Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
– Воду, мой господин. Она ела воду.
– Идиот!..
– Послушайте, ваша женщина ничего не чувствует. Она сломалась?
– Вы подсунули нам сломанную женщину?!
– Вы обещали не только поцелуи!
Я сижу в парке на траве. Тёплый вечер. Вольфрам лежит рядом. Мне немного лучше.
Почему я в жёлтом платье?..
– Тебе очень идёт этот цвет.
Ненавижу жёлтый!
Чудесный закат: небо из тёмного золота через сумрачные полосы туч уходит в нежную лазурь. А я слышу adagio из двадцать седьмой сонаты Альбинони. Человек с изысканным вкусом может заказать его себе на похороны. А покойник попроще удовлетворится adagio соль минор.
– Давай искупаемся. – Он скидывает рубашку, обнимает меня и пытается притянуть к себе.
Странные ощущения. Стыд, неловкость. Я отстраняюсь.
– Ну, чего ты боишься, глупая? Мы же здесь одни.
Увлекает на траву.
– Симона! Отзовись, зараза!
Чей это голос? Ведьмы? Нет, нет…
– Сестра! Где ты?
А это кто? Виктор?! Уже и галлюцинации…
Мы в спальне.
– Моя дорогая…
Боже мой! Ничего не понимаю. Мне опять дурно. Чёртова сирень! Она везде. Я упала в обморок, очнулась здесь, а он тянется ко мне, пытается стащить платье. Ну не сейчас же!
– Сделайте что-нибудь! Иначе я расторгаю договор.
– Безобразие! Кругом сплошные шарлатаны!
– Она вообще настоящая? Мы будем жаловаться!
– Вас лишат лицензии!
– Не торопитесь. Поверьте, вы останетесь довольны. Мы обещаем достойный финал.
– Вы уже до Граббха всего наобещали!
Я сбежала в парк. Я снова плачу. И прячусь. Лишь бы он не нашёл. Не могу думать об этом. Он не такой! Разве можно настолько измениться? Я его боюсь. Он – не мой волк.
– Симона! – Он ищет меня. Кричит.
Господи! Я больше ничего не хочу!.. Обрыв? Откуда здесь обрыв? Пусть он не приближается ко мне.
– Стойте, Вольфрам. Иначе я прыгну.
Больно называть его имя.
– Любимая…
Шаг. Ещё один.
Жар на моих запястьях. Чьи-то сильные горячие руки. И жёлто-зелёные глаза с вертикальным зрачком. Как у змеи. Я в аду?
– Очнись! – низкий глубокий голос. Худое лицо, длинные золотые волосы. Он что-то срывает с моей шеи. Картинка смазывается.
Я в маленькой комнате с нежным светом, кругом – подушки. Сижу, привалившись спиной к мягкой стене. Вдруг пол и стены переворачиваются стремительным рывком, и человек с золотыми волосами несёт меня на руках. За нами бегут существа с огромными круглыми глазами, исполненными жажды, и тянут ко мне тонкие ручки с извилистыми пальчиками. Они хотят меня съесть?! Существа ему едва по грудь, у них почти нет носов и совсем нет ртов. Как же они разговаривают? А как едят?
– Вы не имеете пр-р-р-рава!
Их голоса звенят вибрирующим металлом.
– Вер-р-р-рните её немедленно!
– Мы заплатили!
От них пахнет сиренью.
Он с усмешкой дует в сторону безротых – на них летит волна пламени. Вопли, стоны. Сирень сменяется горелым мясом. Уже легче.
Дверь падает от удара его ноги. Мы выходим на воздух. О! Настоящий ветер! Живой! Какое наслаждение! Холодит плечи, подбрасывает юбку, кидает мне в лицо золотые волосы моего спасителя. Мы вырываемся из здания. Погоня. Их слишком много, нам не уйти.
Мы на какой-то крыше.
– Тебе не стоит смотреть, – говорит он с ласковой улыбкой (в змеином взгляде пляшет огонь!) и проводит раскалёнными пальцами по моим векам. И прежде чем уснуть, я ощущаю полёт.
Я проснулась от запаха еды. Такое чувство, будто ничего не ела лет сто. Я лежала на широкой кровати, в сорочке из мягкой, ласкающей кожу ткани, под лёгким покрывалом. Тут же – блюдо с разноцветными ароматными плодами. Похоже на фрукты. Рядом, в кресле, скрестив длинные ноги, растянулся золотоволосый.
– Попробуй, тебе понравится.
Его лицо и руки покрыты тонкими веснушками.
– Вы спасли мою жизнь. Спасибо.
Промолчал.
Золочёные канделябры, моя резная кровать, его кресло и затянутая шёлком кушетка стояли в пещере. Одной стены не было, белую занавеску сдувало с камней в голый пролом. Интересно, там высоко?
Я взяла половинку чего-то красного и круглого. Из-под пальцев потёк густой сок. Боже, это моя рука?!
– Не пугайся. Сирты не кормили тебя две недели. Но ты не больна, лишь исхудала. Я быстро приведу тебя в порядок.
– Почему вы рисковали ради меня?
– Я не рисковал. – Он смотрел не моргая. Его взгляд гипнотизировал, слова терялись, не доходя до языка, мысли плавились под змеиным зрачком. – Ешь, прошу. Пока только фрукты, мясо тебе ещё нельзя.
О, как вкусно! Я хватала всё подряд, сок стекал с локтей и по подбородку.
– Не торопись. И… будет! – со смехом он отодвинул блюдо. Щёлкнул пальцами. Прибежала девушка. Не поднимая головы, унесла жалкие остатки, я хорошо постаралась.
Он наклонился ко мне и шепнул:
– Отдыхай.
У двери обернулся.
– Моё имя – Вэллард.
От еды меня разморило. Натянула покрывало. Опять спать? Последнее время я постоянно сплю, а потом просыпаюсь в пещере, и выясняется, что голодала две недели.
Вечером я купалась в тёплой воде с пенным маслом. Молчаливые служанки долго мыли мои волосы, расчёсывали их, вплетали цветы, похожие на мелкие камелии, и чем-то натирали тело. От сладких запахов кружилась голова. Надели тонкое белое платье (Я спросила: «Не слишком прозрачное?» Не ответили.), золотые цепи, браслеты на запястья, на щиколотки и даже на плечи. Меня сватают за саудовского принца?
Когда я вернулась в пещеру, уже стемнело. Кругом горели светильники. Я увидела и другие пещеры, полные огней на фоне чёрных гор и сапфирового неба.
Вэллард сидел за круглым столом у самого края. Он встал навстречу мне, поймал мою руку, усадил на второй стул. И не спускал с меня глаз. Это внушало беспокойство.
– Тебе уже можно попробовать сыр. Его сделали сегодня утром из свежего молока. Нужно взять хлеб, положить на него ломтик грата, посыпать молотым рессе, и сверху сыр.
Он поднёс к моим губам местный бутерброд.
– И запить молодым вином. Ну как?
– Волшебно! Я, правда, не знаю, что такое грат и рессе, но очень вкусно.
– Я и сам не знаю, я – не учёный. Я только вижу их. И ем. – Он закинул в рот жёлтую, треснувшую от спелости ягоду.
Врёт. Всё он знает.
– Кто ты? – спросила я.
– Не догадываешься? – Змеиные глаза в полумраке пылают золотым огнём.
– Кажется, догадываюсь. Но вдруг тебя оскорбит моя догадка? Или насмешит.
– Говори, не бойся. Я не укушу тебя.
Конечно не укусишь. Может, ты заглатываешь таких, как я, целиком.
– Ладно, сам скажу. Я король драконов.
Так и думала!
– Ты из другого мира, – он пригубил бокал, – я сразу понял. Ты пахнешь иначе, у тебя другая кровь. В твоём мире есть драконы? Поэтому ты не удивлена?
– И да, и нет. Драконы в моём мире живут лишь в сказках. Но в твоём мире живут все сказки моего мира. Я чувствую себя маленькой девочкой, заблудившейся в библиотеке.
– Ты говоришь как сказительница. Хочется слушать тебя.
– О, нет! Я совсем не…
– Не спорь со мной, – он не повысил голос, почти не изменил интонацию, но спорить расхотелось. – Поешь ещё и выпей. Ты такая худая, тебя замуж никто не возьмёт.
– Я и не собираюсь.
– Да? М-м…
– Пожалуйста, расскажи о сиртах.
Лучше о безротых душегубах, чем о замужестве.
– Они похищают людей и существ, чтобы поглощать их эмоции, а заодно и силы. Помнишь, я снял с тебя их амулет? Это магия подчинения. Им не нужна обычная пища, сирты питаются чужими переживаниями. Их главное удовольствие – смаковать чью-то страсть, ревность, предательство. Есть любители ненависти и смерти. Встречаются поклонники дружбы и детской радости. Но самый ценный деликатес – истинная любовь, а ты благоухаешь ею на несколько миров.
– Почему вы называете любовь истинной? Разве она бывает другой?
Он подарил мне такой взгляд!.. Мурашки по спине пробежали.
Нужно быть осторожнее с вопросами.
– Что значит «на несколько миров»?
– Сирты обитают в более магическом и менее материальном мире, чем наш. Они утащили тебя туда в качестве лакомства для гурманов. К сожалению, они не умеют обращаться с людьми, их мир слишком далёк от вас, он заказан людям. И они непомерно жадны до чужих переживаний. Ты бы никогда оттуда не вернулась.
– Скажи, там, на обрыве…
– Продавцы эмоций решили оправдать твоим самоубийством обманутые надежды покупателей. Ведь те не получили обещанного. Ты почувствовала обман, отказалась любить фантом вместо живого человека. И к тому же твоё сознание не могло воспроизвести то, чего не было. Они надеялись на страсть, а был только поцелуй. Как твой человек зажёг тебя истинной любовью? Скажи, ради одного поцелуя ты бросила свой мир? Семью, друзей, привычную жизнь?
– Нет. Он не раз спасал меня, понимал, как никто. Я могла слушать его часами и говорить с ним обо всём. Мне больше никого не нужно. Он – один для меня.
– Почему ты думаешь, что нет никого лучше?
– Уверена, что есть. Но пусть их возьмут другие. Мне хватит его.
Он ушёл за полночь. Обжёг мои пальцы огненными губами и ушёл.
Я боялась ложиться спать. Я не знала, чего ждать: сиртов, драконов? А ещё? Воображение капитулировало.
Назавтра Вэллард пришёл к вечеру. Весь день я валялась в постели, ела и читала. Как в камере Виктора. Но выбор книг здесь был побогаче. Таким манером я достигну полной гиподинамии. Или нирваны.
Меня опять расчёсывали, купали, делали мне массаж. Удовольствие от спа-процедур портила мысль, вечно преследующая людей, отравленных честным трудом: «За всё придётся платить».
– Ты хорошеешь с каждым днем, – сказал он, усаживаясь в кресло.
У него был необыкновенный взгляд. И даже не потому, что змеиный и светящийся во тьме. Если принять за истину, что человек, неотрывно глядя на вас, отдаёт вам сто процентов своего внимания, то от дракона исходили все двести. Клянусь, в эти минуты для него никого и ничего не существовало, кроме меня. Он и я. В целой вселенной.
А ты можешь так, чудовище?
– Пора тебе погулять. – Он протянул руку, крепкую и горячую, как нагретый солнцем камень.
Я доверчиво вложила пальцы в его ладонь, и мы упали со скалы.
Мы падали недолго, и мне почти не было страшно, потому что и для меня ничего не существовало, кроме его гипнотического взгляда. А потом я оказалась на широкой бронзовой спине меж двумя костяными шипами. Громадные крылья гнали сгущающийся в сумерках воздух, горы с безмолвным восхищением наблюдали за нами.
Он спустился ниже, замелькали селения с тонкими дымами очагов, расчерченные на лоскуты поля, блестящие нитки рек и осколки озёр. Люди задирали головы, а потом кланялись, но не шарахались и не разбегались в страхе. Дети бежали за нами гурьбой, радостно крича.
Дракон плавно развернулся, мы полетели назад.
Он сел на широкое каменное плато, подсвеченное закатом и светом факелов. Рыжеволосый юноша с улыбкой подал мне руку. В следующее мгновение Вэллард стоял рядом с нами.
– Мой сын Дарг.
Юноша поклонился. У него были озорные изумрудные глаза.
От величественного входа в замок, выстроенный на скале, шли другие юноши и мужчины. Все они были высокими, стройными, как на подбор.
– Элорд, Галрис, Сигрид, Рунд… Дом Вэлларда.
Драконьи глаза всевозможных оттенков смотрели с дружелюбным интересом, а у совсем юных – с весёлым любопытством. Я влюбилась в них во всех, я жаждала обнять их, ласкать их дивные длинные волосы, гладить их прекрасные лица, прижать к себе, будто они были моими сыновьями и братьями. Эта любовь была опьяняющей, она заставляла забыть все горести, все печали. Они просто исчезли. Я желала посвятить себя их жизни, их радости, их благополучию, и знала: они готовы совершить то же для меня. Я мечтала всегда видеть перед собой их загадочные, раскрывающиеся навстречу мне, как цветы, улыбки. И только одно лицо словно окатывало холодной волной: бронзовые глаза на смуглой коже в обрамлении тёмно-рыжих волос. В них не было радости и была боль. Но я обращалась к другим, и всё продолжалось. В ушах стоял звон, голова кружилась.
Вэллард повёл меня по галерее замка, висящей над пропастью. Изредка мы встречали почтительно расступавшихся слуг, в моих ушах гремело «Лето» Вивальди. «Август». Почему при нежной «Зиме» «Лето» у него такое тревожное – с нотами от печальных до трагичных? Может, его тоже кто-нибудь поцеловал, как Шуберта? Но летом. Например, одна из сестёр Жиро, его верных подруг, честь которых он яростно отстаивал, отметая обвинения в недостойных отношениях с ними. А может, всё же был один поцелуй, единственный раз, и воспоминание о нём отдавалось неунимающейся болью? Или его не целовал никто и никогда – ни одно прекрасное щедрое лето не подарило ему поцелуя, ведь Вивальди был католическим священником. И невинные радости зимы стали ему утешением.
Лишь после расставания с молодыми драконами, в тишине моей пещеры, под остывающим ветром гор, я освободилась от экстаза общения с ними. «Август» отступил. И зазвучал «Апрель» – музыка томительного и безнадёжного ожидания. Весна, вероятно, тоже чем-то провинилась перед Вивальди.
Ночь вступила в свои права. Мы сидели у края пропасти, и звёзды спорили со светом глаз Вэлларда.
– Я заметил, ты совсем не боишься летать, – сказал он.
– Я уже почти ничего не боюсь.
– Только потерять его.
Не пойму, он добрый персонаж моей сказки или злой.
– Кстати, я не спросил твоего имени, а ты не назвала его. Ты точно из другого мира? – хрипло засмеялся дракон.
Я не знала, какое имя назвать. То, которое когда-то выбрало меня, или то, которое выбрала я?
– Любое, – ответил он моим мыслям.
– Симона.
– Почему же ты не надела украшения, что я подарил тебе, Симона? Не нравятся?
Это был подарок? На меня без всяких объяснений навесили пару кило золота и камней.
– Извините, я не очень люблю украшения, я не привыкла к ним.
– Привыкай. Жена дракона должна быть красивой. Мы любим лишь настоящее. Мы рождаемся с чувством гармонии и всегда отличим истинное от подделки. И не берём в свою жизнь подделок.
Это чудесно звучало, особенно произнесённое его волнующим глубоким голосом, но после «жены дракона» я слушала невнимательно.
– Девушки, которые прислуживают тебе? Ты видела их лица?
– Да, хотя они опускают их. Они красавицы.
– Все они мечтали стать жёнами драконов, но не прошли испытания.
– И вы оставили их служить вам?
– Нет, мы никогда и никого не принуждаем служить нам. Сделать это – ничего не стоит, одно желание подчинит всех живых существ нашей воле. Такова магия драконов. Но девушки остались сами. Отдавшая сердце дракону не полюбит больше никого. Некоторые из них, кто позарился на блеск нашей жизни, начитался сказок, или авантюристки, ищущие приключений, вернулись домой. Но те, чьи души раскрылись навстречу нашим сыновьям, не хотят возвращаться. Они готовы холить наших жён и ухаживать за нашими детьми, лишь бы рядом с нами. Они становятся преданными няньками и получают свою долю любви от наших детей. И со временем входят в наши семьи. И мы тоже любим их за доброту и искренность, как сестёр.
– Почему мы говорим о них?
– Чтобы ты поняла, какое счастье ждёт тебя – редкое, почти недоступное людям.
– В чём же оно?
– В наших сердцах. Мы любим одну женщину и отдаём ей всё, что имеем: небо, землю, золото. Своим дыханием мы продлеваем ей жизнь на сотни лет вместо обычных десятков. Она не узнает самого страшного человеческого проклятия: не увидит смерти своих детей, сыновья и дочери дракона переживут её, ведь у нас нет болезней. Но, когда срок уйти настаёт – человеческое тело слабо и не сравнится с нашим, живущим тысячи лет, – мы похищаем её старость: наши жёны угасают тихо и безболезненно, не дряхлея, окружённые теплом и заботой. И умирают с улыбкой на молодых устах. И лишь после этого, отскорбев и отплакав, мы берём новую жену. Если только не выбираем одиночество или не уходим вслед за той, чью смерть мы не в силах перенести. Нас сложно убить, но порой мы расстаёмся с жизнью сами, утратив любовь.
Сотни лет рядом с прекрасным мудрым драконом, без болезней, без старости, под чуткими руками верных служанок, в окружении его потрясающих детей, среди богатства и роскоши. Об этом стоило подумать.
– Почему ты уверен, что я пройду испытание?
– Ты уже прошла его: не смотрела на золото и на убранство моего замка. Не соблазнялась совершенствами моих сыновей – глядя в их глаза. И грезила о том, как будешь любить их материнской любовью. А ещё… В тебе постоянно звучит музыка. С тобой будет очень приятно жить, Симона.
– Прости, но моё сердце несвободно. Я бы, не сомневаясь ни на миг, согласилась стать женой любого дракона твоего Дома, но я не могу.
– Сможешь. Ты забудешь его. Это неизбежно. Ты даже не заметила кольцо.
– Кольцо?..
– Разве ты не удивилась тому, что среди многих украшений, надетых на тебя служанками, не оказалось ни одного кольца?
Действительно, это было странно. Браслеты и ожерелья, цепи с подвесками, но колец не было. Я решила, что здесь их не носят.
– Мы признаём лишь обручальные кольца.
Он взял мою правую руку. На среднем пальце блестела тонкая золотая полоска.
– Но я не помню, чтобы надевала его!
– Я сам надел его тебе, когда ты отвлеклась. Если бы ты не годилась в жены дракону, кольцо обожгло бы тебя. Ни одна из служанок не смогла до него дотронуться. Магия наших колец – древнейшая в мире. Уже нет существ, помнящих времена их сотворения. Они – не только символы любви и верности, они – защита, обереги от всех напастей. Отныне тебе мало что угрожает, и я почувствую угрозу. И всегда приду на помощь.
Не сказал, кого он прочит мне в мужья. Впрочем, догадаться было несложно.
Ушёл. А безнадёжный «Апрель» не уходит.
Интересно, наш побег от сиртов был окончательным или мне повесили амулетик посильнее, и я, голодная, тощая, на последнем издыхании, продолжаю, сидя в маленькой комнатке, смотреть исправленные сны о счастье? А зрители кивают безротыми головами, сверкают порочными глазками-блюдцами и в восторге хлопают ладошками с извилистыми пальчиками.
А если нет… Как ты будешь расплачиваться со мной, моё чудовище?
Утром я любовалась горами с галереи, по которой шла вчера вместе с Вэллардом. Небо было прозрачным до звона, и ветер нёс запах неведомых трав. Хотелось навсегда запомнить его и потом смаковать вспоминания, как дорогой напиток. Откуда-то слышалось журчание воды и пение птицы. Вдруг их перекрыл незнакомый голос:
– Отпусти её, прошу!
Ему ответил Вэллард:
– Зачем мне её отпускать?
– Она не любит тебя.
– Зато она любит всех вас. И меня полюбит. У нас много времени.
– Нет, отец. Ты не понимаешь! Почему ты отрицаешь очевидное: ты уловил вибрации её истинной любви даже в другом мире! Она не откажется от него.
– Откажется.
– Но не будет счастлива.
– Стефания была счастлива. Целых триста лет! Она тоже любила своего князя и пыталась свести счеты с жизнью. А потом тысячу раз благодарила, что я не отпустил её, не позволил сбежать или умереть. И теперь у тебя есть ещё один брат и сестра. Она изменится, помяни моё слово. Симона совсем не ощутила кольца. Оно истончилось на её пальце, словно полоса, нарисованная золотой краской. Значит – ей не тяжела жизнь с нами. Я видел, как её душа стремится к вам…
– Нет, отец. Нет… Просто она добра и чиста.
– В тебе говорит твоя боль, Элорд. Я соболезную утрате, но мир, как ни обидно, не рушится от нашей боли, он живёт дальше. И нам остается только присоединиться к течению жизни.
– Ты не прав, отец…
То ли угощения сиртов становятся всё более изысканными, то ли мы от них действительно сбежали.
«Надо разобраться с истинной любовью, – думала я. – Всегда ли она означает чудо вроде моей крови? Почему они так носятся с ней?» Я решила найти ответ привычным способом.
– Извините, где у вас библиотека?
Девушка в серой одежде служанки низко опустила голову, лица не разглядеть.
– Идёмте, сударыня, я провожу вас.
Библиотека впечатляла. Стеллажи, упирающиеся в пятиметровый потолок, сплошь заставленные книгами, книги на полу и на огромных резных столах. Фолианты, свитки. Завязанные тесёмками папки. Листы гравюр и карандашных рисунков. Чистый рай для учёного! Ну, у меня интерес поуже.
– Чем могу быть полезен, сударыня? Руффус Кирри Третий, старший библиотекарь, к вашим услугам.
Передо мной стоял седой благообразный старик.
– Здравствуйте, господин Кирри. Я – Симона Трой.
– Сердечно рад знакомству!
– Я бы хотела почитать об истинной любви. Не поможете?
– А что, позвольте спросить, вы уже знаете о ней?
Я поняла: он не видит моего пресловутого света и не имеет отношения ни к чародеям, ни к драконам.
– Да, собственно… ничего.
– О! – он буквально озарился счастливейшей улыбкой. – Восхитительная тема! Интригующая. И возвышенная. Тысячи лет не утихают диспуты: она – благословение или проклятие? Феномен истинной любви исследовали величайшие умы! Величайшие. Горорс, Сагред – из драконов, а из человеческих магов – Барламус, Сунрой. И не пришли к единому мнению, представьте! То говорили, что причина – особенная формула крови, то – вмешательство высших сил. Одни настаивали на бессмертной душе, путешествующей с миссией истинной любви, возрождаясь таким образом в каждом новом теле, другие полагали, что она – дух, который нисходит на чистейшее помыслами существо. Долго её считали свойством исключительно иномирян, пока в пятнадцать тысяч восемьсот втором году по новому календарю она не проявилась во всём великолепии у королевы Алсара Ромильды, когда могариты захватили в плен её супруга Бенедикта Второго.
Кажется, что-то начало проясняться.
– Все были так потрясены её светом, что короля отпустили. И он удивительным образом исцелился не только от военных ран, но и от неизлечимой наследственной болезни. Здесь направо, пожалуйста. Дальше был настоящий детектив! Королеву похищали, отбивали у похитителей, Бенедикту объявляли войну с требованием выдать жену, обменять её на земли, на Джаварское озеро, кстати, крупнейшее на континенте. Предлагали драгоценные камни по весу Ромильды, а она была довольно рослой дамой. В стране революция, голод! Бенедикт чуть не согласился. Ужас, ужас, что творилось!
– А чем всё закончилось?
– Развязка самая загадочная! Королева исчезла. Осторожнее, тут ступенька. На подписании мира с последними напавшими на Алсар, кажется это были джумирийцы, вокруг неё разлилось мерцание, и… она пропала. Предполагали, будто бы её забрал могущественный чародей в совершенно недоступный нам мир. Из-за колебаний Бенедикта. Истинная любовь не прощает сомнений! История Ромильды легла в основу разнообразных художественных сюжетов – поэмы, песни, романы. А сколько живописных полотен! Вот мы и пришли. В этом шкафу собрано всё об истинной любви – от академических трудов и диссертаций до детских сказок.
– Спасибо. Но я бы с удовольствием выслушала ваши рекомендации. Хотелось бы что-то поближе к действительности.
– Ну… Тогда… – он задумался, – Антон Андариус. Чётко, конкретно. Обзор суждений с критикой и комментариями. И слог очаровательный!
– Очень вам благодарна, господин Кирри!
Автор мне попался с чувством юмора. Он язвительно высмеивал создателей притянутых за уши теорий, бессовестно подводивших под них доказательную базу. Чего там только не было! Свидетели, явно не в своём уме, неожиданно всплывшие пророчества, которых никто не помнил, толпы исцелённых и околонаучные изыскания без малейшего проблеска логики. Андариус злобствовал и потешался, я мысленно вычёркивала очевидный бред. В сухом остатке было: истинная любовь, откуда бы она ни бралась, с одинаковой беспощадностью поражала жертв обоих полов, но её свет всегда исходил от женщины, человеческой или нечеловеческой природы (там, где реальность наполнена магией, встречается всякое!), готовой без сомнений умереть за любимого мучительной (с примерами!) смертью, отдать ему имущество, тело, душу, согласиться жить в невыносимых условиях с третьим, часто ненавистным, лицом, как правило – тираном и деспотом, лишь бы спасти драгоценную половину от грозящей опасности. Свет проникал во множество миров, накалывая их, как иголка – слои папиросной бумаги. И на него, подобно бабочкам, слетались все кому не лень, обладающие магическим даром: из любопытства, погреться, прикарманить, исследовать механизм. Убить. А что? Светят тут…
Каждая носительница, кроме света, имела некий волшебный талант – способность врачевать людей и существ, благотворно воздействовать на растения, животных (в государственных масштабах) или на стихии, но никто из них не был чародейкой в привычном смысле слова. Эти таланты проявлялись весьма причудливым образом. Тамрин Санварской стоило опустить свою косу в воду – стихал любой шторм, озёра очищались от водорослей, а реки наполнялись рыбой. Клелия-Дубравница всю страну засадила лесами, прекратив засухи и существенно улучшив климат. Анита Милосердная остановила две страшнейшие эпидемии и пресекала сезонные вспышки простудных заболеваний. И так далее. Магистр Боррад – его труд я еле дотащила до стола – упомянул манускрипт, в котором рассказывалось о носительнице света с магическими слезами. Якобы она могла вылечить ими любой недуг. Даже не знаю, что хуже: резать себя или постоянно рыдать?.. Впрочем, никаких подтверждений её дара он не нашёл.
К большинству «озарённых» судьба не слишком благоволила, преподнося им тяжкие испытания, часто завершавшиеся свадебным королевским пиром, что объяснимо: в любом мире сокровищами владеют монархи. Кстати, истинная любовь обычно вспыхивала к представителям королевской крови. После пира всё продолжалось по накатанной: штормы, леса, эпидемии. А ещё – похищения, заговоры, нападения. Иногда убийства. Соответственно, вышеуказанная мучительная смерть и невыносимые условия тоже присутствовали. Изредка, но попадались. Жизнь вдали от предмета любви истощала «озарённых» и несла им медленное угасание. В прямом и переносном смысле.
«Но разве это имеет какое-нибудь отношение ко мне? Любовь любовью, но не свечу ли я чем-то другим? Например, искренней дружбой или благородными намерениями. Романтическими ожиданиями, в конце концов. А может, подобно планетам, которые прикидываются в далёком космосе настоящими звёздами, я свечу фальшивым отражённым светом? Как Люся Окулова – красными подметками липовых Louboutin. Пока люди не поняли, что звёзды мерцают, они принимали фальшивки за чистую монету. А ведь, похоже, здесь ещё слабо исследовали феномен истинной любви. Из-за ограниченности опытного материала…»
Мои размышления над очередным увесистым томом прервал грохот и последовавший за ним вопль.
– Ваше высочество! – укоризненно произнёс старший библиотекарь, глядя в проход между стеллажами. – Я мирюсь с тем, что вы сидите тут ночами, но уснуть средь бела дня! Свалиться с полки и уронить ценнейшие книги! Никуда не годится.
– Извините, сударь! Я не хотел!