этом не было никакого смысла. Почему не мог? Она покачала головой, на лице ее отразились растерянность и недоверие.
– Почему? Из-за титула?
– Из-за человека, – ответил он и положил ее руку себе на левое плечо, словно в зеркале отразив, как своей рукой прикрывает шрам. – Из-за монстра.
– Расскажи.
Он сделал глубокий вздох и негромко начал:
– Он оставил мою мать ни с чем.
Грейс не поняла этого захода, однако продолжала лежать в его объятиях и слушать.
А может быть, он решил начать издалека, с самого начала. У каждого из них было свое начало, пока их судьбы, словно шелковые нити, не сплелись по воле судьбы.
– Она вышла на прогулку, будучи любовницей герцога Марвика, а вернувшись домой, обнаружила, что оттуда вынесли абсолютно все, – проговорил он холодно и спокойно, словно слышал все это сотни раз, и Грейс подумала, что, конечно, слышал – историю словно выжгла у него в памяти главная ее героиня. – Исчезло все. Украшения, мебель, картины. Все, что представляло хоть какую-то ценность, пропало.
Пальцы Грейс поглаживали его грудь, двигались туда-сюда среди поросли коричневых волос. Он говорил, а она жалела, что у нее нет для такого случая никакого целебного бальзама – для всех этих рассказов из прошлого, полных гнева и боли… а иногда – боли других людей, всегда жгучей и такой мучительной, что утешить ее невозможно.
Он коротко, безрадостно рассмеялся.
– Моя мать говорила об этом дне чаще, чем о каком-либо другом. О дне, когда герцог просто вышвырнул ее из своей жизни. Об этом дне и о днях до этого, с приемами, привилегиями и властью, какую она имела над Мейфэром – непогрешимая любовница герцога Марвика. – Он помолчал, а затем: – Даже вообразить не могу, чтобы она спокойно отнеслась к тому, что в то же самое время он имел отношения с матерями Девона и Уита.
Грейс, не удержавшись, сухо произнесла:
– Ну, его жена не подпускала его к себе… Что же оставалось делать здоровому, физически крепкому аристократу?
Он пробурчал:
– Не так уж долго он оставался физически крепким. – И ей показалось, что это сказано с насмешкой.
Считаные месяцы спустя мать Грейс, герцогиня Марвик, схватила пистолет и позаботилась о том, чтобы старый герцог уже никогда больше не смог насладиться прелестями другой женщины.
– Божий промысел, – заключила Грейс. – Одно из того немногого, что я знаю о своей матери и чем горжусь больше всего.
Его пальцы очертили круг у нее на плече.
– Полагаю, ты пошла в нее своей силой и чувством справедливости.
– И целеустремленности, – поддразнила Грейс.
– Верно. – Она услышала в его голосе улыбку, но голос тут же сделался сухим, как песок. – Полагаю, моя мать с радостью согласилась бы стать ее секундантом в той перестрелке. Ей бы понравилась возможность отомстить ему. – Эван замер, и Грейс тоже не шевелилась, только пальцы продолжали легко, неторопливо выписывать круги. Он продолжил шепотом: – Она ненавидела его за то, что он предал ее, нарушив их контракт. Герцогским любовницам при расставании полагалось выплачивать приличную сумму. Им покупался дом в Эрлс-Корт, назначалось денежное содержание в две тысячи фунтов в год и открытый счет на Бонд-стрит. Ничего из этого он ей не дал. Вместо этого он ее наказал.
Читать бесплатно другие книги:
