Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
– Мне?..
– Да не тебе! Вот дурында! Для колдуна. Иначе ты к нему и близко не сунешься.
– А что это такое?
– Эликсир. Очень редкий. У нас, у злодеев, понимаешь, сердце твёрдое, заскорузлое, его ничем не проймёшь. Нам никого не жалко. Обидеть, обобрать, замучить – с нашим удовольствием!
– Ты же не будешь меня обирать? – от испуга я перешла на «ты». – И мучить…
– Нет. Строго в рамках ведьминского кодекса. Я ведьма лицензированная, поэтому умеренно злая. А уж колдун твой – всем злодеям злодей! У него не сердце, а каменюка гранитная, непрошибаемая.
– Он должен выпить эликсир?
– Ну ты даёшь! Будет он пить из твоих рук, щас! Эликсиры не идиоты составляют. Пробочку вынешь, он и распылится. Колдун вдохнёт и… – Ведьма уставилась в блестящий начищенный чайник.
– И? – Я замерла в ожидании.
– Гремучий порошок! Да что ж ты со мной, зараза, сделала!
Она вскочила и убежала за дверь в глубине лавки. Через несколько секунд вышла с пыльным зеркалом.
– Без ножа зарезала!
– Да что случилось-то?
– Весь внешний вид мне своей кровищей попортила! Как я на люди-то покажусь! Ох, нечистая сила!
– Я же говорила: «Ты помолодела». Думала, ты этого и хочешь.
– «Этого»?! – возмутилась ведьма, тряся перед моим носом зеркалом. – Да я хотела силушку вернуть, а ты сделала из меня чёртову фею!
Ну, фею, конечно, я из неё (слава богу!) ещё не сделала, но изменения, как говорится, были налицо.
– Ты с утра в зеркало не смотрела? – спросила я.
– Не имею привычки в них пялиться, – обиженно огрызнулась ведьма. – А ты – змея! Нет предупредить!
– О чём?!
– О крови твоей змейской! Как она честных ведьм уродует!
– Во-первых, не уродует, а украшает, а во-вторых, я сама не знала.
– Не знала она…
– Клянусь.
– Ладно, – засопела ведьма, – Давай чай пить, а то остынет.
– Всё от света твоего, – успокоившись, сказала она.
Мы спустились в полуподвал, в её лабораторию. Уютно булькал котёл, пахло пряностями. Ведьма размеренно толкла в ступке смесь сухих трав, древесных почек и чего-то типа перца горошком.
– Он разный бывает, свет. Везде написано: возвращает силы. И ни в одной книжонке ни слова о молодости и, пропади она пропадом, красоте.
– Ну почему же «пропади пропадом»? Разве плохо быть красивой?
– А что, хорошо? Вот ты, красивая, сильно счастлива?
– Прямой связи, конечно, нет, но… – И вдруг до меня дошло: – Ты назвала меня красивой?
– Хм… Не очень радуйся. Я это не от доброты, а как правду.
– Всё равно спасибо.
– Дочка моя тоже «краси-и-ивая»…
От её гримасы я едва не захохотала. Ей бы в цирке выступать!
– Сама тощая, зенки голубые, белобрысая, шея тонкая, как у гусёнка. В отца покойного. И тоже дура дурой.
– Она с тобой живёт?
– Нет, замуж выскочила. За такого же дурака. Ну и холера с ними, с глаз долой – из сердца вон.
– Она довольна?
– Да эта идиотка всем довольна. Ей много не надо.
– А ты почему одна живешь? Могла бы найти себе кого-нибудь.
– Не-е, закрыта лавочка.
– Твой бывший кто был?
– Разбойник.
– Хоть бы и разбойника. Я одну банду знаю, там приличные есть.
– Не, не хочу, ну их к лешему. То рейд у них, то пьянка, то разборки, а ты сиди, жди у моря погоды. Придёт с разбитой мордой, весь в дерьме – лечи его, обстирывай. Лучше одной. И что ты меня сватаешь? Сваха выискалась!
– А колдуна, например? Я смотрю, их тут более чем.
– Хватает, – кивнула ведьма, закуривая трубку, – но с ними вообще каши не сваришь. – И на мой безмолвный вопрос ответила: – Опасные ребята, беспредельщики. Депрессивные. А пьющих!.. Косой коси.
– Да уж… Как будто никуда и не уезжала.
Она закончила со смесью в ступке и высыпала её в глиняную банку.
– Зелье будешь варить?
– Приправу готовлю к белому мясу. Кролика думала затушить.
Мы поднялись наверх и пошли на кухню.
– Фартук повяжи, растяпа. Пока некоторые дрыхли полдня, я тесто поставила. Будем пироги стряпать.
– С грешниками? – хихикнула я. Уж больно вид у неё был грозный.
– С капустой и с яйцами. Балда. Скалку подай.
– Госпожа ведьма! – раздалось с порога.
– О! Это племяш мой, мужниной сестры сын. – Хозяйка поставила на стол блюдо пирогов. – Припёрся. Бестолковый, жуть!
На пороге стоял молодой симпатичный разбойник с заплечным мешком.
– Наше вам, – поклонился он. – Как поживает досточтимая тётя? Я гостинца привёз.
Ведьма вышла из тени. Разбойник уронил мешок, из которого собрался вытащить гостинец.
– Это как же… – глаза у него полезли на лоб.
– Чего вылупился? Руки мыть и за стол.
Минут через десять в дверь постучали.
– Вампирская отрыжка! Кого ещё принесло?! – прогрохотала ведьма. – Только отдохнуть присядешь…
– Добрый вечер, – на пороге стояла пророчица. Без хламиды и без патл. В красном платье.
– Чего тебе? – прищурилась ведьма.
Разбойник вскочил со стула и улыбнулся от уха до уха.
– Я пришла проведать подругу, – заметно волнуясь, сказала пророчица.
– А чего её проведывать? Её тут сожрут, что ли?
– Кто вас знает? Ведьм…
– Пришла, не стой столбом, помоги на стол накрыть, а то дармоедов набежало. Корми вас всех…
Пророчица налетела на меня, я увлекла её в кухню.
– Я так переживала! Тебя нет и нет! – частила она. – Вдруг это чудовище с тобой что сотворило? Ой, извини, я не то имела в виду. Я печенье принесла. Масла побольше положила и мёда. Орешками посыпала.
– Молодец, вот сюда клади.
Мы взяли чашки, чайник и всё остальное.
– Которая как принцесса – понятно, а рыжая? – услышали мы голос разбойника, входя в столовую.
– Думать не смей, не про твою честь. – Ведьма замолчала. – Чего так долго? Еле поворачиваются… Здесь слуг нету.
Мы пили чай с ведьмиными пирогами и с печеньем пророчицы. Разбойник вытащил бумажку из печенья и радостно прочитал:
– «У вас выпадет счастливый случай!»
Ведьма презрительно зыркнула на Люсинду.
– Овца ты безграмотная! Не «у вас», а «вам», а то у него действительно выпадет какой-нибудь случай.
Пророчица покраснела.
– Ну, перепутала… Я же не нарочно…
Допивать чай отправились в палисадник. Ведьма принесла банку варенья, на белой крышке было написано изящным почерком: «Земляника пополам с черникой». И нарисованы две ягодки.
– Моя старается. Для зрения, говорит, полезно. Делать дуре нечего. – Она закинула в рот полную ложку.
– А я не умею варенье варить. – Пророчица загрустила.
– Тоже мне, наука! – фыркнула ведьма. – Берёшь ягоды…
– Тётушкин зять – тот самый принц, который сватался к дочке короля… – рассказывал мне разбойник. – Как его? Важный такой король, толстый. Не помню. Страна-то называется… Эх, памяти на имена и названия сроду не было. Да бог с ним! Королевство у принцева папаши небольшое, но не настолько, чтобы дарить всякую дребедень типа соловья и розы[18]. Это ж вообще курам на смех! С виду-то он дурачок дурачком, простодыра, но на деле вовсе не глуп. Испытать он задумал ту принцессу. Нищебродом прикинулся: так, мол, и так, нету у меня ни шиша. Одно происхождение да роза. Ну, и птицу где-то подобрал полудохлую. Понимаешь, у них, у принцев, – как? Взял жену, за ней – земли, реки-моря, горы, овраги. Поля, огороды – ясное дело. А её папаша тоже кумекает: дочурку отдаю, а сам-то что поимею? А этот так не хотел. Мама его лет десять назад померла, а папа до сих пор в печали, потому что у них была любовь настоящая. Ну, принц с детства на неё насмотрелся и решил: не хочу никаких морей, гор, оврагов, не в них дело. Хочу настоящей любви. И принцесса пусть меня, а не моря папины полюбит. Вот. – Он отхлебнул остывшего чая. – Не полюбила. Розу в помойку выкинула, птицу кошкам отдала. – Разбойник придвинулся поближе и доверительно зашептал: – Знаю я эту принцессу, Виолеткой её звать, моя другая тётушка у них во дворце на кухне служит. Виолетка с детства голубям зерно с толчёным стеклом сыпала и собакам хвосты крутила. – Вздохнул и продолжил: – И тогда он обратился к моему кузену.
– Подожди, к какому кузену? – Я помнила вариант со свинопасом.
– К среднему. Он у нас в банде за техническую поддержку отвечает. Замочек мудрёный отомкнуть, прибор какой изобрести, пиротехника, спецэффекты, все дела. Ну, он и намастырил принцу горшок, который показывает, у кого чего варится. А тот предложил его принцессе за сто поцелуев. А ей, видать, надоело голубей травить. Заскучала. Ну и согласилась.
– И целовались?
– Нет, – разбойник категорично замотал головой. – Понимаешь, она упала в его глазах. Взял горшок и поехал домой. Та за ним бежать: «Люблю! Ах, останьтесь! Я – ваша! Отдайте горшок!» Потом: «Чтоб ты сдох! Скотина! Мразь! Мой папа тебя повесит!» Он и головы не повернул. А по дороге встретил кузинку, тётину дочку. Прямо тут, в палисаднике. Она варенье варила из белой смородины. И подумал, что кузинка – тоже принцесса. Она ж с детства у нас вся такая! – разбойник растопырил пальцы и выпятил грудь. – Даже непонятно в кого. Ну, и предложил горшок ей.
– За сто поцелуев?
– Ага.
– А она?
– Полотенцем мокрым отходила. И ещё с поварёшкой за ним гонялась, насилу ноги унёс. Сама-то худышка, а рука тяжёлая, в маму. Вечером принц пришёл извиняться. Ей – цветы, маме – цветы. Торт. И горшок подарил. Она горшок-то схватила и про гостя забыла. Начала рецепты строчить по запаху, больно кулинарией увлекается. Он обиделся. Но задела, понимаешь, она его, понравилась. Назавтра опять – с цветами. А она ему: «Вот, попробуйте, ваше высочество, у главного судьи вчера на ужин была утка с кислой сливой. А гарнир я взяла от повара королевского лекаря. Как вам?» Попробовал и растаял. Потом стихи ей читал. А она ему. Короче, домой послал нарочного: «Папа, я влюбился, она – ангел, жить без неё не могу. Благословите и т. д.» Папаша прослезился, в ответку ему – благословение и фамильное кольцо. С вот таким булыжником! Тётя, конечно, разозлилась страшно. Надеялась выдать дочь за серьёзного человека: за колдуна какого, почернее, но из непьющих, за тирана или ещё кого. Конкурента нашего, атамана с Гнилого тракта, рассматривала. А тут – принц. Тётя: нет, и амба. Кузинка в слёзы, жених – на колени. Тётя глянула на них, два сапога пара, плюнула и согласилась. На свадьбу, правда, не поехала. Нельзя ей по свадьбам ездить – урон репутации. И, знаешь, дружно живут. Подарили королю наследника. Говорят, похож на бабушку со стороны жены.
– Забавная история.
– Всё, банда! Хорош трепаться. По домам! – ведьма хлопнула по столешнице. – Ты, – она ткнула в меня пальцем, – сегодня спишь здесь. За тобой ещё приглядеть надо.
– Тётя, я пойду ночевать к долговязому кузену, если вы не против.
– Чегой-то я против? Иди, их объедай.
– И госпожу пророчицу провожу. Ночь на дворе, молодой девушке опасно ходить по улицам одной, особенно такой красивой.
Люсинда кокетливо засмеялась.
– Иди, проводи. Но чтоб без глупостей, а то твой счастливый случай не просто выпадет, а отвалится.
– Ну, ей-богу, тётя…
– Ложись, не мельтеши, – скривилась ведьма. – Видеть тебя уже не могу, все глаза измозолила, тьфу!
Перина у неё была куда богаче Люсиндиной, я уснула сном младенца. Кто придумал спать на жёстких матрацах? Наверное, феи.
Утром меня разбудил солнечный луч, немилосердно бивший в щель между занавесками: закрыть ставни с непривычки я забыла. Встала, сладко потянулась, вышла из спальни и увидела за столом ведьму, уснувшую над книгой. Она посапывала и всхрапывала, шевеля толстыми губами. Впрочем, уже не такими толстыми, как раньше, а скорее пухлыми.
Я с нежностью смотрела на женщину, которая вчера шарахнула стакан моей крови, будто заправский упырь. И удивлялась этому странному миру: его сказочность, похоже, выражалась не в «долго и счастливо», а в чём-то другом. Правда, на «долго и счастливо» надеяться хотелось.
– А-а-а! – богатырски зевнула она и хмуро спросила: – Утро?
Я кивнула.
– Опять солнце… Чтоб оно сдохло! Чего стоишь, как в столбняке, иди чайник грей. Ишь, окаменела!..
– Всю ночь читала? – поинтересовалась я, вернувшись с кухни.
– Да всё понять пыталась дар твой, лихоманка его забери. Редкий он, гадостный и редкий. Чистая белая магия.
– А твоя магия? Чёрная?
– Я – ведьма, а не колдун какой-нибудь паршивый. У моей силы цвета нет, она во мне – как сердце, как жилы. Колдуны заклинаниями её призывают, а сами – что трубы пустотелые, но она бежать по ним может. Моя же сила – природная, где хочу, там и возьму: в воде, в земле, в ветре. Больше скажу, я – сама себе источник силы, с водой и с огнём соединюсь, ветром развеюсь, птицей обернусь, травой прорасту. Пока на земле стою, немалая мощь нужна, чтобы меня с неё спихнуть. Поняла, дурында?
– В общих чертах.
– Чайник вскипел.
Я заварила листья смородины, подогрела на сковородке вчерашние пироги, их ароматы даже у меня, которая никогда не завтракает, пробудили аппетит. Налила ведьме чая.
– Покрепче давай, не люблю опивки.
Мы перекусили. Она набивала трубку, а я мучилась вопросом:
– Если ты берёшь силу от природы, зачем тебе моя кровь понадобилась?
Она вздохнула.
– Потеряла я силушку. С колдуном одним схлестнулась по дурости. Старая, а туда же…
– Из-за чего схлестнулась-то?
– Из-за дочери. Сватался он к ней, я отказала.
– А она?
– Ни сном ни духом. Я и говорить не стала.
– Чего так?
– Да сволочь он конченая. Трёх жён погубил и за четвёртой пришёл. Наследник ему нужен, дар передать. Те три магичками были, и то родами окочурились, ни один младенец не выжил, а моя без дара, в отца, померла бы, как есть: кровь его больно поганая. Но моя – красивая, понравилась ему. Чего там красивого? Тьфу, кожа да кости. Подожди, говорю, молода ещё, через год приходи. Пришёл через год, а её уже жених увёз. Ну, колдун натурально озверел. Бились мы с ним трое суток, земля дрожала.
– Ты его грохнула, что ли?..
– Держи карман шире! Грохнешь его… Уполз. В змею перекинулся и уполз. Оклемается, опять приползёт. Но я уж готова буду! Долго я силушку поправляла, да так до конца и не поправила. Стадо коров уморила, целый сад иссушила, с каждого путника брала, с каждой бабы прохожей отщепляла, а всё не то. И тут ты! Подарочек. Не утерпела я.
– А стакан моей крови в самом деле столько стоит?
Ведьма усмехнулась и глубоко затянулась трубкой.
– Слушай внимательно. Я ночь не спала, книги умные читала и вычитала. Твоя кровь чудеса творит, она может вернуть ступившего за край смерти, но сердце твоё – бесценно. Оно мёртвого поднимет из могилы. Только не вздумай никого поднимать! Это мало кому известно, и, если до сего дня тебе казалось, что у тебя есть тайны, пойди и расскажи их на базарной площади, потому что теперь у тебя есть настоящая тайна, страшная, опасная, как голодный северный медведь весной. Тайна, которая будет стоить тебе жизни, когда её узнает способный ею воспользоваться. Жизни! И не одной тебе, а всем, кто о ней услышит хоть краем уха. Поняла?
Голос у меня пропал, я нервно моргнула.
– Сегодня приедет Клык, фальшивыми документами промышляет, выправит паспорт. Я бы наколдовала, да первая же магическая проверка оставит от него кучку пепла. А как будет паспорт, пойдёшь в посольство Ордэса, подашь заявление, что хочешь у них работать.
Вспомнились слова Роланда о порядках на его родине. Внутри сжался ком.
– Кем работать?
– Магом-растениеводом.
– Я – магом-растениеводом?!
– Не перебивай! Я амулет дам. Приедешь в Ордэс, помагичишь маленько, пришлых обычно в огороды отправляют или в сады, войдёшь в доверие, тогда и заикнёшься об эликсире. Дескать, нужен смягчитель сердца, нельзя ли его получить вместо денег. Будут спрашивать, скажешь: по колдуну сохну, да больно лют, бывшую никак не простит, подойти боюсь и тэдэ. Они поймут, у нас это обычно. Имён не называй, дело частное. Назначение у эликсира узкое, вопросов быть не должно.
– А откуда он берётся, свет истинной любви?
– Да фея его знает! Никому не известно. Маги у тебя в роду были? Или ведьмы?
Я вспомнила прабабку Елизавету Сергеевну. Если она желала кому-нибудь зла, желание всегда сбывалось. Поругалась с соседкой – та ногу сломала. Сантехник нахамил – на неделю попал в больницу. Водкой отравился. Той же, что вчера пил. Но, может, всё объясняется простыми совпадениями?
– Была прабабка, но не особо сильная.
– Это мир твой не особо сильный. Чую, магии в нём почти нет. Здесь она ужас на людишек наводила бы. Но это тоже не шибко проясняет картину. У самой-то какие мысли?
– Никаких. Я ничем выдающимся не отличалась.
– Так уж и ничем?
– Ну… Слух музыкальный, чувство цвета. Мне всегда сны снятся. И часто исполняются.
– А говоришь, «не отличалась». Чем занималась-то там? На наследницу не тянешь. Образованная, а манеры не те. И невредная. В наследниках что главное? Вредность.
– Училась, потом работала. Дворцы украшала, богатые дома.
Она посмотрела на меня, словно на полоумную.
– Ну и занятие! Грабить, как мой бывший, – ещё понимаю. Но украшать!..
– А что ты будешь грабить, если никто не украшал?
– Хм… Тоже верно.
– К тому же часть моих клиентов, кажется, тоже кого-то грабит…
К обеду прибыл Клык, как и обещал. В ужасном насморке и с перевязанным горлом.
– Вот ведь зараза, – ворчала ведьма, подавая ему кружку отвара. – Не кашляй тут!
– Благодарствуйте – госпожа ведьма – подданство – возраст – имя – фамилия, – без пауз и на одной ноте прохрипел разбойник.
– Московия. Двадцать восемь лет. Симона Троицкая.
– А?
– Симона Трой.
– Как называется ваше королевство? – спросила я ведьму, когда Клык ушёл. Я уже неделю жила непонятно где.
– Тимер, будь он неладен. Дрянь местечко. Даже короля нету. Одна шибанутая королева. Мужика своего до Кондратия довела, в ящик сыграл. Ой, волосья драла! Ой, голосила: «На кого ж вы нас покинули? На кого ж оставили?» Раньше надо было спрашивать, чего тебе покойник-то скажет? Теперь мечется, нового ищет. Расстаралась вся! Не жрёт, поправиться боится, уже ветром сносит. Кто б намекнул ей: тощая корова – всё едино не газель. Что ни день, иностранных послов принимает. Балы да охоты. То ножку подвернёт, то с лошади свалится. Некультяпистая. И толку от её стараний – ноль. Идиотов таких больше нет, жениться на ней, да и сынок подрос, зверьком на женихов зыркает, того гляди – прирежет. Короче, хуже Тимера только Ордэс.
На следующее утро, в самую рань, я стояла у посольства Ордэса. В очереди к окошку «Маги» было человек десять, а две другие – к «ПМЖ» и «Трудовому найму» – вились вокруг здания неутомимыми змейками. После восьми стража перекрыла проход во двор посольства. Меня отпустили со справкой, обещавшей рассмотреть моё заявление на соискание должности мага-растениевода в течение недели.
По пути из посольства я решила навестить пророчицу, но до её дома не дошла: в начале переулка собралась толпа.
– Ой, бедолага! Чай, не выдюжит!
– Как его приложило-то, болезного!
– Да… Четверо детишек останется.
– Где ж лекарь-то? Когда за ним послали, а всё нет…
За спинами зевак ничего не было видно.
– Что случилось? – обратилась я к пожилому мужчине в фартуке и с молотком.
– Каменщика завалило. Стену подправлял, а кладка старая. Говорил он хозяину, сломать надобно да новую построить, а тому денег жалко. Мол, эту подправь, новую и дурак положит. Доподправлялся.
– Пропустите! – раздался высокий визгливый голос.
– Лекарь пришёл. – Собеседник сплюнул: – Впустую.
– Почему впустую?
– Целитель нужен, маг.
– Так позовите!
– Не придёт он, денег у каменщика нет. Магия – она денег стоит.
– Что ж делать-то?
– Гроб заказывать.
В тот же миг переулок огласился громким криком – прибежала жена каменщика, совсем молодая светловолосая женщина с младенцем.
– Муженёк любезный, соколик мой ненаглядный, не оставляй нас! Как же мы без тебя? Дети малые…
От её причитаний разрывалось сердце.
– Ничем не могу помочь, – лекарь протёр полой круглые очки, водрузил обратно на хрящеватый нос и ушёл.
Толпа начала разбредаться.
– Надо отвезти его домой, – сказал кто-то.
Каменщик не приходил в сознание. Его сгрузили на телегу, за которой шла безутешная почти вдова и ещё пара человек.
– Сударыня, – я тронула за плечо плачущую женщину. – У пророчицы Люсинды есть волшебное зелье, она добрая девушка, я уговорю её поделиться с вами.
Несчастная подняла на меня полубезумный взгляд.
Я вошла первая и шепнула ошарашенной пророчице:
– Тихо, я тебе после объясню.
Следом втащили каменщика и уложили на пол.
– Выйдите все, и жена тоже. Постойте на улице.
Задёрнула окна.
– Что ты хочешь делать? – испугалась Люсинда.
– Прошу, молчи. Дай чистый нож, а лучше прокали его на огне. И приготовь бинт.
Надрезала ладонь и едва не заорала: больно было неимоверно! Разжала умирающему рот.
Люсинда побелела от ужаса.