Пыль грез. Том 2 Эриксон Стивен

И пока приказ захватывал кость за костью, Бадаль обрела голос. Сила в слове, но ведь я могу ответить.

– …в ответ на штурм чуда

Вас охватывает смирение…

Она развернулась, чтобы спрятаться за собственными глазами, и видела, как энергия выплескивается вспышками.

– СТОЯТЬ!

Словно удар кулака. Из разбитых губ потекла кровь. Бадаль сплюнула и шагнула вперед. Один, только один шаг.

– …в самой мягкой тишине

Одолевает ползучее сомнение…

Она видела, что ее слова ударили их. Заставили пошатнуться. Они были уже так близко, что можно было разглядеть утомленные лица, недоверие, недоумение и растущее отчаяние. Негодование. И да, это ей было понятно. Бегство от смыслов. Проигрыш в ловкости рук.

Бадаль сделала еще шаг.

– Сдавайтесь, оставьте желаемое

Незваный удар по вашим костям

Стоять под тяжестью

Ярма испуга…

Руки и ноги словно горели, из ладоней исходило ослепительное свечение. Истина – редкое оружие, и оттого еще более смертельное.

– Не нужны мне ваши слова!

Они умерли от истощения

Ваших пустых достоинств

Сдавайтесь своей собственной лжи!

Стоять неподвижно в тишине

Ваши легкие рвутся в крике

И тишина отвечает

И сердца ваши бьются

И хрупкая кожа

Кровоточит!

Они качались, как слепые. Голубая жидкость брызгала из разорванных суставов, текла из разинутых ртов. Мука исказила их лица. Одна из визитёров рухнула и начала биться о землю. Другая, оказавшаяся ближе остальных к Бадаль, упала на колени, и от удара о кристаллическую почву брызнула голубоватая кровь; визитёр завизжала. Остальные, мужчина и женщина, вертясь, словно подгоняемые невидимыми кулаками, начали отступать, все быстрее.

Свет внутри Бадаль замерцал и погас.

Визитёры заслуживали худшего; но она не хотела нести такое жестокое наказание. Они дали ей только два слова. Всего лишь. Два слова. Примите привилегию умереть. Примите свою судьбу. Но… мы не станем. Мы отказываемся. Мы уже долгое время от многого отказываемся. Мы веруем в отказ.

Теперь они не подойдут близко. И довольно долго. А эти, возможно, никогда. Я причинила им боль. Взяла их слова и сделала своими. Перевернула силу, и она поразила их. Этого должно хватить.

Бадаль обернулась. Костлявая змейка снова двигалась, но как-то странно бездумно, словно под кнутами пастухов, бессмысленно, как стадо, переходящее… реку? Но когда это я видела реку?

Она моргнула. Слизнула соленую кровь с губ. Мухи заплясали.

Город ждал их.

– Это мы можем вытерпеть, – прошептала Бадаль. – Но в жизни есть не только страдание.

И теперь мы должны это найти.

Тьма ушла, но все же осталась. Осколком чистого грядущего уничтожения. Онос Т’лэнн ощущал где-то впереди ее мерцающее, колеблющееся присутствие. Его шаги потеряли уверенность. Горькая ярость в душе словно покачнулась, теряя силу. Отчаяние поднималось, как воды потопа, заливая любое представление о цели. Острие меча царапало землю.

Отмщение не значит ничего, пусть и во всепоглощающем порыве. Если встать на этот путь, он может растянуться навеки. Строй виновных уходит за горизонт. Марш мстителя бесконечен. Так было и с яггутами, и Онос Т’лэнн прекрасно видел всю тщетность мести. Что же – он просто автомат, приведенный в движение, которое не прекратится, не замедлится?

Внезапно он почувствовал за спиной какое-то присутствие.

Удивленный и даже испуганный, прорезав острием каменного меча борозду в сухой почве, Первый Меч обернулся.

Он мог отрицать. Он мог отказаться. Но тогда не пришел бы к знанию, которое искал. Его изгнали из владений смерти. Кровные узы, которые он избрал, были разорваны. Он больше не муж, не отец, не брат. Ему была дана месть, но какую месть он мог найти, копаясь в долине, усеянной трупами? Были другие цели, другие причины снова идти по этому печальному миру. Онос Т’лэнн был лишен славного конца… и хотел выяснить почему.

Никто из почти тысячи т’лан имассов, приближавшихся к нему, не занимал его мыслей. Они шли, погруженные в молчание, призраки, сородичи, ставшие чужаками.

Он ждал.

Дети Ритуала, да, но о многих его чувства говорили иное. Здесь какая-то тайна. Т’лан имассы, но все же…

Когда они остановились, вперед вышли шесть заклинателей костей.

Он узнал трех. Бролос Харан, Улаг Тогтил, Ильм Абсинос. Заклинатели костей у оршайновых т’лан имассов. Оршайны не явились на Соединение Серебряной Лисы. Считалось, что они пропали. Вымерли. Как и ифэйлы, бентракты и керлумы. Предположение оказалось неверным.

В трех остальных заклинателях костей была некая неправильность. Они были одеты в шкуры белых медведей – эти звери появились в конце эры имассов, – и лица их были более плоскими, а кости черепа более деликатными, чем у настоящих имассов. Оружие в основном из кости, бивней и рогов, со вставками осколков кремня и сланца. Оружие, отрицающее изящность: замысловатое в конструкции, но несущее почти первобытную жестокость.

Заговорил заклинатель костей Улаг Тогтил:

– Первый Меч. Кто мог знать, что пыль бывает такой интересной?

Бролос Харан сердито зашипел.

– Он все время желает говорить от нашего имени, но никогда не говорит то, что мы хотим. И почему мы всегда уступаем – тайна.

– У меня свои пути, – просто ответил Улаг, – и не думаю, что Первому Мечу не хватает терпения.

– Не терпения, – отрезал Бролос. – Как насчет терпимости?

– Кость гнется, пока не сломается, Бролос Харан. А теперь я скажу еще кое-что Первому Мечу, и мы все станем ожидать его глубокомысленных слов. Можно?

Бролос Харан чуть повернулся к Ильм Абсинос, приподняв руку в жесте, который озадачил Оноса Т’лэнна – на мгновение; а потом он понял.

Беспомощность.

– Первый Меч, – продолжил Улаг, – мы не пришли к тебе путем Телланна, потому что у нас нет прав на тебя. Мы призваны, да, но призваны – теперь мы уверены – не тобой. Ты можешь отказать нам. Мы вовсе не хотим никого заставлять.

Онос Т‘лэнн сказал:

– Кто эти чужаки?

– Действительно, глубокомысленно, – сказал Улаг. – Первый Меч, это т’лан имассы второго Ритуала. Потомки тех, кто захотел последовать за Килавой Онасс, когда она отказалась от первого Ритуала. Они не сумели заранее определить, как Килава отнесется к сопровождающим. Но когда во льду лишь одна лунка, всем приходится дышать через нее.

– Моя сестра никого не звала.

– Увы. И вот теперь так. Эти трое – заклинатели костей брольдовых т’лан имассов. Лид Гер, Лера Эпар и Ном Кала. Числом брольдов две тысячи семьсот двенадцать. Большинство глотают пыль далеко за нами. Нас – оршайнов – шестьсот двенадцать. Вот мы все. И если нужны, мы к твоим услугам.

Ном Кала разглядывала Первого Меча, воина, которого когда-то считала выдумкой, мифом. Лучше бы, решила она, таким он и оставался. Кости его были как решето, как будто он был раздроблен на куски – и некоторые кости были даже не его.

Первый Меч не был гигантом из легенд. Он не носил ледяной плащ. Оленьи рога не украшали его голову. Его дыхание ничего не воспламеняло. Он не был похож на воина, готового перечислять свои подвиги три дня и четыре ночи, чтобы пристыдить хвастливого героя. Она начала подозревать, что большинство древних сказаний вовсе не имеют отношения к нему. Танцевать в море по спинам китов? Сразиться с демоническими моржами в их подводных башнях? Тайно соблазнять жен, оставшихся ночью в одиночестве?

Сколько детей в ее клане, поколение за поколением, получали имя, чем-то схожее с «Онос», в честь невероятного зачатия?

У Ном Калы внезапно вырвался вскрик удивления; все обернулись на нее.

В это время говорил Бролос Харан – Ном Кала понятия не имела, о чем, – и он рассердился, что его так прервали.

– Ном Кала, что тебя так развлекло в поражении у Алых Шпилей?

– Ничего, – ответила она, – если только не должно было. Прошу прощения, Бролос Харан. Шальная мысль. Ну… несколько шальных мыслей.

Остальные ждали.

Она решила не вдаваться в подробности.

Ветер стонал, шевеля остатки шерсти.

Заговорил Онос Т’лэнн:

– Оршайны. Брольды. Я отрекся от яггутских войн. Я не ищу битвы. И не зову вас присоединиться ко мне, потому что ищу только окончательный расчет. Как и вы, я был призван из праха, и в прах я хочу вернуться. Но сначала найду того, кто так наказал меня воскрешением. Заклинательницу костей из логросовых т’лан имассов, Олар Этил.

Улаг спросил:

– Но ты уверен, что это именно она, Первый Меч?

Онос Т’лэнн склонил голову набок.

– Улаг Тогтил, после стольких лет, ты все еще чтишь добродетель уверенности?

– Мы не воевали с яггутами, – сказала Ном Кала.

Заклинатели костей из оршайнов облили ее волной холодного неодобрения. Она не обратила внимания.

Онос Т’лэнн продолжил:

– Улаг, я вижу рядом с твоими сородичами военного вождя оршайнов. Почему Инистрал Ован не вышел с вами вперед?

– Он стыдится, Первый Меч. Потери при Алых Шпилях…

– Ном Кала, – сказал Онос, – у вашего клана, у брольдов, нет вождя?

– Только мы, – ответила она. – Даже для войны с людьми не нужен был военный вождь. Было ясно, что нам не победить их на поле брани. Их было слишком много.

– Но как же вы сражались?

– Хранили наши истории, наш образ жизни. И прятались, ведь, прячась, мы выживали. Мы существуем. И это само по себе победа.

– И все же, – прервала Ильм Абсинос, – в итоге вы проиграли. Иначе вам был бы не нужен Ритуал Телланн.

– Верно, – ответила Ном Кала. – У нас не осталось мест, где прятаться.

Заговорил Улаг:

– Первый Меч, мы все же пойдем с тобой. Как и ты, мы хотим узнать причину нашего возвращения.

– Если вы пойдете со мной, – сказал Онос Т’лэнн, – вы склонитесь перед волей Олар Этил.

– Если она так думает, это сделает ее беспечной, – ответил Улаг.

Стоя среди других т’лан имассов, Ристаль Эв смотрела, слушала и представляла мир, скованный целью. Таким мир и был когда-то – для нее, для ее сородичей. Но все исчезло давным-давно. Возможно, Первый Меч возьмет их всех в свой поход. Возможно, ответы могут облегчить бремя отчаяния. И дадут причины стоять, причины выступать против.

Но прах манил обещанием забвения. Путь к концу сущего стал чистым и ровным. Она хотела отправиться по этому пути.

Кальт Урманал, стоящая рядом, сказала:

– Посмотри на его меч. Посмотри, как острие тыкает в землю. Этот Онос Т’лэнн не рисуется. И никогда не рисовался. Помню, как видела его в прошлый раз. Он победил противника. И показал такое искусство, что десять тысяч имассов застыли в благоговении. А он стоял, как побежденный.

– Устал, – пробормотала Ристаль.

– Да, но не от поединка. Он устал, Ристаль Эв, от его необходимости.

Она подумала и кивнула.

Кальт добавила:

– За этим воином я последую.

– Да.

Она сидела на сложенных в пирамиду трех рулонах холста, сжавшись под ночным халатом. Дрожь не унималась. Она смотрела на тлеющий кончик самокрутки, пляшущий, как светлячок, у самых пальцев. Атри-седа Араникт прислушивалась к дальним звукам малазанского лагеря. Приглушенным, усталым и потрясенным. Это вполне понятно. Солдаты разбрелись из строя, шатаясь, как после сильного удара. Падали без чувств или валились на колени, отхаркивая кровь. Ими овладела паника – это была атака?

Не совсем.

Эти пораженные солдаты были, все до одного, магами. А врагом, слепым и безразличным, была сила.

Тошнота постепенно проходила. А мысль медленно просыпалась – блуждая, как похмельный гуляка, бездумно смахивающий пепел, – и на память пришла ее первая встреча с Высшим магом Беном Адаэфоном Делатом. Это было ужасно. Мало того что хлопнулась в обморок перед командиром Брисом Беддиктом; стоило чуть прийти в себя, ее представили Быстрому Бену.

И теперь, недели спустя, из той беседы в памяти остались только обрывки. Он сначала не проявил интереса, но когда увидел ожившую землю в горсти Араникт, его темные глаза обострились и застыли, словно превратившись в оникс.

Бен выругался, и она запомнила это ругательство.

«Худовы неистовые яйца на огне!»

Потом-то она узнала, что Худ – бог смерти, и если чье-то имя достойно быть упомянуто в горьком ругательстве, так именно его. Однако в тот момент она восприняла слова Высшего мага вполне буквально.

Огонь, подумала она. Да, огонь земли, лежащей в моей ладони.

Она во все глаза смотрела на Высшего мага, пораженная его мгновенной проницательностью и убежденная в его глубокой гениальности. Она недостойна его общества. Ее мысль даже в лучшие времена еле ползет, особенно ранним утром, пока она не разожжет первую самокрутку. Быстрый ум (а за него, как она поняла, он и получил свое прозвище) – сам по себе некое волшебство, тонкая магия, на которую она могла только смотреть с огромным благоговением.

Однако такое возвышенное мнение может существовать только в царстве тайны, а тайна пропадает при ближайшем знакомстве. Высший маг подал официальный запрос, чтобы она была временно прикреплена к его кадровым магам. С тех пор она вдоволь наслушалась ругательств от Бена Адаэфона Делата и пришла к выводу, что быстрота была не столько магической, сколько идеалистической.

Он был действительно великолепен. Еще у него была привычка бормотать себе под нос множеством совершенно различных голосов, играть с куклами и веревочками. А уж с какой компанией он водился…

Она яростно затянулась самокруткой, глядя, как к ней направляется кто-то: шагает, как пьяный, плохо сидящая дешевая одежда покрыта коркой грязи. Странно детское лицо Флакона выглядело распухшим, как у гуляки.

Ну вот. Еще одна непостижимая беседа между ними. И да, он не хочет, чтобы я там присутствовала. Значит, нас двое.

– Он дышит? – спросил малазанский солдат, остановившись перед палаткой.

Она взглянула на откинутый полог слева.

– Он отослал меня.

– Меня он захочет видеть.

– Он хочет знать, как поживает Скрипач.

Флакон поморщился, отвел взгляд и снова уставился на нее, словно изучая.

– Вы нервничаете, атри-седа. Доза рома успокоит ваши нервы.

– Я уже приняла.

Он кивнул, похоже, не удивившись.

– Скрипач все еще извергает остатки ужина. Ему понадобится новая палатка.

– Но он даже не маг.

– Да, не маг.

Она в упор посмотрела на него.

– Вы, малазанцы, все такие уклончивые?

Он улыбнулся.

– И чем дальше, тем хуже, атри-седа.

– Почему же?

Улыбка погасла, как не бывало.

– Все очень просто. Чем меньше мы знаем, тем меньше болтаем. Подозреваю, скоро мы станем армией немых.

Жду не дождусь. Вздохнув, она отбросила самокрутку и медленно поднялась.

На северо-востоке небосвода снова появлялись звезды. Уже кое-что. Но там кто-то есть. И держит оружие… боги, какое оружие!

– Скачущий глаз Странника… – сказала она. – Он Высший маг. Он не может прятаться вечно.

Флакон вылупился на нее.

– Никогда не слышал такого ругательства, – сказал он.

– Только что придумала.

– Похоже, непочтительно со стороны летери. Честно говоря, я в некотором замешательстве.

– Думаю, все дело в дурных привычках. – Она подошла к пологу палатки и постучала костяшками пальцев. – Мы входим.

– Прекрасно! – раздалось изнутри.

В тесной палатке висел пар: вокруг сидящего со скрещенными ногами Быстрого Бена горели стоящие на полу ароматические свечи. Высший маг обильно потел.

– Ублюдок тянется ко мне, – сказал он скрипучим голосом. – Хочу ли я беседовать? Нет, не хочу. О чем говорить? Аномандр убил Худа, Дассем убил Аномандра, Бруд разбил Драгнипур, и теперь Драконус на свободе. Огонь дрожит, врата Старвальд Демелейна в огне, и жестоко перекрученные Пути, подобных которым мы и не видели, ожидают; когда они пробудятся? Что принесут? И есть еще кое-что. Вы понимаете? Еще кое-что: прекратите глазеть, просто слушайте. Кто устроил всю эту проклятую заваруху? Флакон?

– Прости, я слушал, не думая. Откуда мне знать? Нет, погоди…

– Точно. Престол Тени и Котильон. Адъюнкт в самом деле считает, что сама выбирает свой путь? Наш путь? Она гоняет нас почем зря с самой высадки – разумеется, это все вопросы снабжения. Ведь акриннайские торговцы не с восторгом отдают все, что у них есть? И разве не станет хуже, когда мы двинемся дальше на восток, – Пустошь оправдывает свое имя.

– Быстрый Бен…

– Разумеется, я просто болтаю! Слушайте! Там т’лан имассы! – Его дикий взгляд внезапно уперся в Араникт. – Пыль запляшет! Кто ведет их? Чего они хотят? Знаете, что я хочу сделать с этой грязью? Хочу выбросить ее прочь. И кому это интересно? Не мне!

– Т’лан имассы, – сказал Флакон, – присягнули императору. Он занял Первый Трон и не оставлял его.

– Именно!

– Нас подставили. Нужно поговорить с Тавор. Сейчас же.

Но Высший маг покачал головой.

– Бесполезно. Она все решила.

– О чем? – спросил Флакон, повысив голос.

– Она думает, что может обмануть их. Вы знали, что она подробно изучила жизнь Келланведа, Танцора и Дассема? Не знали? Прежде чем стала адъюнктом. Даже прежде чем возглавила Дом Паранов. Изучала войну – имперскую войну. Завоевание – не просто тактику боя, но и мотивацию императора и его безумных когорт. Изучала жизни их всех. Краст, Ток Старший, Урко, Амерон, адмирал Нок, Стерва, даже Тайшренн… почему, думаете, она держит при себе Банашара? Этот пьяный дуралей – ее эмиссар, на случай, если Тайшренн на что-то решится.

Но Флакон застрял на первых словах Быстрого Бена.

– Обмануть их? Обмануть повелителей Тени? Как обмануть?

Быстрый Бен оскалил зубы, блеснувшие как золото в мерцающем свете свечей.

– Не смею сказать.

– Не веришь, что мы будем держать рот на замке?

– Нет. А с чего бы мне верить? – Он ткнул пальцем во Флакона. – Ты бы первый побежал без оглядки.

– Если все так плохо, почему ты еще здесь?

Потому что Драконус меняет все, и только я могу противостоять ему.

Флакон распахнул рот, но произнести сумел только одно слово:

– Ты?

– Только не подумай, что я делаю это ради Престола Тени и Котильона. И не думай, что я делаю это ради адъюнкта. Все это время внутри Драгнипура… изменило его. Прежде он не был таким тонким… представляешь, вежливое приглашение к беседе – он считает нас идиотами? Погодите… – он всплеснул руками. – Это было бы тонко, если бы не было так очевидно! Почему мы не подумали об этом?

– Потому что это бессмыслица, проклятый дуралей!

Но Высший маг не обратил внимания на вспышку Флакона.

– Нет, он на самом деле хочет поговорить! И теперь тонкость нужна нам! Мы же можем соответствовать? Поговорить? Исключено! И давайте представим, что он с этим поделает, просто представим!

Араникт двумя руками взъерошила волосы, а потом полезла в поясную сумку за самокруткой. Нагнувшись, она подобрала одну из свечей Быстрого Бена. Закуривая, Араникт мельком взглянула на Высшего мага и увидела его застывший взгляд. Флакон рассмеялся.

– Вот она уж и не такая застенчивая, да? Хорошо. Теперь мы увидим настоящую атри-седу. Как и хотел Брис.

За завесой клубящегося дыма Араникт разглядывала Быстрого Бена. Она медленно вернула свечу на пятно растаявшего воска. Брис? Так вот из-за чего это все?

Высший маг бросил на Флакона презрительный взгляд.

– Это невежество, а не бравада.

– Бравада обычно и есть невежество, – отрезал Флакон.

– Ты прав, – согласился Быстрый Бен. – Прав и в том, – добавил он, вздохнув, – что нам не помешало бы побольше невозмутимости.

Араникт фыркнула.

– Невозмутимости? Это не про меня.

– Может быть, – ответил Высший маг, – но ты была убедительна. Свеча, которую ты взяла из защитного круга, открыла путь к Драконусу. Он немедленно это почувствовал. И все же…

– Не воспользовался, – сказал Флакон.

– Не воспользовался.

– Тонко.

– Ха-ха, Флакон, ты даже сам не понимаешь, насколько прав. Дело в том, что она заставила нас обратиться к этому жгучему вопросу, так ведь?

– Я не нарочно.

Быстрый Бен взглянул на нее с задумчивым любопытством.

Араникт пожал плечами.

– Мне нужен был огонь.

Ответ, похоже, удовлетворил обоих, но по-разному. Она решила, что разговор закончен. Какой смысл объяснять, что она понятия не имеет, о чем речь. Все имена, которые называл Быстрый Бен – даже Драконус, – ничего не значили для нее. Ну, или почти ничего. Драконус. Это тот, кто объявился во тьме, кто создал врата, укравшие полнеба, кто держал в руке оружие тьмы и холода, чернейшего льда.

А Быстрый Бен хочет встать у него на пути.

Странниковы расплющенные орешки, я же ввязалась только потому, что жажду Бриса Беддикта. Я и тысяча других женщин.

Быстрый Бен сказал:

– Атри-седа, ваш командир, Брис… – Она виновато замерла. Он что – мысли ее прочитал?

– …Он однажды умер, да?

– Что? Да, так говорят. То есть да, умер.

Высший маг кивнул.

– Тогда иди к нему – возможно, ты нужна ему прямо сейчас.

– Я? Почему?

– Потому что Худ ушел, – сказал Флакон.

– А при чем тут командир Беддикт? – спросила она.