Пыль грез. Том 2 Эриксон Стивен

Маппо, обернувшись, увидел, что девушка присела напротив Остряка; Картограф переводил. Несомненно, у них есть о чем поговорить. Близится неизвестная война, столкновение отчаянных смертных и, возможно, отчаянных богов. А Икарий? Старый друг, тебе, наверное, нет места в том, что грядет. Если тысячи напрасно погибнут от твоей руки, какое ужасное равновесие будет нарушено? Какую жестокую судьбу это накличет? Нет, я должен найти тебя. И увести. И без того слишком много жертв на твоем пути.

Слева он услышал хриплый вздох. Повернувшись, он посмотрел на лежащую женщину.

– Будешь жить, Фейнт, – сказал он.

– Тогда… тогда…

– Ты не успела к нему. А если бы успела, то была бы мертва ты, а не мастер Квелл.

Она потянулась к лицу и соскребла ногтями запекшуюся корку крови в уголках рта.

Вам было бы лучше, если бы я умерла. А теперь мы застряли.

Он мог ответить: «Но мы уже так близко. Я просто чую его – мы почти пришли». Но это была эгоистичная мысль. Доставить Маппо – полдела. Теперь несчастным пайщикам предстояло отыскать дорогу домой, а они потеряли единственного, кто был способен на это. И ответить на слова Фейнт было нечего.

– Грудь болит, – сказала она.

– Тебя ударил че’малле, а у них острые когти. Я наложил почти три сотни швов, от правого плеча до нижних ребер слева.

Она как будто задумалась над этим, а потом сказала:

– Вот и конец прыгающим сисечкам Фейнт.

– Ты их не потеряла, если ты этого боишься. Они еще… э… попрыгают, ну, может, неровно.

– Значит боги действительно есть. Слушай. Наперсточек – она еще жива?

– Да.

– Тогда у нас есть шансы.

Маппо моргнул.

– Она так молода, Фейнт, и совершенно не обучена…

– Шансы есть, – упрямо повторила Фейнт. – Черные соски Беру, как же больно.

– Она со временем попробует взяться за лечение, – сказал Маппо. – Сейчас у нее все силы уходят на то, чтобы Юла был жив.

Фейнт хмыкнула и задохнулась. Отдышавшись, она сказала:

– Чувство вины поможет.

Маппо кивнул. Братья Валуны потащились в Гильдию за Наперсточком, а она ввязалась по капризу или, скорее, чтобы посмотреть, на что пойдут потенциальные любовники ради нее. Когда любовь превращается в игру, люди страдают, и Наперсточек наконец начала постигать эту истину. Далековато завела их, да?

И все же без Валунов никто из них уже не был бы в живых. Маппо до сих пор с трудом верил, насколько ужасны могут быть кулаки простых смертных, таких, как Юла и Амба Валуны. Они бросились на крылатого че’малля, и их громадные костяшки били сильнее, чем булава самого Маппо. Он слышал, как трещат под ударами кости, как хрипит че’малле от неожиданности и боли. Зверь ушел в неистовую защиту, стараясь в слепой панике отбросить обезумевших атакующих. Громадные когти, размером с семакские скимитары, вонзились в спину Юлы, и вышли из груди. От удара Юла отлетел прочь; и в этот момент стремительные кулаки Амбы вонзились в горло че’малля. Такой удар перебил бы шею лошади, и че’малле подскочил в воздух, гремя крыльями. Отшвырнув ударом лапы Амбу, зверь метнулся вверх.

Остряка, бывшего, очевидно, главной целью че’малля, отбросило прочь при первой атаке, и остальные сочли его мертвым, но он вернулся, полный ярости своего бога. В образе громадного тигра, чье тело странно расплылось – четко виделись только полосы, которые свивались, как языки черного пламени, – он взвился в воздух, пытаясь свалить че’малля. Но тот ускользнул и, взмахнув крыльями, устремился в небо.

Потом Маппо узнал от Остряка – когда тот более-менее вернулся в человеческий облик, – что их первая схватка произошла в тысяче саженей над Пустошью, и че’малле, не сумев убить противника, просто сбросил его на землю. Остряк в полете успел обернуться в форму одиночника. И теперь жаловался на синяки и ноющие суставы, но Маппо понимал, что такое падение должно было убить его. Трейк вмешался. Других объяснений и быть не может.

Маппо снова подумал об ужасном существе: он был совершенно уверен, что это в самом деле какая-то разновидность к’чейн че’маллей, хотя ничего подобного он не видел и не слышал от тех, кто был больше знаком с древней расой. Зверь был вдвое выше охотников К’елль, хотя более худой. Размах крыльев – как у среднего возраста элейнта; хотя если у драконов крылья служили только для ускорения и маневров в воздухе – подъемную силу тяжелым драконам давало колдовство, – этот че’малле поднимался только за счет работы крыльев. И весил явно намного меньше элейнтов. Боги, он был быстр. И какая мощь! Во время второй атаки, после исчезновения Остряка, че’малле запросто поднял весь фургон в воздух, вместе с лошадьми. Если бы остов фургона не развалился, зверь утащил бы его высоко в небо, и падение с такой высоты было бы смертельным. Просто и эффективно. Че’малле пробовал такое несколько раз и только потом спустился на битву.

На свою беду.

И, надо признаться, на нашу. Гланно Тарп мертв. И Рекканто Илк. И, конечно, мастер Квелл. Когда Маппо добрался до фургона, чтобы вытащить Наперсточка наружу, она билась в истерике – Квелл заслонил ее собой от нападающего че’малле, и зверь распотрошил его. И если бы не Валуны, прыгнувшие ему на спину, убил бы и ее. У Маппо остались царапины на ладонях и запястьях – Наперсточек просто обезумела от ужаса.

Фургон починке не подлежал. У них не было иного выбора, как продолжать путь пешком, неся раненых, под угрозой нового нападения.

И все же, думаю, Валуны его ранили.

Этот че’малле не поджидал нас. Его нападение было случайным – а как иначе? Нет, у чудища были другие задачи. Насколько я могу понять, оно тоже охотится за Икарием, даже представить страшно. В любом случае будем надеяться – он понял, что от нас слишком много хлопот.

Он взглянул на лежащую рядом булаву. Ему удалось крепко врезать че’маллю – тот даже отступил на шаг. А Маппо показалось, что булава ткнулась в железный обелиск. Плечи болели до сих пор. Глаз смотрит за цель, туда, куда должно прийти оружие. И если не получается, удар сотрясает все тело. Каждую мышцу, каждую кость. Даже не припомню, когда в последний раз терпел такое поражение.

– Кто эти чужаки? – спросила Фейнт.

Маппо вздохнул.

– Точно не знаю. С ними немертвая айя.

– Кто?

– Древняя волчица, из эпохи имассов. Их кровь дала начало Гончим Тени… Но не Гончим Тьмы. В тех течет кровь равнинных медведей. Ти’нат окрал, на языке имассов из племени бентрактов.

– Немертвая волчица?

– Прошу прощения? А, ну да, она называлась ай, когда была жива. А теперь? Наверное, маэт ай, из-за вони и разложения. Или можно сказать – от ай, раз она похожа на скелет. Мне больше нравится Т’ай – разбитая айя, если хочешь…

– Маппо, мне правда все равно, как ты ее называешь. Немертвый волк, как раз в компанию Картографу – он ведь вернулся? Я точно его слышала…

– Да, он привел сюда этих чужаков и теперь переводит.

– А они не говорят на даруджийском? Вот варвары!

– Только две – вон те девочки-двойняшки; у них даруджийская кровь, я почти уверен. Мальчик, который прилип к Остряку… в нем есть кровь имассов. И насколько могу судить – больше половины. Так что или его мать, или отец – из баргастов. Главная у этих – Сеток; Остряк назвал ее Дестриантом Волков, и она напоминает мне о жителях Кана, хотя она не оттуда. На северном берегу Семи Городов есть древние могилы, и на них изображены люди, очень похожие на нее – остались с тех времен, когда племена еще не вышли из пустыни, надо полагать.

– Ты просто не даешь мне уснуть, да?

– Ты упала на голову, Фейнт. И какое-то время говорила на разных языках.

– Что?

– Ну, это была смесь языков, шестнадцать я узнал, остальные – нет. Удивительное дело, Фейнт. Одна ученая утверждает, что мы знаем все языки, глубоко в мозгу, и что любой может говорить примерно на десяти тысячах языков. Она бы с удовольствием тебя послушала. А в Эрлитане живет дистижер – прозектор, так он заявляет, что мозг это просто скопление перекрученных цепей. Одни звенья – большинство – расплавлены, другие нет. Некоторые связи можно открыть заново. Любое крупное повреждение головы, по его словам, приводит к разрыву связей. И обычно навсегда, однако изредка образуется новая связь. Цепи, Фейнт, набитые в череп.

– Только они не похожи на цепи, да?

– Нет, увы, не похожи. В этом беда теорий, которые нельзя подтвердить наблюдением. Разумеется, Икарий будет спорить, что теория проверяется не только прагматичным наблюдением. Скажет, что порой теорию нужно рассматривать более поэтично, как метафору.

– Маппо, у меня для тебя есть метафора.

– Да?

– Женщина лежит на земле, с поврежденным мозгом, и слушает, как волосатый, клыкастый трелль рассуждает о возможных интерпретациях теорий. Что это значит?

– Не знаю, но в любом случае сомневаюсь, что это стоит рассматривать как метафору.

– Наверняка ты прав, тем более что я, честно говоря, даже не знаю, что такое метафора. Тогда давай так. Женщина слушает все это, но знает, что мозг у нее поврежден. Насколько поврежден? Неужели настолько, что она верит, что слушает волосатого трелля, фонтанирующего философскими рассуждениями?

– А, ну тогда это, пожалуй, тавтология. Или еще какой-то образец недоказуемого утверждения. Или нечто совсем иное. Хотя я изредка философствую, я не говорю, что я философ. Разница, я уверен, весьма существенная.

– Если ты действительно хочешь, чтобы я не заснула, Маппо, говори о чем-нибудь другом.

– Ты действительно веришь, что Наперсточек сможет доставить тебя обратно в Даруджистан?

– А иначе мы застряли тут и пора начинать учиться у Сеток местному языку. Но она ведь не местная, правда? Здешняя земля уничтожена. Квелл говорит, что она истощена. Выдохлась. Здесь никто не может жить.

– У Сеток одежда по покрою баргастская, – сказал Маппо и поскреб щетину на подбородке. – И поскольку у мальчика, думаю, баргастская кровь…

Он громко обратился по-баргастски к Сеток:

– Мы можем общаться на этом языке, Дестриант Сеток?

На него обернулись все четверо чужаков. И Сеток ответила:

– Думаю, можем.

– Угадал, – сказала Фейнт.

– Наблюдение и теория, – отозвался Маппо. – А теперь можешь немного отдохнуть. Хочу узнать историю этих странников. Скоро вернусь и разбужу тебя.

– Жду не дождусь, – пробормотала Фейнт.

– Если ни одно решение не помогает, – начал Кованый щит Танакалиан, – что нам остается? Только продолжать известный нам путь, пока не представится другая возможность. – Он смотрел на свиту королевы Абрастал, которая медленно приближалась; около дюжины лошадей мягко скакали по неровной земле, знамена над всадниками хлопали, как пронзенные птицы.

Смертный меч Кругава тяжело шевельнулась в седле. Заскрипела кожа, звякнула сталь.

– Его отсутствие угнетает, сэр, – сказала Кругава. – Просто зияет.

– Тогда выберите нового, Смертный меч. И кончено дело.

Она посмурнела под краем шлема.

– Вы в самом деле советуете мне это, Кованый щит? Я должна от отчаяния стать беспечной? Проглотить свое неудовлетворение? Однажды я уже поступила так, сэр, и уже начинаю жалеть об этом.

Только однажды? Ах ты, жалкая ведьма. Смотреть не могу на твое кислое лицо. И теперь ты говоришь, что меня выбрали без особой уверенности. Это тебе сказал старик? Но из нас двоих только я был свидетелем его горького разочарования в конце. Так что в твоем мозгу он все еще выступает в мою пользу.

– Смертный меч, мне печально слышать ваши слова. Не знаю, чем я подвел вас, и не знаю, как могу возместить ущерб.

– Моя нерешительность, сэр, доводит вас до исступления. Вы желаете действовать не раздумывая, но если выбор нового Дестрианта не требует раздумий, тогда что же требует? Вы, похоже, считаете, что это просто титулы. Обязанности, которые кто-то принимает на себя. Но истина в том, что титул получает только тот, кто уже дорос до подобных обязанностей. В вас я вижу раздражение молодого человека, убежденного в своей правоте, как все молодые люди; и эта убежденность приводит к опрометчивым поступкам и непродуманным советам. А теперь прошу вас хранить молчание. Королева приближается.

Танакалиан старался унять ярость и сохранить нейтральное выражение лица в присутствии болкандских всадников. Ты нанесла удар за мгновение до переговоров, чтобы проверить мой самоконтроль. Я знаю все твои ухищрения, Смертный меч. Тебе меня не провести.

Королева Абрастал не стала терять времени.

– Мы встречались с сафинандским эмиссаром, и я рада сообщить, что ваши припасы будут пополнены – и, могу добавить, по разумным ценам. Вполне щедро с их стороны, учитывая все обстоятельства.

– Вы правы, ваше величество, – сказала Кругава.

– Далее, – продолжала Абрастал, – сафинандцы заметили малазанские колонны прямо к северу от Сафийских гор, уже на самой границе Пустоши. Они неплохо проводят время. Любопытно, что ваши союзники идут с эскортом – и во главе не кто иной, как принц Брис Беддикт, командующий Летерийской армией.

– Понятно, – ответила Кругава. – И Летерийская армия продвинулась далеко за границы летера, значит, их роль как эскорта была не простой предосторожностью.

Взгляд королевы стал пронзительным.

– Как я и сказала, весьма любопытно, Смертный меч. – Она помолчала и продолжила: – Мне стало очевидно, что из всех важных персон, вовлеченных в эту авантюру, я одна осталась в неведении.

– Ваше величество?

– Вы ведь маршируете куда-то, так? На Пустошь, ни больше ни меньше. И дальше, очевидно, в Коланс. Мои предупреждения о печальной – даже ужасающей – ситуации в этих далеких землях, похоже, остались без внимания.

– Наоборот, королева Абрастал, – ответила Кругава, – мы отнеслись к ним чрезвычайно внимательно и тщательно взвесили.

– Тогда ответьте, вы выступаете, чтобы захватить империю? Коланс, ослабленный внутренними раздорами, засухой и голодом, представляется вам легкой добычей. Неужели вы думаете, что этот обездоленный народ – ваш смертельный враг? Вы никогда там не были. И если, – добавила она, – я до сих пор с вами и хундрилами, так далеко от собственных владений, и еще недели до крупных переговоров с адъюнкт, вы, вероятно, догадываетесь о причинах.

– Любопытство? – спросила Кругава, подняв брови.

Черты Абрастал исказились раздражением.

Да, королева, я понимаю ваши чувства.

– Правильнее будет сказать беспокойство. Как соправительница Болкандо, я обязана жестко править своим народом. Мне прекрасно известна тяга людей к хаосу и жестокости. И главная цель правления, как я понимаю, состоит в том, чтобы насаждать нормальные отношения. И для этого я должна сама быть им привержена. Расстроит ли меня, что я поддерживаю орду бешеных захватчиков? Выдержит ли совесть, что я помогаю вторжению в далекое королевство?

– Получив от нас приличную прибыль, – добавила Кругава. – Можно сделать вывод, что вы приобретете много нормальных отношений для себя, ваше величество, и для своего народа. И, могу добавить, без затрат и особых обязательств.

Вот теперь – Танакалиан ясно видел – она действительно рассердилась, эта жесткая, ясноглазая королева в солдатском облачении верхом на коне. Настоящий правитель своего народа. И настоящая слуга.

– Смертный меч, я говорю о совести.

– Я полагала, ваше величество, что монета в достаточном количестве может решить все. Разве не такая точка зрения преобладает в Летере и Сафинанде, да и в Болкандо?

– Так вы и в самом деле собираетесь обрушиться на несчастный народ Коланса?

– А если так, ваше величество, разве вам не легче? В конце концов, даже и без малазанцев мы стояли у самых стен вашей столицы. Чтобы захватить королевство… что ж, ваше вполне в пределах досягаемости. И не пришлось бы маршировать дальше, испытывая тяготы. А малазанцы… они только что удачно захватили Летерийскую империю. Очень жирный кусок, взбреди им в голову там и обосноваться.

– Я именно об этом! – отрезала Абрастал и сдернула с головы шлем, освобождая каскад огненно-рыжих потных волос. – Почему Коланс? Зачем вам, во имя Странника, Коланс?

– Ваше величество, – сказала Кругава, невозмутимая перед внезапным взрывом королевы, – ответ на этот вопрос поставит вас в сложную ситуацию.

– Почему?

– Потому что вы сказали о совести. Не объясняя наши цели, ваше величество, мы даем вам счастливую возможность заботиться о собственном народе. Вы – их королева, в конце концов, и в этом главное различие между нами. Мы, изморцы, от начала до конца ответственны только сами перед собой и перед своими целями. То же верно и для Военного вождя Голла и «Выжженных слёз». И, наконец, самое главное: то же касается Охотников за костями. – Она чуть наклонила голову. – Однако принцу Брису, возможно, скоро придется принять сложное решение: вернуться в Летер или дальше сопровождать адъюнкт и ее союзников.

– И значит, – возразила Абрастал, – служа только себе, вы готовы принести нищету и страдания несчастному народу?

– Хотя мы этого не желаем, ваше величество, такой исход возможен.

В наступившем потрясенном молчании Танакалиан увидел, как помрачнели глаза королевы и как нахмурился ее лоб. По лицу пробежала тень неуверенности. И заговорила она совсем тихо:

– И вы ничего не станете объяснять, Смертный меч?

– Вы совершенно правы, ваше величество.

– Вы сказали, что не служите никому, кроме себя. Заявление попахивает ложью.

– Очень жаль, что вы так считаете, – ответила Кругава.

– На деле, – продолжила Абрастал, – я начинаю подозревать совершенно противоположное.

Смертный меч промолчала.

«Вы совершенно правы, – повторил про себя Танакалиан слова самой Кругавы. – Все, что мы делаем, мы делаем не для себя, а для всех вас».

Может ли быть что-то более славное? И если нам суждено проиграть, если суждено пасть, как мне представляется, разве может быть более сладкий конец? Самое грандиозное поражение, какое видел этот мир.

Да, нам всем известно сказание о поражении Колтрейна у Арэна. Но то, что ждет нас в конце наших дней, затмит это сказание. Мы хотим спасти мир, а мир сделает все, чтобы остановить нас. Смотри, как мы проиграем. Смотри, как выжмем кровь из твоего каменного сердца!

Но нет. Свидетелей не будет. Если само существование можно назвать поэтическим, мы стоим в тишине, непреклонные слуги анонимности. Никто не увидит, никто даже не узнает. Ни одной могилы, ни один камень не бросит тень на наши разбросанные кости. Ни кургана, ни надгробия. Мы будем почивать в пустоте, а не в забытьи – ведь забытье приходит после памяти, а памяти не останется.

Сердце заколотилось от восхитительной красоты – красоты всего. Настоящий герой тот, чей героизм никто не видит. Самая достойная слава – та, которая разлетается по бесчувственному ветру. Высшее достоинство остается навсегда скрытым от всех. Ты это понимаешь, Смертный меч? Нет, не понимаешь.

Порозовев от удовольствия, он смотрел, как королева Абрастал подобрала поводья и резко развернула коня. Вся свита поспешила за ней. Уже вовсе не так стройно, заполоскав, как скрученная тряпка, и растянувшись, все бросились догонять королеву.

– Одари меня своей мудростью, Кованый щит.

От такой просьбы он оцепенел. Кровь прилила к лицу от темных чувств.

– Они покидают нас, Смертный меч. Болкандцы уходят.

Она фыркнула.

– И долго мне ждать?

– Ждать чего, Смертный меч?

– Мудрости в моем Кованом щите.

Они были все равно что одни, в стороне от изморского лагеря.

– Похоже, я не могу сказать ничего приятного для вас, Смертный меч.

– Королева Абрастал желает понять наши намерения. Во что бы то ни стало. И она не будет менять решения, в надежде, что адъюнкт Тавор удовлетворит ее любопытство.

– А она удовлетворит?

– А как вы сами думаете, Кованый щит?

– Думаю, королева Абрастал очень расстроится.

– Наконец-то. Да.

– Адъюнкт очень эгоистична, – сказал Танакалиан.

Кругава резко обернулась.

– Простите?

– Она могла бы пригласить других разделить ее славу – легион Эвертайн королевы, похоже, грозная армия. Отлично обученная, способная маршировать наравне с нами, в отличие от солдат завоевателя Авальта. Будь они бок о бок с нами в Колансе…

– Сэр, – прервала Смертный меч, – если адъюнкт эгоистична – в том, что вам, видимо, представляется славным достижением, – вам лучше рассматривать этот эгоизм как невероятное милосердие.

– Я понимаю возможный исход этой авантюры, Смертный меч. И, возможно, даже лучше, чем вы. Я знаю, что меня ждут души – я каждый день вижу их смертные лица. Я вижу надежды, которые они возлагают на меня. И пусть то, что ждет нас, никто не увидит: для наших братьев и сестер я и есть свидетель. Когда я говорил об эгоизме адъюнкт, я вовсе не думал критиковать ее; я уверен, что она оказала Серым шлемам высокую честь, позволив разделить ее судьбу.

Яркие голубые глаза Кругавы были устремлены на него; она раздумывала, подсчитывала.

– Понимаю, сэр. Вы ожидаете гибели Серых шлемов. Когда вы смотрите на них и видите только их души, которые скоро будут принадлежать вам, то что, по-вашему, видят они в глазах их Кованого Щита?

– Я окажу честь им всем, – ответил Танакалиан.

– В самом деле?

– Разумеется. Я Кованый Щит…

– Вы обнимете душу каждого брата, каждой сестры? Без осуждения? С искренней любовью ко всем и каждому? Но что с нашими врагами, сэр? Их вы тоже примете в объятия? Согласитесь ли, что страдания стирают границы, а боль не оставляет следов на песке?

Он молчал. Что можно ответить? Любую ложь она распознает. Танакалиан посмотрел в сторону.

– Я Кованый Щит изморских Серых шлемов. Я служу Волкам Зимы. Я смертная плоть войны, а не меч в ее руках. – Он снова взглянул на нее. – Я давлю на ваш трон, Смертный меч? Вы об этом?

Ее глаза расширились.

– Вы дали мне много поводов для размышления, Кованый Щит. Теперь оставьте меня.

Шагая в лагерь, Танакалиан набрал полную грудь воздуха и нервно выдохнул. Она опасна, но ведь он и раньше это знал. Она действительно считает, что мы можем победить. Что ж, полагаю, так и положено Смертному мечу. Пусть заблуждается; несомненно, это поможет нашим братьям и сестрам, когда взвоют Волки. А я не могу быть так слеп, так спорить с правдой.

Мы сможем справиться с этим вдвоем, Смертный меч. Я согласен, что ты не хочешь выбирать Дестрианта. Зачем делиться славой? Зачем вообще все усложнять?

Тяжелый, обжигающий разговор, но он все же выжил. Да, теперь мы понимаем друг друга.

И это хорошо.

После того как Кованый Щит ушел, Смертный меч постояла, глядя на сгущающуюся на восточном небосклоне тьму. Потом повернулась и махнула рукой в перчатке. Подбежал посыльный.

– Передай вождю Голлу, что я посещу его вечером, через колокол после ужина.

Солдат поклонился и убежал.

Кругава еще раз взглянула на восточный горизонт. Горы, закрывавшие Сафинанд с севера, образовали зубастую стену, но там, где рождалась тьма, была только плоская равнина. Пустошь.

Она предложит Голлу немедленно выступать, получая припасы у сафинандцев на ходу. Очень важно соединиться с адъюнкт как можно быстрее. И это один из вопросов, который нужно обсудить с Голлом. Есть и другие.

Ее ждет долгая бессонная ночь.

Вождь гилков улыбнулся, глядя, как королева Абрастал возвращается в лагерь. Действительно, Огневолосая. С нее вот-вот так и пыхнет пламя – изо всех мест, о которых только может подумать мужчина с воображением, а уж у него-то с воображением полный порядок. Но такая женщина, увы, далеко за пределами его досягаемости, И это, конечно, очень жаль.

За спиной из палатки Спакса вышла Спултата и встала справа от него. Она прищурилась совсем как мать, заметив приближение королевы.

– Беда, – сказала она. – Спакс, держись от нее подальше, хотя бы сегодня вечером.

Спакс улыбнулся еще шире.

– Боюсь, не получится, дикая кошка.

– Ну и дурак.

– Согрей шкуры, – сказал он, отправляясь в павильон королевы. Солдаты легиона Эвертайн, стоящие на посту, провожали его глазами, и он сам себе напоминал льва, виденного однажды в лагере другого клана. Зверь свободно гулял по лагерю и имел привычку прохаживаться взад-вперед перед клетками с охотничьими псами. Псы сходили с ума, бросаясь на стальные решетки и разбивая морды до крови. Спакс всегда восхищался этим львом, его идеально беззаботной походкой, высунутым языком и зудом, который каждый раз заставлял его останавливаться напротив клеток, чтобы лениво потянуться и зевнуть во всю пасть.

Пусть непрестанно следят за ним, пусть сверкают глазами из-под края шлемов. Спакс знал, что эти солдаты очень хотят помериться силами с белолицыми баргастами. С гилками, которые под стать цивилизованным тяжелым пехотинцам любой страны. Но такая возможность вряд ли представится. Зато будет шанс встать рядом, и такое соперничество гилкам было вполне понятно.

И вот тогда поглядим, что будет. Мы идем к месту сражения с врагом? И кто будет стоять крепче? Эвертайн, Серые шлемы или гилки? Ха. Спакс миновал внутренний кордон и у павильона удостоил кивком стражника, который отступил в сторону. Он пошел по коридору со стенами из палевого шелка, подсвеченного лампами; как всегда, ему показалось, что он идет сквозь сам цвет – мягкий, сухой и странно прохладный, постоянно меняющий вкус.

В последнем проходе стоял доверенный лейтенант королевы. Увидев Спакса, лейтенант покачал головой.

– Дело может подождать, вождь?

– Нет, Гаэдис. А что, она принимает ванну?

– Если так, то вода давно выкипела.

Что сказала Абрастал эта железная женщина?

– Хватит смелости доложить обо мне, Гаэдис?

– Я отвечу да, вождь, но не из смелости, а из тупости – она вела меня до сих пор, и я человек консервативный.

– Просьба остается, – сказал Спакс.

– Сомневаюсь, чтобы она одобрила, если бы один из ее придворных лейтенантов скинул все это ради черепашьих панцирей и голый плясал под луной.

Спакс ухмыльнулся.

– Видел, значит?

Гаэдис кивнул.

– Ты же понимаешь, что это было просто представление. Понимаешь?

– Вождь?

– Для ученых королевы – пусть у них будет, о чем писать и о чем размышлять весь остаток их глупой никчемной жизни. Нижние духи, холодной ночью у мужчины ягодки съеживаются – а то зачем бы нам прыгать через костер?

Бросив пронзительный взгляд, Гаэдис повернулся и скрылся за портьерой.

Спакс тихонько напевал себе под нос.

Приглушенный голос Гаэдиса пригласил его в королевское присутствие. «Голая в ванне, – размечтался Спакс. – Не, боги никогда не бывают так щедры».

Она стояла в подкольчужнике, сняв доспехи; длинные волосы все еще были растрепаны после скачки. Подкольчужник подчеркивал ее формы.

– Были бы накрашены глаза, – сказала Абрастал, – я бы уже текла. Варварская стерва. Что у тебя за важное дело, что тебя не пугает мое жуткое настроение?

– Только одно, величество, – ответил Спакс. – Она высекла из тебя искры, и я хочу знать – как и почему.

– Значит, любопытство.

– Точно, Огневолосая.

– Если бы я не знала, что твои бешеные воины будут возражать, я бы удавила тебя твоими же кишками; и возможно – только возможно – этим утешилась. Высокомерие – странная штука, Спакс. Оно притягивает, если недоступно, а потом жалит до ярости, когда достигаешь его. Что, ради пустого черепа Странника, убедило тебя, что я захочу удовлетворить твое сраное любопытство?

Спакс бросил взгляд на Гаэдиса; у того лицо казалось высеченным из камня. Трус.

– Величество, я вождь гилков. Меня каждый день осаждают лидеры кланов, не говоря уж об отважных молодых воинах – они готовы начать войну, если есть хоть какой-то шанс победить. Они не ворчат о жалованье, величество, а лезут в драку.

– В Болкандо мир, – сказала Абрастал. – По крайней мере, был, когда тебя нанимали, и теперь опять. Если хочешь войны, Спакс, оставался бы с другими белолицыми – они пошли и двумя ногами прыгнули в гнездо шершней. – Она обернулась, и он увидел все формы, которые хотел бы обхватить руками, представься возможность. Она помрачнела. – Ты вождь, сам сказал. Гордое звание, и оно, надо полагать, возлагает ответственность. Тебя осаждают, Спакс. Так разберись с этим.

– В моем колчане не осталось стрел, величество.

– Я похожа на оружейника?

– Ты похожа на того, кто что-то замыслил. – Спакс развел большие руки в шрамах. – Я не знаю этих изморских Серых шлемов, но знаю орден, величество…

– Какой орден?

– Военный культ Волков. Отделение этого культа оборонялось при осаде Капустана. И назывались они Серые мечи.

Абрастал какое-то время вглядывалась в него, потом вздохнула.

– Гаэдис, откупори нам кувшин вина; только не вздумай наливать себе. Я еще сердита, что ты позволил этому пастушьему псу уговорить тебя и пропустил его.

Страницы: «« ... 2223242526272829 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Это идиотское занятие – думать» – не просто мемуары известного человека, или, как говорил сам Карли...
Состоятельный бизнесмен ищет няню? Ну что ж, если других перспектив не предвидится, можно поработать...
Если ты обаятельная и привлекательная ведьма, но лишенная сил, то лучшее призвание для тебя – Сваха!...
Николай Стариков – автор 20 бестселлеров («Сталин после войны», «Война. Чужими руками», «Национализа...
Приемный сын короля, обвиненный в убийстве названного отца и незаконнорожденная дочь шпиона. Что мож...
Людмила Федоренко утверждает, что магия доступна всем.Главное — ваше желание сделать свою жизнь лучш...