Сновидец. Призови сокола Стивотер Мэгги

Ронан, полный сомнений, неподвижно стоял на месте. Не то чтобы Адам выглядел как-то не так – со сбившимися под шлемом волосами, с худыми крепкими плечами под кожаной курткой, которую Ронан раньше не видел, с раскрасневшимися от поездки щеками, он восхитительно походил на себя. Но после двух минувших дней Ронан уже не доверял ничьей внешности как удостоверению личности.

– Как ты проехал? – подозрительно спросил он.

– С трудом, – ответил Адам, положив шлем на стол. Он снял куртку и перчатки, бросил то и другое рядом со шлемом и понюхал руки. – Уезжать отсюда так же муторно, как и приезжать? Если так, то я останусь навсегда.

Он повернулся и заметил, что Ронан по-прежнему держит пистолет. Адам сдвинул брови. Он не казался расстроенным. Он, очевидно, старался понять.

Ронан тоже себя не понимал. Одна часть мозга говорила: «Разумеется, это Адам, опусти пушку», а другая – «Что такое реальность?» Ронан понимал, почему обе части сосуществовали. Не понимал он того, насколько они соответствовали друг другу. Только теперь, когда он увидел человека, которого любил (хотя по-прежнему не знал, можно ли этому верить), до Ронана дошло, как сильно потрясло его зрелище родительских лиц на телах живых людей.

– Что мне надо сказать? – спросил Адам.

Он сообразил, в чем дело. И этого почти хватило, чтобы убедить Ронана, даже если лицо Адама его не убедило. Адам был самым умным из всех, кого он знал.

– Что заставит тебя поверить, что это я?

Ронан не знал.

– Почему ты здесь?

– Я начал думать об этом вчера вечером. А утром встал и решил, что надо ехать. Просто взять и поехать. Джиллиан нашла мне куртку в комиссионном магазине. Это шлем Флетчера – представляешь себе его на скутере? Это садовые перчатки нашего инспектора. Я начитал свои заметки по социологии на телефон и всю дорогу их слушал – завтра будет опрос. И вот я здесь.

Тут вид у него сделался горестный и понимающий. Он сказал:

– Ронан, я тебя знаю.

Адам произнес это так же, как накануне вечером по телефону. И адреналин у Ронана схлынул. Он бросил оружие на стол.

– Я убедился. Только ты способен слушать лекцию по социологии, сидя на мотоцикле.

Они крепко обнялись. Было удивительно держать Адама в объятиях. Сама его суть была здесь, в руках Ронана, и это по-прежнему казалось невероятным. От него пахло кожаной курткой из комиссионного магазина и дымом, через который он проехал, чтобы добраться до Амбаров. Так долго ничего не менялось, а теперь изменилось всё, и поспеть за событиями было труднее, чем Ронан думал.

Адам сказал:

– Кстати, с днем рожденья.

– Он завтра.

– Завтра у меня презентация, которую нельзя пропустить. Я могу остаться… – он отклонился, чтобы посмотреть на циферблат, – на три часа. Прости, что без подарка.

Мысль об Адаме Пэррише на мотоцикле сама по себе была для Ронана вполне достаточным подарком; она привела его в безумный восторг. Ничего другого Ронан не смог придумать – он сказал только:

– Ну какого хрена.

В норме это выпадало на его долю – быть импульсивным, тратить время попусту, не скрывать желаний.

– Какого хрена…

– Этот поганый байк, который ты приснил, не нуждается в бензине, – сказал Адам. – Бак внутри деревянный – я опустил туда телефон, чтобы посмотреть. В любом случае, я бы не смог остановиться, чтобы заправиться, потому что когда я пытался замедлить ход, мотоцикл падал. У меня все ноги в синяках. Как будто я дрался с медведем.

Они снова обнялись и весело затанцевали по кухне, потом радостно поцеловались и снова принялись танцевать.

– Ну и чем займемся в эти три часа? – спросил Ронан.

Адам окинул взглядом кухню. Он идеально вписывался в интерьер; кухня была такого же цвета, как он, вылинявшая, выцветшая, уютная.

– Я умираю с голоду. Сначала надо поесть. И снять с тебя одежду. Но в первую очередь я хочу посмотреть на Брайда.

39

Адам Пэрриш был поразителен.

Возможно, рядом с Ронаном Линчем, сновидцем, он выглядел вполне ординарно, но только потому, что все необычное в нем было обращено внутрь, а не наружу. У него тоже имелась связь с силовой энергетической линией, которая питала сны Ронана, с той разницей, что связь Адама не пропадала, когда он бодрствовал, а вместо предметов давала знания. Он был чем-то вроде ясновидящего – если существуют ясновидящие, чей взгляд устремлен, скорее, в будущее мира, чем в будущее конкретных людей. Тем идиллическим летом, которое он провел в Амбарах с Ронаном, Адам почти каждый день играл с энергией. Он заглядывал в миску с темной жидкостью и терялся в непостижимом ритме, который соединяет все живые существа. Болтая по телефону с Ганси или Блу, он доставал неизменную колоду таро и выкладывал для друзей несколько карт. Ночью он сидел на краю кровати Ронана и встречался с ним в пространстве сна. Грезящий Ронан, во сне, и бодрствующий Адам, в трансе.

Он отложил всё это, чтобы поехать в Гарвард.

– Если я перестану дышать, верни меня, – попросил Адам.

Он снова сидел на краю кровати, держа в руках сонный огонек. В Амбарах обитали самые разные сонные огоньки – светлячки в полях, звезды, запутавшиеся в кронах деревьев, шарики, зависшие под крышей длинного сарая, где Ронан работал, крохотные вечные свечи в окнах, выходивших на задний двор. Огонек в руке Адама был слишком ярок, чтобы смотреть прямо на него. Маленькое солнце. Ганси попросил Ронана последить за его мятой в горшочке, пока он будет путешествовать, и Ронан, не зная в точности, как сохранить живым растение под крышей, приснил для него солнечный свет. Теперь он озарял тусклую спальню, где они оба, соприкасаясь коленями, сидели на постели.

– Если это продлится дольше пятнадцати минут, верни меня, – продолжал Адам. Он подумал и поправился: – Десять. Я смогу вернуться.

Способность Адама имела свои риски. Она во многом походила на сон, но сон, использующий воображение всего мира, а не одного только спящего. Пределов не было. Ни воспоминаний, служащих границами для сна, ни сознания, сдерживающего блуждания. В отсутствие человека, способного удерживать его возле себя, душа Адама могла забрести в эфир и больше не вернуться – как корова, улетающая к солнцу. Колода таро у него была именно такая. Подарок от умершей женщины, которая не сумела найти дорогу обратно.

– Ладно, десять, – сказал Ронан.

Он протянул руку и повернул часы на запястье Адама циферблатом к себе.

Адам откинул голову назад, и Ронан понял, что он собирается с духом. Это было что-то новое. Адам всегда был осторожен, но не боялся.

– Что? – спросил Ронан.

– Там стремно.

Было неприятно об этом думать; через сколько времени Ронану бы сообщили, что Адама нашли мертвым в общаге, если его сознание затерялось бы в бесконечности, в то время как остальные стояли к нему спиной?

– Я не знал, что ты это делал там.

– Только два раза, – сказал Адам. – На первой неделе. Знаю, что сглупил. С тех пор я не повторял. И не буду.

– Зачем тебе это вообще было надо?

– А зачем ты поехал за той женщиной, которая походила на твою мать?

Логично.

– Я просто должен был… должен был разобраться, вот и все.

Зрелище устрашенного Адама обескураживало.

– А что?

– Кое-что изменилось. Появилось нечто огромное, и оно как будто наблюдает за нами.

– За мной и тобой?

– За людьми. Может быть, оно… слушает меня. Как будто оно – что-то. Кто-то. Я даже не знаю, что это такое. Не могу толком понять. Там нет защиты. Только мой блуждающий разум.

Ронану всё это не нравилось.

– Ты не обязан сейчас…

– Обязан, – буркнул Адам. – Если я закрою глаза, чудовище не исчезнет. Я мог бы и догадаться. И никому другому в качестве якоря я не доверяю. Ты знаешь, как я буду выглядеть. А еще я хочу понять, можно ли найти твоего Брайда там, среди этого… нечта. И он ли это вообще.

Ронан прищурился.

– Не смотри на меня так, Ронан. Он сказал тебе, что он сновидец – больше ты ничего не знаешь, – произнес Адам. – Ты можешь верить Брайду, но я не обязан. Совсем недавно ты вышел ко мне с пистолетом. Я просто прошу, чтобы ты устроил ему такой же шок.

И снова, как в ту минуту, когда Ронан целился из пистолета в Адама, не было ни смятения, ни гнева. Адам никого не стал бы осуждать за сомнения. Его базовой настройкой было недоверие.

– Ладно, – сказал Ронан.

Адам вошел.

Он устремил взгляд на солнце в ладони. Первые несколько секунд он моргал, моргал, моргал. Только так. Свет обжигал; Ронан мог бросить на него максимум вороватый взгляд, и даже в этом случае перед глазами начинали носиться зеленые змеи.

Адам начал моргать все реже и реже.

Потом его глаза распахнулись.

В них отражалось солнце – точнее, два ярких миниатюрных солнца в зрачках.

Он словно окаменел.

Это была страшноватая магия – худой молодой человек, с солнцем в руке, с неподвижным и пустым взглядом. Даже его поза выглядела какой-то пустой.

Ронан наблюдал, как секундная стрелка отсчитывает время. Он видел, как грудь Адама опускается и поднимается.

Пять минут. Если человек сидит неподвижно хотя бы минуту, ну две, это уже выглядит неестественно. Пять минут по-настоящему выбивали из колеи.

Шесть минут. В темноте затанцевали многочисленные зеленые шарики, когда Ронан посмотрел на солнце, а затем отвел глаза, чтобы взглянуть на часы.

Семь минут.

Восемь.

Девять минут. Ронан начал беспокоиться. Он ерзал, отсчитывая секунды.

При счете девять с половиной Адам завопил.

Так жутко, что поначалу Ронан застыл.

Это был не обычный крик, который издал бы Адам, находясь в сознании, хотя бы и от боли. Этот вопль был высоким, пронзительным, тонким, как будто что-то рвали пополам. Он звучал на одной ноте. Голова Адама откинулась, спина выгнулась, а солнце покатилось по одеялу.

Это был крик существа, которое знает, что умирает.

Скрытые в сумерках стены спальни как будто поглощали звук. Ему предстояло навсегда впитаться в штукатурку, ввинтиться в балки, отныне и впредь звенеть в укромных уголках. Навсегда осталось существо, которое никогда не будет счастливым и цельным.

– Адам, – сказал Ронан.

Тот перестал дышать.

– АДАМ.

Он схватил Адама за плечи и потряс. Как только Ронан разжал руки, Адам обмяк и упал. В бесчувственном теле есть нечто бескомпромиссное; разум и чувства его не интересуют.

– Пэрриш, – прорычал Ронан. – Кто тебе позволил…

Он потянул Адама вверх и прижал к себе, ища дыхание и пульс. Ничего, ничего.

Секунды шли.

Тело Адама не дышало. Сознание Адама неслось, ничем не удерживаемое, сквозь бесконечное пространство сна. Где бы оно ни было, оно не помнило Адама Пэрриша, студента Гарварда; Адама Пэрриша, уроженца Генриетты; Адама Пэрриша, возлюбленного Ронана Линча. Адам Пэрриш, отсеченный от своего физического тела, был увлечен вещами настолько нематериальными и громадными, что уже не обращал внимания на крошечные человеческие заботы.

Ронан достал маленький ножик.

– Прости, – сказал он Адаму и нажал на кнопку.

Когти вылетели – хаос когтей, готовых цепляться и рвать – и впились в руку Адама.

Потекла кровь.

Ронан закрыл нож, и когти исчезли. Из груди Адама вырвался сиплый вздох.

– О боже, боже, боже…

Адам свернулся клубочком, закрыв глаза и качаясь.

Ронан с облегчением откинулся к стене. Он сбросил нож с постели и прижал руку к собственному колотящемуся сердцу.

– Что случилось? – спросил он.

Грудь Адама продолжала тяжело вздыматься. Остальное тело дрожало.

– О боже, о боже…

– Адам.

Адам прижал ладонь ко лбу – странным, непривычным жестом – и покатал ее, как делают дети, когда устали или волнуются. Ронан взял его за руку и удержал. Кожа у Адама была холодная как лед, словно он побывал в открытом космосе. Он, казалось, не замечал, что из царапин по-прежнему идет кровь; он как будто до сих пор не вполне сознавал свое тело. Ронан стал растирать пальцы Адама, пока они не согрелись, а потом поцеловал их.

– Пэрриш, вот это было стремно, – сказал он и коснулся ладонью бледной щеки Адама.

Она тоже была холодной. Адам повернулся лицом к руке Ронана и закрыл глаза.

– Оно меня видело, – выговорил он. – О боже.

– Что это такое?

Адам не ответил.

Ронан притянул его к себе, и несколько минут оба сидели так, тесно сплетясь, освещенные позабытым сонным солнцем – а тело Адама было холодным, как луна.

– Это не Брайд, – наконец сказал Адам. – Это существо – не Брайд.

– Откуда ты знаешь?

Адам ответил:

– Чем бы оно ни было, оно его боится.

40

Никто не заметил девочку, которая вошла в галерею за несколько минут до начала. Галерея, под названием «10-Фокс», представляла собой огромное современное здание в Арлингтоне, всего в пяти милях от Вашингтона, посетите наш выставочный зал, и дизайнеры подскажут, как сделать ваш дом произведением искусства. Площадка перед домом уже кишела десятками детей. Человек четыреста, предположила журналистка, не считая родителей. Правильно сделали, что решили начать пораньше, вперед, ребята. Всё как надо, сказала она автору. Четырехчасовая очередь за автографами, домой к обеду, счастливый финал.

Джейсон Моргентхалер не видел в этом ничего особенно приятного. Он был владельцем «10-Фокс». А еще известным детским автором. Его книги были вездесущи – большинство детей, которые их читали, думали, что он уже умер. Самую популярную книгу Моргентхалера, «Гендерсон!», десятки тысяч бабушек дарили на каникулах десяткам тысяч детей, а серию про Мальчика-скунса превратили в телесериал с необыкновенно дурацкой заставкой.

Моргентхалер недавно разъехался с женой – известной комической актрисой. Он считал себя серьезным художником и серьезным торговцем произведений искусства – и в одном из этих пунктов был, в целом, прав.

Ему не хотелось выходить из задней комнаты.

Моргентхалер никогда не любил детей, а в последнее время они казались ему просто отвратительными. Дети – крошечные анархисты, миниатюрные чудовища из бездны. Они делают что хотят, вне зависимости от того, насколько хороша эта идея и дали ли им разрешение. Когда они хотят есть, они едят; когда хотят в туалет, ходят в туалет. Они кусаются, визжат, смеются до рвоты.

Моргентхалер выглянул из-за угла.

– О господи, – сказал он.

Взрослых в помещении было гораздо меньше, чем детей. Двое из них стояли по стойке «смирно» за столом, уставленным книжками. Еще двое расхаживали в костюмах огромных ростовых кукол – один в виде скунса, второй в виде девочки с гигантской головой и пугающими пропорциями.

Журналистка похлопала Моргентхалера по плечу. Его патологическое выгорание казалось ей забавным. Она указала на прочий персонал, толпившийся позади.

– Пора идти.

Моргентхалер пальцами провел по бесцветным темным волосам и зашагал по галерее в сопровождении еще трех взрослых в ростовых куклах – зеленой собаки, старика с чудовищно большой головой и какой-то штуковины, предположительно кальмара. Кто-то из детей в первом ряду заплакал, хотя трудно было сказать, от ужаса или от перевозбуждения.

В дальнем конце зала Лин Дрейпер, мать двоих детей, наблюдала за презентацией. Она подумала, что у Моргентхалера беспощадно овальная голова, как будто нарисованная человеком, который долгое время не видел настоящих человеческих голов. Она, в общем, представляла его иначе, когда усаживала дочь Индию в машину, собираясь на мероприятие. Более дружелюбным. Он уже дважды выругался и слегка вспотел. На нем был черный спортивный пиджак, белая футболка и красные кеды – костюм, который агрессивно извещал зрителей, что его обладатель одновременно коллекционер и художник, деньги и талант. Моргентхалер говорил бодрым тоном, каким взрослые часто говорят с детьми:

– Представляете, я думал, что стану знаменитым автором взрослых романов. Я хотел быть серьезным художником и заниматься изобразительным искусством. Но нет, мой агент сказал, что для детей я подхожу больше, и ВОТ УЖЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ я…

– Можно я возьму тебя за руку? – шепотом спросила Индия.

Лин осознала – с чувством глубочайшего стыда, которое знакомо только родителям – что ее маленькая дочь обращается не к ней, а к незнакомой рыжеволосой девочке.

Она тихонько пожурила Индию и шепнула рыжей девочке:

– Прости, пожалуйста.

– Все нормально, – ответила та и без колебаний протянула Индии руку.

Индия сунула в нее свои пухлые пальчики, а потом порывисто поцеловала тыльную сторону ладони девочки.

– Индия, – в ужасе произнесла Лин. – Пойдем поговорим.

– Благослови тебя бог, – шепотом сказала рыжая девочка Индии, которую мать потащила прочь; выражение лица у нее было блаженное и неопределенное.

– Давайте сразу перейдем к вопросам и ответам! – сказал один из книготорговцев бодрым тоном, который намекал, что всё в порядке, и означал, что всё плохо.

Пока книгопродавцы передавали вопросы от одних детей («Сколько вам лет? Кланси – это реальный человек? У вас есть собаки? Как их зовут?»), другие дети подобрались поближе к рыжей девочке. Они старались прислониться к ней, потрогать за ногу или, как Индия, ухватить за руку. Она привлекала их гораздо больше, чем знаменитый писатель.

Моргентхалер повысил голос, и тот зазвучал менее бодро.

– Вообще-то, Мария… если не ошибаюсь, тебя зовут Мария? Кукол Мальчика-скунса нет по причине затянувшегося юридического спора из-за прав на использование авторских образов. Потому что, оказывается, нужно найти адвоката, который не спит с твоей женой, если хочешь хорошего… Эй, вы что-то имеете против того, как я веду свои мероприятия?

Последняя фраза относилась к человеку в костюме старика.

Моргентхалер разозлился и сорвал с ростовой куклы голову.

За секундной тишиной, когда голова старика отлетела, последовал столь же короткий стук, когда она покатилась к сидящим детям.

Растрепанный Моргентхалер посмотрел ей вслед, а потом набросился на безголовое тело.

Начался хаос. Повалились еще несколько кукол. Стул как будто сам поскакал прямо на сидевших в первом ряду детей. Какой-то родитель получил пощечину. Книжки с картинками взмыли в воздух, шурша страницами, как раненые птицы. К Моргентхалеру прилипла шерсть от костюма зеленой собаки. Его внутренний ребенок – крошечный анархист, миниатюрный монстр – вопя, просился на волю.

Все превратилось в хаос. Кроме рыжеволосой девочки, стоявшей в заднем ряду.

– Убейте свои сны, дети! – вопил Моргентхалер. – Убейте свои сны, пока Нью-Йорк не добрался до них и не изуродовал, как… как…

Человек в костюме кальмара уволок его за дверь.

После того как все ушли – дети, родители, книготорговцы, журналистка, куклы – Моргентхалер вернулся в галерею и встал в пятне вечернего света. Теперь, когда никого не было, галерея представляла собой огромный куб из бетона и стекла. Телефон гудел. Моргентхалер был уверен, что это его агент. И он не желал с ним говорить.

Моргентхалер поднял голову и понял, что он в галерее не один. Осталась рыжая девочка. Она стояла рядом с вращающейся трехмерной штукой, которую он предложил выставить, потому что не понимал, что это такое. Девочка была рыжая, она совершенно не походила на его заблудшую жену, но внезапно Моргентхалер вспомнил, что испытывал, находя на одежде ее волос.

Ощущение было неприятное.

А он думал, что запер дверь.

– Мероприятие окончено, – сказал Моргентхалер. – Все закончилось.

– Я ищу Хеннесси, – произнесла девочка.

– Что?

Она помолчала.

– Вы мне поможете?

Моргантхалер не мог помочь даже себе. Он пять минут пытался открыть бутылку минеральной воды, чтобы утопить свои печали, но крышка оказалась слишком тугой.

– Не знаю никакой Хеннесси, – ответил он.

Девочка указала на картину на стене.

– Ну как же. Это нарисовала Хеннесси.

Она указывала на картину под названием «Речной вид». Имя художника – Джо Джонс – значилось в углу, и дата тоже: 1941.

– Деточка, – сказал Моргентхалер, – это картина стоимостью шестьдесят тысяч долларов, написанная почти сто лет назад. Джо уже умер. Я не знаю, кого ты ищешь. Спроси что-нибудь другое.

Она внимательно посмотрела на него, потом рассеянно потерла локоть.

– Можно мне… остаться здесь?

– Что?

– Только на сегодня, – она указала на шикарную кушетку возле «Речного вида». – Пожалуйста.

«Бездомная». Теперь он начал кое-что понимать. Буквально вчера журналистка говорила что-то о бездомных, но Моргентхалер не помнил, что именно. Наверное, он невнимательно слушал.

– Есть приюты, – сообщил он девочке.

Он же не обманывал. Приюты правда бывают в городах.

– Мне нужно побыть где-нибудь без людей.

Она не плакала, но заламывала руки таким жестом, который, как было известно Моргентхалеру, обычно предвещает слезы. Он надеялся, что она не заплачет перед ним, потому что тогда заплакал бы и он; он всегда блевал и плакал за компанию.

– Нельзя, – ответил он. – Прости, но это исключено. Здесь ценные вещи.

Он ожидал, что девочка возразит, но она тихонько пошла к двери, не сказав больше ни слова. Открыв дверь, Моргентхалер ощутил порыв теплого воздуха с улицы, совсем не по погоде. Девочка вышла. Он задвинул щеколду.

Всё с ней будет в порядке, подумал он. Наверное. Так ведь?

Он почувствовал себя странно обделенным. Дело было не в том, о чем она попросила, а в том, о чем не попросила. Не в том, чем она напоминала его жену, а в том, чем не напоминала. Не в том, что она заставила его забыть разочарования минувшего дня, а в том, что он ощутил их с особой остротой.

Внезапно Моргентхалер отодвинул щеколду, распахнул дверь и сбежал на тротуар.

– Эй! – крикнул он. – Эй!

Девочка уже прошла несколько шагов. Она остановилась.

– Я тебя отвезу, – предложил он. – В приют. Или за едой.

Она очень мило и печально улыбнулась, покачала головой и двинулась дальше.

– Я не хочу, чтобы вы пострадали.

Она отвернулась и ушла, и оба заплакали.

41

Когда настала ночь, Ронан проводил Адама до конца подъездной дорожки – Бензопила сидела у него на плече, ненастоящее солнце было засунуто в капюшон куртки, чтобы освещать землю под ногами. Три часа прошли, и теперь карета должна была превратиться в тыкву, а кони в мышей. Адам пытался ехать на сонном мотоцикле с той же скоростью, с какой шагал Ронан; он поворачивал руль туда-сюда, чтобы удержаться на зыбкой прямой линии, и вынуждал фонарь качать головой, словно неуверенно отказывая. Казалось, он вот-вот свалится, но до сих пор Адам не упал ни разу. Ронан не знал, где он вообще научился ездить. Может, его научил механик, у которого он подрабатывал, пока учился в школе. Может, кто-нибудь на другой подработке, на складе. Адам приобретал навыки, как другие люди приобретают одежду и продукты. Он в принципе не уходил с рынка.

И теперь его полускрытое тенью лицо было задумчиво. Одна рука легко покоилась на сцепном рычаге, другая на тормозе – и она была аккуратно замотана бинтом. Единственное физическое напоминание о случившемся. Бог весть что осталось в сознании. Ронан знал, что крик и ужас, которые сопутствовали ему, надолго останутся с ним.

Там было что-то настолько ужасное, что Адам не вынес, когда оно взглянуло на него.

Но то, что вызвало у Адама крик, боялось Брайда.

Ронан думал и думал над этим.

В самом конце подъездной дорожки Адам попытался остановить мотоцикл и вместо этого уронил его – переднее колесо внезапно свернулось налево, и он оказался под мотоциклом. Он издал негромкий привычный звук боли и досады, и Бензопила взлетела с разочарованным видом.

Они подняли мотоцикл.

– Я вечно забываю… – начал Адам и не сказал, что именно.

Ронан перебросил ногу через мотоцикл, удерживая колесо прямо и стараясь не совершить той же ошибки, что и Адам. Сидеть на нем было приятно. Физически ощутимо.

– В следующий раз поучи меня, Пэрриш.

– Услуга за услугу, – сказал Адам, и Ронан не сразу понял, что он имеет в виду, как давным-давно Ронан научил его водить машину с механической коробкой передач.

– Ты не обязан меня провожать.

Ронан посмотрел в темноту в конце дорожки, где незримо висела сонная система безопасности.

– Я каждый день вхожу и выхожу. Я привык.

Адам издал неопределенный звук. Но не стал спорить.

– Возьми солнышко, – Ронан подождал, пока Адам залезет к нему в капюшон и достанет солнце. – Вон то дерево, дуб с низкой веткой. Обойди его с наружной стороны, и все будет нормально. Встретимся там.

До Ронана дошло, что он не хотел отпускать Адама. По многим причинам – начиная с дурного послевкусия от случившегося, от того, как его тело будет тосковать по Адаму, свернувшись в постели, и заканчивая присутствием чего-то большого и неведомого, незримого для сновидца и открытого лишь сверхъестественному зрению Адама. Казалось неправильным, что визит Адама лишь усугубил его одиночество, но Ронан страшно скучал по нему, даже когда они были рядом.

Ронан ничего не сказал вслух. Адам произнес:

– Я не могу пропустить первую лекцию.

Было нечто приятное в том, что он тянул время так же, как Ронан, переминался рядом с мотоциклом, щупая то царапину на бензобаке, оставшуюся после падения, то царапину на запястье Ронана, оставшуюся после стычки с крабами-убийцами. Адам резко повернулся, когда услышал здоровым ухом крик ночной птицы, и поправил молнию на куртке.

Страницы: «« ... 910111213141516 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Этот текст – сокращенная версия книги Ли Куан Ю «Сингапурская история. Из «третьего» мира в «первый»...
Новых владельцев фермы, затерянной среди белорусских болот, ожидает чудовищная находка: фрагменты те...
Впервые на русском три повести Э.-Э. Шмитта из знаменитого цикла Незримого, посвященного мировым рел...
Однокомнатная квартира на отшибе, любимая работа, вредный кот и суровый начальник – то, что ЕСТЬ у К...
Лапин – это длинноухий любопытный кролик. Он подружился с крокодилом и чуть не поймал дракона. У нег...
1674 год, Средиземное море, Магриб. Разведчик донских казаков Иван Платов, засланный в Османскую имп...