Увечный бог. Том 2 Эриксон Стивен
– Вор!
– Что? Кто – я?
– Мои доспехи! Ты их украл!
– Я… Я не знал…
– Но ты долго продержался. И битва еще не кончилась. Так что поднимай зад!
Женщина схватила Вифала за воротник хауберка и одной рукой поставила на ноги. Он чуть снова не упал, но устоял. Затем подобрал и перехватил палицу.
Лиосан окружили их и были готовы биться насмерть.
В небе кипела схватка: бело-золотые драконы схлестнулись с двумя черными. Эти-то откуда взялись?.. Те явно уступали, они все были иссечены и изранены, шипели, словно подранные коты, но продолжали яростно отбиваться.
Полуобнаженная женщина сражалась рядом с Вифалом. Движения ее были полны змеиной грации, а удивительные обсидиановые кинжалы извивались, подобно языкам, вкусившим крови.
Вифал никак не мог понять, что происходит. Он никогда прежде не видел эту женщину. Как она здесь очутилась? Невозможно.
– Кто ты, Худ побери, такая?! – прокричал он сквозь решетку забрала.
У Шарл подкосились ноги, и вот она уже лежала на земле. Над ней шла возня: искаженные злобой лица, древки копий, мелькание сапог. Меч куда-то запропал, из-под ребер лилась кровь. Немеющими пальцами она нащупала рану, которая оказалась очень и очень глубокой.
– Все, меня убили.
– Дышать можешь? Вдохни, женщина! Вдохни глубже, это приказ!
– К-капитан?
– Делай что говорю!
Шарл не видела ее: наверное, та стояла где-то за головой. Да и голос она узнавала с трудом, хотя кто еще это мог быть? Земля задрожала. Откуда эта дрожь? Словно бьются тысячи железных сердец. Удар. Удар. Шарл втянула ртом зловонный воздух. Глубже, еще глубже.
– Капитан! Я могу дышать!
– Значит, жить будешь! Поднимайся! Стой рядом со мной – до конца, поняла?
Шарл попыталась подняться, но со стоном упала обратно на спину.
– Меня проткнули…
– Поздравляю, теперь ты одна из нас! А ну поднимайся, живо!
Шарл перекатилась на бок – так было легче подтянуть ноги и встать на четвереньки.
– Девчонка без подруги… – тяжело дыша, проговорила Коротышка. – Нет ничего хуже! Знаешь, что делает девчонка, когда у нее нет подруг?
– Не знаю, капитан.
– Выходит замуж!
Шарл заметила у трупа рядом меч и подхватила его.
– Хорошо, капитан. Я буду вашей подругой.
– До конца?
– До конца.
– Клянись!
– Клянусь! Клянусь!
Коротышка подхватила ее под плечо и оторвала от земли.
– Держись, родная. Пойдем убивать.
Зевган Дроулс убил своего заимодавца, а затем и всю его семью, после чего сжег усадьбу вместе с хранившимися там записями о сотнях семей, обманом ввергнутых в бедность человеком, который считал, что имеет право в свое удовольствие порабощать других людей. Дальше Зевган сжег дотла банк и архив – точнее, только половину его, зато нужную.
Он был предусмотрителен, и никто ничего не смог доказать. Впрочем, чтобы сослать его на тюремные острова, хватило и подозрений. Там он и провел следующий двадцать один год своей жизни. До исхода. До марша. До этого проклятого Берега.
Из-за возраста Зевган уже не годился в солдаты, поэтому сидел на откосе над Первым Берегом, а вместе с ним еще дюжина бойцов «детской гвардии» – дряхлые, слепые, глухие и прочие калеки. Они защищали укрытых в лесном полумраке детей и беременных, а также тех, кто уже не мог сражаться, – стариков и раненых, которых прибывало все больше.
«Детская гвардия», а с нею еще порядка десяти взводов готовилась отдать жизнь, защищая детей шайхов и островитян-летери. Не только детей, конечно, но Зевган думал лишь о них.
Да, «защита» выходила жалкой – все это понимали, но сдаваться не собирались. Как можно? За нами прячутся дети, в их глазах спуг. Нужны ли еще причины?
Микстер Фрилл подобрался поближе, утер нос.
– Значит, сознаешься?
– Сам слышал, – ответил Зевган. – Да, это я. Все я. И сделал бы снова. Если бы меня не отправили на тот остров, я бы не прекратил. Я бы спалил все банки и архивы, все усадьбы с жирными ростовщиками, их жирными женами и мужьями да жирным потомством.
– Ты убивал невинных, Зев, ты в курсе? Тебя должны были повесить.
– Повесить, ага. Четвертовать, отрезать член и поджарить яйца. Странник свидетель, нет более страшного преступления, чем пойти поперек власть имущих. Спроси их, они первые тебе так скажут.
– Они там гибнут, Зев.
– Я вижу, Микс.
– Мы следующие.
– Ага. Именно поэтому я и сознаюсь. Чтобы посмеяться в последний раз над всеми. Видите, меня не повесили, не выпотрошили, не накормили собственными яйцами!
Микс еще что-то сказал, но Зев не расслышал из-за шума. Он повернулся переспросить, но вдруг увидел, как мимо него проносятся какие-то фигуры. Мелькали мечи, шум звучал все ближе и ближе, пока не стало видно, откуда он исходит.
Микс закричал, а Зев лишь молча смотрел.
Высокие шельмецы, кожа чернильно-черная, много оружия. Грохоча по щитам, они шли через лагерь. Дети жались друг к другу, беременные закрывались руками. Но самое главное – взгляд. Я узнаю этот взгляд. Я видел его. Видел в зеркале.
Той ночью, когда я перебил всех.
Двум черным драконам оставалось недолго. Вообще удивительно, что они еще жили и отбивались. Оставив их на растерзание сородичам, Кадагар Фант спустился пониже к Берегу. Остатки ненавистных врагов гибли от клинков и копий элитных легионов лиосан. Жалкие убийцы сплотились вокруг своих предводителей – мертвого воителя и женщины, стоявшей рядом с ним на коленях.
Скоро он приземлится и обратится. Кадагар хотел оказаться рядом с женщиной, когда все ее защитники падут. Хотел своими руками отрезать ей голову. Стало быть, она – королева Харканаса? По всей видимости, да. И при этом лично сошла на Первый Берег биться бок о бок со своими солдатами. В храбрости ей не откажешь.
Не всякая храбрость, однако, достойна награды или даже признания. Единственное, чего заслужила эта женщина, – быстрая смерть. Быстрая, но позорная. Пожалуй, я просто задушу ее.
Мир был затянут густым дымом, лес вдалеке пылал. Неужели враг решил сжечь город дотла, лишь бы трон не достался Кадагару? От этого сброда иного было трудно ожидать. Ничего, я отстрою все заново. Я пролью свет на этот мир. Я изгоню тьму и проклятые тени. На пепелище родится нечто новое, и настанет эпоха мира. Благословенного мира!
Мимо него, вращаясь, пронесся черный дракон, за ним следом – двое одиночников-лиосан. Жить тому оставалось недолго.
Апарал, зря ты пошел первым. Ты ведь знал, что он будет тебя ждать. Теперь его брат, самый верный друг и слуга, лежал неподвижно, обращенный, у подножия Светопада. С высоты его тело казалось жалким и незначительным. Негоже. Кадагар воздвигнет в честь Апарала памятник – пусть все славят убийцу воина с Хустовым мечом. Именно там, у основания самого Светопада, он будет…
Из леса выкатилась черная, будто ночь, волна. Кадагар в ужасе смотрел, как она врезается в легионы лиосан.
Тисте анди!
Он развернулся, сложил крылья и, устремившись к ненавистным врагам, начал готовить колдовство. Убью! Всех убью!
Мимо пронеслось какое-то кровавое месиво – один из его сородичей. Кадагар вскрикнул, вывернул шею и посмотрел вверх.
Его брат-одиночник бился с красным драконом – истинным элейнтом, вдвое крупнее любого белого дракона. Он извергал пламя неостановимым потоком. Одиночник-лиосан превратился в шар огня и взорвался; дымящиеся ошметки мяса посыпались вниз.
В небе возникли новые черные драконы. Двое накинулись на его родича, что преследовал одинокую жертву, и все трое понеслись вниз, раздирая друг друга когтями и клыками.
Бывшая жертва тогда развернулась и, хлопая крыльями, поднялась навстречу Кадагару.
Его ей не одолеть. Слишком слаба, слишком изранена. Кадагар расправится с ней, потом кинется на подмогу родичам. Нельзя, чтобы все кончилось вот так! Нельзя!
На него словно обрушилась гора. Кадагар завопил от боли и гнева, а огромные когти разодрали ему спину. Мощные челюсти перегрызли крыло. Кадагар камнем полетел к земле.
Ломая кости и обдирая чешую, он прокатился по песку и ударился о непроницаемую стену света. Песчаные комки набились в открытые раны. Над головой раздавались предсмертные вопли родичей. В тысяче шагов шла ожесточенная битва. Он был один, раненый и сломленный.
Кадагар обратился и сел спиной к стене света. Черный дракон, который был готов встретиться с ним в воздухе, приземлился шагах в тридцати. С него ручьями стекала кровь.
Высоко в небе красный элейнт расправился с очередным одиночником: схватил его, будто пташку, оторвал крылья и раздавил череп массивными челюстями.
Черный дракон обратился в женщину, и та направилась в сторону Кадагара.
Он закрыл глаза. Мой народ. Мой народ. Шаги звучали все ближе, затем стихли. Он поднял голову. Женщина стояла перед ним, держа в руке нож.
– Мой народ, – произнес Кадагар.
Она улыбнулась окровавленным ртом.
– Твой народ.
Он затравленно смотрел на нее.
– Скажи свое имя, лиосан.
– Кадагар Фант, Владыка Света.
– Владыка Света, значит.
– Я требую соблюдения древнего обычая и отдаю себя в Заложники.
– Заложники нам не нужны. Твое войско уничтожено, Владыка.
– Я могу говорить от лица лиосан. Будет мир.
Женщина кивнула.
– Да, будет. Владыка Кадагар Фант, от лица тисте анди приветствую тебя во Тьме.
Острие ножа мелькнуло прямо перед его глазом.
Затем – резкая боль и…
Корлат посмотрела на труп, на нож, рукоять которого торчала из правой глазницы, отошла и обернулась.
Ее родичи-анди добивали остатки лиосан. Враг отступал в источающий пары разрыв, а отряды анди шли следом. Скоро все будет кончено. Кончено.
Сверху спускались Нимандр и его спутники, в том числе Празек. Датенар погибла. Корлат слышала ее предсмертный вопль – он до сих пор эхом отдавался у нее в сердце. Силана стервятником кружилась над полем боя. Из одиночников-лиосан не осталось никого.
Корлат окинула взглядом полосу песка, высматривая тут и там группки шайхов – всего три-четыре сотни, не больше. Поддерживая друг друга, едва держась на ногах, они окружили коленопреклоненную фигуру. Затем Корлат заметила тела, плотным ковром устилающие поле боя покуда хватало глаз. И постепенно она осознала весь масштаб битвы, которая случилась на Первом Берегу.
Нижние боги.
Корлат направилась к выжившим. Из несчетных ран капала кровь, проливаясь на землю багровой изморосью.
Сгустившаяся вокруг тишина казалась невозможной. Все звуки пропали. Вифал опустился на колени, силясь перевести дух, но, видно, ему переломали ребра, и теперь он боялся пошевелиться или слишком глубоко вдохнуть.
Полуобнаженная женщина села рядом, оперлась на него, причиняя боль.
– Да уж, вор, это была битва. И, возможно, для тебя она еще не окончена.
Вифал пытался проморгаться, но с засыхающей на глазах кровью это было сделать все труднее.
– Что значит «не окончена»?
– Если не вернешь доспехи, мне придется тебя убить.
Он стянул с головы шлем и уронил на землю.
– На, забирай. Видеть их больше не хочу.
– Ай-яй-яй, злые слова. Эти доспехи тебе не раз спасали сегодня жизнь.
В этом она права. И все же.
– Плевать.
– Подними голову. Хотя бы на это ты способен.
Но и это получилось с трудом.
– Нет. Ты не видела, какими они были вначале. Не видела, как они умирали. Как долго они сражались? Недели? Месяцы? Всю жизнь?
– В этом есть доля истины.
– Они не были солдатами…
– Не соглашусь.
– Они не были солдатами!
– Подними голову, старик. Во имя Падшего, подними.
И он поднял.
Они все – шайхи, летерийцы, сам Вифал и Сумрак, жалкие нескоько сотен – снова были окружены. Только теперь вокруг были тысячи тисте анди.
И каждый из них стоял, преклонив колени и опустив голову.
Вифал попытался встать.
– Не мне нужно на это смотреть.
Женщина схватила его за руку и с силой опустила.
– Нет.
Как и Вифал, она смотрела на Йан Товис. Та по-прежнему сидела, склонившись над телом брата. Глаза у нее были закрыты, как будто ограждая ее от происходящего вокруг.
– Еще рано.
Рядом с королевой сидел сержант Челлос, у него на коленях Хустов меч. Он тоже не мог поднять голову и был весь погружен во внутреннюю скорбь.
Остальные, казалось, не видели ничего, кроме Йан Товис у тела Йедана. Боги, неужели никто не может поднять глаза? Посмотреть на тех, кто стал свидетелем вашего подвига? Увидеть, как они чтят его?.. Нет, им это не нужно. Больше не нужно.
По песку шла группа тисте анди. Было в них что-то знакомое. Приглядевшись, Вифал тихо выругался, а затем поднялся им навстречу. Нимандр. Клещик. Десра. Ненанда. Только не те хрупкие создания, которыми он их запомнил, – если они вообще такими были. Теперь-то они явно не скрываются. Вот только где же… Араната? Кэдевисс?
– Вифал, – произнес Нимандр хриплым, почти срывающимся голосом.
– Ты нашел свой народ.
Тисте анди склонил голову.
– А ты – свой.
Слова ранили Вифала где-то глубоко внутри, но он не стал обращать внимания.
– Нет, Нимандр, это шайхи и островитяне-летери. – Он покачал головой. – Посмотри, что они совершили.
– Они удержали Первый Берег.
Теперь Вифал понял, отчего в голосе Нимандра надрыв. И отчего на щеках слезы. Он определенно был среди черных драконов, а значит, видел и битву, и что творилось на песке.
Еще одна тисте анди – женщина в разорванной одежде, исполосованная ранами, – приковыляла к ним.
– Корлат, – обратился к ней Нимандр. – Она сделала то, что было необходимо. Она… все поняла. Ты пойдешь к матери?
– Нет.
Нимандр нахмурился.
– Она занимает трон Харканаса и должна увидеть, что дочь вернулась к ней.
Корлат медленно перевела взгляд на сидящую Йан Товис.
– Из всех своих детей моя мать ценила только сына. Она отдала мне всего одно поручение: защитить его. Я не справилась, Нимандр.
– Но ты все равно ее дочь!
– Сумрак, королева шайхов! – произнесла Корлат громче. – Посмотри на меня.
Йан Товис медленно подняла голову.
– Мне нет места во дворце моей матери, королевы Харканаса. В древние времена, Сумрак, тебя сопровождала Сестра Ночь. Примешь ли ты меня на эту роль? Примешь ли ты Корлат, дочь Сандалат Друкорлат?
Йан Товис задумчиво перевела взгляд с тисте анди, стоящей перед ней, на ее коленопреклоненных соплеменников, а затем на своих подданных – тех немногих, кто выжил. И вдруг словно какая-то сила подняла ее на ноги. Йан Товис смахнула песок, налипший на окровавленную одежду, и расправила плечи.
– Корлат, дочь Сандалат Друкорлат, место Сестры Ночь в Доме шайхов не для чистокровной…
– Прошу прощения, королева, но я не чистокровная.
– Кровь элейнтов… – продолжила Йан Товис, помолчав.
– Королева, я не чистокровная.
Вифал вдруг понял, что имеет в виду Корлат, и сердце его сжалось от ужаса. Да, для Корлат нет места во дворце Сандалат Друкорлат. Неужели после всего, что произошло на Первом Берегу, он еще способен переживать горе?
Снова.
Ох, Санд…
– Корлат, дочь Сандалат Друкорлат, я принимаю тебя в Дом шайхов. Сестра Ночь, подойди ко мне.
Снова.
– Что ты делаешь? – спросила Шарл.
Она снова очутилась на земле, причем совершенно не помнила как.
– Заделываю дыру у тебя в животе, – отозвалась Коротышка.
– Я умру?
– Ни за что. Теперь ты моя новая лучшая подруга, помнишь? Да, кстати, как тебя зовут?
Шарл попыталась встать, но силы оставили ее. Никогда еще она не ощущала такую слабость. Хотелось просто закрыть глаза и уснуть.
Ее тряхнули.
– Не смей! Не смей бросать меня одну!
Тело будто обмотали цепями, и она хотела вырваться из них. Я никогда не умела сражаться.
– Нет! Я этого не вынесу, ты понимаешь? Я не вынесу, если ты умрешь!
Прости. Мне всегда не хватало храбрости. Знаешь, мои братья умерли давным-давно. Только из упрямства, из чувства вины я не смогла их отпустить и забрала с собой. А те двое мальчишек были не против, чтобы я их называла по-новому. Орат и Касель.
Я не смогла уберечь их от смерти. Все от голода. Когда нет ни земли, ни выхода, когда через тебя просто перешагивают… Нет, я старалась. Просто мы недостаточно хороши – так читалось во взглядах тех, кто перешагивал через нас. Недостаточно умны. Недостаточно храбры.
Касель умер, когда ему было четыре. Мы бросили его в переулке за лавкой Скадана. Я нашла кусок мешковины, накрыла ему глаза. Орат спросил зачем, я ответила, что так положено на похоронах. Орат снова спросил зачем, я ответила, что не знаю. Спустя месяц не стало и его. Я нашла другой кусок мешковины и накрыла глаза ему. Еще один переулок, еще одни похороны.
Братья были совсем маленькие.
Кто-то плакал, отчаянно и навзрыд. Шарл же не чувствовала ничего. Только бы спали цепи. И кусок ткани на глаза.
Так положено.
Йан Товис снова опустилась к телу брата, но на этот раз рядом с ней стояла Сестра Холодных Ночей. Сумрак смотрела на лицо Йедана, пытаясь понять, что в нем изменилось со смертью, отчего оно вдруг стало таким умиротворенным.
И тут ее осенило. Не было больше напряжения в скулах. Дозор даже как будто выглядел моложе.
Йедан Дерриг, ты прекрасен.
Со всех сторон доносился плач – шайхи и летерийцы скорбели по павшему князю. Йан Товис закрыла глаза и погрузилась в этот звук.
Добро пожаловать домой, брат.
Глава двадцатая
«Мы стояли и смотрели, как по широким ступеням катятся тела. Полгорода было объято пламенем, а перепуганные рабы тащили из усадеб чумные трупы и сваливали их в огромные кучи. Фонарщики, обмотавшись шарфами, поливали кучи маслом и поджигали. Вскоре над всей округой поднялись черные дымные столбы, словно ноги исполинских демонов.
Канал был тоже завален трупами, и какой-то мальчишка-оборванец решил перебежать его вброд, чтобы не толкаться на мосту. Увы, на середине он провалился. Мгновение, и последнее, что мы увидели, – это его ладошку, отчаянно тянущуюся к небу. Потом пропала и она.
Почти всех изуродованных, сморщенных младенцев прикончили – отчасти из сострадания, отчасти из-за глупого стыда. Впрочем, для стыда хватало и весомых поводов, никто бы не стал с этим спорить. Животные ушли, небеса опустели, вода осквернена, и там, где раньше был рай, теперь царило запустение. По нашей праведной воле.
Последние два политика упали, вцепившись друг другу в глотки. Вокруг них тут же столпились горластые лизоблюды и профессиональные апологеты, искавшие выхода, хотя никакого выхода не было. Скоро все они захлебнулись в собственных фекалиях.
Ну а мы прислонили окровавленные пики к основанию поваленной статуи, что стояла напротив той широкой лестницы, присели на обломки и стали обсуждать погоду».
Рассказ Садакара «Падение Индераса»
Солнце село. Мальчик наконец проснулся и поплелся в лагерь к хундрилам. Руки у него были согнуты, как будто он в них что-то нес. Он слышал женские крики, а кто их не слышал! Хундрилы все до единого собрались у шатра, тогда как остальное войско полудохлым зверем готовилось к очередному ночному переходу. Мальчик остановился и прислушался. В воздухе пахнуло кровью.
Военный вождь Голл слышал родовые муки жены, и от этих криков его переполнял ужас. Можно ли представить нечто более жестокое? Производить на свет дитя – в таком мире. Клянусь Падением Колтейна, разве мало слез было пролито? Разве недостаточно мы носим шрамов?
Хотелось завернуться в шкуры и ничего этого не замечать но Голл не мог шевельнуться. Тело будто умерло, и душа сиротливо сжалась внутри. Кто сейчас стоит рядом с умирающей матерью? Шелемаса, последняя из женщин-поплечниц. И ни дочерей, ни сыновей с женами. Даже меня там нет. Впервые я не присутствую при рождении своего ребенка – последнего ребенка.
Щекой Голл ощутил острие ножа.
– Если ты прямо сейчас не пойдешь к ней, – прошипела ему на ухо Джастара, – я прикончу тебя.
Я не могу.
– Клянусь, такого труса убить не жалко. Слышишь меня, Голл? Твои вопли заглушат все звуки, даже крики твоей жены. Или ты забыл, что я семак? Я превращу эту ночь в бесконечную пытку. Ты будешь просить о пощаде, но не получишь ее!
– Ну же, давай, женщина.
– Разве не должен отец встать на колени перед матерью в момент рождения? Не должен ли он преклониться перед силой, которой не обладает? Не должен ли он смотреть в глаза любимой и увидеть в них незнакомую, ужасную мощь – мощь, которая не видит его, нет, но которая заглядывает в душу? Не должен ли мужчина ощутить себя посрамленным? Только не говори, Голл, что не желаешь присутствовать при этом – в последний раз! Иди и будь свидетелем!
Сглотнув, он посмотрел на Джастару. Нож проткнул щеку, уперся в скулу. Теплая струйка потекла по подбородку, коснулась уха.
– Этот ребенок не мой, – прошептал Голл.
– Твой и больше ничей. Неужели ты не понимаешь, глупец? Это последний ребенок хундрилов, последний из «Выжженных слез»! Ты, Голл, наш военный вождь. Он должен родиться и увидеть твое лицо. Как ты смеешь лишать его этой почести?
Ему стало трудно дышать. Где мне взять силы, чтобы сделать то, что она требует? Я… столько потерял. Ничего не осталось.
– Это последняя ночь, Голл. Хоть на сей раз поведи себя как вождь. Как муж. Как отец.
В шкурах слабо завозилась чья-то дрожащая рука. Не моя ли? – удивился он. – Да, моя. С кряхтением Голл поднялся и посмотрел на Джастару. Та убрала нож.
– Мой сын… был счастливцем, что нашел тебя.
Ее глаза расширились, лицо побледнело. Джастара отшатнулась.
Голл откинул шкуры и потянулся к ремню с ножнами.
Заслышав крики роженицы, Бадаль с другими детьми направилась к шатру. Рядом плелся Сэддик. Их тянуло туда, будто воздух за вдохом.
Армия готовилась к маршу. Бадаль не верила, что солдаты сумеют подняться и снова отправятся в пустоши. Она не понимала, откуда они черпают силу, что за стальная воля у них в глазах. И не понимала, отчего они так смотрят на нее, на Сэддика, на других детей из Змейки. Как будто мы святые. Как будто мы дар свыше. Хотя на самом деле это они – дар, потому что теперь детям не придется умирать в одиночку. Мы можем умирать на руках этих мужчин и женщин, которые стали нам отцами и матерями.
А в лагере хундрилов на свет был готов появиться еще один ребенок.
Читать бесплатно другие книги:
