Вечерняя звезда Соловьева Екатерина

Из прохода выбежал высокий черноволосый юноша, бледный и растрёпанный. Торопливо поклонился библиотекарю и мне: – Простите, сударыня, что потревожил! – и припустил к дверям.

– Молодёжь… – улыбнулся старик.

– Завтра, – сказал Вэллард, – наша помолвка. Я бы сразу женился на тебе, но не хочу нарушать традиции. Это плохой пример для подданных.

Он оглушил меня своими словами.

– Прошу, не торопись! – взмолилась я. – Подумай. Ты спас мою жизнь, я благодарна. Но не могу выйти за тебя. Ты – мечта любой женщины. Но я не могу…

– Я и не тороплюсь, – прервал меня дракон. – И дам тебе столько времени, сколько нужно.

– Но за это время умрёт моё чудовище! Отпусти, умоляю. Зачем тебе жена, которая любит другого? – Я упала перед ним на колени.

– Ты изменишь свои чувства. Обещаю. – Он гибко наклонился ко мне и невозмутимо поцеловал в макушку.

«Готова на мучительную смерть»?.. Кто знает…

Меня разбудили рано утром. И всё было предсказуемо: купание в воде с цветочными лепестками, новое платье из тканей, которые так любит ветер. Позвякивающие при каждом шаге украшения на шее, руках и ногах, умащённых ароматными маслами.

Я заметила, что мои волосы сильно отросли. Умелые служанки уложили их как у ботичеллиевской Симонетты Веспуччи с портрета в красном платье. Хотя гораздо больше я похожа на неё в «Рождении Венеры», просто копия. У нас одни черты, один цвет волос и глаза – светло-карие, как скорлупа молодого ореха. А теперь и вид одинаково бессмысленный. В этом мире мы к тому же тёзки. Только мой Медичи решил на мне жениться. Относительно Симонетты историки расходятся во мнениях: одни утверждают, что Джулиано был её любовником, а другие настаивают на восторженной платонической связи. Мне ближе второй вариант. Вдруг повезёт…

На мою голову набросили вуаль. Я – сама невинность. Рассказать ему, что уже – нет? Это его остановит? Сомневаюсь.

Пришёл дракон. Как ему идёт голубое с золотом! Я бы любовалась им и дальше, если бы…

– Прошу, остановись. Я не могу.

Вижу огонь в его взгляде. Не в смысле «страсть» или «жар сердца» и прочую мелодраматическую чушь, а настоящий огонь. Пламя, рвущееся наружу.

– Идём.

Я не хочу идти, но ноги не слушаются меня. Они слушаются его. При желании он способен заставить меня не дышать или прыгнуть со скалы. Но не заставит. Думаю, скоро он будет стараться мне это запретить.

Мы вышли на ступени дворца. Перед нами – ревущая толпа драконов и их женщин. И множество людей. Они рады своему королю. Счастливы его счастьем. Они держат на руках детей и показывают на нас: «Вот наш замечательный король и его красавица-невеста!» Я уже ничего не слышу. И ничего не вижу от слёз. Вэллард приподнимает вуаль, и мои губы обжигает поцелуй. Его змеиные глаза говорят, что он никогда меня не отпустит. Я почти умираю.

Потом был пир. Я сидела бледным изваянием и смотрела на чарующие танцы, которые танцевали драконы со своими женщинами под дивную музыку. Было что-то похожее на рондо из «Абделазар, или Месть мавра»[23], такое же торжественное и сдержанно волнующее.

– Этот старинный танец они дарят тебе, – шепнул Вэллард.

Может, Пёрселловский мавр на самом деле был драконом?

Между глазами танцоров словно кто-то встроил пружинки, тянувшие их друг к другу, преодолевая сложные фигуры танца. Струящиеся ткани, изысканные яства, свежие цветы. И это лишь помолвка. Какой же будет свадьба!..

Наверное, мысль, проскользнувшая, когда я впервые увидела змеиные зрачки Вэлларда, была правильной: они обещали мне ад. Особенный, персональный, не упоминавшийся ни в одном каноническом церковном труде: ад бесконечной любви и красоты.

Я перестала выходить из спальни. Не было сил видеть чужое счастье и чужое ожидание, что я сделаю счастливым их короля. Они любили меня, они в меня верили. Я не могла этого переносить. Целыми днями я лежала в постели. Аппетита не было в помине. Безмолвные служанки по-прежнему купали полубесчувственное тело, расчёсывали волосы и вплетали в них цветы местной камелии. Вэллард не приходил.

Как-то мне приснился кошмар: надо мной, словно отражение в зеркале, нос к носу, зависло чьё-то бледное лицо, чёрные волосы мягким шёлком легли мне на плечи и на грудь. А обладатель лица парил в воздухе, плавно покачиваясь. Кажется, Ямамура Садако[24], затосковав от унылой жизни в телефонной трубке, решила навестить меня в магическом мире.

Я захлебнулась криком.

Первым в спальню влетел король – по пояс голый и лохматый, не хуже черноволосого привидения. Прямо герой эротического триллера! Он отшвырнул Садако прочь. И я узнала в моём ночном кошмаре молодого дракона, которого не раз встречала в библиотеке, того, что падал с лестниц, засыпая над книгами. Даже сейчас страх не до конца вытеснил из голубых глаз любопытство.

Руки Вэлларда начали наполняться огнем. Я вскочила и обхватила его изо всех сил, моя сорочка вспыхнула, ладони и бёдра обожгло.

– Он не хотел ничего плохого! Не наказывай… – Больше я говорить не могла, меня накрыло невыносимой болью. Последнее, что я помнила, – то, как он провёл пальцами по моим векам.

Потом почти не было больно. Драконы умеют лечить ожоги, я бы сказала, они в этом – лучшие. Меня мазали душистыми снадобьями, непрестанно поили горьковатыми отварами трав и сладким цветочным чаем, заставляли есть.

– И ты ещё со мной споришь, – усмехнулся король, бесцеремонно усаживаясь на мою кровать. – Ты пожертвовала собой, чтобы спасти дракона. Ты – наша.

– Простите, госпожа! – у двери топталась Садако, боясь поднять взгляд. С прибранными волосами и в традиционной одежде вместо длинной ночной сорочки она окончательно превратилась в помешанного на науке племянника Вэлларда, прилетевшего в гости из страны своего отца. – Я напугал вас. Ваш свет… Я лишь мечтал исследовать его. Он прекрасен! – Глаза принца сияли, как голубые топазы. – Он описан у многих авторов, но увидеть самому… Простите…

Ну и ямочки у него на щеках!

Я быстро поправилась, но только телесно. Моя душа по-прежнему рвалась на части при мысли о чудовище. Однажды, не помню точно когда (я сбилась, считая дни), пришёл Элорд – печальный смуглый принц, который уговаривал отца отпустить меня.

– Вставай. Подышим вечерним воздухом.

В образе дракона, несмотря на тёмно-рыжие волосы, он был угольно-чёрным, с глазами цвета старой бронзы.

Он поднялся так высоко, что пейзаж превратился в карту, и долго парил на воздушных волнах. Сел на скалу, нависшую над морем.

– Ты похудела.

– Знаешь, нет аппетита.

– Как же ты пойдёшь спасать своё чудовище?

– А я пойду его спасать?

– Если не будешь есть, то точно никуда не пойдёшь.

Предательски потекли слёзы, я не люблю плакать при мужчинах. Он сел рядом, обнял.

– Ну, что ты, сестрёнка?

Я разрыдалась окончательно. Когда слёзы высохли, принеся облегчение, я попросила его:

– Расскажи свою историю.

– Ну… её звали Элми.

Он замолчал, а мне не понравилось слово «звали».

– В первый раз я встретил её, когда мне было девятнадцать, а ей – шестнадцать. Я пролетал над их замком и заметил девушку в голубом платье. Она беспечно читала книгу на краю крыши. Не испугалась моего драконьего облика и призналась, что прячется от отца: не хотела знакомиться с женихом, потому что он надутый засранец. У неё были медные, до колен, волосы и прозрачные серые глаза. И очень тонкие пальцы. Страшно было брать их, будто сейчас сломаешь. Она оказалась капризной невестой – это был третий отвергнутый жених. Первого она столкнула в пруд, а второго облила супом на торжественном обеде. Отец ещё мирился с её выходками, но его терпение было на исходе. Вернувшись домой, я бросился к королю, крича, что нашёл свою судьбу. Он отправил послов с дарами и предложением обсудить будущее детей. Её отец не отклонил его, но и не согласился. В их семье не выдают замуж до семнадцатилетия. Это был странный год, полный ожидания и надежд, но и тревоги. Из всех претендентов на руку Элми я был самым богатым.

Драконы не отказываются от приданого, но не обращают внимания на его отсутствие, а если семья девушки сомневается, могут ещё и заплатить выкуп. Её отец слыл жадным и корыстным, но Элми, к счастью, не унаследовала его характера – золото, драгоценности и почести были ей безразличны. Она любила книги и прочитала, кажется, всю их библиотеку, знала ответ на любой мой вопрос. Я думал, что никогда не заскучаю с ней: за три и за четыре сотни лет мы бы не обговорили того, что нас волновало. Ещё она любила небо, море и шум деревьев. Иногда я навещал её ночью, она выскальзывала в окно своей спальни, и мы летели в наше тайное место и купались в тёплой воде при свете звёзд, встречали рассвет в горах, бродили лесными тропами, собирая землянику. И она засыпала в мягкой траве, положив голову мне на колени.

Он замолчал. А я вспомнила моего волка. Мы тоже летали и купались, как Элорд и Элми. Разговаривали и не могли наговориться. А потом… В отличие от нашей, их история, похоже, закончилась. И я догадывалась о её финале.

– За неделю до дня рождения Элми отец взял её с собой в путешествие. Она не желала ехать, он уговаривал, ссылаясь на нашу скорую свадьбу: она вот-вот покинет старика и будет навещать его лишь изредка, пусть же теперь проведёт с ним лишнюю неделю. Дочь уступила. Они путешествовали магическими путями, поскольку дорога была дальней – в Греанхад, могущественную империю под властью чародея. Тот был ровесником отца Элми, но, увидев её, захотел сделать своей королевой. Недавно он овдовел. Отец моей возлюбленной тайно послал императору портрет дочери месяц назад, и они уже всё обсудили. Она почувствовала себя жестоко преданной, просила, плакала. Угрожала. Говорила, что любит другого, но отец не слышал, а император рассмеялся ей в лицо: волшебством он с лёгкостью заставит её забыть собственное имя, а не то что какого-то мальчишку. Помолвки, по сути, не было, на следующий день назначили свадьбу.

– Разве Вэллард не предложил бы за неё больше императора?

– Он и предложил. Но деньги – это не всё, что привлекало её отца. Драконы не вмешиваются в жизнь людей, нам не интересна их политика. Никто и никогда не будет с нами воевать, но и мы не строим военных союзов и не торгуемся за чьи-то земли. Достаточно пригрозить наглецам, которые притесняют наших верных вассалов. Отдать дочь дракону – значит составить её счастье, но потерять её как козырь в королевской игре. На тестя дракона вряд ли нападут враги, мы поможем ему вернуть несправедливо отнятое. Но, если он захочет сам напасть на кого-то, мы это не поддержим. Император Греанхада со своей жаждой завоеваний был королю ближе, чем наше золото.

Элми заперли в башне, окружённой чарами: она не могла даже послать мне весточку. Её нарядили в подвенечное платье, убрали волосы цветами, вложили в тонкие пальцы букет. Она упала без чувств. Кто-то распахнул окно, кто-то бросился звать лекаря, и мгновения ей хватило… Она была отчаянно смелой. И никогда не боялась летать.

– Элорд, бедный мой. Как мне жаль…

Не существовало слов, чтобы выразить его боль и поддержать его.

Но он нашёл слова для меня:

– Поэтому я не дам отцу отнять тебя у твоего чудовища.

Он снова говорил с королём, но тот был неумолим. Слуги шептались об испорченной мебели.

После их разговора пришёл Вэллард, посмотрел исподлобья – от его взгляда захотелось спрятаться – и ушёл молча.

На следующее утро я ощутила странный привкус у воды, но было поздно: я её уже выпила. И стала безвольной, безразличной ко всему и послушной. Меня кормили – я ела. Поздним вечером, когда замок спал, выводили на прогулку – я гуляла. Элорда ко мне не пускали. Я не знала, сколько пролетело времени. Но однажды, будто очнувшись, поняла: зелье отменили. Я пришла в себя. Меня быстро собрали и повели в покои короля. Он сидел на балконе, мрачный, как грозовая туча.

Я села, не дожидаясь приглашения, – стоять было тяжело.

– Если ты не будешь моей женой, – сказал он, – я тебя убью.

Я начала нервно смеяться. Он рассвирепел.

– Почему ты смеёшься? Ты мне не веришь?

– Верю, – ответила я, успокоившись. – Убей.

Он схватил меня за плечи и чуть не выбросил с балкона. Потом прижал к себе. Золотые волосы упали мне на лицо, покрыли спину, соединились с моими. Красиво. Выживу – сделаю сложное окрашивание.

– Хочу увидеть твоё чудовище. Почему ты его так любишь?

– Не знаю. Потому что судьба.

Ещё через три дня король явился сам.

– Если выйдешь за меня, я найду его и спасу, вырву у любого колдуна. Из-под земли достану. Даже если он сдохнет, отыщу средство оживить его. Соберу по частям, вылечу, откормлю и повяжу бантик. Других вариантов не будет.

Я согласилась.

– Отец, пожалуйста!

– Не о чем говорить.

– Она угасает. Лэрг вчера осмотрел её: она приближается к границе жизни и смерти. А свет по-прежнему ярок, он сжигает её изнутри. Она станет твоей женой ненадолго.

– Когда я спасу это… недоразумение, ей будет легче.

– О, да, отец! И она умрёт с лёгким сердцем.

– Не хочу слушать!

– Папа!..

– Синва? Что ты тут делаешь?

– Папа, я пришла просить тебя за Симону.

– Малышка, ты не должна об этом беспокоиться. Элорд, ты подговорил сестру?

– Нет, он не виноват, я пришла сама. Мой дар – проникать в чувства и мысли: в её душе нет места ни для кого, кроме… Вольфрама. Я никогда не встречала людей с таким светом. Он – точно радуга, искрится всеми цветами. Раньше искрился. А теперь становится белым. Она действительно скоро умрёт.

– Моя девочка, не переживай так. Она не умрёт, я не позволю ей умереть.

– Папа, она спасла Дирхаша, не пожалев себя. Ты же знаешь, как я к нему отношусь. Он, правда, ничего не замечает, у него одни книги на уме. Но когда ты швырнул его, и в гневе… Я проснулась, моё сердце едва не разорвалось. Я подумала… Нет, я уверена: если Дирхаш погибнет, я не смогу жить. Ведь, полюбив дракона, нельзя променять его больше ни на кого. Он – её дракон, папа.

– Подойди ближе. А вы все – оставьте нас.

Придворные и слуги потянулись к выходу.

Я впервые видела Вэлларда на троне, в официальном наряде, в расшитой золотом пурпурной мантии и в короне. Внушительное зрелище! Никто бы не отказался стать его подданным. Он был великолепен.

Меня одели соответственно: не в полупрозрачный белый шёлк, а в тяжёлый, нежно-зелёный, цвета селадон, которым итальянцы так любят раскрашивать мозаики, китайцы – чайники, а природа – агаву Парри. Он шуршал при каждом шаге, оживляя звуковую дорожку моих ожерелий и браслетов.

Подошла.

– Я, Вэллард Горд, король драконов Восточных земель, освобождаю тебя от нашей помолвки. Ты свободна.

Я села на пол. Кольцо соскользнуло с моего пальца и, тонко звеня, покатилось по расчерченному тенями оконных переплётов камню.

– Ну что ты опять плачешь? – вздохнул он, гладя мои волосы.

– Потому что люблю тебя, но не так, как бы ты хотел.

– В тебе слишком много любви, – сказал он. – Так много, что она ранит всех вокруг. А сил у тебя совсем нет. В общем, придётся потерпеть. Другого способа восстановить их я не знаю.

Он взял горячими руками моё лицо. Я испугалась, что его губы сожгут мои, но они лишь вдохнули опьяняющую смесь силы, смелости, уверенности, покоя, свободы, счастья полёта, трепетной радости жизни и готовности умереть, чтобы когда-нибудь возродиться… драконом.

– Теперь и ты – чуть-чуть дракон.

Солнце садилось. В его остывших лучах глаза Вэлларда стали густо оливковыми с золотыми искрами. Он проводил меня до площадки на скале, где уже прогуливался Элорд.

– Иди спасать своё чудовище, пока я не нашёл и не испепелил его. Передай ему: я очень многого от него жду. Не представляю, как он выкрутится. Ты не любишь украшения, но возьми. Вдруг пригодятся. В крайнем случае – продашь, – он протянул мешок.

– Ну что ты! Зачем?

– У нашего золота есть одна приятная черта: его нельзя украсть. Тот, кто попытается, сто раз пожалеет и вернёт. Опять слёзы! Ладно, ухожу. Это вам, женщинам, – только бы плакать, а нам – ещё королевствами править.

Я смотрела в его спину, пока он не скрылся в гроте: высокий, широкоплечий, узкобедрый, с развевающимися волнами золотых волос, самый прекрасный дракон на свете.

– Ты готова? – спросил Элорд.

– Да.

– Подождите минутку! Пожалуйста! – Высокий худой юноша бежал к нам от входа в грот, размахивая рукой. Это был Дирхаш. – Госпожа… – Он остановился отдышаться. – Вот, держите. Я нашёл амулет, неделю искал! Перерыл кучу книг! Повезло. Даже не верится! Компас истинной любви. С ним вы без труда отыщете вашего жениха.

Как всё логично! Раз ищу, значит – жених.

– Спасибо тебе!

Он улыбнулся. Хорошенький до невозможности! Как сын Снежной королевы: белокожий, черноволосый, с прозрачными льдистыми глазами. Или как ангел. Только дракон.

– Спасибо! Я очень признательна!

– Ну что вы… Не стоит. Это от нас… с Синвой.

Мы долго летели. Пару раз Элорд приземлялся.

– Мне не нужен отдых, – сказал он. – Но боюсь, ты утомилась.

– Да нет же! Не волнуйся за меня.

– Как же не волноваться? Ты собираешься встретиться со злодеем. Злодеи – особенная каста. Я никогда не мог их понять. Что за радость мучить других? Даже видеть несчастья окружающих – больно. А уж причинять их нарочно! Отец Элми почти обезумел, когда понял, что натворил. Но её не вернуть, я не могу пожалеть его. С тех пор как я потерял любимую, мир стал тусклым и тихим. В природе нет прежних красок и звуков. Или моя тоска разгоняет их, они меркнут при моём приближении.

– Элорд, – я погладила его по смуглой щеке, – ты заслуживаешь счастья, как никто другой. И твой категоричный отец прав: потеряв любовь и отбросив надежду, мы вдруг восстаём для новой жизни. Так же, как весной из-под снега пробивается новая трава, к тебе придёт любовь, которой ты уже не ждёшь. Она согреет твоё сердце, мир вокруг расцветёт и наполнится музыкой. И ты удивишься, почувствовав себя упоительно живым. Я желаю этого от всей души!

Мы летели всё дальше на юго-запад, как и говорила пророчица. Компас светился и вибрировал сильнее с каждым мгновением, подтверждая её слова. Наконец к его сиянию добавился тонкий пронзительный звук. Дракон опустился на каменистый обрыв, под которым переливалось в солнечных лучах неспокойное море.

– Всё, Элорд. Улетай.

– Симона, я боюсь тебя покинуть.

– Не бойся. Я справлюсь.

– Мысленно позови меня, если ощутишь опасность. Я буду неподалеку. Удачи.

– Спасибо.

Я осталась одна. Долго ждать не пришлось. Воздух заклубился вихрем, поднявшим пыль с сухой земли, и рядом со мной на пожухлую траву упал волк. Его глаза были закрыты. Он застонал.

Я подбежала к нему.

– Вольфрам! Милый, что с вами? Очнитесь!

– Вольфрам?.. Хм… – ухмыльнулся колдун, появившийся следом. Белокурый сероглазый парень лет тридцати пяти. У Волан-де-Морта хотя бы лицо напоминало змеиную морду, а у этого подросшего купидончика лишь во взгляде плескалась несусветная злоба. Но зажмурься он – пригласили бы вести передачу «Спокойной ночи, малыши!» или в Большой театр – петь партию Леля в «Снегурочке». – Ты дала ему имя?! Прклятому? Сумасшедшая… Своих бед мало?

– Почему он без сознания?

– У волка есть сознание? – продолжал издеваться он.

Я стиснула зубы.

– Твоё условие выполнено. Я люблю его истинной любовью. Её свет…

Он не дал мне договорить:

– До чего ж вы ничтожные! Вы готовы любить чудовище, если оно разок проявило к вам унизительную жалость. И не можете оценить чужой честности. Принципы для вас – пустой звук. Ради достижения своих мелочных целей вы пойдете на всё – ложь, мерзкое кокетство, лесть. Вы отвратительны!

Я не спорила с ним. Зачем? С таким же успехом Джеймс Кук[25] мог убеждать туземцев в пользе вегетарианства.

– Ты должна была прийти одна. А я чувствую где-то поблизости… дракона?! Да как ты посмела!

Он взмахнул рукой. Нас накрыло удушливым сизым туманом и выбросило из него на пустынный перекрёсток, к которому подступали редкие заросли кривых ёлок. Ни указателей, ни дорожных столбов, ни обычной для просёлочной дороги колеи. Меня мутило, картинка двоилась, но кое-кому было гораздо хуже.

– Вольфрам!

Глаза волка метались в узких просветах за воспалёнными веками. Голова безвольно откинулась назад, сухие губы были приоткрыты, а сильные лапы конвульсивно сжимались. Он мелко и порывисто дышал.

– Что ты хочешь, колдун? Вот золото, драгоценные магические артефакты. Что ты хочешь за его жизнь?

– Я хочу изрубить его на куски. И бросить диким зверям. Давно. Я ждал лишь тебя. Обидно устраивать такой чудесный спектакль для себя одного. Эгоистично и несправедливо. Ты будешь моим зрителем. Насладись представлением, которое никогда не забудешь. Премьера, единственная в сезоне! А твои игрушки мне не нужны.

– Нельзя нарушать слово. Ты обещал вернуть ему человеческий облик, а вместо этого убиваешь.

– Я бы не нарушил, если бы не твоя ложь. Ты лгала ему с первой встречи. Даже не могла правдиво назвать своё имя. «Честная девушка!» Помнишь? Я был уверен, что та, кого он полюбит, станет врать, вы все врёте. И ты не подвела. Молодец!

– Когда он очнётся, я буду честна с ним.

– Поздно.

Я выдернула кристалл из флакона со смягчителем сердца, белёсый дымок рванул в сторону колдуна. Пару мгновений тот стоял, окутанный им, не двигаясь.

Потом дымок исчез.

– Чем ты задумала приворожить меня? Вот этой нелепицей? Я слышал, Виктор Кай отпустил пойманную на шпионаже магичку за её заслуги перед страной и им лично. Велел снять с неё цепи, не казнил, не пытал. И назвал своей сестрой. А также говорят, будто он повредился рассудком. Или его зачаровали. Чему верить?.. Кругом столько лжи! Кажется, люди вообще не могут без неё жить. Готовы терпеть голод, холод, жажду, любые муки. Но без лжи – никак. Теперь я понимаю, Виктор тебя просто выгнал. Кому ты нужна? Бездарность.

Я не сводила глаз с Вольфрама. Вдруг его тело напряглось, забилось и обмякло. Розовый язык вывалился из открывшейся пасти.

Я упала на колени.

– Колдун, спаси его! Прошу. Моя кровь целебна, она снимет любую хворь, излечит твою изуродованную душу, ты узнаешь, что такое счастье.

– Я и так знаю. Это власть. Её у меня довольно, не сомневайся. Даже ты ползаешь передо мной. А говорили, гордая. Опять обман. И ещё важен страх. Он – абсолютная ценность. Перед ним все равны.

– Ошибаешься. Счастье – это любовь Золушки.

По его лицу пробежала судорога боли. Он замолчал.

– Она жива, – сказала я. – И, возможно, ещё любит тебя.

– Забавно… – Он что-то разглядывал в пыли. – Пытаешься достучаться? – Вскинул голову. – Не выйдет. Думаешь, ты – самая умная? Никто раньше не пытался? Ещё как! И не тебе чета.

– Моя кровь возвратит ей здоровье и красоту. Разве ты не хочешь снова встретиться с ней?

– Мне нет дела до её красоты. И прежде не было. Я искал в них другое. Во всех этих… Жива, говоришь? Славная весть. Значит, я смогу ещё раз насладиться страданиями лгуньи. Когда буду убивать её.

– Я тебе не верю. Нет человека, который не надеется, что его любят. Она – последнее существо на земле, способное любить тебя, а не бояться и ненавидеть.

– Тем слаще будет месть.

Я посмотрела в небо, голубое, с мазками серых туч. К кому обратиться?..

«Господи, пожалуйста! Помоги! Спаси его! Ведь Ты можешь! Ты же есть в этом мире? Ты везде есть. Все миры – лишь отражения Твоих шагов. Мы изуродовали их, обезобразили до предела. Ты один в силах узнать их и увидеть в них то, что посеял когда-то. Будь милостив, как был всегда. Ни за что, просто так, из Твоей доброты. Я лгала, что я – Симона. Это неправда, я – Елизавета. Да Ты и сам знаешь. Скажи, что мне сделать? Повели, и я исполню. Я поклянусь Тебе чем угодно, взыщи за мою клятву, но спаси его. У меня нет к Тебе других просьб».

– Кого ты зовёшь, блаженная? Тебя никто не услышит.

– Оживи его моим сердцем.

– Заманчиво… Твоего сердца хватит для многих. Поднять из могил врагов, чтобы убить снова, и воскресить соратников… Но тогда ты умрёшь и уйдёшь туда, где нет страданий. Ведь отдавшего жизнь за другого он, – колдун скривился и ткнул пальцем наверх, – забирает к себе. По крайней мере, так говорят. Если только это – не очередная ложь. Хм!.. Не удивлюсь… Но если правда, какой в том прок для меня? Я верну ему жизнь и человеческий облик без твоего глупого сердца. Оно станет твоим наказанием и проклятием, а он – моим рабом. Ты никогда не придёшь сюда и не встретишь своё чудовище. Вы никогда не будете вместе.

Услышал… Спасибо.

Колдун подлетел к Вольфраму, легко подхватил его и исчез.

А я по-прежнему стояла на коленях. Пошёл дождь. Я упала на землю и лежала, вдыхая запах прибитой дождём пыли. Сил встать не было. Не было сил плакать. Дождь милосердно заменил мне слёзы и убаюкал своим шумом.

Во сне надо мной простиралась бескрайняя синева с сияющим золотым солнцем, которое не слепило и не жгло, оно было ласковым, как тёплый ветер, что играл с моими волосами. Мне снились чёрные крылья в полнеба и запах раскалённого металла. И рядом билось чьё-то громадное сердце.