Дань псам. Том 1 Эриксон Стивен

Десра не раз играла роль мучителя, в том числе и от скуки. Приходилось ей и лакать чужую кровь.

Так же она, вероятно, поступит и с Чиком. Если он вообще к ним вернется, в чем уверенности никакой. Да, она воспользуется им, как и всяким другим, кто воображает себя сильным, когда на самом деле слаб, – и она это докажет. Их кровь едва ли на вкус более чистая или сладкая.

Ибо Десра совершила свое открытие. Она нашла того, кто обладает безграничной силой. Того, по сравнению с кем она сама кажется себе слабой, но испытывает при этом огромное удовлетворение. Того, кому она могла бы однажды пожертвовать всем, не боясь, что он воспользуется этим ей во вред. Кто угодно, только не он.

Не Нимандр Голит.

Из развалин вышел Каллор; Десра явно видела, что ему не по себе. Громыхая доспехами, он прошагал между пугал и поднялся на дорогу. Дойдя до повозки, он оперся потертым сапогом о деревянную спицу и залез в кузов. Посмотрел на лежащего без сознания Чика и обратился к Аранате, которая держала над ним тонкую материю:

– Выбросили бы вы этого неудачника.

Та в ответ лишь молча улыбнулась.

Десра мрачно посмотрела на Каллора.

– Где остальные?

– Да, остальные, – проворчал старик, оскалившись.

– Ну, так где же они?

Каллор оперся о борт.

– Яггут решил воспользоваться ими… к несчастью для них.

Воспользоваться?

Ненанда, сидевший на козлах, обернулся:

– Какой еще яггут?

Но Десра уже перемахнула через кювет и бежала по заброшенному полю, между поваленных пугал…

Кто же такой этот Умирающий бог?

Клещик хорошо себя знал: знал, что его воображение – страшнейшее оружие, обращенное против него самого; знал, что в любой ситуации готов рассмеяться, погрузиться в бездну абсурда из отчаянного желания сберечь рассудок. Он пришел в себя на пыльной платформе не более дюжины шагов шириной, сделанной из известняка. Вокруг росли оливковые деревья – стволы у них древние, узловатые, ветви обильно увешаны плодами. Теплый ветер обдувал обнаженную кожу Клещика, хоть немного приглушая гнетущую жару. В воздухе пахло солью.

Платформу окружали обрубки колонн. Краска густого винного оттенка отслаивалась, обнажая желтоватый камень.

Кто такой этот Умирающий бог?

Голова болела. Клещик медленно приподнялся, закрывая глаза от слепящего солнца, но свет отражался от каменных поверхностей, и спасения от него не было. Застонав, он нетвердо встал на ноги. Боги, как же раскалывается голова! Перед глазами плясали круги и вспышки.

Кто такой этот…

Под деревьями кучей валялись трупы – уже в основном скелеты в истлевших лохмотьях, с обтянутыми высохшей кожей черепами. Наряды когда-то яркие, необычная обувь, блестящие пуговицы и драгоценности, золотые зубы.

Солнце словно излучало… зло. Его свет, его жар как будто убивали, пронзали плоть, разрывали на части мозг. Голова болела все сильнее.

Клещик вдруг понял, что в этом мире не осталось ни единой живой души. Погибают даже деревья, океаны выкипают. Смерть повсюду, от нее не скрыться. Солнце стало убийцей.

Кто этот…

Можно мечтать о будущем. Можно представлять его логическим продолжением настоящего. Можно видеть его как прогресс, восхождение к ослепительной вершине. Или же воспринимать каждое историческое мгновение как вершину, пока не появится другая, более высокая. Пахарь засевает поле, чтобы подкрепить видение достижения, изобилия и спокойствия, которое приносит предсказуемая смена времен года в мире. Возлияния напоминают богам о существовании порядка.

Можно загадывать хотя бы о месте для сына или дочери. Кто стал бы рожать детей в мир, который неизбежно погибнет? И не важно, исходит ли погибель от силы, никому не подконтрольной, или же она стала следствием глупости. Размышлять об этих вопросах все равно будет некому.

Ярость и тщета. Кто-то сыграл с этим миром самую злую шутку. Посеял жизнь, посмотрел, как она расцветает, а затем вызвал солнечный гнев. Смертельная буря, вспышка отравленного света, и жизнь увядает. Вот так вот просто.

Кто…

Бог умирает со смертью последнего, кто в него верит. Взлетает, раздутый и бледный, либо тонет в неведомых глубинах. Крошится пылью. Растворяется жарким ветром.

Ядовитые копья пронзили мозг Клещика, обрубая все оставшиеся ниточки. И вдруг он воспарил к небу. Его переполняло ощущение свободы. Больше ничего не важно. Стяжатели богатств, истязатели детей, мучители невинных – все исчезли. Обличители несправедливости, вечные жертвы, униженные и оскорбленные – тоже.

Справедливости нет. Нет. И именно поэтому, дорогой бог, ты умираешь. Именно поэтому. Другого не дано. Солнце пылает!

Бессмысленно!

Мы все умрем. Бессмысленно!

Кто…

От сильного удара Клещик очнулся. Над ним нависло морщинистое лицо с бивнями. Глаза серые с вертикальными зрачками, белков почти не видно. Точно козел.

– Ты, – произнес яггут, – неудачный выбор. Отвечать смехом на отчаяние…

Клещик смотрел на чудовище и не знал, что сказать в ответ.

– Наступает момент, – продолжал Готос, – когда все разумные существа понимают, что всему конец, что сделано недостаточно, что ничего уже не исправить. Тисте анди – точнее, Аномандр Рейк – осознали недостаточность своих усилий. Он понял: жить в одном мире – безумие, и чтобы выжить, надо расселиться везде, как тараканы. Рейк устроил своему народу встряску. И за это он был проклят.

– Я видел, как… как погибает мир.

– Видел, значит, видел. Где-то, когда-то. На Путях Азатов далекий мир канул в забвение. Погас огонек. Что ты почувствовал, Клещик?

– Я почувствовал… свобождение.

Яггут выпрямился.

– Как я и сказал, неудачный выбор.

– А где… где Нимандр?

Со стороны входа послышались шаги…

В зал ворвалась Десра. Она увидела Клещика, который медленно поднимался с пола. Увидела кого-то с опущенным капюшоном: зеленоватая кожа, нечеловеческое лицо – должно быть, яггут. Лысая макушка сплошь покрыта пятнами, в которых при желании угадывались острова, рифы, изломанный берег. Яггут был высок и одет в шерстяную мантию.

Но Нимандра нигде не было.

Яггут ненадолго задержал взгляд на ней, потом повернулся к ледяной стене.

Десра проследила за его глазами.

Его окружала тьма, а со всех сторон сыпались удары. Кулаки больно впечатывались в кожу, пальцы оставляли рваные борозды. Его хватали за руки, за ноги и тянули.

– Этот мой!

– Нет, мой!

Все голоса вдруг слились в общий вопль, чья-то ладонь сомкнулась у Нимандра на поясе и подняла в воздух. Какой-то великан бегом нес его вверх по крутому склону, он громыхал ногами, и вокруг сыпались камни – сначала по отдельности, потом лавиной, – а сзади раздавались крики.

От вездесущей пыли Нимандр ослеп и стал задыхаться.

Преодолев гребень, исполин резко ухнул вниз – в кальдеру. Клубами взметывались серые облачка, воздух обжигающе парил, от едкого газа слезились глаза, першило в горле.

Нимандр упал на горячий пепел.

Великан навис сверху.

Сквозь мутную пелену Нимандр разглядел непривычно детское лицо. Покатый лоб уходит назад от изогнутых надбровных дуг, с которых густыми космами свисают бледные, почти белые волосы. Щеки округлые и мягкие, губы полные, нос приплюснутый, на шее – светлая бородка, как у петуха. Кожа ярко-желтая, глаза изумрудно-зеленые.

– Я как ты. Я тоже не должен быть здесь, – произнес исполин на языке тисте анди.

Голос был тихий, детский. Исполин медленно моргнул, затем улыбнулся, обнажая заостренные, как кинжалы, клыки.

Нимандр с трудом обрел дар речи.

– Где… кто… все они…

– Духи. Застрявшие, как мухи в янтаре. Но это не янтарь. Это кровь драконов.

– Ты тоже дух?

Огромная голова медленно повернулась из стороны в сторону.

– Я – Старший, и я потерялся.

– Старший… – Нимандр задумчиво наморщил лоб. – Почему ты себя так зовешь?

Плечи поднялись и опустились, будто два холма.

– Так меня назвали духи.

– Как ты сюда попал?

– Не знаю. Потерялся…

– А до этого ты где был?

– Где-то еще. Я строю. Из камня. Но каждый дом, который я построил, исчез. Куда – не знаю. И это очень… печалит.

– У тебя есть имя?

– …Старший?

– А еще?

– Иногда я вырезаю по камню. Делаю его похожим на дерево. Или на кость. Я вспоминаю… закаты. Разные солнца, каждую ночь, разные солнца. Иногда два. Иногда три: одно яркое-яркое, два других как будто его дети. Я бы построил еще один дом, если бы мог. Думаю, если бы у меня получилось, я бы нашелся.

Нимандр сел. Его покрывал вулканический пепел, настолько мелкий, что стекал по телу, как вода.

– Так построй.

– Стоит мне начать, нападают духи. Сотнями, тысячами. Их слишком много.

Память Нимандра вдруг прояснилась.

– Я прошел через стену льда. Омтоз Феллак…

– Лед подобен крови, а кровь подобна льду. Сюда ведут много путей, отсюда – ни одного. Ты не должен быть здесь, потому что ты не мертв. Ты потерялся, как и я. Наверное, нам стоит дружить.

– Я не могу остаться…

– Мне жаль.

Нимандра охватила паника. Он встал, проваливаясь по щиколотки в горячий пепел.

– Я не могу… Готос. Отыщи меня. Готос!

– Я помню Готоса. – Старший мрачно свел брови. – Он появляется ровно перед тем, как я ставлю последний камень. Смотрит на мою постройку и объявляет ее сносной. Сносной! Как же я ненавижу это слово! Я вкладываю в нее пот и кровь, а он говорит «сносно»! Потом он заходит внутрь, закрывает за собой дверь, и как только я ставлю последний камень, дом исчезает! Нет, Готос, я думаю, мне не друг.

– Я тебя не виню, – сказал Нимандр, не желая озвучивать подозрений, что появление Готоса и исчезновение домов на самом деле связаны, что яггут собирает их. Значит, этот Старший строит Дома Азатов.

И он потерялся.

– Скажи, – обратился к нему Нимандр, – есть ли здесь другие вроде тебя? Которые тоже строят дома?

– Не знаю.

Нимандр огляделся. Пространство было заключено в изломанный конус. Из серого пепла торчали огромные куски пемзы и обсидиана.

– Старший, духи истязают тебя здесь?

– В моей яме? Нет, они не умеют карабкаться по стенам.

– Построй дом внутри.

– Но…

– Сделай кратер основанием.

– У дома должны быть углы.

– А ты построй башню.

– Дом… внутри драконьей крови? Но здесь нет закатов.

Дом внутри крови драконов. Что случится? Что изменится? Почему духи мешают ему?

– Если тебе надоело быть потерянным, построй дом, – сказал Нимандр. – Только перед тем как поставить последний камень, зайди внутрь. – Он осмотрелся вокруг и хмыкнул. – Выбора нет: дом придется строить не снаружи, а изнутри.

– Кто же тогда его закончит?

Нимандр отвел взгляд. Он застрял здесь – вероятно, навсегда. Если поступить как Готос, дождаться завершения строительства внутри дома, то можно будет выбраться. Пройти по скрытым тропам. Но тогда это дитя, этот каменщик на веки вечные останется здесь.

Так я поступить не смогу. Я не уподоблюсь Готосу. Я не настолько жесток.

В голове, повизгивая, засмеялась Фейд. «Не будь кретином, – сказала она, успокоившись. – Ищи выход. Оставь недотепу играться с камушками! Он жалок!»

– Последний камень поставлю я, – предложил Нимандр. – Главное, сделай его не очень тяжелым.

Подняв голову, он увидел, что великан улыбается – и нет, он больше не казался ребенком; его глаза сияли, и льющийся из них свет окутывал Нимандра.

– Я меняюсь, – произнес Старший глубоким, теплым голосом, – когда строю.

– Вытащи его, – сказала Десра.

– Не могу.

– Почему?

Яггут по-змеиному моргнул.

– Не знаю как. Врата созданы Омтозом Феллаком, но за ними находится нечто совсем иное. И связываться с этим я не хочу.

– Но ведь ворота сотворил ты, а они открываются в обе стороны.

– Боюсь, он просто не найдет их, – сказал яггут. – И даже если найдет, его к ним не подпустят.

– Кто не подпустит? Там есть кто-то еще?

– Да, несколько миллионов жалких душонок.

– Как? Почему ты этому не помешал?! – обрушилась Десра на Клещика.

От слез тот не мог говорить, только тряс головой.

– Не вини его, – сказал яггут. – Никто не виноват. Просто так бывает.

– Ты опоил нас! – вдруг обвиняющим тоном произнес Клещик сквозь слезы.

– Да, увы. У меня были на то свои причины… но ничего не вышло. А значит, придется действовать напрямую… Как же я ненавижу прямоту. Когда увидите Аномандра, передайте ему от меня: он принял мудрое решение. Каждое его решение было мудрым. И еще передайте, что за все время мое уважение заслужил только один, и это он.

Клещик громко всхлипнул. Десру слова яггута почему-то потрясли.

– А вам, – добавил монстр, – я скажу вот что: не доверяйте Каллору.

Ощущая себя бессильной и бесполезной, Десра подошла к ледяной стене и, сощурившись, посмотрела в ее холодные глубины.

– Осторожно, женщина. Эта кровь сильно притягивает вашу расу – тисте.

Да, она чувствовала, но ощущениям своим не доверяла, даже не обращала на них внимания. Она с детства знала эту ложь: там, впереди, все будет хорошо; там, впереди, тебя ждут все ответы. Только сделай шаг. А потом еще. А потом еще. Так время ведет разговор с живыми, а время – сущность обманчивая, лживая. Время постоянно обещает, но никогда не исполняет обещаний.

Десра вглядывалась в темноту. Глубоко-глубоко внутри как будто что-то шевельнулось.

– Яггутам верить нельзя, – сказал Каллор, гневно глядя на заходящее солнце. – Особенно Готосу.

Араната не сводила глаз с древнего воителя, а тот старался в ее сторону совсем не смотреть. Кэдевисс поняла, что Каллору не по себе. Женское внимание, разрушительный град неумолимых расчетов – даже воину под таким не выстоять.

Впрочем, это мелочи. Произошло что-то серьезное. Десра убежала в развалины и не вернулась. Ненанда не находил себе места и все поглядывал на разрушенное строение.

– Иные боги рождены для страданий, – произнес Каллор. – Вам бы отправиться прямиком в Коралл. Натравите на своего Умирающего бога Аномандра Рейка, если вернуть Чика для вас так важно. По крайней мере, отомстите за него.

– Разве месть – это самое важное? – спросила Кэдевисс.

– Часто ничего другого просто не остается, – ответил Каллор, по-прежнему глядя на закат.

– Именно поэтому они тебя преследуют?

Он повернулся и посмотрел на Кэдевисс.

– Кто меня преследует?

– Кто-то. В этом нет сомнений. Или я не права?

– Ты права, сестра, – донесся из повозки голос Аранаты. – Впрочем, его всегда преследуют. По глазам видно.

– Скажите спасибо, что мне от вас есть хоть какая-то польза, – проворчал Каллор и снова отвернулся.

Ненанда гневным взглядом сверлил ему спину.

Сколько времени прошло? Дни, недели? Нимандр смотрел, как каменщик строит башню. Придает камням форму кулаками, где-то найденными круглыми отбойниками, деревянными киянками с обмотанными кожей рукоятками. Вбивает в стену куски пемзы, чтобы «освежить» ее.

Башня для такого великана должна быть исполинской – потолок в четыре этажа, а то и выше. «Построена из крови драконов, обратившейся в стекло, и пены их последних вздохов, ставших пемзой. Башня – но также и монумент, надгробие. Что из этого получится? Я не знаю. Ты умно придумал, Нимандр. С таким умом нельзя здесь оставаться. Ты должен уйти. Когда башня исчезнет, ты должен быть внутри. А я останусь».

Они снова и снова возвращались к этому спору, но каждый раз Нимандр побеждал. Не блестящими аргументами, не потаканием эгоистичным прихотям Старшего (их, как оказалось, у него не было вообще), а лишь нежеланием уступать.

В конце концов, что его ждет? Ненанда может вывести остальных – он уже обретает самоконтроль и какую-то собственную мудрость, а под присмотром Клещика и Кэдевисс у него все получится. По крайней мере, его спутники дойдут до Коралла.

Нимандр проиграл слишком много битв, он чувствовал это внутри. Ощущал каждый шрам, который все еще болел и кровоточил. Здесь он восстановится, если такое вообще возможно. Сколько на это уйдет времени? Почему бы и не вечность?

Со всех сторон звучали стоны и вопли. Сонмище духов возилось в пепле и пыли у подножия вулкана. Они плакали о конце мира, как будто этот мир отлично им подходил (на самом деле нет, поскольку каждый дух мечтал вернуть себе кости и плоть, кровь и дыхание). Они пытались одолеть склон, но отчего-то раз за разом терпели неудачу.

Нимандр, как мог, помогал Старшему, носил и подавал инструменты, но по большей части сидел в пепле, ничего не видя, и только слушал крики, доносившиеся из-за растущей стены башни. Тело не чувствовало ни голода, ни жажды, а из души медленно улетучивались желания и стремления – все, что когда-то имело значение.

Тьма вокруг сгущалась, и вскоре единственным источником света было потустороннее свечение пемзы. Мир сжимался…

И вот…

– Остался последний камень. Вот он. Основание нижнего окна, ты достанешь, Нимандр. Я помогу тебе вылезти наружу, а ты затолкнешь камень – вот так. Но, прошу, скажи, почему мы оба не можем остаться здесь? Я и ты – внутри башни. Если я поставлю камень…

– Старший, – перебил его Нимандр. – Строительство закончено. Где Готос?

Исполин глядел удивленно.

– Не знаю…

– Мне кажется, он боится этого мира.

– Возможно, ты прав.

– Я даже не знаю, сработает ли мой план, найдешь ли ты путь отсюда.

– Понимаю. Оставайся здесь, со мной. Дай мне поставить последний камень.

– Я не знаю, куда тебя перенесет эта башня, – ответил Нимандр. – Возможно, назад в твой мир, где бы он ни находился. Но не в мой. Я снова окажусь в незнакомом месте. Кроме того, ты построил башню так, что камень можно поставить лишь снаружи… углы…

– Я могу все поменять.

Я не могу уйти с тобой.

– Я нашел тебя, Старший, но потерялся сам. Ты каменщик, строитель домов. Это твоя работа. Ты не должен быть здесь.

– Как и ты.

– Почему? Здесь духи тисте анди. Тисте эдур. Даже тисте лиосан. Те, кто пал в первых войнах, когда из всех врат на бой и на смерть вышли драконы. Вслушайся! Они теперь живут в мире – чудо, которое я охотно разделю с ними.

– Ты не призрак. Они тебя не примут. Они будут сражаться за тебя. Ты начнешь новую войну, Нимандр. Тебя разорвут на куски.

– Нет, я договорюсь с ними…

– Не получится.

До Нимандра дошла истина слов Старшего, и внутри шевельнулось отчаяние. Даже здесь ему были не рады. Даже здесь он станет причиной раздора. Но когда они порвут меня на части, я умру. И стану такой же, как они. Война будет короткой.

– Подсади меня, – сказал он, цепляясь за грубо вытесанный подоконник.

– Как хочешь, Нимандр. Я понимаю.

Да, наверное, понимаешь.

– Нимандр?

– Да?

– Спасибо тебе. За этот дар творения.

– Когда снова увидишь Готоса, – сказал Нимандр, пока друг подсаживал его в окно, – врежь ему в лицо. Передай, что от меня. Ладно?

– Да, хорошая мысль. Мне будет тебя не хватать. Тебя и твоих хороших мыслей.

Он выпал на шершавый склон, резко ухватившись рукой за край окна, чтобы не скатиться. Сзади и внизу послышался голодный рев множества голосов. Нимандр почувствовал, как страстно они хотят его поглотить.

С громким скрежетом Старший вытолкнул из окна последний камень. Тот проходил с трудом. Нимандр оказался не готов. Камень всем весом опустился на его пальцы, которыми он держался за край окна, дробя кончики. Выругавшись от боли, Нимандр сумел выдернуть одну руку, оставив ногти под камнем. Из разодранных пальцев сочилась кровь. Найдя другой уступ, он с отчаянным криком высвободил вторую руку.

Боги, как же он теперь справится? Без опоры, с искалеченными руками, да еще когда снизу по склону к нему несется оголтелая толпа?

А камень неостановимо двигался наружу. Нимандр подставил плечо. Под неимоверным грузом он задрожал.

Вот, теперь камень можно было перехватить, и Нимандр одной рукой начал заталкивать ближайший край окровавленного обсидианового блока на место. Он наконец увидел, с какой поразительной точностью сложена башня и как камень встает почти сам собой, хотя на первый взгляд это невозможно. Толкнуть, еще чуть-чуть… не слишком сильно… вот уже почти…

Тысячи, сотни тысяч – шквал голосов, воплей отчаяния, негодования, ужаса… вас слишком много! Прекратите, прошу! Хватит!

Он слабел… нет, он не справится… больше не выдержит… Всхлипнув, Нимандр отпустил камень, но в последнее мгновение нашел в себе силы обеими руками затолкнуть его на место… И упал. Назад, вниз, поглощенный лавиной пепла, камней, осколков пемзы. Он катился по склону, а сверху сыпались еще и еще обломки. Жарко. Душно. Ничего не видно. Он тонул… За выпростанную окровавленную руку кто-то ухватился – сильно. Одна ладонь, вторая – небольшие, женские.

Маленькие руки начали тянуть, и плечо обожгло болью. Осыпающийся склон увлекал за собой… Нимандр понимал, что ему нужно, прекрасно понимал и хотел сдаться, исчезнуть во всесокрушающей темноте.

Но его продолжали тянуть. Шквал голосов обрушился с новой силой, все ближе и ближе. Холодные пальцы цеплялись за ботинки, ногти впивались в лодыжки. Он не сопротивлялся, пусть забирают, пусть…

Нимандр упал на сырую землю. Кругом был полумрак и тишина – только чье-то тяжелое дыхание и удивленный всхлип.

Он перекатился на спину, закашлялся. На губах запеклась пепельная корка, глаза жгло…

Над ним склонилась Десра. Лицо искажено от боли, руки сложены на коленях, будто два сломанных крыла. Подбежал Клещик и присел рядом.

– Я думал… она…

– Что вы здесь делаете? – спросил Нимандр. – Как вы могли так долго ждать? Чик…

– Долго? Тебя не было всего ничего. Десра… она пришла, заглянула в лед… увидела тебя там…

Огонь жег пальцы, пламя поднималось от ладоней к запястьям, шипело на костях. Кровь капала с запекшихся ран на месте содранных ногтей.

– Десра… – простонал Нимандр. – Зачем?

Она сурово посмотрела на него и хрипло произнесла:

– Просто мы с тобой еще не закончили, Нимандр.