Убегай! Кобен Харлан

Глава четырнадцатая

Когда Саймон с Еленой прибыли в больницу, Аня спала, сидя в желтом пластмассовом кресле. Голова ее покоилась на здоровенном, как шар для игры в боулинг, плече ее дяди Роберта, мужа Ивонны. Это был крупный энергичный мужчина, сплошные мускулы, почти лысый, бывший футболист, обаятельный, душа нараспашку. Он был прекрасным юристом – присяжные обожали его очаровательную улыбку, его добродушные шуточки рубахи-парня, за которыми скрывался живой и гибкий ум настоящего правоведа с его молниеносной манерой вести перекрестный допрос. И еще, если не говорить об Ивонне, Роберт был самым близким другом Саймона.

Роберт осторожно, стараясь не разбудить Аню, отодвинулся от нее и встал. Поприветствовал Саймона крепким медвежьим объятием. У Роберта всегда хорошо получались медвежьи объятия; Саймон закрыл глаза и на мгновение прижался к нему.

– Ты в порядке?

– Нет.

– Я так и думал.

Они оторвались друг от друга и одновременно посмотрели на спящую Аню.

– К Ингрид детей не пускают. До восемнадцати лет, – сказал Роберт.

– Значит, Сэм…

– Они с Ивонной там у нее, да. Палата семьсот семнадцать.

Роберт бросил быстрый взгляд на Елену Рамирес. Саймон решил, что она сама объяснит ему, кто она такая, и направился к палате 717. Корнелиус остался дома. Ему делать было больше нечего – он и так сделал более чем достаточно, – и он чувствовал, что с большей пользой проведет время в Мотт-Хейвене, чтобы держать руку на пульсе.

– Но если я вам нужен… – добавил Корнелиус, когда они обменялись по телефону новой информацией.

Саймон открыл дверь в палату Ингрид. Прежде всего он услышал эти проклятые звуки – пикающие, сосущие, лязгающие, – которые никак не способствовали созданию теплой и заботливой атмосферы.

Его сын Сэм, его прекрасный восемнадцатилетний мальчик, сидел на стуле рядом с кроватью матери. Он повернулся к отцу: лицо его было мокрым от слез. Сэм всегда был ребенком чувствительным, «вечно у него глаза на мокром месте», ласково говорила о нем Ингрид. Впрочем, как и у его отца. Когда три года назад умерла мать Саймона, Сэм плакал не переставая, рыдал взахлеб, Саймон поверить не мог, что мальчишка на такое способен, как ему только сил хватило на это.

Когда Сэм впадал в такое состояние, утешить его было невозможно. Как бы он ни переживал, к нему лучше было не подходить, от этого ему становилось только хуже. Ему нужно побыть одному, и он не раз говорил им об этом. Останавливать его, успокаивать бесполезно, результат всегда будет противоположный.

– Не трогайте меня, подождите, оно само пройдет, хорошо? – бывало, говорил он, глядя умоляющими глазами, даже когда был еще совсем маленьким.

Ивонна стояла у окна. Увидев Саймона, она вяло улыбнулась.

Саймон подошел к кровати. Положил руку на плечо сына, склонился к жене, поцеловал ее в щеку. Ему показалось, что Ингрид сегодня выглядит хуже: бледная, почти бесцветная, – вся эта сцена была словно отрывком из кинофильма, в котором показывают, как Смерть борется с Жизнью и Смерть вот-вот одержит верх.

Саймону казалось, чья-то холодная рука проникает ему в грудь и сжимает сердце.

Он снова посмотрел на Ивонну и бросил короткий взгляд на дверь, а потом снова на нее, попросив ее тем самым, чтобы она вышла. Ивонна мгновенно все поняла. Не говоря ни слова, она скрылась за дверью. Саймон взял стул и поставил его рядом со стулом Сэма. На сыне была красная футболка с рекламой соуса чили. Сэм любил носить такие футболки. Эту Ингрид купила ему две недели назад, после того как Сэм рассказал, что еда в колледже нормальная, но если добавить этот соус, то станет еще вкуснее. Ингрид послушно зашла в Интернет, нашла там футболку с рекламой этого соуса и отправила ее Сэму.

– Ты в порядке?

Это был глупый вопрос, но что еще Саймон мог сказать? Слезы струились из глаз сына, и когда Саймон произнес эти слова, лицо Сэма застыло, словно в него плеснули холодной водой.

Сэм был так счастлив учиться в Амхерсте. А вот Пейдж в колледже скучала по дому – ну почему, черт побери, они не обратили на это должного внимания? Зачем слушали непрошеные советы всяких доброхотов: не торопись, подожди, нечего нянчиться с ней, как с малым ребенком, пусть привыкает к самостоятельности. Сэм сразу вписался в студенческую жизнь. Что ни новый знакомый – для него это прекраснейший человек в мире. Его сосед по комнате в общежитии, Карлос, оболтус и лодырь из Остина, со щегольской маленькой бородкой под нижней губой, был для Сэма вообще чуть ли не идеалом. Сэм немедленно записался и стал членом всяких клубов, спортивных секций и академических групп.

Ингрид, вероятно, была бы недовольна тем, что Саймон оторвал его сейчас от всего этого.

Сэм не отводил от матери глаз.

– Как это случилось? – спросил он.

– А что тебе рассказали дядя с тетей?

– Только то, что в маму кто-то стрелял. Сказали, чтобы я подождал, когда ты приедешь.

Ивонна с Робертом в который уже раз поступили совершенно правильно.

– Ты ведь знаешь Аарона, так?

– Этого парня, который с Пейдж…

– Да. Его убили.

Сэм заморгал.

– А Пейдж пропала.

– Не понимаю.

– Они жили вместе в Бронксе. Мы с твоей мамой отправились туда, хотели ее найти. И там в нее стреляли.

Он в подробностях рассказал сыну все как было, не останавливаясь, без передышки, не умолкая ни на секунду, даже когда Сэм вдруг побледнел и заморгал еще чаще.

– Ты думаешь, это сделала Пейдж? Думаешь, она убила Аарона?

Саймон сразу насторожился:

– Почему ты об этом спрашиваешь?

Сэм просто пожал плечами.

– Сэм, мне нужно спросить тебя кое о чем.

Глаза Сэма снова обратились в сторону матери.

– Ты, случайно, не встречался недавно с Пейдж?

Сэм ничего не ответил.

– Сэм, мне это очень важно знать.

– Да, – тихим голосом ответил он. – Мы с ней виделись.

– Когда?

Он не отрывал взгляда от матери.

– Сэм!

– Две недели назад, наверное.

Бессмыслица какая-то. Две недели назад Сэм был в колледже. В учебном году всего один перерыв, но ему было так весело жить в студенческом городке, что вряд ли он захотел бы уехать. Если, конечно, он говорит правду. Если на самом деле все не обстоит наоборот: учиться он не любит, как не любит и этот чертов соус, а также своего Карлоса, спорт и все остальное.

– И где? – спросил Саймон.

– Она приезжала в Амхерст.

– Пейдж приезжала к вам в кампус?

Он кивнул:

– Да, на автобусе. От Порт-Аторити[22], двадцать четыре доллара.

– Она приезжала одна?

Он снова кивнул.

– Она предупреждала, что приедет?

– Нет. Просто… взяла и приехала.

Саймон попытался представить себе новенькое, как на картинке из буклета, здание колледжа, цветущие на вид студенты играют в фрисби или сидят со своими книжками, греются на солнышке, и вдруг среди них появляется некое создание, которое не далее чем год назад тоже принадлежало к их кругу, но сейчас являет собой страшное предостережение – как разбитый автомобиль, который держат возле полицейского участка, чтобы дети наглядно видели, к чему приводит езда в пьяном виде.

Ах, если бы не… опять это «если»…

– Как она выглядела? – спросил Саймон.

– Так же, как и на том видео.

Эти слова растоптали его крохотную надежду.

– Она говорила, зачем приехала?

– Сказала, что хочет удрать от Аарона.

– А почему, сказала?

Сэм покачал головой.

– И что дальше?

– Попросила перекантоваться у меня несколько дней.

– И ты нам ничего не сказал?

Сэм продолжал смотреть на мать.

– Она просила не говорить, – сказал он.

Саймон хотел еще что-то добавить, например, что родителям надо доверять, но сейчас не время было говорить об этом.

– А твой сосед не возражал?

– Карлос? Он сказал, что это было бы круто. Как в школе, когда мы помогали нуждающимся, в общем, что-то в этом роде.

– Долго она у вас оставалась?

– Не очень, – едва слышно ответил он.

– Как долго, Сэм?

Из глаз его снова покатились слезы.

– Сэм!

– Достаточно для того, чтобы нас обчистить, – ответил он. Слезы продолжали струиться по его лицу, но говорил он отчетливо. – Пейдж спала на надувном матрасе Карлоса, на полу. Мы все уснули. А когда проснулись, ее уже не было. И наших вещей тоже.

– Что она забрала?

– Бумажники. Ноутбуки. У Карлоса были запонки с бриллиантами.

– Как ты мог ни слова не сказать мне об этом?

Он произнес это раздраженно, что ему самому очень не понравилось.

– Сэм!

Сын не отвечал.

– А Карлос рассказал об этом своим родителям?

– Нет. У меня были кое-какие деньги. В общем, я стараюсь возместить ему.

– Скажи, сколько надо, и мы возместим немедленно. А ты-то сам как выпутался?

– Позвонил тебе на работу, – сказал Сэм. – Сказал Эмили, что потерял кредитную карту. И она прислала другую.

Теперь Саймон все припомнил. Он даже не придал этому значения тогда. Кредитные карты вечно воруют, или они сами теряются.

– А компьютером я пока пользуюсь в библиотеке. Ничего страшного.

– Почему ты сразу мне не сказал?

Опять глупость сморозил… что толку теперь об этом? Но Саймон не смог удержаться.

По лицу сына было видно, что он совсем пал духом.

– Прости меня, папа, – сказал он. – Это я во всем виноват.

– Что? Да нет, что ты.

– Если бы я сразу сказал тебе…

– Ладно, Сэм, пустяки. Все равно ничего бы не изменилось.

– Наша мама умрет?

– Нет.

– Ты же не знаешь.

Что ж, это, пожалуй, верно.

Он не стал спорить, что-то придумывать, лгать. Не было смысла. Неправда не успокоит, она только все испортит. Он бросил взгляд на дверь. Ивонна смотрела на них через маленькое окошко. Саймон встал и пошел к двери. Когда ты настолько близок с человеком, когда проводишь с ним столько времени, как он с Ивонной, начинаешь читать его мысли.

Саймон вышел из палаты, а Ивонна сменила его.

Елену Рамирес он нашел в конце коридора, она, как всегда, вертела в руках мобильник.

– Рассказывайте, – произнесла она.

Он рассказал все, что узнал от сына.

– Что ж, теперь понятно, откуда у Пейдж был компьютер, – сказала Елена.

– И что дальше? – спросил Саймон.

Елена буквально выдавила из себя улыбку:

– Вы что, думаете, мы теперь работаем вместе?

– Думаю, мы пытаемся помочь друг другу.

– Согласна. Мне кажется, нам надо установить связи.

Елена помолчала, продолжая вертеть в руке мобильник.

– Я вышлю вам подробности о родственниках Аарона. Утром у них будет что-то вроде поминальной службы. Может быть, вам не помешает тоже присутствовать. Вдруг там объявится Пейдж. Присмотритесь, не прячется ли кто поблизости. Если она не придет, поговорите с родственниками. Попробуйте найти связь между Аароном и Генри Торпом, а если они знали друг друга, попытайтесь выяснить откуда.

– Хорошо, – сказал Саймон. – А вы что станете делать?

– Навещу еще кое-кого, с кем контактировал Генри Торп.

– Кого?

– Имени я не знаю, – ответила Елена, – знаю только, где можно найти.

– Где?

– В одном тату-салоне в Нью-Джерси.

Глава пятнадцатая

Гостиница и ферма Корвала «Семейное древо» были расположены на востоке штата Коннектикут, неподалеку от границы со штатом Род-Айленд. Саймон прибыл туда в половине девятого утра. Заупокойная служба по Аарону, по словам Елены Рамирес, должна была начаться в девять.

Гостиница представляла собой белый фермерский дом в федеральном стиле с изящными пристройками по обеим сторонам. На крытой галерее, охватывающей здание по периметру, стояли в ряд плетеные кресла-качалки зеленого цвета. Вход украшала надпись: В СЕМЕЙНОМ ВЛАДЕНИИ С 1893 ГОДА. Прямо как в Новой Англии на типовой почтовой открытке. С правой стороны стоял автобус, приглашая туристов совершить автобусную прогулку. В глубине двора – амбар, в котором разместился контактный зоопарк, где можно гладить коз, овец, лам альпака, а также цыплят, хотя Саймон слегка призадумался, насколько это возможно – погладить цыпленка.

В Рождество любой посетитель мог срубить собственную рождественскую елочку. В октябре здесь устраивали «Ферму с привидениями», а вместе с ней и «Лабиринт с привидениями», «Силосную башню с привидениями», «Прогулку на возу с сеном и с привидениями» (ключевое слово – «привидения»), причем возом управлял «Призрачный Всадник без головы». Здесь также организовывали сезонный сбор тыквы и яблок. В маленьком домике справа можно было готовить собственный сидр.

Саймон остановил машину, вышел из нее и направился к входной двери гостиницы. Витиеватая надпись возле двери гласила: ОБСЛУЖИВАЕМ ТОЛЬКО ПРОЖИВАЮЩИХ. Саймон проигнорировал ее и вошел в фойе. Обстановка соответствовала старинной эпохе и была более строгой, чем он ожидал. По обе стороны небольших диванов из красного дерева, с ножками в виде звериных лап с крылышками, стояли стулья из вишневого дерева с расширяющимися кверху виндзорскими спинками. Рядом с огромным камином, словно некий страж, – старинные напольные часы. В одном шкафу красного дерева выставлена посуда из тонкого фарфора, в другом на полках книги в кожаных переплетах. На стенах писанные маслом портреты мужчин крепкого сложения и с угрюмыми взглядами – родоначальники семейства Корвал.

– Чем могу служить? – послышался голос.

Саймон увидел за конторкой улыбающуюся ему женщину. На ней была блузка в шахматную клетку – так оформляют итальянские рестораны, хозяева которых из кожи лезут вон, чтобы заведение выглядело аутентично. Интересно, подумал он, уж не мать ли Аарона перед ним, но потом, пробежав глазами по портретам, добрался до висящей над ее головой фотографии в рамке, на которой была снята улыбающаяся пара возрастом где-то около шестидесяти лет. На дощечке под фотографией было написано:

– Я приехал на панихиду, – сказал Саймон.

Женщина одарила его подозрительным, если не сказать полным отвращения взглядом.

– Позвольте узнать ваше имя? – спросила она.

– Саймон Грин.

– Я вас не знаю, мистер Грин.

Он кивнул:

– Я был знаком с Аароном.

– Вы были знакомы с Аароном, – сказала она с ноткой недоверия в голосе. – И вы, значит, приехали, чтобы засвидетельствовать свое почтение?

Ответом Саймон ее не удостоил. Женщина достала какую-то брошюрку, осторожно открыла ее, взяла висящие у нее на цепочке очки и водрузила их на кончик носа.

– Когда выйдете, двигайтесь к амбару. Вот здесь поверните. Увидите лабиринт в кукурузном поле. В него не идите. На этой неделе уже два раза приходилось посылать работников, чтобы вызволить оттуда людей. Пройдите вот здесь.

Она ткнула пальцем в карту.

– Здесь есть тропинка, она ведет в лес. Идите по ней. На одном из деревьев увидите зеленую стрелку, которая показывает направо. Это для пеших туристов. А вы поверните налево.

– Что-то сложновато, – сказал Саймон.

Она хмуро вручила ему брошюрку.

– Это фойе открыто только для постояльцев.

– И заковыристо.

Он поблагодарил ее и вышел. Воз с сеном уже отправился в путь: трактор нехотя, еле-еле тащил за собой прицеп с группой каких-то людей. Все они улыбались, хотя сидеть им там явно было неудобно. Наверное, это семейство: муж и жена, дочь и сын; увидев Саймона, они дружно замахали ему руками. Он помахал им в ответ и вдруг словно провалился в прошлое, вспомнив, как возил детей собирать яблоки в Честере, к северу от границы с Нью-Джерси. Был великолепный осенний день, он поставил Пейдж себе на плечи, чтобы она достала до высокой ветки с яблоками, но сейчас, когда он старался не очень таращить глаза на это счастливое, невинное, пребывающее в блаженном неведении зла семейство на сене, ярче всего перед ним стоял образ Ингрид в сапожках и в темной фланелевой рубашке, заправленной в узкие синие джинсы. Он повернул голову к ней, Пейдж хихикала у него на плечах, а Ингрид улыбалась ему, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо; и сейчас, вспоминая о том, как встретились их взгляды в тот день, Саймон чувствовал, что у него слегка подкашиваются ноги.

Он схватил мобильник и несколько секунд пристально смотрел на экран, надеясь увидеть там добрые вести. Ничего.

Саймон отправился по указанному маршруту мимо огороженного контактного зоопарка. Там разгуливали цыплята. Одна курочка побежала было к нему, потом остановилась и снизу вверх посмотрела на него. Какой-то мужчина в фермерском комбинезоне что-то делал с яйцами и инкубатором. Высота стеблей в кукурузном лабиринте была не менее десяти футов. Вход в него был отмечен табличкой, где посетителям сообщалось, что тема этого года: СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ – НАЙДИ ВСЕ ПЯТЬДЕСЯТ.

Он заметил тропинку, пошел по ней, как было сказано, до зеленой стрелки, которая приглашала его повернуть направо, и повернул налево. Лес становился все гуще. Он оглянулся туда, откуда стартовал, но за густыми зарослями уже ничего не было видно.

Саймон двинулся дальше, тропинка теперь пошла вниз, все круче и круче. Издалека слышался шум бегущей воды. Возможно, какой-то ручей. Тропинка повернула направо. Лес поредел, и Саймон вышел на открытое место. Оно представляло собой идеальный квадрат, явно не естественное образование, а дело рук человека. По периметру эта площадка с небольшими надгробными камнями была огорожена невысокой, всего с фут, не больше, деревянной оградой.

Родовое кладбище.

Саймон остановился.

За этой поляной и вправду шумел ручей и стояла выцветшая от времени скамейка из тикового дерева. Мертвым уже все равно, а вот для живых – прекрасное место, где можно отбросить дневные заботы и с грустью поразмышлять о тех, кто оставил этот мир.

Перед новым надгробным камнем, склонив голову, стоял мужчина, в котором Саймон узнал Уайли Корвала, отца Аарона. Саймон ждал. Уайли Корвал наконец поднял голову и посмотрел на него.

– Кто вы? – спросил он.

– Меня зовут Саймон Грин.

Уайли Корвал смотрел на него, ожидая продолжения.

– Я отец Пейдж.

– Это ее рук дело?

Саймон не ответил.

– Это она убила моего сына?

– Нет.

– Откуда вы знаете? Вы уверены в этом?

– Нет.

Этот человек собирается хоронить своего сына. Сейчас не время говорить неправду.

– Я бы мог вам сказать, что моя дочь не убийца, но вам ведь все равно от этого легче не станет.

Уайли Корвал смотрел на него и молчал.

– Но я думаю, это не Пейдж. Это убийство… оно было очень жестоким. Вам известны подробности?

– Да.

– Вряд ли она на такое способна.

– Но наверняка вы не знаете, так?

– Да, не знаю.

– Уходите, – сказал он и отвернулся.

– Пейдж пропала.

– А мне какое дело?

Издалека слышались визги и смех детей, – наверное, они выходили из кукурузного лабиринта. Аарон Корвал здесь вырос, в окружении этих пейзажей, словно сошедших с полотен Нормана Роквелла, и вот чем все закончилось. Но с другой стороны, положа руку на сердце, разве нельзя сказать, что Пейдж тоже росла в атмосфере счастливого детства, пусть и слегка в иной? И это не просто слова. Обычно мы видим лишь аккуратную ограду из штакетника, симпатичный фасад, улыбающихся родителей, здоровых, жизнерадостных детишек и все такое, но большинству из нас неизвестно, что происходит за закрытыми дверями, а там есть и злость, и насилие, и несбывшиеся мечты, и обманутые надежды.

Но в жизни у Пейдж ничего такого не было.

Была ли жизнь у них в семье идеальна?

Конечно нет.

Была ли жизнь у них в семье хотя бы близка к идеалу?