Именинница Рослунд Андерс

Часть пятая

Асфальт в Стокгольме был, конечно, не горячее, чем в Сёдерчёпинге, — жара будто одеялом накрыла всю Швецию с первых дней июня. Но тротуар у южного входа в отделение полиции буквально исходил паром. Эверт Гренс даже присел на корточки, — как тяжело ему это ни было, — и приложил ладонь к краю дороги. Там что-то пульсировало, как будто на глубине полыхало безудержное пламя, затрудняя дыхание, накаляя поверхность земли так, что на ней невозможно было стоять.

Комиссар повернулся к стажерам:

— Прежде чем отпустить по домам, я хотел бы попросить вас еще об одной вещи.

В голове крутилась одна-единственная мысль, от которой Гренс никак не мог избавиться. Девушки по имени Ханна Ульсон больше не существовало — ни в действительности, ни даже на фотографиях. Конечно, она понимала, что делает, когда сжигала снимки и рвала их на мелкие кусочки. Не могла не понимать, что исчезнет бесследно. Может, даже погибнет.

— Я хочу, чтобы вы оба помогли мне разобраться с тем, что было сделано после того, как приемные родители заявили в полицию о ее исчезновении. Точнее, с тем, чего сделано не было.

— Что вы имеете в виду, комиссар?

— Я имею в виду списки объявленных в розыск и пропавших без вести. Проштудируйте их внимательно — каждое заявление, каждый полицейский округ, по всей Швеции. Тех, кто пропал пару дней назад, и тех, кого давно перестали искать. Потом мы просмотрим материалы всех расследований, где фигурируют неопознанные женские тела, и здесь зону розыска надо распространить на Осло, Копенгаген и Хельсинки. Потому что пропавшие без вести люди иногда объявляются в самых неожиданных местах.

— Но что, если…

Лукас. Стажер, который говорит, когда не следует и не подумав.

Но, судя по озабоченному лицу, не на этот раз.

— Что, если тело все-таки найдут. Запустится обычный маховик — стоматологическая экспертиза, отпечатки пальцев, ДНК… в общем, я говорю об объеме работы… Сколько, по-вашему, может отыскаться тел, которые будут представлять для нас интерес, и стоит ли подключать к этому кого-нибудь, кроме нас? И потом, если она все-таки…

— Именно этого я от вас и жду. Чтобы вы подтвердили, что ее здесь нет.

Лукас смотрел на Амелию, та, в свою очередь, на Эверта Гренса. Лица стажеров выражали недоумение.

— Что ее здесь нет? — переспросил Лукас. — Что вы хотите этим сказать, комиссар?

— Мы должны как-то мотивировать обращение в Интерпол, чтобы продолжить поиски в Албании. С их помощью мы пройдемся по материалам нераскрытых преступлений с неопознанными женскими телами в архивах тамошней полиции.

Лица стажеров зарделись. Еще бы, участвовать в расследовании, к которому хотят подключить Интерпол! Для них все еще было романтикой то, что комиссар предпенсионного возраста воспринимал как повседневную рабочую рутину. Когда, гордые собой, Лукас и Амелия поднялись по лестнице к главному входу в отделение полиции, Эверт Гренс направился в кафе на Санкт-Эриксгатан, где за чашкой кофе и двойной порцией торта «Принцесса» обсудил ситуацию с криминалистом Нильсом Кранцем. После чего отправился в длительную прогулку по пустынным улицам Кунгсхольмена, во время которой позвонил Свену, напомнив о том, как важно не прекращать наблюдения за Марианной Хермансон. Гренс не стал говорить коллеге, что в случае, если Хермансон выдержит проверку, ее место в списке подозреваемых займет сам Свен, а Эверт Гренс подумает, кому поручить слежку уже за ним.

Пару часов спустя комиссар открыл дверь своего подъезда в доме на Свеавеген, поднялся по лестнице пешком, запыхавшись, и остановился напротив своей двери. На этот раз Хоффман не стал взламывать квартиру, а терпеливо ждал хозяина, сидя под дверью.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, комиссар.

— Пора тебе обзавестись собственным ключом.

— Я не думаю оставаться у тебя так долго.

— У меня никогда не было второго, Хоффман, просто не возникало такой необходимости. Но вчера вечером я заглянул в «Ремонт обуви» на Одеплан — и вот, пожалуйста. Видно, нечего сейчас делать сапожникам, кроме как точить ключи да менять батарейки в часах.

Эверт Гренс протянул гостю блестящий новенький ключ, и Хоффман тут же его опробовал. Все получилось. Отперев дверь, Хоффман опустил ключ в нагрудный карман бухгалтерской рубашки и вот уже во второй раз переступил порог бесконечной квартиры.

Сумку он поставил рядом с диваном, на котором лежали вышитые бисером подушки и который в ближайшие несколько ночей должен был заменить ему кровать. Потом сменил рубашку и дорогие брюки на футболку и джинсы. Только Пит успел переодеться, как зазвонил телефон. Тот самый, который, вопреки своему неписаному правилу, на этот раз Пит взял с собой. Не принимая вызова, Хоффман понес мобильник на кухню, где хозяин квартиры возился с упаковкой апельсинового сока.

— Я хочу, чтобы ты это слышал, Гренс. Это поможет тебе составить свое мнение о ситуации. Очень может быть, что я что-то понимаю неправильно.

Хоффман принял вызов и прибавил звук, чтобы слышал не только он сам, но и комиссар.

— Да?

— Я тебя обыскался.

Снова этот измененный голос, с теми же интонациями, тем же ритмом и дыханием.

В этот момент Хоффман в очередной раз сделал то, чему так хорошо научился за годы агентской работы. А именно, взял под контроль эмоции и усмирил бушевавшую в нем ярость — до поры.

— Прошу прощения, — ответил он. — Я неважно себя чувствовал и решил, что будет лучше не отвечать.

— А оружие?

До сих пор Хоффман говорил шепотом, чтобы не выдать свой новый голос. Но в этом месте ему захотелось кричать: «Я же знаю, что ты наблюдал за мной, дьявол!»

Он сдержался, проглотил возмущение и продолжил делать то, что был должен.

— Я храню его в надежном месте.

— Молодец. Пора действовать.

Хоффман скосил глаза на Гренса, и тот кивнул в знак того, что все понимает.

— Еще не время, — возразил Пит в трубку.

— Это я решаю, когда время, а когда нет, — возмутился механический голос. — Потому что, как тебе известно, у меня скопилось достаточно документов, каждый из которых твой смертный приговор.

— Мне нужно время, еще три дня.

— Три дня?

— Чтобы сделать то, чего вы от меня ждете. Ты нанял меня, пусть и против моей воли, как компетентного специалиста, так доверяй мне. Я знаю, что мне нужно, а нужно мне всего лишь три дня. Если, конечно, хочешь, чтобы у меня получилось.

Нависла долгая пауза, но даже и теперь трудно было представить себе обстановку, в которой находился говоривший. Ни тебе машин на заднем плане, ни самолетов, ни щебечущих птиц. Не говоря о звуках, выдававших присутствие рядом других людей.

— Хорошо, три дня, — согласился наконец искаженный голос. — Но потом мы передаем документы.

Снова тишина, на этот раз совсем другая — напряженная, словно готовая разразиться электрическим разрядом.

— Ты хорошо говорил, Хоффман, — похвалил напарника Гренс. — Я бы не смог держать себя так, принимая в расчет, что стоит на кону.

— Именно это меня и держало.

— А голос! Ты же превратился в робота!

— Разве сам ты никогда не бывал в такой ситуации, комиссар? Или не сидел в комнате для допросов напротив убийцы, который говорит, как нормальный человек? Чтобы делать то, что мы с тобой делаем, надо уметь отключаться. Эмоции — вредный балласт.

— Не надо быть инспектором полиции, чтобы это понимать.

Пит Хоффман бросил взгляд в глубь самой одинокой квартиры из всех, какие когда-либо посещал.

В этот момент они поняли друг друга, впервые и по-настоящему. Оба согласились с тем, что самый отвратительный и опасный враг живет внутри нас и называется одиночеством.

Во время телефонного разговора Гренс держал в руке упаковку сока, которую теперь поставил на стол рядом с половинкой батона, куском сыра, пачкой сливочного масла. Пока шипела и фыркала кофейная машина, комиссар принес из прихожей грифельную доску и мешочек с магнитами и мелками. Хоффман с удивлением наблюдал за напарником.

— Чем это ты занимаешься, Гренс?

— Объясню, но только после того, как объяснишь, чем занимаешься ты.

Эверт Гренс кивнул на свернутую вчетверо салфетку, которую Пит Хоффман достал из кобуры и развернул на столе. Что-то вроде кроссворда — длинные ряды клеточек, заполненные буквами. Некоторые из которых были перечеркнуты, как это делают с решенными головоломками или выполненными пунктами некоего плана.

Выжить — двенадцать букв.

Ф-О-Н-Е-Т-О-Г-Р-А-М — М-А

Выжить — семь букв.

П-Е-Р-Е-Е-З-Д

Выжить — четыре буквы:

Л-И-Ц-О

Выжить — девять букв:

Д-Е-Т-О-Н-А-Т-О-Р

Выжить — восемь букв:

Г-Л-У-Ш-И-Л-К-А

До этого места слова были перечеркнуты, но оставалось еще два пункта.

Выжить — одиннадцать букв:

Л-О-К-А-Л-И-З-А-Ц-И-Я

Выжить — девять букв:

К-Р-И-П-Т-О-К-О-Д

— Чем я занимаюсь? — переспросил Хоффман. — Стараюсь выжить, как здесь написано. Заодно защитить свою семью.

— Защитить семью, которая рискует навсегда остаться незащищенной? В этом, по крайней мере, голос прав.

Гренс снова сложил салфетку и протянул ее Хоффману.

— Ты хорошо составляешь планы, но они не помогут, если документы так и останутся там, где они сейчас. Знают ли об этом Хюго, Расмус и Луиза? Что, если ты облажаешься, и они будут обречены жить под этой угрозой?

— Если мы облажаемся, Гренс, — поправил Хоффман. — Потому что на этот раз мы оба помогаем друг другу. Ни в одну из наших предыдущих встреч такого не было. Так ведь, Гренс?

Этот вопрос был задан не для того, чтобы на него отвечать. Оба они знали, что Гренс, не имевший собственной семьи, которую нужно было бы защищать и ради которой можно было бы жить, сделает все возможное и невозможное для двух мальчиков, иногда навещавших его на рабочем месте и даже называвших дедушкой. Что еще год тому назад Гренс лежал на полу, под нацеленным ему в лицо дулом пистолета, готовый умереть за то, чтобы один из этих мальчиков остался в живых.

— Нашел в участке, — комиссар кивнул на доску и мелки. — Лежало вместе с другим хламом. Думаю, нам эти вещи нужнее.

Гренс подвинул в сторону половинку батона, водрузил доску на стол и прислонил ее к стене.

— Придется устроить на кухне небольшой филиал отделения полиции, — пояснил он. — Сотрудников пока только двое, ты да я. Что остается делать, если расследование невозможно проводить в настоящем отделении. Во-первых, потому что оно так и кишит настоящими полицейскими. И вовторых — один из них продался и превратился в мину замедленного действия.

Гренс отодвинул и свою чашку с кофе, предварительно хорошо из нее глотнув. Но места для мешочка с магнитами и мелками все-таки не хватало, и тогда пришлось переложить половинку батона на свободный стул.

— Сегодня я пил кофе в компании криминалиста. Одного из тех, кого я могу попросить об особом одолжении, чтобы в другой раз отплатить тем же. Скажем так, он тоже будет немного помогать нашему неофициальному филиалу.

Гренс вытащил из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, какие-то бумаги, одну из них закрепил при помощи магнита в центре доски и подписал мелком: «Отпечатки пальцев».

— Файл из компьютера судебного инженера, — Гренс кивнул на бумажку. — Красные круги отмечают детали, достаточно отчетливые для идентификации. Нужно как минимум восемь или девять, а лучше двенадцать совпадающих деталей, чтобы с уверенностью говорить об идентичности другим отпечаткам, которые имеются в наших базах. Вот все, что мы нашли, видишь? Четыре красных круга на письме с угрозами, которое они тебе послали, и только два на ручной гранате из твоего почтового ящика.

Пита Хоффмана это совсем не удивило. Серьезные мафиози, тем более готовящиеся провернуть операцию на миллиард евро, редко пишут письма и посылают гранаты потенциальным жертвам без перчаток.

— Теперь это.

Еще один листок появился на доске, справа от первого. «Оружие», — подписал под ним Гренс. Листок был весь исписан, и настолько убористо, что Хоффман ничего не смог разобрать со своего места.

— Кранц выгядел весьма удивленным, когда я вытащил из хоккейной сумки твое чудо-оружие и положил перед ним на лабораторный стол. Помимо прочего, ему еще ни разу не попадались автоматы этой марки, а он имел дело с ними всеми. В его базах нет и намека ни на такой автомат, ни на боеприпасы.

«Печатная машинка» — так подписал Гренс следующий листкок.

— Кранц сопоставил тексты с конвертов и письмо, которое прилагалось к гранате. С вероятностью 100 процентов все это отпечатано на одной машинке. Довольно старая модель, «Facit Т 2». Две буквы пропечатываются недостаточно четко, поэтому, если эта машина попадет к нам в руки, мы сразу ее узнаем.

Приглядевшись внимательнее, Пит Хоффман увидел, что речь идет о буквах «Х» и «Р». «Хюго» и «Расмус» — разве не удивительное совпадение?

Три следующих листка комиссар прикрепил в ряд под тремя первыми. Из них следовало, вопервых, что курьерская служба, представитель которой позвонил в дверь дома Хоффманов, никогда не отправляла курьера по этому адресу.

Во-вторых, что так и не удалось установить, откуда звонил обладатель искаженного голоса. Хотя над этим и работал нанятый Гренсом суперхакер, вдвое моложе самого комиссара, — признанный мастер своего дела, иногда творивший настоящие чудеса.

Наконец, стажеры, занимавшиеся неидентифицированными телами, так и не нашли убедительных соответствий ни в самой Швеции, ни в других Скандинавских странах. А албанская полиция после соответствующего запроса через Интерпол предоставила для дальнейшей работы ни больше ни меньше восемнадцать трупов безымянных молодых женщин, обнаруженных за последние пять лет.

— Албанская, ты сказал? — удивился Хоффман.

— Да.

— Но… с какой стати…

— Это связано с другим моим расследованием, которое было начато очень давно и совсем недавно возобновлено. Но и оно может привести нас к организации, которая тебе угрожает.

— И ты говоришь мне это только сейчас! Гренс, неужели ты не понимаешь…

— Ты не полицейский, Хоффман. Во всяком случае, пока. Как только станешь им, узнаешь больше. И, может, даже съездишь туда, в Албанию.

Пит Хоффман посмотрел на комиссара, о котором узнал так много нового за последние годы, а теперь вот даже переехал к нему жить. Он давно научился истолковывать выражение его лица и на этот раз не заметил на нем ни малейшего намека на то, что комиссар шутит.

— Албания, — повторил Хоффман.

— Именно.

— «Ты не полицейский, пока», — повторил за Гренсом Пит. — А что это значит?

— Именно то, что я сказал, Хоффман. Ты поедешь в Албанию завтра утром, потому что сегодня вечером, я надеюсь, они успеют сделать для этого все необходимое. А именно выправить тебе полный комплект документов штатного сотрудника полиции стокгольмского округа Сити. Все это временно, конечно, но об этом никто не должен знать. Ты будешь тем, кем будешь. Ты — мой агент, а я — твой.

— И в Албанию я еду потому…

— Потому что у меня есть это.

Гренс взял последнюю бумагу из своей небольшой кипы, но не стал прикреплять ее к доске, а протянул Хоффману.

— Ты просил меня установить место, куда был сделан звонок. Локализовать, используя мои связи, того, кому звонили по номеру, который тебе удалось раздобыть. Так вот чем еще хорош криминалист Кранц, так это тем, что не задает лишних вопросов. Ну, вроде того, кому принадлежит телефон и кто звонил. Потому что, как мне кажется, ответов на эти вопросы я у тебя не получу. Они, похоже, требуют отдельного полицейского расследования.

Пит Хоффман молчал, потому что Гренс был прав. Обладатель телефона, равно как и его напарник, лежали, изувеченные, на полу офиса охранной фирмы по Биргерярлсгатан. И комиссар, сам ведущий неофициальное расследование в стенах созданного им самим полицейского филиала, ничего не желал об этом знать. Телефонный разговор, о котором шла речь, спровоцировала ручная граната, оставленная Хоффманом на раковине в туалетной комнате. Именно она и заставила сотрудников офиса на Биргерярлсгатан побеспокоить босса, местонахождение которого Гренсу удалось определить при помощи знакомого сотрудника телефонной компании. Албания, город Шкодер. И даже еще точнее, — улица Рруга Команит и номер дома. Гренс показал Хоффману снимок белой виллы, которая выглядела роскошной рядом с соседними домишками на узкой улице и имела на черепичной крые целый лес антенн.

— Видишь эту башенку справа на втором этаже? Именно в ней и находился тот, кому звонили.

— Такая точность?

— Именно.

— А город, Гренс, этот самый… Шкодер, название которого я не могу даже выговорить… Он каким-то образом связан и с другим твоим расследованием, о котором ты не хочешь мне рассказать?

Эверт Гренс улыбнулся. Не слишком широко, но достаточно для того, чтобы выглядеть довольным.

— Пока не хочу, — уточнил он. — Это официальное расследование, которое я веду от имени настоящего полицейского отделения и которое не имеет к тебе никакого отношения. При этом да, — как полицейский, я все еще не верю в случайные совпадения. Потому что бумага, которую ты держишь в руках, показывает, даже доказывает, что между двумя этими расследованиями существует связь.

Все как в детективном фильме.

Пит Хоффман смотрел на прислоненную к стене доску на кухонном столе. Этапы полицейского расследования, пока далеко не все. Шесть прикрепленных магнитами документов должны были дополниться новыми и кроме них, — разноцветными стрелочками и подписями. Очевидно, комиссар привык к такому раскладу на совещаниях и уже не мог иначе.

Седьмой должна была стать распечатка документа из телефонной компании, занимавшейся локализацией номера, добытого из мобильника одного из сотрудников охранного агентства, но в этот момент уединение Хоффмана и Гренса нарушил звонок в дверь, который повторился еще и еще раз.

— Ты кого-то ждешь, Гренс?

Звонки продолжались, все более нетерпеливые.

— Я давно уже никого не жду, — ответил комиссар. — Я сам выбрал себе такую жизнь, и вот теперь у меня гости, второй вечер подряд. Я становлюсь популярным.

Комиссар направился к двери — на звук, гулко отдававшийся от стен в просторных комнатах.

— Да? — крикнул он в запертую дверь. — В чем дело?

— Это я, Марианна.

Гренс невольно поежился.

— Ты никогда не навещала меня раньше.

— Значит, не было повода. Открой и не заставляй меня стоять на лестничной площадке. Или мне побеспокоить твоих соседей?

Гренс отпер, но встал у Марианны Хермансон на пути, когда та попыталась войти в прихожую.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

— Я хочу задать тебе тот же вопрос, Эверт.

— Я…

— Впервые за десять лет я позвонила в твою дверь, и ты меня не впустишь?

Хермансон еще раз попыталась протиснуться между дверной рамой и Гренсом.

— Что ты от меня скрываешь, Эверт?

Не так давно Гренс попросил Свена Сундквиста присмотреть, даже проследить за ней. Не будучи уверен в Марианне Хермансон, как и во всех остальных коллегах, один из которых, очевидно, переметнулся на сторону врага.

— Скрываю? Нет… или да, но…

В этот момент пришло решение. Комиссар взял Хермансон под руку и через прихожую повел на кухню, где сидел человек, которого она никогда раньше не видела.

— Вот тот, кого я от тебя действительно скрывал. Потому что был вынужден делать это.

Мужчине было лет сорок пять, с учетом того, как плохо он выглядел. Трудно оценить возраст человека, до такой степени себя запустившего.

— У нас здесь свое расследование, как видишь. И оно касается, даже пересекается с тем, которое мы с тобой и Свен начали несколько дней назад в отделении полиции и с которым, я надеюсь, связана причина твоего появления в моей квартире.

Марианна смотрела на доску, на которой, похоже, были представлены установленные в ходе расследования факты. Очевидно, здесь проходило что-то вроде неофициального следственного совещания. Марианна переводила взгляд то на Гренса, то на его напарника.

— Что все это значит, Эверт?

— Я все объясню, но только после того, как ты объяснишь, зачем пришла.

— Частное расследование? И этот человек… которого ты от меня скрывал?

— Я решил, что…

— Мы с тобой коллеги, Эверт. И делаем общее дело.

— Ты все поймешь, но после того как расскажешь сама… Ты первая.

— А твой… знакомый, он что, тоже будет слушать?

— Он тоже будет слушать.

Она посмотрела на мужчину за кухонным столом Эверта Гренса и попыталась уяснить для себя, до какой степени шеф утратил рассудок. После чего повернулась к комиссару:

— Душко Заравич.