Метро 2035: Питер. Битва близнецов Врочек Шимун
– Привет, фашист.
– Я красный скинхед!
– Так я тебе и поверил.
Убер помедлил, посмотрел на Викинга.
– Тогда почему ты передумал? И зачем пришел?
Викинг пожал плечами:
– Этот мудила убил Юрку.
Убер вскинул голову. Ярко-голубые глаза словно разом выгорели.
– Что?!
– Тебе лучше не видеть, – честно сказал Викинг. Подумал и добавил: – Ухо парню откусил, гандон.
Убер дернул головой, словно от удара. Посмотрел на Викинга.
– Ты же палач? – сказал он глухо.
– Не совсем, – сказал Викинг. – Я, если что, мастер по ведению допросов. Но если понадобится… Да, пока не забыл.
Он вытащил из кармана и бросил Уберу что-то маленькое и металлическое. Убер свободной рукой поймал. Тяжелое. Повертел в пальцах.
– Зажигалка? – Он вдруг понял. – Юрина?
– Да. На память о парне.
Один из людей Соловья поднялся, зажимая живот руками, и закричал:
– Кто ты, на хер, такой вообще?! – Сквозь пальцы у него лилась кровь. – Кто ты?
Убер почесал затылок. Выпрямился во весь рост, нацелил дробовик.
– Я – автоответчик Бога. Прикинь, чувак. Бог решил все-таки прослушать ваши мольбы, произнесенные хрен знает когда.
Убер выстрелил. Грохот, вспышка. Клуб дыма. Викинг кивнул.
Человек Соловья отлетел и упал. В мертвых глазах застыла растерянность. Убер передернул помпу дробовика. Крутясь, вылетела красная пластиковая гильза. Упала на пол, покатилась…
Они с Викингом прошли по платформе, добивая людей Соловья. Убер стрелял из дробовика, Викинг работал ножом. Через несколько минут все было кончено. Все мертвы и все залито кровью. Казах Йобанаджизнь молча сидел, пока Викинг подходил к нему. Когда тот взял его за волосы, казах только грустно сказал:
– Йобанадж… – И не договорил. Нож Викинга перерезал ему глотку. Казах дернулся несколько раз, булькнул и завалился лицом вперед.
Соловей перевернулся на живот, попытался отползти. Заскреб ногами по бетону. Рывок, еще рывок. Убер смотрел, склонив голову на плечо, как это делают большие собаки.
– На самом деле добро – это хорошо отпижженое зло, – сказал Убер. – Итак, приступим. Процесс будет долгим и мучительным. Но оно того стоит… – Он шагнул к Соловью.
Убер присел перед ним на корточки, посмотрел в глаза. Голубые, с красными прожилками усталости и недосыпа. Лицо в капельках крови, жуткое, но красивое. Соловей даже на мгновение позавидовал.
– Покажи мне, где живет дракон, – сказал скинхед негромко. – Покажи, я хочу увидеть.
Соловей засмеялся. «Да неужели, блять?» Тут же закашлялся. Сгустки крови летели на пол, на ботинки Убера. Скинхед брезгливо отстранился. Соловей засмеялся.
Разбитое лицо болело, но это было здорово – снова ощущать себя тем, кто владеет ситуацией. Хозяином. Главным.
Соловей сел, поднял голову. Сплюнул сгусток крови – прямо на ботинок Убера.
– А что взамен? – сказал он. – А, лысый? Ну, давай, удиви меня.
– Я тебя отпущу.
Вскоре они были на месте. Убер оглядел знакомую ржавую решетку, поморщился. Все-таки это было здесь. Если бы он сразу послушал Юру… «Юра, Мика». Убер помотал головой. Не сейчас.
– Вот здесь он, этот дракон. – Соловей показал на закрытую комнату. Ржавая цепь, решетка, мощный замок.
– Хорошо, – сказал Убер. – Открывай.
Соловей вжал голову в плечи. Выпрямился, но Убер уже заметил.
– Что не так?
– Код только Хвост знает, – сказал он. Чуть ли не умоляюще. «Сука», подумал Убер. Вот ведь, поторопишься один раз…
Он шагнул к Соловью, тот отступил, глаза мерзкие – испуганные и злые одновременно. Убер поднял дробовик, замахнулся прикладом…
– Ты же сказал, что отпустишь?! – закричал Соловей.
Убер пожал плечами.
– Ну, я же не сказал, что сразу.
Удар. Соловей опрокинулся в гулкую беспамятную темноту. И только дракон был там рядом с ним.
– Так как все случилось? – Бармен протирал бокал.
– Все очень просто, – сказал Убер. – Жила-была молодая женщина с дочкой Микой. Красивая женщина. А станция, где они жили, была плохая, только вот сразу этого было не понять. Потому что дракон, который обитал рядом, кормился за счет людей – и внушал им благие мысли. Дракон был продвинутым хищником. А когда съедал жертву, его волны удовольствия заставляли жителей станции чувствовать себя счастливыми.
Молодая женщина встречалась с хорошим парнем. И не встречалась с плохим. Они с хорошим парнем мечтали убежать со станции, вместе с дочкой Марты, конечно. Чтобы оказаться подальше от этой станции и от этого дракона.
И тогда Плохой задумал страшную месть. Следишь за моей мыслью?
Дракон, живший на станции, требовал еды. Все чаще. И чаще. А питается он, какая загвоздка, только живой пищей.
И жители этой станции, чтобы и дальше чувствовать себя защищенными и счастливыми, начали приносить дракону жертвы. В основном это были двое – Мэр и его помощник Соловей. Они все организовали.
Соловей – тот самый плохой из сказки.
Раз в месяц жители деревни тянули жребий, кто пойдет на корм дракону.
Марта тоже тянула жребий. И выиграла – она не стала жертвой.
Но Плохой подтасовал результат. И тут Марта поняла, что бежать нужно сразу, не затягивая.
И попыталась бежать. Но Плохой был начеку. Хороший мальчик, оказавшийся сыном мэра, попросил помощи у отца, чтобы спасти возлюбленную. Тот обещал… и сдал все Плохому.
Марта пошла, чтобы бежать. И ее тайно сцапали люди Соловья.
Соловей надругался над ней. Она пыталась бежать, и он догнал и жестоко убил ее. Или, может, кто-то из его людей. А тело официально передали мортусам, чтобы замести следы.
А всем объявили, что Марту сожрал дракон. Все, как договаривались.
Только вот дракон не поверил. Он же не жрал девушку и все еще был голоден.
Чтобы успокоить чудовище, ему нужно было подсунуть еще одну жертву…
– Какую? – Бармен вдруг перестал протирать бокал и поднял взгляд.
– Я не знаю. – Убер помедлил. – Не хочу знать. Не хочу про это думать. Скажи мне, бармен, будет ли на свете когда-нибудь справедливость? А?
Сердце сжалось так, что стало трудно дышать. Убер прочистил горло.
Бармен поставил стакан на стойку, рядом с лежащим дробовиком. Открыл бутылку и налил виски.
– За счет заведения, – сказал он.
Убер взял стакан, покрутил в руках.
– Спасибо. Шестнадцать граней? Или двадцать?
– Семнадцать. Это уникальный экземпляр… Иногда.
– Что? – Убер поднял взгляд, удивленный.
– Это ответ на ваш вопрос, – сказал бармен. – Про справедливость. И мой ответ: иногда.
В какой-то момент мэр почувствовал, что в комнате кто-то есть, и поднял взгляд. Чучело медведя угрожающе скалилось из угла. В следующее мгновение от чучела отделилась тень.
Перед ним был Убер. Голый по пояс, весь в крови и синяках, один глаз заплыл. В руках – огромный нож кукри.
– Ты, – сказал мэр. Ноги ослабели.
– Каково это? – спросил Убер. Он перевернул стул, ногой толкнул мэру. Скри-ип. Тот проехал и остановился рядом с мэром.
– Что? – Мэр откашлялся. В горле пересохло. Неужели этот бритый убил и Соловья?
– Быть все время на связи с тем, кто жрет людей. Ощущать его голод. Сытость. Довольство. Кормить его собственными руками.
Тон Убера был жесткий и равнодушный. Мэр понял, что взмок. По спине протянулась ледяная полоса. Этот спокойный тон пугал больше криков и угроз. Его просто собирались убить – и никаких шансов и способов отменить эту казнь не было. Мэр сел на стул, тот жалобно скрипнул – как предчувствие. Мэр вытер лоб ладонью.
– Я… понимаешь ли… – начал он. Давай, соберись. «И начни делать то, что лучше всего умеешь – убеждать».
– Юру убили, – сказал Убер.
– Что? – Сердце стукнулось и замерло. И снова пошло. Мэр покачнулся, без сил опустился на стул. Внутри что-то разрывалось. Медленно, с чудовищным треском. Мир отдалился, стал какой-то ненастоящий.
– Что? – спросил он еще раз. Голос был слабый, почти беззвучный, но скинхед услышал.
– Твоего сына больше нет. Это правда.
– Ты его?!
– Нет. – Убер покачал головой. – А Юра был лучше тебя. Настоящий человек. Его убил твой любимчик Соловей, если тебе интересно. Тебе интересно?
– Нет, – сказал мэр. – Да. Нет.
– Это все, что ты хочешь сказать? А? Подумай.
Мэр подумал.
– Ты… ты не знаешь, что это. Каково это. Когда твой сын… твой ребенок… он делает что-то, что ведет его к гибели… что-то опасное… Неправильное. Неверное. И у тебя нет никаких сил этому помешать. Когда-нибудь ты поймешь, что я чувствовал.
– Это ты приказал Соловью убить Марту?
Мэр поднял голову.
– Нет.
– Да, – раздался голос. Убер вскинулся, повернул дробовик. Голос был женский. Из темноты на свет фонаря вышла жена мэра. Убер вздрогнул, опустил оружие. Лицо ее было плоское и безжизненное, постаревшее. Цветной халат делал тело Светланы бесформенным. Усталое бесформенное чудовище с сединой в волосах.
– Это я приказала Соловью, – сказала она.
– Ты?! – Мэр встал. Снова сел, ноги дрожали. – Зачем? Зачем?!
– Она привела бы его к гибели. Я пыталась спасти моего мальчика.
– Нашего мальчика, – сказал Мэр.
– Моего! Он только мой, он всегда только мой!
– Ты… ты понимаешь, что своими руками… – Мэр засмеялся. Это был страшный, жуткий смех. Смех обреченного. Убер поморщился.
– Во всем виноват он, – сказала Светлана. Посмотрела на скинхеда. – Ты понимаешь, что это он? Хотя бы ты на моей стороне?
– Убийцы часто сентиментальны, – заметил Убер. – И у меня сейчас довольно мерзкое чувство, что самым страшным монстром на этой станции был совсем не дракон.
Но его уже никто не слушал. У этих двоих были свои дела.
– Конечно, ты же мужчина, а мужчины всегда поддерживают мужчин.
– Да блин, – сказал Убер в сердцах. Но его опять не услышали.
Жена мэра… Светлана прошла вперед. Она больше не казалась красивой, только жуткой.
– Я бы убила всех, скормила всех вас этой твари… лишь бы мой мальчик был жив. Даже себя.
– Он ненавидел тебя, – сказал мэр. – Смирись.
– Неправда! Эта девчонка настроила его против меня! А сама… она старая-старая-старая… Я все для него делала!
– Что именно? – спросил мэр с убийственной иронией. Он словно не замечал Убера, как и женщина.
Убер покачал головой. Какой-то бред. Страшный безысходный бред. Отличный парень мертв, а эти грызутся на его могиле, тянут каждый в свою сторону безмолвный, едва остывший труп.
– Вот сука, – сказал мэр.
В следующее мгновение в руке Светланы появился пистолет. Убер вскинул дробовик, взял ее на прицел. Положил палец на спуск.
Но она не смотрела на него. А только на мэра, на своего мужа. Свое проклятие.
– Юра – мой сын. Только мой.
– Сука, – сказал мэр. – Ну, давай, стреляй. Толстая тупая сука. Юрик – мой сын. А тебя он ненавидел.
– Урод!
– Я рассказал ему, что это ты убила Марту.
– Что?!
Убер опустил дробовик. Затем мягко сделал шаг назад, уперся в стену. Блин, как отсюда слинять-то…
Светлана подняла пистолет.
– Ты хотела его только для себя, – сказал мэр. – Ревнивая тварь. Ты жрала нашего сына живьем, а когда не смогла больше жрать – ты его убила. Как я тебя ненавижу. А ведь когда-то я тебя любил. Наверное, из всего, что меня может удивить, это самое удивительное. Стреляй, ну! Ну же! Ну!!
– Знаешь, – сказала жена мэра. Она опять стала почти красивой, в своем последнем спокойствии. Спутанные волосы казались теперь короной. – А я ведь сначала хотела спасти тебе жизнь…
Убер вышел.
Пошел по платформе. Затем услышал за спиной выстрелы. Несколько подряд. Бах, бах, бах, бах. Грохот падающего тела.
Затем отдельный выстрел.
Кажется, с этим покончено. Горечь, подумал Убер. И желчь. И сожаление. Невыносимое ощущение.
Глава 13
Убер оторвался от окуляра. Красные собаки ушли. Путь чист.
– Ну что, Соловушка, готов к путешествию? – спросил он. Соловей, связанный, как мешок, смотрел на него с тихой ненавистью. На нем была химза, а противогаз Уберу было лень на него натягивать, поэтому он болтался у Соловья на поясе.
– Большой мир ждет тебя, – сказал Убер.
– Возьми нож, – сказал Убер.
Соловей смотрел, не понимая. Затем понял и рассмеялся.
– Ты серьезно? Ты даешь мне нож? Вот ты долбоеб, Убер.
Он размял руки, попрыгал. Подхватил нож с асфальта.
Они сошлись.
Убер выкинул нож вперед. Отвел руку и мгновенно вонзил нож в грудь Соловья – раз, два. Быстрый, как молния.
Звякнуло. Звяк. Звяк.
Нож отскочил.
Соловей засмеялся.
– Черт! – Убер отодвинулся, на запястье кровавая царапина. Соловей все-таки задел его.
А нечего было рот разевать, подумал Убер. У него куртка волшебная – там под тканью тонкая кольчуга, скорее всего. И ему мои удары – по фиг совершенно. Значит, надо бить в горло и по запястьям. Задача, блин, усложняется.
Противники кружили, никто не решался на атаку первым.
– Че, сука, – засмеялся Соловей. Перекинул нож в другую руку. – Не по зубам тебе попалась птичка? Я, сука, Соловей… Я тут глав…
В следующий миг кулак Убера врезался ему в челюсть, выбил два зуба и снес Соловья на землю.
– Что? Это же…
– Нечестно, – закончил за него Убер. И врезал Соловью в живот носком ботинка – со всего размаху. Н-на!
Кажется, никогда Соловей не испытывал такой жуткой вселенской боли. Невыносимо. Он даже застонать толком не мог, только зажимал живот сильнее.
– Оооо, оо!
– На воздух тебе надо, – сказал Убер. В следующее мгновение лицо Соловья обожгло, как кислотой. Убер рывком, не заботясь, содрал с его лица маску противогаза, откинул в сторону.
Соловей заорал. От боли – и от ужаса.
Задержал дыхание. Маска серым пятном пролетела над парапетом – и улетела в «Обводный канал». Соловей начал задыхаться.
Затем вдохнул. Радиоактивный воздух заполнил его легкие. Он был такой же, как обычный. Только смертельный.
Соловей закричал. И кажется, снова потерял сознание.
Убер волоком тащил его по площади мимо церкви. За шиворот. Когда Соловей спотыкался и падал, Убер поднимал его пинками и рывками. Соловей стонал, выл, но шел.
– Что ж ты, волчья сыть, спотыкаешься?! – приговаривал скинхед. Соловей вздрогнул и очнулся. И сразу все вспомнил.
Они были на поверхности.
– Убер, блять… Ты перепутал сказки!
Убер дотащил его до храма Кирилла и Мефодия.
– Пришли, – сказал Убер. Огляделся. – Да, отличное место. Жутенько, но в тему.
И тут Соловей понял, что это конец.
– Я могу еще идти, – сказал Соловей. – Честное слово. Я совсем не устал, я могу еще идти… Давай в следующем дворе. Убер! Убер, слышишь?! Там, дальше, намного лучше меня убить. Честное слово… послушай…
Скинхед молчал. В окулярах противогаза отражалась неровная небесная линия Петербурга.
Соловей попятился, упал. Снова пополз. Скинхед медленно шел за ним, неотвратимо и спокойно.
– Убер, что ты делаешь? Убер! Убер!
Он увидел в руках скинхеда армейский шприц-тюбик.
– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо…
Скинхед вколол Соловью промедол – прямо сквозь защитный костюм. Соловей дернулся, затем – не смог удержать блаженную улыбку. Убер достал и вколол ему еще один шприц, в другое плечо. Пших. И готово.
Соловей улыбался. Эйфория. Приход. Промедол – это опиат, это хорошо. Му-у-ультики, подумал Соловей.
Убер достал красные резиновые трубки. «Что это?», подумал Соловей. Потом вспомнил, сообразил, прорвался сквозь прекрасный блаженный туман. Это те трубки, что он, Соловей, использовал, чтобы привязывать свои жертвы. И ту девчонку, Марту, тоже. Он хотел выругаться, но злости не было.
Убер достал кукри. Огромный, сверкающий. В блаженном потоке «мультиков» Соловей залюбовался отражениями в лезвии кукри. Убер покрутил головой, затем плечами. Приготовился, взял кукри за рукоять двумя руками. Как топор, подумал Соловей. Убер медленно поднял нож над головой…
С хрустом опустил. Соловей не сразу понял, что случилось. Убер снова поднял кукри, с него слетели черные капли, и снова опустил. Шмяк. Шмяк. Плюх.
Соловей повернул голову. На мостовой лежала чья-то рука. Знакомая рука. Вот кольцо-печатка на пальце…
«Это моя рука», вдруг понял он.
Убер сказал:
– Вот какая-то такая кривоватая справедливость.
Он поднял свой вещмешок и повернулся. Соловей еще не чувствовал боли, но понял, что сейчас произойдет. Его бросают здесь, на поверхности. Вот так.
– Не оставляй меня так! Прошу! Не оставляй! Лучше убей! – закричал Соловей. Наркотический туман наплывал, затуманивал зрение. Не сейчас, раздраженно отозвался Соловей. Усилием воли он отогнал эйфорическую волну, заставил себя собраться.
Убер остановился. Посмотрел через плечо на изуродованного Соловья.
– Глупости. Не будь девчонкой, – сказал он.
– Убер! УБЕР! – заорал Соловей во всю мощь легких. – БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! У меня же нет рук!!!
– Слушай, не драматизируй.
– Нет рук, с-сука!!
– Вот тут ты меня прямо заинтриговал, – сообщил Убер. Собрал вещи, сложил в рюкзак. Тщательно вытер кукри и вложил в ножны.
Соловей начал молить:
– Убей меня! Пожалуйста!
Убер хмыкнул.
– Обойдешься.
– Убер!! Сука! Будь же человеком!
Скинхед резко повернулся. Соловей сглотнул. Рот пересох – обычная побочка промедола. А может, не от этого…
– Знаешь, кто я? – сказал Убер спокойно.
Убер смотрит на Соловья сквозь стекло противогаза.
Соловей:
– Убер, пожалуйста…
– Я типа ангел господень, понял? Я гнев его… и тому подобная хрень. Так сказала одна маленькая девочка и так оно и будет. Аминь. Слушай, Соловей, ты действительно ждешь от меня милосердия?
– Убер… не надо… н-нет… пожалуйста. Только не так!
– Видишь? – Убер раскрыл ладонь. На ладони лежало грязное черное перо. – Вот оно, мое милосердие. Аз есмь всадник на коне бледном, сука.
Скинхед помолчал. Ветер подхватил перо с ладони и поднял вверх, все выше и выше. Перо, дергаясь, поднималось над городом. Возможно, туда, наверх. К воротам.
– И имя мне – долбаная Смерть, – сказал Убер.
Тишина. В темном небе над площадью кружили черные крылатые тени.
– А сейчас попробуй выжить, – сказал Убер. Повернулся и пошел. Соловей закричал, затем посмотрел на свои обрубки – и опять закричал. Он вдохнул полной грудью отравленный радиацией воздух – и вдруг, вместо того чтобы кричать, запел. Он давно не пел этой песни, великолепной неаполитанской «Сорренто». Теноры должны петь «Вернись в Сорренто», даже когда Земля останется совсем без людей:
- – Как прекрасна даль морская…
- Как влечет она, сверкая,
- Сердце нежа и лаская,
- Словно взор твой голубой.
- Слышишь в рощах апельсинных
- Звуки трелей соловьиных?
- Вся в цветах благоухая,
- Расцвела земля вокруг.
Великолепный тенор летел над мертвой площадью, мертвым городом, мертвым дворцом, мертвыми львами…
Читать бесплатно другие книги:
