Погибель королей Лайонс Дженн

53: Ускоренное обучение

^{(Рассказ Кирина)}

Я продолжил учиться у Дока. Времена года быстро сменяли друг друга, пока я тысячу раз умирал и воскресал в иллюзиях, созданных Разрубателем цепей. Все это время я тщетно пытался найти способ, который помог бы мне проскользнуть мимо Старика. Теперь я понимал, что ему не обязательно меня убивать: он предложил мне участь, которая хуже смерти. Каких бы успехов я ни добился на уроках Дока, ни один меч не освободит меня от дракона[97].

– О, если бы у меня было больше способностей к магии! – однажды пожаловался я Тьенцо за обедом. Теперь я видел ее только за столом: когда занятия с Доком стали более напряженными, мои уроки у Тьенцо сошли на нет. – У меня совсем нет таланта!

– Талант у тебя есть, иначе ты бы не смог заглянуть за Первую завесу, – фыркнула Тьенцо. – У большинства бедняг это вообще не получается.

Год, который Тьенцо прожила на Инистане, пошел ей на пользу. Ее кожа, загрубевшая за годы, проведенные в море, стала более мягкой. Ее волосы, ставшие ломкими и сухими от соленых брызг, теперь заблестели. Она набрала вес благодаря регулярному питанию, а тяжелые тренировки сделали ее более мускулистой. На ее лице появился румянец.

Да, ее нос по-прежнему был острым, словно лезвие ножа, а подбородок напоминал наконечник копья, однако морщины на лбу в основном исчезли. Думаю, никто так не удивился подобным превращениям, как сама Тьенцо. Ее ставило в тупик, что какие-то члены Братства ищут ее общества – и не только для того, чтобы брать у нее уроки.

– Я знаю одно заклинание. Одно! И на Старика оно не действует. Я пробовал, но он все равно меня видит.

Нахмурясь, Тьенцо поболтала ложкой в миске.

– Суть магии не в том, чтобы заучивать заклинания, а в том, чтобы научиться видеть и думать по-другому. Тогда ты заставишь мир измениться так, как тебе нужно. На тысячу людей может не найтись ни одного, кто способен применить простейшее заклинание. – Она уронила ложку. – В общем, драконы – не существа, которые разбираются в магии, они и есть магия. Хуже того, они – вихри магического хаоса. Обмануть одного из них с помощью волшебства совсем не просто.

– Доку это удалось.

– У Дока есть артефакт. Твой тоже подействует на дракона, но результат тебе не понравится.

– Тьенцо, если ты пытаешься меня подбодрить, то у тебя это хреново получается. – Я оттолкнул свою миску. – А ты как училась? Годами смотрела на свечу или пыталась сдвинуть лист?

К моему удивлению, Тьенцо побледнела и со вздохом отвела взгляд.

– Нет.

– Тогда как?

Она встала.

– Мой метод тебе не поможет. Не советую тебе к нему прибегать.

Я наклонил голову и удивленно посмотрел на нее. Сколько я знал Тьенцо, она ни разу не оставляла вопрос без ответа и не упускала ни одной возможности прочитать мне целую лекцию, посвященную моей глупости.

Я вцепился в ее сорочку.

– Тьенцо, что-то не так?

Она высвободилась и уже собиралась что-то ответить, но потом передумала.

– Забудь, – устало сказала она и понесла свою миску на кухню, чтобы вымыть.

Неделю спустя Тьенцо пришла в мою комнату после захода солнца. Нет, не за этим. Более того, со мной была женщина-ванэ по имени Лонорин. Тьенцо грубо выставила ее за дверь.

– Значит, тебе нравится кровать, усыпанная красивыми цветочками-ванэ?

Я вздохнул и завернулся в простыню.

– Тьенцо, кажется, мы уже договорились о том, что я не в твоем вкусе.

– Ты не только не в моем вкусе, но я еще и в матери тебе гожусь, а эта мысль приводит меня в ужас. У меня, в отличие от бессмертных ванэ, есть принципы. – Тьенцо подняла корзину, накрытую черной тканью. – В общем, я принесла чай. Клянусь, я ничего в него не подмешала.

– У тебя и так была куча возможностей меня убить. – Я указал ей на сплетенные из тростника столик и стулья рядом с матрасом. – Так чем обязан? Уже немного поздно, а я немного голый.

– Я знаю, как пробить твой блок к изучению магии.

Я наклонил голову.

– Ладно… Я тебя слушаю.

Тьенцо достала из корзины чайник и чашки.

– Беда в том, что это опасный и чудовищно неприятный способ. Я бы ни за что не предложила тебе его, но… – Она поморщилась, разливая чай. – Врать не буду – мне очень жаль, что пришлось создать твой гаэш.

Я усмехнулся и потянулся за чашкой.

– Тьенцо, за свою жизнь ты, наверное, сделала тысячу гаэшей.

– Но я не знала, что это невозможно исправить. И я точно не знала, что гаэш потянет тебя в сторону ада.

Я замер и почувствовал, как по моему телу пробежала дрожь.

– Что?

Она нахмурилась.

– После смерти ты не отправишься в Страну Покоя. Похоже, что это происходит с каждым, у кого есть гаэш. Теперь я понимаю, какая выгода от этого демонам и почему они вообще являются на наш зов.

Я не отводил от нее взгляд. В конце концов она покраснела и отвернулась.

– Проклятье! Я же не знала! Я понимала, что урон, нанесенный верхней душе, может осложнить переход во владения Таэны, но и не думала, что гаэш способен причинить такой вред. Думаешь, демоны подробно объясняют нам, что происходит с душой, из которой они делают гаэш? Что для них каждая забранная душа – это возможность увеличить свою силу? Ни за что. Я узнала об этом здесь. В Академии этому не учат[98].

Я подавил в себе приступ тошноты. Только теперь все части этой загадки сложились вместе, только теперь я понял, чем именно является гаэш. Благодаря ему Ксалторату будет легче захватить меня. Меня не освободит даже смерть. Я почувствовал тот же самый страх закрытых пространств, то же отвратительное ощущение того, что ты загнан в ловушку. То же самое я испытал, когда Старик показал мне тех несчастных в своем «саду».

– Ну что… – Я выпил чай и поставил чашку перед Тьенцо. – Почему сейчас тебе кажется, что ты сможешь обучить меня магии, если раньше тебе это не удалось?

Несколько долгих напряженных секунд она разглядывала свои пальцы, а затем наконец подняла взгляд.

– Когда учишься колдовать, самое мерзкое состоит в том, что одних слов недостаточно. Запоминать схемы, читать наизусть формулы или рисовать символы на полу – все это не нужно. Магия – в том, чтобы научиться правильно мыслить. Ни один язык, даже древние языки ворров, не может описать точную последовательность мыслей, карту сознания, которые необходимы для того, чтобы создать простейшее заклинание.

Я сглотнул и откинулся на спинку стула.

– Ладно. Ну что же… возвращаемся к исходному вопросу. Как ты собираешься меня учить?

Тьенцо вскинула голову. Ее глаза вспыхнули.

– Так же, как училась сама: я передам знания из одного разума в другой. В тебя вселится призрак, и тогда я…

– Погоди. – Я выпрямился. – Что со мной произойдет?

Тьенцо откашлялась.

– Призрак. В тебя вселится призрак, и, когда это произойдет, между вашими разумами установится прочная связь. Этого будет достаточно для того, чтобы интуитивно освоить процесс использования заклинаний. Мне это помогло. Не вижу причин, почему это не поможет тебе.

Я сглотнул комок.

– Погоди, дай разобраться. Значит, ты хочешь, чтобы какой-то призрак завладел мной и научил меня магии. Допустим, что это вообще сработает. Допустим, что я настолько безумен и доведен до отчаяния, что соглашусь. Но где мы найдем призрака-волшебника?

Тьенцо подняла руку.

– Призраком буду я.

54: Поездка в карете

^{(Рассказ Коготь)}

– Я не пытаюсь сбежать! Мне просто нужна карета. Пойди, спроси у Верховного лорда… – Рассерженный голос Кирина де Мона разносился по всему двору конюшни. Кирин раскраснелся, и казалось, сейчас запрыгает на месте от негодования.

– Что-то не так? – спросила Тишар де Мон, спускаясь по лестнице. – Мою карету, пожалуйста, – обратилась она к одному из конюхов.

Новый сын лорда-наследника прекратил спорить. Главный конюх обошел вокруг него и поклонился Тишар.

– Прошу прощения, госпожа. Мне строго-настрого запрещено отпускать этого юношу без сопровождения.

– А, – сказала Тишар. – Ну, значит, ничего страшного не произошло. Но спасибо за то, что присмотрел за ним. – Она протянула руку Кирину. – Извини, что опоздала. Ну что, идем?

Юноша сразу понял, что от него требуется, и наклонился, чтобы поцеловать ей руку.

– Это я во всем виноват, тетя Тишар. Нужно было сказать, что я жду вас.

– Видишь, Хосун? – Тишар улыбнулась главному конюху. Она знала его, когда он еще был маленьким мальчиком, обожавшим лошадей, учеником прежнего главного конюха. Он раскусил ее уловку, но был не против ей подыграть.

– Разумеется, госпожа, – сухо улыбнувшись, ответил Хосун и поклонился. Затем он повернулся к конюшне. – Карету для моей госпожи!

Когда главный конюх ушел, Кирин облегченно выдохнул.

– Спасибо, – шепнул он ей.

– Пожалуйста, – прошептала она. – И куда мы поедем сегодня?

– В Восьмиугольник.

Ответ Кирина ее удивил.

– Мой дорогой, в Восьмиугольнике не на что смотреть. Там только обездоленные и кружащие над ними стервятники.

– Прошу вас! – В этих словах было столько страсти, что Тишар показалось, будто юноша сейчас встанет перед ней на колени.

Она задумчиво взглянула на него. Он был чистым и прилично одетым, но мелкие детали выдавали то, что он собирался в спешке: небрежно воткнутая в волосы золотая заколка, синяк на запястье, на который никто не позаботился нанести мазь.

Осмотр прервал Хосун, который привел карету.

– Откуда это у вас? – воскликнул Кирин. От удивления у него отвисла челюсть. Он смотрел на экипаж с нескрываемым восхищением.

Тишар улыбнулась. Более четверти века тому назад, когда она впервые увидела свою карету, то отреагировала точно так же. Эта карета была не в меньшей степени ювелирным украшением, чем транспортом; детали отделки из темных пород дерева и драгоценные камни не оставляли никаких сомнений в том, что ее пассажиры – особы королевской крови. Но чары, делавшие приятной поездку по любой дороге, стоили значительно больше, чем золото и драгоценные камни, которые украшали карету. Много людей хотели купить эту карету у Тишар, и столько же пыталось завладеть ею с помощью различных махинаций.

Но карета принадлежала ей, и только ей.

Хосун запряг в экипаж четырех лошадей золотистой масти и прислал не только ее кучера Сиронно, но и полдюжины солдат в цветах дома де Мон. Телохранители уселись на крыше кареты.

Сегодня он стремился ее защитить. Возможно, на то были свои причины.

– Мой брат Педрон подарил ее мне перед тем, как выдать меня замуж за лорда-наследника де Эвелина, – сказала Тишар, когда Сиронно распахнул перед ними дверь, и кивнула кучеру. – Вези нас в Восьмиугольник – по северной дороге.

– Слушаюсь, госпожа. – Кучер поклонился ей, подождал, пока они сядут в экипаж, а затем закрыл дверь.

– Спасибо, – рассеянно сказал Кирин. Его пальцы водили по мягким бархатным подушкам.

– Интересно, почему ты так мечтаешь попасть на невольничий рынок? Только не говори, что хочешь купить одного из своих. – Она даже не попыталась скрыть ноту неодобрения в своем голосе.

Кирин скорчил гримасу и отвернулся. Задумчивое выражение его лица напомнило ей о Педроне.

А также о Терине.

– Если ты спрашиваешь себя, можно ли доверить мне тайну, которая привела тебя в такой мрачный вид, – сказала Тишар, когда Сиронно щелкнул кнутом и карета покатила по городским улицам, – то я отвечаю «нет».

Кирин потрясенно взглянул на нее.

Она продолжила.

– Ты ничего не можешь знать о том, кому я о ней расскажу и как использую полученные сведения. Любые мои обещания стоят не больше воздуха, который я потрачу, когда буду их давать. – Тишар подалась вперед. – Юноша, кто не рискует, тот не выигрывает. Рано или поздно тебе придется кому-то довериться.

Он нахмурился и посмотрел на свои руки.

– Возможно, никому из вас не стоит доверять.

– О, все мы – змеи, это правда. – Тишар улыбнулась ему. Она опустила жалюзи на окнах, скорее по привычке, чем из необходимости, и зажгла волшебный фонарь. – Если тебя это утешит, то я почти двадцать пять лет была замужем за Фаросом де Эвелином. Я пережила его. Я пережила наших сыновей. Несмотря на свою юную внешность, я стара и цинична, и политические интриги мне страшно надоели. Дело не в том, что мне можно доверять, просто у тебя нет ничего из того, что мне нужно.

Кирин улыбнулся, но она заметила, что его глаза остались холодными.

– Мне нужно купить рабыню, которую Дарзин только что отправил в Восьмиугольник. Ее зовут Талея.

– О, прекрасно. Это уже кое-что. – Тишар подняла руки вверх. – Подумай еще вот о чем: ты, мой юный племянник, еще не достиг совершеннолетия. По закону ты станешь взрослым, когда настанет Новый год и твой день рождения. Если мы войдем в Восьмиугольник и ты купишь эту Талею, Дарзин сможет снова предъявить на нее свои права – как и на все, чем ты владеешь, пока являешься собственностью твоего отца.

Кирин широко раскрыл глаза, а затем зажмурился и запрокинул голову, стукнувшись о стенку кареты.

– Я – тупица.

– Не путай невежество с глупостью, юноша. Ты просто не привык к тому, что у тебя есть отец, которого не заботит твое благополучие. Вот тебе мой совет: не пытайся купить рабыню сам. Купи ее от имени своего деда Терина. Возможно, он разозлится на тебя за то, что ты делаешь покупки за его счет, но ты сможешь договориться с ним о рассрочке.

– Да, неплохой план. – Кирин пожевал нижнюю губу. – У меня есть деньги. Их хватит, чтобы купить ее.

– Похоже, эта девушка очень тебе нравится.

Кирин покачал головой.

– Я никогда ее не знал.

Тишар изумленно посмотрела на него и стала ждать разъяснений.

– Я знал ее сестру. Еще в клубе «Разорванная вуаль». Ее убили из-за меня. – Кирин сглотнул с таким видом, словно съел что-то тухлое. – Я видел Талею, когда ее уводили. Дарзин предложил мне выбрать любую из его рабынь. Я мог бы выбрать ее, но отказался. – Кирин мрачно рассмеялся. – Он бы убил ее, если бы понял, как она важна для меня[99].

– Я восхищена тем, как быстро ты приспосабливаешься к внутрисемейным интригам де Монов, – сказала Тишар. – Ни секунды не сомневаюсь в том, что ты прав. – Она сделала жест, словно поднимая в его честь невидимый бокал. – Полагаю, остается только тот вопрос, из-за которого я тебя и искала.

Кирин заморгал.

– Подождите. Вы меня искали?

– Да. Видишь ли, я хотела поделиться с тобой своей тайной. Знаешь, как мне удавалось столько лет выживать в этом городе? – Дожидаться ответа Тишар не стала. – Потому что я не забыла, что моя мать была рабыней. И если бы не усилия, предпринятые моим братом, я, скорее всего, тоже оказалась бы в рабстве.

Кирин нахмурился.

– Рабство не передается по наследству.

– Да, но зачем хозяину раба тратить деньги на воспитание свободного гражданина? По закону только родитель может продать своих детей, но если сам родитель – раб, на него можно сильно… надавить… чтобы добиться его сотрудничества. Когда я жила в доме де Эвелин, подобной уловкой пользовались постоянно.

Она помолчала и заметила, что Кирин выглядит мертвенно-бледным. Ты не столь циничен, каким ты себя считал, – да, юноша?

– Не забывай, что империю построили рабы и слуги, а все они – расходный материал. Люди ненавидят моего брата Педрона, потому что он пытался свергнуть старый порядок. Но я спрашиваю тебя: неужели его цели были столь ужасны?

Кирин сглотнул.

– Он… э-э… Но ведь гнев богов… Риск, что подействует проклятие…

Тишар отмахнулась от его слов.

– Он думал, что сумеет это предотвратить. Он не считал себя злодеем. Он думал, что поступает правильно, что действует во благо империи. Он хотел исправить все эти недостатки. Но вся беда в том, что он связался с людьми, которые были готовы использовать его идеализм для достижения своих целей и свалить вину на него, если их планы будут раскрыты.

– Вы хотите сказать, что в Деле Голосов он был жертвой?

Тишар вздохнула.

– Скорее всего, нет. Я не держу зла на Терина за то, что он сделал. Если бы не он, проклятие богов уничтожило бы всех нас. Но порой задумываюсь о том, что стало бы, если бы Педрон добился успеха. Он столько хотел изменить, но не мог – из-за своего положения в обществе. Кто знает, как изменился бы мир?

– Изменения не всегда к лучшему.

– Хм… – Тишар сложила губы трубочкой, а затем покачала головой. – Я многому у него научилась. Я училась и на его ошибках, и на его успехах. Я пыталась творить добро – в той мере, как позволяет мне мое положение и пол. В доме, где находится такой человек, как Дарзин де Мон, слуги рады укрыться хоть где-нибудь от этой бури. И они многое мне рассказывают: например, о том, что сегодня утром Алшена выползла из твоих покоев на четвереньках, вся перемазанная кровью. Однако ни к одному из лекарей она не пошла.

Это был удар ниже пояса. Шок на лице Кирина едва не разбил сердце Тишар. Отчаяние и стыд в его взгляде смешались с ужасом и отвращением.

– Это не… Это не то…

– Знаю. Ее избил не ты. Вскоре после этого из твоих покоев вышел Дарзин. Подозреваю, что он сам излечил раны Алшены, чтобы избежать сплетен среди лекарей. А что заставило Дарзина избить жену – избить жестоко даже по его меркам… Служанка, застилавшая твою кровать, считает, что все довольно очевидно.

Румянец, который только что покрывал щеки Кирина, мгновенно исчез.

– Что вам нужно? – отрешенно спросил он после долгой паузы.

Мальчик быстро учится. Ну конечно, он подозревает, что его станут шантажировать.

Тишар вздохнула.

– Я хочу, чтобы ты ответил на вопрос. – Она подняла руку. – Сначала послушай. Видишь ли, я подозреваю, что когда-то сама оказалась в подобном положении, но, возможно, я ошибаюсь. У меня свои воспоминания о таких вечерах. Все начинается с какой-нибудь причины, чтобы выпить. Тот, кому ты доверяешь, улыбается и продолжает подливать тебе вино в бокал. А затем ночь идет своим чередом, и все превращается в размытое пятно. В приятное пятно, если честно. Но вот потом… Потом, когда человек не обращает внимания на то, что ты говоришь «нет», когда одежда снята, а руки лезут туда, где они быть не должны… – Тишар многозначительно постучала пальцем по носу. – Мой милый мальчик, у меня только один вопрос: ты хотел, чтобы это произошло?

Кирин отвернулся.

– Все это – ужасная ошибка. Цепочка случайностей… Я бы все это отменил, если бы мог. Утром Дарзин нас нашел. Я думал, он ее убьет. Возможно, он все еще собирается это сделать.

– Кирин, – сказала Тишар. Она потянулась, чтобы взять его за руку, но остановилась, увидев, как он вздрогнул. – Кирин, – повторила она. – Я знаю, какой заманчивой может показаться мысль о том, чтобы во всем обвинить себя или даже сказать, что никто не виноват. Но запомни одну вещь: вчера вечером в твоей спальне взрослый человек был только один.

Кирин фыркнул и закатил глаза.

– Мне почти шестнадцать.

– Если ты дожил до определенной даты в календаре, это не значит, что ты чудесным образом обрел мудрость. Тебе почти шестнадцать. Ей вдвое больше. Подумай вот о чем: если и есть навык, который мы, особы королевской крови, старательно оттачиваем – так это умение пить. Алшена могла бы перепить моргаджа, поэтому если прошлой ночью произошла «цепочка случайностей», то лишь потому, что Алшена сама этого хотела. И вот вопрос: хотел ли этого ты? Если хотел, так и скажи, и тогда мы навсегда об этом забудем.

Кирин не мог смотреть ей в глаза. Он смотрел на свои руки, на край ее аголе, на покрытые драгоценными камнями узорчатые стены кареты.

Тишар ждала.

– Нет… – прошептал он. – Нет, я этого не хотел. – Он откашлялся и заговорил громче. – Кажется, она пыталась мне помочь.

– И она помогла?

Кирин поморщился.

– Нет. Клянусь всеми богами, нет!

– Значит, мне придется ее навестить. Она уже несколько месяцев ведет себя странно. Пора поговорить с ней об этом.

– Я не хочу неприятностей! – запротестовал Кирин. – Ей и так сильно досталось.

Карета свернула на дорогу, ведущую к Восьмиугольнику.

Тишар фыркнула.

– Погоди, это я еще с ней не разобралась.

55: Суд Бледной Госпожи

^{(Рассказ Кирина)}

Я восхищен тем, что тебе хватило смелости рассказать правду, Коготь.

С другой стороны, какая тебе разница? Соблазнение подростка – не худший из твоих поступков в жизни, верно?

В общем, план Тьенцо… Короче, все было не так прекрасно, как мы надеялись.

Для начала, Хамезра отказалась нам помогать.

Ее мы нашли на следующее утро, и, честно говоря, я рассчитывал на то, что она согласится. А почему бы и нет? Она – верховная жрица Богини Смерти, по сравнению со странностями, которые были обычным делом для ее религии, наша просьба казалась мне совершенно нормальной. Тьенцо умрет. Я получу урок магии. Хамезра вернет Тьенцо к жизни. Все просто.

Но, как оказалось, все совсем не просто.

Тьенцо откашлялась, бросила на меня взгляд, словно прося прощения, и снова повернулась к Преподобной матери Черного Братства.

– Я прошу только об одном – немного изменить ритуал «Маэванос» и дать нам несколько часов, прежде чем возвращать меня в этот мир.

– Тьенцо считает, что у нас все получится, – добавил я.

Наше предложение, похоже, привело старуху в ярость.

– Это все из-за Фаэллена, да?

Я понятия не имел, кто это, но Тьенцо побледнела.

– Кто такой Фаэллен? – спросил я.

Тьенцо скрестила руки на груди.

– Фаэллен де Эринва. Он… он был призраком, который научил меня. – Она глубоко вздохнула. – Это не важно. – Тьенцо снова посмотрела на Хамезру. – Я не думала, что ты знаешь про него.

– Я знаю всех, кто умер, – сурово ответила Хамезра.

– И это совершенно не приводит меня в ужас, – сказал я. – Я не в восторге от мысли о том, что кто-то в меня вселится, но еще меньше мне нравится сидеть здесь, в ловушке Старика. И если есть какая-то причина, почему Тьенцо не может это сделать – помимо того, что она нарушит правила «Маэваноса», – пожалуйста, назови ее, и тогда я начну обдумывать свой следующий безумный план. – Я щелкнул пальцами. – Вот, готово. Не знаешь, где тут можно купить пять ящиков с ежиками?

– Тебе вообще нельзя покидать остров. Ты еще не закончил обучение.

Я вздохнул и подавил в себе желание сказать какую-нибудь гадость.

– Мне не нравятся клетки. И особенно мне не нравится то, что Старик собирается со мной сделать.

– Призрак – не просто мертвый дух! – яростно воскликнула Хамезра. – Если душа лишилась тела, которое ее питало, она не должна оставаться по эту сторону Завесы. После смерти все мертвые, в том числе те, кто танцевал «Маэванос», проходят через Вторую завесу и попадают в загробный мир. Чтобы стать призраком и остаться здесь, мертвый должен быть слишком слабым, слишком рассерженным или привязанным к этому миру. Это опасно. Нижняя душа утекает прочь, и если ты проведешь слишком много времени в этом состоянии, то ты – точнее Тьенцо – не сможет вернуться в наш мир или отправиться в Страну Покоя и, следовательно, никогда не возродится. – Хамезра жестко посмотрела на Тьенцо. – И не забывай: тебе еще нужно пройти «Маэванос». Никто не гарантирует, что тебе разрешат вернуться.

– Я не участвовала в нем, потому что… – Тьенцо облизала губы.

– Потому что подозреваешь, что тебя сочтут недостойной, – закончила за нее Хамезра. – А если ты права? Дитя мое, твоя жизнь не была безгрешной.

– Я знаю, что я сделала. – Тьенцо посмотрела мне в глаза. – Но это важно.