Гробница тирана Риордан Рик

26

Спою вам классику

Спасибо, только

Не клюйте меня

Теперь я понимал: нужно было сделать воронам клювы из губки: чудной, мягкой, податливой губки, которая не могла бы ничего проткнуть. И кстати, когти неплохо было бы сделать из пены, как в игрушках «Нёрф».

Но нееет. Я дал им клювы как зазубренные ножи и когти как крючья для мяса. О чем я только думал!

Мэг завопила, когда одна птица пронеслась мимо нее, задев когтями по руке.

Вторая кинулась на ноги Рейне. Претор хотела пнуть ее, но ее пятка промахнулась мимо птицы и встретилась с моим носом.

– ОООЙЙЙЙЙ! – заорал я, когда все мое лицо запульсировало от боли.

– Прости!

Рейна попыталась подняться выше, но птицы сновали вокруг, вонзая в нас когти и клювы и отрывая клочья одежды. Это безумие напомнило мне мой прощальный концерт в Фессалониках в 435 году до нашей эры. (Мне нравилось устраивать прощальный тур примерно раз в десять лет, чтобы озадачивать поклонников.) Дионис тогда привел с собой целую толпу жадных до сувениров менад. Не лучшие воспоминания.

– Лестер, кто такая Коронида? – крикнула Рейна вытаскивая меч. – Почему ты извинялся перед птицами?

– Я их создал! – Из-за разбитого носа казалось, что у меня в горле булькает сироп.

Вороны яростно закаркали. Один ринулся ко мне и едва не вцепился когтями в левый глаз. Рейна бешено замахала мечом, стараясь не подпускать к нам стаю.

– Так может, вернешь все обратно? – спросила Мэг.

Воронам эта идея не понравилась. Один полетел к Мэг. Она бросила ему семечко, ворон инстинктивно поймал его, и семечко тут же превратилось в спелую тыкву. Ворон, у которого в клюве вдруг наступил полнейший Хэллоуин, не выдержав тяжести, рухнул вниз.

– Ладно, я не совсем их создал, – признался я. – Просто дал им нынешний облик. И нет, вернуть все назад я не могу.

Птицы снова злобно закричали, хотя некоторое время держались на расстоянии, опасаясь девушки с мечом и девочки с вкусными, но опасными семенами.

Не желая подпускать меня к безмолвному богу, Тарквиний выбрал идеальных стражей. Вороны меня ненавидели. Скорее всего, они выполняли это задание, не требуя ни платы, ни медицинской страховки, довольствуясь возможностью лишить меня жизни.

Наверное, мы еще были живы только потому, что птицы не могли решить, кому достанется честь меня убить. А из-за их огромных размеров нападать всем вместе было неудобно.

Каждый яростный крик был попыткой урвать себе лакомый кусочек моего тела:

Мне печень!

Нет, мне печень!

Тогда мне почки!

Жадность в воронах настолько же сильна, насколько желание делать все наперекор другим. Увы, рассчитывать на то, что они будут спорить долго, не приходилось. Мы умрем, как только они решат, кто из них самая важная птица. (О, может, отсюда и пошло это выражение?)

Рейна отогнала мечом подлетевшего слишком близко ворона. Она взглянула на помост над нами, вероятно прикидывая, успеет ли добраться до него, если уберет клинок в ножны. Судя по ее расстроенному виду, выводы были неутешительные.

– Лестер, мне нужна информация, – сказала она. – Как сразить этих тварей?

– Я не знаю! – взвыл я. – Слушай, в старину вороны были белыми и кроткими как голуби. Но страшно любили сплетничать. Тогда я встречался с девушкой по имени Коронида. Вороны узнали, что она мне изменила, и рассказали мне об этом. Я так рассвирепел, что отправил Артемиду убить Корониду. А затем наказал доносчиков-воронов, сделав их черными.

Рейна смотрела на меня так, будто собиралась еще раз заехать мне по носу:

– Ну и история, полный кошмар.

– Жуть, – согласилась Мэг. – Ты послал сестру убить девушку, которая тебе изменила?

– Ну, я…

– А потом наказал птиц, которые рассказали тебе об этом, – добавила Рейна, – сделав их черными, как будто быть черным плохо, а белым – хорошо?

– Когда ты так говоришь, звучит не очень, – запротестовал я. – Просто так вышло, когда мое проклятие их опалило. Еще я сделал их злобными и плотоядными.

– Замечательно, – прорычала Рейна.

– Если мы отдадим им тебя на съедение, – спросила Мэг, – они отстанут от нас с Рейной?

– Я… Что?! – Я испугался, что Мэг не шутит. Лицо ее было вполне серьезным. Оно говорило: пусть они тебя съедят. – Слушайте, я рассердился! Да, я выестил гнев на птицах, но пару веков спустя я остыл. И извинился. К тому времени им понравилось быть злобными и плотоядными. А Коронида… ну, я хотя бы спас ребенка, которого она носила, когда Артемида ее убила. Он стал Асклепием, богом медицины!

– Твоя девушка была беременна, а ты приказал ее убить?! – Рейна снова попыталась пнуть меня по лицу.

Я сумел увернуться, потому что уже привык то и дело пригибаться, но было обидно осознавать, что на этот раз целилась она вовсе не в ворона. О нет. Она хотела выбить мне зубы.

– Ты отстой, – согласилась Мэг.

– Может, обсудим это позже? – взмолился я. – Или никогда? Я тогда был богом! Я не понимал, что делаю!

Несколько месяцев назад подобные слова показались бы мне бессмыслицей. А теперь я и правда так думал. Словно Мэг дала мне свои украшенные стразами очки с толстыми линзами и, к своему ужасу, в них я стал все видеть ясно. Мне не нравилось, каким мелким, пустячным и пошлым было все, что, благодаря магии Мэговидения, представало во всей своей неприглядности. И больше всего мне не нравилось, каким представал я – не только нынешний Лестер, но и бог, прежде известный как Аполлон.

Рейна и Мэг переглянулись. Похоже, они достигли молчаливого согласия, что будет разумно сейчас справиться с воронами, чтобы позже убить меня самим.

– Если останемся здесь – мы покойники. – Рейна снова отогнала взмахом меча плотоядную птицу. – Отбиваться от них и лезть наверх одновременно не получится. Есть идеи?

У воронов идея была: пойти в общее наступление.

И они, всей стаей ринувшись на нас, стали клевать, царапаться и яростно каркать.

– Простите! – визжал я, безуспешно размахивая кулаком. – Простите!

Вороны не приняли моих извинений. Их когти рвали мои штаны. Один вцепился клювом в колчан и чуть не сбросил меня с лестницы, и в какой-то жуткий момент мои ноги потеряли опору.

Рейна продолжала отгонять птиц. Мэг, ругаясь, швырялась семенами, словно подарками, которые разбрасывают во время парада с самой ужасной на свете платформы на колесах. Гигантский ворон, облепленный нарциссами, полетел вниз, описывая спираль. Другой, живот которого по форме напоминал мускатную тыкву, понесся к земле камнем.

Мои руки, обхватившие перекладину, слабели. Из носа капала кровь, но у меня не было ни секунды, чтобы ее вытереть.

Рейна права. Если мы не сдвинемся с места, то погибнем. А сдвинуться мы не могли.

Я посмотрел на горизонтальную балку над нами. Если бы нам удалось добраться до нее, мы могли бы освободить бы руки, встать на ноги и… выстоять.

В конце помоста, примыкая к следующей опоре, находилась большая прямоугольная коробка вроде грузового контейнера. Странно, что я не заметил ее раньше, но по сравнению с размерами башни контейнер казался маленьким и незначительным: просто еще один кусок рыжего металла. Я понятия не имел, зачем здесь, наверху, этот ящик… Технический склад? Хранилище? Но если нам удастся пробраться внутрь – возможно, там получится спрятаться.

– Вон там! – крикнул я.

Рейна проследила за моим взглядом:

– Если доберемся… Нам нужно выиграть время. Аполлон, что отпугивает воронов? Что они ненавидят?

– Больше, чем меня?

– Им не очень нравятся нарциссы, – заметила Мэг, когда еще одна птица, опутанная цветочной гирляндой, ушла в штопор.

– Нужно чем-то отпугнуть всю стаю, – сказала Рейна и снова взмахнула мечом. – Чем-то, что им ненавистно больше, чем Аполлон. – Ее глаза загорелись. – Аполлон, спой им!

Она могла с тем же успехом снова пнуть меня по лицу.

– У меня не настолько плохой голос!

– Но ты же… Ты ведь был богом музыки? Если ты можешь очаровать толпу – значит, должен уметь и вызвать у нее отвращение. Спой что-нибудь, чтобы им стало мерзко!

Отлично. Мало того что Рейна посмеялась мне в лицо и разбила мне нос, теперь я у нее главный специалист по мерзости.

И все же… меня поразило то, как она сказала, что я был богом. Похоже, она не пыталась оскорбить меня. Это прозвучало почти как признание: мол, да, ты был ужасным божеством, но есть надежда, что ты способен стать лучше, полезней и, возможно, даже заслужить прощение.

– Ладно, – сказал я. – Ладно, дайте подумать.

Вороны не собирались давать мне такой возможности. Они каркали и кишели вокруг словно туча из черных перьев и когтей. Рейна и Мэг изо всех сил отгоняли их, но защитить меня в полной мере они не могли. Мне в шею воткнулся клюв, едва не угодив в сонную артерию. Когти полоснули по щеке, наверняка оставив там свежие кровавые борозды.

Но думать о боли я не мог.

Я хотел спеть для Рейны, чтобы доказать, что и впрямь изменился. Я уже не тот бог, который убил Корониду и создал воронов, проклял Кумскую Сивиллу и совершил все остальные эгоистичные поступки, о чем прежде задумывался не больше, чем о выборе сладкого топпинга к амброзии.

Настало время быть полезным. Нужно стать мерзким ради друзей! Я перебирал в памяти свои выступления за тысячи лет, пытаясь вспомнить о каком-нибудь громком провале. Но нет. На ум ничего не шло. А птицы продолжали атаку…

Птицы продолжали атаку.

Где-то у основания моего черепа промелькнула идея.

Я вспомнил историю, которую мои дети Остин и Кайла рассказали мне в Лагере полукровок. Мы сидели у костра, и они шутили о том, какой дурной у Хирона музыкальный вкус. И сообщили, что несколько лет назад Перси Джексону удалось отогнать стаю смертоносных Стимфалийских птиц включив запись, которая была у Хирона в бум-боксе. Что же он включил? Что так нравилось Хирону…

– «VOLARE!» – завопил я.

Мэг, у которой в волосах запуталась герань, посмотрела на меня:

– Кто?

– Это песня, которую перепел Дин Мартин, – сказал я. – Птицы ее терпеть не могут. Но это не точно.

– Давай так, чтобы точно! – крикнула Рейна.

Вороны остервенело рвали и клевали ее плащ, не в силах повредить волшебную материю, но спереди защиты у нее не было. Каждый раз, когда она взмахивала мечом, птицы бросались на нее, раня руки. Длинные рукава ее футболки стремительно превращались в короткие.

Я постарался представить себя худшим воплощением Короля крутизны[42]. Вообразил, что я на сцене в Лас-Вегасе, позади меня – фортепиано, на котором стоит ряд пустых бокалов для мартини. На мне бархатный смокинг. Я только что выкурил пачку сигарет. Передо мной сидит толпа восхищенных, начисто лишенных музыкального слуха поклонников.

– VOOO-LAR-REEEEE! – заорал я, то повышая, то понижая голос, чтобы добавить в слово еще слогов двадцать. – Ооо! О!

Реакция птиц последовала незамедлительно. Они шарахнулись от нас так, словно мы вдруг стали вегетарианскими блюдами. Некоторые из них врезались в металлические перекладины, отчего вся башня содрогнулась.

– Давай еще! – завопила Мэг.

Это был приказ, и мне пришлось подчиниться. Извинившись перед Доменико Модуньо[43], который написал эту песню, я принялся распевать «Volare», точно копируя манеру Дина Мартина.

Когда-то это была очень милая, скромная песенка. Модуньо назвал ее «In Blu Dipinto Nel Blu» – весьма неудачно, по-моему. Понятия не имею, почему артисты выбирают такие названия. Так, песню «Одна фара» группы «Уоллфлауэрс» очевидно следовало назвать «Я и Золушка». А песню Эда Ширана «Команда класса А» – «Ангелам холодно летать».

Так или иначе, «In Blu Dipinto Nel Blu» могла бы кануть в небытие, если бы Дин Мартин не ухватился за нее, не переделал бы в «Volare», добавив семь тысяч скрипок и бэк-вокал, и не превратил ее в любимый шлягер певцов, выступающих в сомнительных барах.

У меня не было бэк-вокалистов. Только мой голос. Но я изо всех сил старался петь отвратительно. Даже когда я был богом и мог говорить на любом языке, у меня никогда не выходило хорошо петь по-итальянски. Я все время путал его с латынью, поэтому казалось, будто поет простуженный Юлий Цезарь. А из-за разбитого носа мой голос сейчас звучал еще хуже.

Я ревел и заливался, крепко зажмурившись и вцепившись в лестницу, а вороны хлопали крыльями совсем рядом, каркая от ужаса, вызванного моим издевательством над песней. Далеко внизу борзые Рейны лаяли так, будто лишились матери.

Я так увлекся истязанием «Volare», что не заметил, как вороны замолчали, и продолжал петь, пока Мэг не заорала:

– АПОЛЛОН, ХВАТИТ!

Я умолк на середине припева. Открыв глаза, я понял, что воронов не видно. Где-то вдалеке в тумане слышались их возмущенные крики, но и они становились все тише и тише – стая улетала прочь в поисках более спокойной и менее отталкивающей добычи.

– Мои уши, – пожаловалась Рейна. – О боги, мои уши никогда не заживут.

– Вороны вернутся, – предупредил я. Мне казалось, что вместо горла у меня желоб бетономешалки. – Как только им удастся накупить на всех подходящие по размеру шумоподавляющие наушники. А теперь наверх! Из меня больше не выжать ни одной песни Дина Мартина.

27

Сыграем в «Угадай бога» Первая «Г», хочет убить меня (Но не моя мачеха)

Забравшись на помост, я тут же схватился за перила. То ли у меня дрожали ноги, то ли качалась сама башня. Мне казалось, будто я на прогулочной триреме Посейдона, той, что на китовой тяге. «Спокойно прокатимся, – уверял он. – Тебе понравится».

Внизу смятым серо-зеленым лоскутным одеялом с туманной бахромой по краям расстилался Сан-Франциско. Я испытал приступ ностальгии по тем временам, когда правил солнечной колесницей. О, Сан-Франциско! Едва завидев внизу этот прекрасный город, я знал: дневное путешествие почти окончено. Я мог наконец поставить колесницу у Солнечного дворца и всю ночь отдыхать, передав заботы другим силам, управляющим сменой дня и ночи. (Простите, Гавайи, но работать сверхурочно ради вашего рассвета я не собирался.)

Вороны исчезли из виду. Но это еще ничего не значило. Верхнюю часть башни все так же скрывал тумана. Наши враги могут спикировать оттуда в любую минуту. Разве справедливо, что птицы с размахом крыльев двадцать два фута умеют подбираться к добыче так незаметно?!

На противоположной стороне помоста стоял грузовой контейнер. Запах роз стал таким сильным, что теперь даже я его чувствовал, и, кажется, он исходил от ящика. Я шагнул к нему – и тут же споткнулся.

– Осторожно. – Рейна схватила меня за руку.

Разряд энергии прошел сквозь мое тело, придав силы ногам. Может быть, мне это почудилось. А может, я был просто в шоке оттого, что она коснулась меня, и это касание вовсе не было пинком по лицу.

– Я в порядке, – сказал я. Одно божественное умение меня все же не покинуло: умение врать.

– Тебе нужна медицинская помощь, – заметила Рейна. – У тебя с лицом просто жуть.

– Спасибо.

– У меня кое-что есть, – объявила Мэг и стала рыться в сумочках на поясе.

Я с ужасом ожидал, что она залепит мне лицо цветущей бугенвиллеей, но вместо этого она достала пластырь, марлю и спиртовые салфетки. Видимо, Праньял научил ее пользоваться не только теркой. Она занялась моим лицом, а затем проверила нас с Рейной на предмет особенно глубоких порезов и колотых ран. У нас их было в избытке.

Вскоре мы трое стали похожи на сбежавших из лагеря Джорджа Вашингтона в Вэлли-Фордж[44]. Мы могли бы бинтовать друг друга целый день, но на это не было времени.

Мэг повернулась и посмотрела на контейнер. Цветок герани упрямо торчал у нее из волос. Лоскуты изорванного платья колыхались вокруг нее словно водоросли.

– Что это за штука? – поинтересовалась она. – Зачем она тут, наверху, и почему пахнет розами?

Хорошие вопросы.

Определить размеры и расстояние, стоя на башне, было сложно. Зажатый между балками, грузовой контейнер выглядел маленьким, и складывалось ощущение, что он совсем близко, но на самом деле он был от нас на расстоянии примерно квартала, а размером – больше, чем личный трейлер Марлона Брандо на съемочной площадке «Крестного отца». (Ого, чего это я об этом вспомнил? Безумное было времечко.) Поставить огромный черный ящик на башне Сютро было нелегкой задачей. Хотя, если у Триумвирата хватило денег на пятьдесят роскошных яхт, они, скорее всего, могли позволить себе и пару грузовых вертолетов.

Гораздо интереснее было узнать зачем.

Из боковых стенок контейнера выходили блестящие бронзовые и золотые кабели, которые обвивались вокруг опор и горизонтальных балок как провода заземления и были подключены к спутниковым тарелкам, антеннам сотовой связи и блокам питания. Что там внутри – какая-то станция радиоперехвата? Самая дорогая в мире теплица для выращивания роз? А может, это самый хитроумный план, как бесплатно подключиться к кабельным телеканалам класса премиум?

В ближайшей к нам стенке ящика были двери, вертикальные запирающие стержни дополняли ряды тяжелых цепей. Что бы там ни находилось, закрыли его надежно.

– Есть идеи? – спросила Рейна.

– Попробуем проникнуть в контейнер, – предложил я. – Идея ужасная. Но других у меня нет.

– Да. – Рейна оглядела туман над нашими головами. – Давайте начнем, пока вороны не вернулись.

Мэг вооружилась мечами и направилась к ящику, но, пройдя около двадцати футов, резко остановилась, будто налетев на невидимую стену, и повернулась к нам:

– Слушайте, это… меня или… странно?

Я подумал, что из-за удара в лицо мой мозг закоротило:

– Что, Мэг?

– Говорю… странно, типа… холодно и…

Я взглянул на Рейну:

– Ты это слышала?

– Слышна лишь половина ее слов. Почему тогда с нашими голосами все в порядке?

Я вгляделся в ту небольшую часть помоста, которая отделяла нас от Мэг, и у меня закралось нехорошее подозрение:

– Мэг сделай шаг ко мне, пожалуйста.

– Зачем… хочешь…

– Прошу.

Она послушалась:

– У вас тоже странное чувство, да? Вроде как холодно? – Она нахмурилась. – Постойте… сейчас стало лучше.

– Ты пропускала слова, – сказала Рейна.

– Правда? – Они вопросительно посмотрели на меня. К сожалению, у меня, кажется, было объяснение… по крайней мере его начало. Метафорический грузовик с метафорическими фарами приближался, явно собираясь метафорически меня переехать.

– Подождите здесь секунду, – попросил я. – Я кое-что попробую.

Я сделал несколько шагов к контейнеру. Достигнув места, где до этого стояла Мэг, я ощутил перемену… словно перешагнул порог морозильной камеры. Еще десять футов – и я уже не слышал ни ветра, ни ударов металлических проводов о конструкции башни, ни шума крови в ушах. Я щелкнул пальцами. Ни звука.

В груди стала нарастать паника. Полня тишина – худший кошмар для бога музыки.

Я повернулся к Рейне и Мэг. Попытался крикнуть:

– Слышите меня?

Ничего. Мои голосовые связки вибрировали, но звуковые волны, похоже, угасали, не успев покинуть моих губ.

Мэг что-то сказала, но я не услышал. Рейна развела руками.

Я жестом велел им подождать. Затем глубоко вдохнул и заставил себя подойти еще ближе к ящику. Когда его дверь была от меня на расстоянии вытянутой руки, я остановился.

Запах роз определенно исходил из него. Цепи, которыми были окованы запирающие стержни, были сделаны из тяжелого имперского золота – достаточно редкого магического металла, – и такого его количества хватило бы, чтобы купить приличных размеров дворец на горе Олимп. Даже будучи смертным я чувствовал, какая сила исходит от контейнера: это было не просто давящее безмолвие, но холодная и опасная аура охранных чар и проклятий, наложенных на металлические двери и стенки. Чтобы не впустить нас внутрь. Чтобы не выпустить нечто наружу.

На левой створке дери белой краской по трафарету было написано слово на арабском: .

С арабским дела у меня обстоят еще хуже, чем с итальянским в версии Дина Мартина, но я был совершенно уверен, что это название города. АЛЕКСАНДРИЯ. Как в Египте.

У меня чуть не подогнулись колени. Перед глазами все поплыло. Может, я даже всхлипнул, но этого все равно не было слышно.

Медленно, держась за перила, я поковылял обратно к друзьям. Я понял, что вышел из зоны тишины, только когда услышал собственное бормотание:

– Нет, нет, нет, нет.

Мэг подхватила меня, чтобы я не упал:

– Что такое? Что случилось?

– Думаю, я понял, – ответил я. – Безмолвный бог.

– Кто он? – спросила Рейна.

– Не знаю.

Рейна заморгала:

– Но ты только что сказал…

– Думаю, я понял! Вспомнить точно, кто это… сложнее. Я уверен, что мы имеем дело с богом Птолемеевской эпохи, когда Египтом правили греки.

Мэг посмотрела мне за спину, где стоял контейнер:

– Значит, у нас тут бог в коробке.

Я вздрогнул, вспомнив, как недолгое время Гермес пытался открыть на горе Олимп сеть ресторанов быстрого питания. К счастью, дело с богом-в-коробке у него так и не пошло.

– Да, Мэг. Думаю, это самый что ни на есть малый гибридный греко-египетский бог, и скорее всего именно поэтому в архивах Лагеря Юпитера упоминаний о нем не нашлось.

– Если он настолько мал, – проговорила Рейна, – почему у тебя такой испуганный вид?

Во мне на миг проснулось прошлая олимпийская надменность. Смертные. Им никогда не понять.

– Боги эпохи Птолемеев ужасны, – пояснил я. – Они непредсказуемые, капризные, опасные, ненадежные…

– Как и все обычные боги, – сказала Мэг.

– Я тебя ненавижу, – обиделся я.

– А я думала, ты меня любишь.

– Я многозадачен. Розы были символом этого бога. Я… я не помню почему. Может, он как-то связан с Венерой? Он был покровителем тайн. В старину если в зале совещаний правители вешали на потолок розу, это означало, что все присутствующие должны хранить услышанное в тайне. Это называлось sub rosa, то есть «под розой».

– Так ты знаешь все это, – сказала Рейна, – но не знаешь имени этого бога?

– Я… он… – Из моего горла вырвалось раздраженное рычание. – Я почти вспомнил. Я должен помнить. Но я тысячи лет не думал об этом боге. Он слишком малоизвестный. Это все равно что просить меня вспомнить конкретного бэк-вокалиста, с которым я работал в эпоху Ренессанса. Может быть, если бы ты не пнула меня в голову…

– После той истории о Корониде? – спросила Рейна. – Ты заслужил.

– Точно, – согласилась Мэг.

Я вздохнул:

– Вы ужасно друг на друга влияете.

Не сводя с меня глаз и не говоря ни слова, Рейна и Мэг дали друг другу «пять».

– Ладно, – проворчал я. – Может, Стрела Додоны освежит мне память. Она хотя бы оскорбляет меня витиевато – на шекспировском языке. – Я вытащил стрелу из колчана. – О пророческий снаряд, ищу твоего совета!

Ответа не последовало.

Я подумал, что, возможно, стрелу усыпила магия, окружающая грузовой контейнер. Но потом понял, что все гораздо проще. Я вернул эту стрелу обратно в колчан и достал другую.

– Ты взял не ту стрелу, да? – догадалась Мэг.

– Нет! – огрызнулся я. – Тебе не понять этого процесса. Пожалуй, я вернусь в безмолвие.

– Но…

Не дав Мэг закончить, я зашагал прочь.

Только когда вокруг меня снова повисла холодная тишина, я сообразил, что беседовать со стрелой может быть затруднительно, если я не смогу говорить.

Не важно. Гордость не позволила бы мне отступить. Если у нас со стрелой не выйдет общаться телепатически, я бы, пока Рейна и Мэг наблюдают, просто притворился, что мы ведем умный разговор.

– О пророческий снаряд, – попробовал я снова. Голосовые связки вибрировали, но звука не получалось – неприятное чувство, подобное испытываешь, разве что когда тонешь. – Ищу твоего совета!

– ПОЗДРАВЛЯЮ, – сказала стрела.

Ее голос возник у меня в голове, я скорее не слышал его, а ощущал, как он отдается у меня в глазных яблоках.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Поздравляешь с чем?

– ТЫ ОБРЕЛ БАЛАНС. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ НАЧАЛ ОБРЕТАТЬ ОНЫЙ. ПРЕДВИДЕЛА Я, ЧТО СИЕ ВРЕМЯ ГРЯДЕТ И СЛУЧИТСЯ ТАК. СИЕ ДОСТОЙНО ПОЗДРАВЛЕНИЙ.

– Вот как. – Я уставился на наконечник стрелы в ожидании «но», однако его не последовало. Я был так удивлен, что смог лишь пролепетать: – С-спасибо.

– ПОЖАЛУЙСТА.

– Мы что, только что обменялись любезностями?

– ВОИСТИНУ ТАК, – задумчиво проговорила стрела. – СИЕ ВЕСЬМА ТРЕВОЖНО. К СЛОВУ, О КАКОМ «ПРОЦЕССЕ» ВЕЩАЛ ТЫ ТЕМ ЮНЫМ ДЕВАМ? КРОМЕ НЕСВЯЗНОЙ БОЛТОВНИ, НИ ЕДИНОГО ПРОЦЕССА ЗА ТОБОЙ НЕ ЗАМЕЧАЛА.

– Началось, – пробормотал я. – Прошу, помоги мне вспомнить. Этот безмолвный бог… он же из Египта, да?

– ОТМЕННАЯ ДОГАДКА, БРАТЕЦ, – сказала стрела. – ПЕРЕБЕРИ ВСЕХ, КТО ИЗ ЕГИПТА – МОЖЕТ, СЫЩЕШЬ ЕГО.

– Ты поняла, о чем я. Был один бог… во времена Птолемеев. Странный чувак. Бог тишины и тайн. Но не совсем. Если ты скажешь мне его имя, тогда воспоминания наверняка вернутся ко мне.

– ПОЧТО ТАК ДЕШЕВО ТЫ ЦЕНИШЬ МОЮ МУДРОСТЬ? НЕУЖТО РАССЧИТЫВАЕШЬ УЗНАТЬ ЕГО ИМЯ ВОВСЕ БЕЗ УСИЛИЙ?

– А подъем на башню Сютро – это не усилия?! – возмутился я. – Быть изодранным воронами, получить ногой по лицу, заставить себя петь как Дин Мартин – это как, по-твоему, называется?!

– ПОТЕХА.

Возможно, после этого я сказал ей пару ласковых, но безмолвие проглотило их, так что пусть ваше воображение подскажет вам, как это было.

– Ладно, – сказал я. – Может, дашь мне подсказку?

– ВОИСТИНУ, ДАМ. ИМЯ СИЕ НАЧИНАЕТСЯ С БУКВЫ «Г»!

– Гефест… Гермес… Гера… Имена многих богов начинаются с «Г»!