Грехи девственницы Рэндол Анна
Потом она выпрямилась, смахнула с рукава невидимую пылинку, и Гейбриел заметил играющую на ее губах улыбку.
— О какой статуе вы говорите?
Гейбриел не выдержал и рассмеялся. Как ей это удавалось? Ведь еще мгновение назад он ужасно злился на нее.
— Это была ваша идея?
— Вы считаете меня самовлюбленной самкой? — Мадлен посмотрела на Гейбриела из-под полуопущенных ресниц. — Хотя я действительно посоветовала леди Афродите подвинуть ее ближе к входу. — Улыбка на губах Мадлен стала шире, а потом с них сорвался смех.
— Ой… — Ее веселость мигом улетучилась, и она прижала руку к животу.
Прежде чем она успела запротестовать, Гейбриел подхватил ее на руки.
— Я отнесу вас в постель.
— Вас поразила моя поза, да? А вот мне показалось, что выражение лица еще ни о чем не свидетельствует.
— У вас на все найдется язвительный ответ?
— Конечно. — Мадлен немного расслабилась, прижавшись щекой к груди Гейбриела. — Наверное, после всех этих разговоров о независимости я должна была воспротивиться подобному обращению. Но мне действительно было страшно думать о том, что придется добираться до спальни самой.
Гейбриел медленно дышал ртом, стараясь не обращать внимания на легкий аромат ванили, исходящий от волос Мадлен. И если он и прижал ее к себе немного сильнее, когда поднимался по лестнице, то лишь для того, чтобы не разбередить рану, а вовсе не из желания ощутить прикосновение шелковистых волос к своей коже.
Лучам полуденного солнца не удалось сделать темно-зеленые обои и ореховые панели спальни Мадлен менее гнетущими. Гейбриел положил женщину на край кровати. Теперь, когда ее жизни ничто не угрожало, трудно было оставить без внимания реакцию своего тела на нее.
— Позвольте я осмотрю шов. — Собственный голос показался Гейбриелу ужасно скрипучим.
— Вы готовы на все, чтобы увидеть меня обнаженной, не так ли? — Мадлен поморщилась. — Я делаю это бездумно. Все превращаю в намек. Слова по привычке формируются в фразы. Слава Богу, что мне не довелось встретиться с папой римским. Шок наверняка убил бы его.
За насмешливостью Мадлен скрывалось одиночество, и внезапно Гейбриела накрыло непреодолимое желание приласкать ее.
— Вы не хотите, чтобы я видел вашу наготу.
Мадлен еле заметно дернулась, и ее глаза расширились.
— Это не имеет значения. Дело в том, что я сказала бы то же самое кому угодно.
— И признались бы потом в этом?
Вздохнув, Мадлен закрыла глаза.
— Мне не нужна еще и головная боль. Просто разденьте меня.
Мысль о том, чтобы снять с Мадлен одежду для дела, показалась Гейбриелу менее тревожащей, чем мысль о том, что она разденется для него. Поэтому он начал расстегивать халат, легонько касаясь пальцами прохладных круглых пуговиц и мягкой ткани. Но даже на расстоянии от кожи Мадлен исходило манящее тепло. Гейбриел мысленно выругался, когда его пальцы задрожали.
Мадлен открыла глаза и поймала его руку.
— Неудивительно, что вам пришлось вчера разрезать на мне одежду. Я бы истекла кровью, если б вы стали ее расстегивать. Позвольте мне.
Кивнув, Гейбриел отвернулся к окну. По четыре стекла в каждом окне. Окон три.
Мадлен расстегнула пуговицы на груди, и полы халата медленно раздвинулись в стороны…
Всего двенадцать стекол. Одно стекло такого размера стоит сейчас пятнадцать шиллингов. Стало быть, общая сумма составит…
— Все. — В голосе Мадлен сквозила веселость, и поскольку Гейбриел сдержался, чтобы не наброситься на нее, он готов был позволить ей немного посмеяться над собой.
События прошлой ночи вымотали и опустошили его. Вряд ли реальность окажется такой же восхитительной, как его воспоминания, запечатлевшиеся в разгоряченном сознании. Ну не может женщина быть настолько безупречной…
— Дьявол! — На этот раз Гейбриел выругался в голос. Мадлен оказалась более чем безупречной. От желания у Гейбриела перехватило дыхание, лишая его возможности вздохнуть.
Она устала и испытывает боль. Гейбриел повторял эти слова словно заклинание, и только они помогали ему удержаться от соблазна схватить увенчанную розовым соском грудь Мадлен.
Он быстро размотал бинты. Рана начала затягиваться. Вокруг уже не было ни красноты, ни припухлости, поэтому он тщательно забинтовал ее снова.
— Я совсем не возражаю, чтобы вы видели меня обнаженной.
— Что? — Рука Гейбриела замерла.
— Я не ответила вам, когда вы спросили. Кроме того, прошлой ночью вы уже видели мою кавалерию.
— Кавалерию? — переспросил Гейбриел. Очевидно, он утратил способность не только строить предложения, но и понимать их.
Мадлен подмигнула, а потом многозначительно посмотрела на собственную грудь.
— Рвущуюся в бой, но совершенно бесполезную.
Вот уже второй раз за день с губ Гейбриела сорвался смех. Однако под напряженным взглядом Мадлен он тут же стих.
Ее дыхание вырывалось из полуоткрытых губ. Гейбриел смотрел на эти пухлые влажные губы до тех пор, пока чувство самосохранения не заставило его опустить глаза. Мадлен глубоко дышала, и ее груди слегка подрагивали, а соски тянулись навстречу Гейбриелу.
Молодой человек перевел взгляд на ее лицо. Мадлен все еще смотрела на него и наверняка видела, как он таращился на ее грудь.
Если бы сейчас что-то нарушило тишину в спальне, Гейбриел не заметил бы, как участилось дыхание Мадлен, и как она судорожно сглотнула.
Но в спальне царил полный покой.
Рука Гейбриела скользнула вверх, слегка коснувшись груди Мадлен. С ее губ сорвался тихий вздох удовольствия, и этот почти неслышный возглас доставил Гейбриелу гораздо больше радости, нежели дюжина сладострастных стонов.
Однако когда он продолжил неспешные ласки, бинт в его руке натянулся, вынудив его остановиться.
Ну что за черт! Куда делось его хваленое самообладание?
Гейбриел быстро закончил перевязку и запахнул полы халата.
— Гейбриел…
Стук в дверь оборвал Мадлен на полуслове.
— Мисс? — Кентербери просунул в образовавшуюся щель голову, увенчанную пером страуса. — Я рад, что вы отдыхаете. — Он протянул листок бумаги. — Ноутон прислал обновленный список.
Гейбриел взял листок из рук дворецкого, пробежал его глазами и замер. Кровь отлила от его головы, а потом хлынула назад с оглушительным шумом.
— Ну и кто на этот раз возглавляет список? — поинтересовалась Мадлен.
— Маркиз Нортгейт. — Гейбриел смял лист бумаги и швырнул его в камин, с наслаждением наблюдая за тем, с какой жадностью его пожирает огонь. — Мой отец.
Глава 15
Мадлен отвернулась, чтобы скрыть написанный на лице шок.
— Ваш отец маркиз? — Это многое объясняло. Например, тот факт, что Гейбриел окончил Оксфорд.
Гейбриел выглядел так, словно собирался перевернуть вверх ногами всю комнату.
— Этот человек распутник и негодяй.
— Стало быть, он прекрасно впишется в компанию остальных моих поклонников.
Гейбриел нахмурился еще сильнее, однако не стал отвечать на едкое замечание Мадлен и провел рукой по коротко стриженным волосам.
— Сегодня вечером у меня есть дела.
Мадлен едва сдержалась, чтобы не схватить Гейбриела за рукав и попросить его остаться.
— Вы не должны уходить, не объяснившись, после такого заявления.
— Почему же.
Он, конечно, не уйдет, если она привяжет его к стулу и приставит к ноге горячую кочергу. Идея показалась Мадлен весьма привлекательной.
— Вы хотите, чтобы я исключила его из списка?
Гейбриел пожал плечами.
— Поступайте, как хотите. Я на протяжении тридцати лет не имел ничего общего с этим человеком. Он для меня никто.
«Люди не сжигают имена тех, кто им безразличен».
— И вам все равно, если я страстно займусь с ним любовью на этой самой кровати?
На подбородке Гейбриела дрогнул мускул.
— Все равно.
Упрямец.
— А если он снимет с меня халат и начнет покрывать поцелуями мое тело?
— Все равно. — Однако жилы натянулись на его шее.
— Если я лягу на спину, обниму его ногами за талию и…
— Черт побери, Мадлен! Что вы от меня хотите? — Гейбриел быстро подошел к кровати и уперся руками в матрас в нескольких дюймах от плеча Мадлен. На его лице отражалась такая буря эмоций, что она не могла различить ни одну из них. В Москве Мадлен видела человека, дразнящего медведя. Он тыкал в него палками до тех пор, пока животное не бросилось на него с оглушительным ревом.
Только в Москве медведь был прикован цепью.
Костяшки пальцев Гейбриела побелели.
— Душещипательную историю о маленьком мальчике, тоскующем по своему отцу? Это вы хотите услышать? — Гейбриел схватил женщину за подбородок. — Но ничего этого не было. Этот человек отвратительнее, чем жижа в сточных канавах, но если вы так его желаете, берите ради Бога. Я не сомневаюсь, что у него полно денег. — Гейбриел с рычанием отдернул руку от лица женщины.
— Гейбриел… — Мадлен замерла. Она понятия не имела, что ответить на все это. Но твердо знала одно: она не хочет, чтобы Гейбриел вышел за дверь. Только не сейчас. — Что произошло между ним и вашей матерью?
Гейбриел грубо рассмеялся.
— Вы действительно хотите, чтобы я объяснил вам, откуда берутся дети?
— Вы сказали, что он воспользовался ею.
— Зачем вам это?
— Не знаю. — И Мадлен не солгала. Она не должна была задавать этот вопрос. Он не повлияет на нее или аукцион, так же, как не повлияла на них информация о его сестре, которую он так тщательно от нее скрывал. — Это поможет скоротать время и удержать меня в кровати, — промямлила Мадлен.
— Вы хотите, чтобы я раскрыл вам свои семейные тайны, только потому что вам скучно? Если вам нужна причина для того, чтобы остаться в постели, я могу предложить кое-что получше. — Палец мужчины скользнул по подбородку Мадлен в грубой ласке, но прикосновение к ее губам было нежнее. Гейбриел наклонялся до тех пор, пока Мадлен не смогла разглядеть все оттенки зелени в его бледно-нефритовых глазах. — Ну что, хотите теперь встать с постели?
Мадлен вдруг показалось, что у нее отнялись ноги.
Рука Гейбриела спустилась к вороту ее халата и замерла над самой кружевной оборкой. С каждым вздохом чувствительная кожа Мадлен касалась пальцев Гейбриела. Она даже поймала себя на мысли, что задерживает дыхание, чтобы продлить контакт.
— Ну, что скажете теперь? — спросил Гейбриел, раздвигая полы халата Мадлен и прижимаясь губами к ложбинке между ее грудями. — Зачем рассказывать какую-то грязную историю, когда я могу развлечь вас совсем иначе?
Кожу Мадлен опалило огнем, словно губы мужчины поставили на ней клеймо.
— Потому что, если вы расскажете мне свою историю, я отплачу вам тем же. Поведаю кое-что о себе.
Губы Гейбриела тотчас же покинули ее кожу, и Мадлен возненавидела себя за глупость. Ну кто ее тянул за язык?
Гейбриел застегнул верхнюю пуговицу на ее халате.
— И что же вы мне поведаете?
— Расскажу о своих родителях. — И с какой стати она торгуется? Это совершенно неэффективное средство позволяло Гейбриелу держать себя под контролем. Кроме того, сделка означала, что и она должна дать ему что-то взамен.
— Правду?
Похоже, ее уловка сработала.
— Да.
Гейбриел некоторое время смотрел на Мадлен так, что ей стало ужасно неуютно под его прожигающим насквозь взглядом. А потом он заговорил:
— Моя мать была гувернанткой. Единственной дочерью викария. Она работала на лорда Саймона. Однажды летом его приехал навестить старший брат, маркиз Нортгейт. Он был помолвлен с другой женщиной, но это не помешало ему соблазнить мою мать. Узнав, что она забеременела, он отказался жениться на ней.
Мадлен протянула руку, но Гейбриел отошел от кровати.
— И как ваша мать восприняла это?
Гейбриел мотнул головой, и его щеки залил густой румянец.
— Она придумывает для него различные оправдания. Он так очаровал ее своей ложью, что, кажется, она до сих пор верит ему и его клятвам. — Гейбриел дрожал от гнева, но Мадлен заметила, что он и смущен тоже. Сбит с толку тем обстоятельством, что его мать позволила себе быть столь легковерной. Сам же Гейбриел не мог оправдать глупость.
— Вы когда-нибудь с ним встречались?
— Нет. Он попытался приехать на похороны моей сестры. Но я не позволил. Ведь это он сделал ее незаконнорожденной и лишил жизни, достойной леди.
— А вас — жизни наследника маркиза?
Гейбриел фыркнул.
— Пусть убирается ко всем чертям со своим титулом! Но Сьюзен заслуживала лучшей участи. Как и моя мать.
Мадлен попыталась осторожно протиснуться в приоткрытую дверь.
— Что случилось с вашей сестрой?
— Ее убили семь лет назад.
— Что?..
— Достаточно. Теперь ваша очередь.
Мадлен медленно набрала в легкие воздуха, стараясь унять приступ паники, охватившей ее при мысли о том, что придется рассказать что-то о себе. Хватит. Нет ничего опасного в той информации, которую она собиралась сообщить. Ничего такого, что можно было бы обернуть против нее. Ее родители мертвы. А она сама больше не шпионка, вынужденная скрывать собственное имя.
И все же Гейбриел сможет использовать полученную информацию против нее. Так происходило всякий раз.
Мадлен пришлось сосредоточиться, чтобы заставить себя заговорить.
— Мою мать звали Элизабет Вальдан. Дочь приходского священника, она вышла замуж за Томаса Сент-Джона, странствующего актера. — Мадлен перевела дыхание. Она и так сказала слишком много.
Гейбриел молчал.
— И?..
— Это все.
— Но ведь мы заключили сделку.
— Верно. Но если вы решили не вдаваться в подробности, то это не моя вина. — Мадлен чувствовала себя уязвленной. Но Гейбриел, конечно же, не знал, чего ей стоило сообщить ему эту крупицу информации о себе.
Глухо зарычав, Гейбриел уперся руками в матрас по обе стороны головы Мадлен, и теперь его лицо находилось всего в нескольких дюймах от нее.
— Вы знаете, что я не собирался этого делать.
Мадлен должна была чувствовать себя в западне.
После смерти матери она поклялась, что никогда больше не позволит себя запереть. Впервые оказавшись в тюрьме, она била и царапала дверь до тех пор, пока кровь не заструилась по ее рукам, смешавшись с кровью мертвого мужчины, которой было перепачкано ее платье.
Ей следовало поступить так же и теперь. Нужно ударить Гейбриела и освободиться. Это будет просто. Хватит единственного удара в подбородок, ведь она не хочет покалечить его слишком сильно.
Но когда ее руки коснулись его тела, она не смогла сжать их в кулаки. Ладони Мадлен скользнули вверх по широкой груди мужчины и скрывающимся под тканью рубашки гладким литым мышцам. Положив одну руку на бьющееся сердце, Мадлен обвила другой его шею. Она провела пальцами по волосам на его затылке, наслаждаясь их мягкой шелковистостью.
— А что вы собирались сделать?
Гейбриел наклонился так низко, что его губы едва не касались губ Мадлен.
— Узнать правду о вас.
— Вы уже говорили мне об этом. Но зачем? Зачем вы хотите что-то обо мне узнать? Я исчезну из вашей жизни через неделю. Я ничего не значу для вас, равно как и вы для меня. — Мадлен потянула Гейбриела к себе, желая унять покалывание в губах.
Но он не поддался, и его губы по-прежнему оставались слишком далеко от нее.
— Вы мучаете меня, Мадлен… — Нет, это не был возглас пребывающего в отчаянии любовника. Слова Гейбриела прозвучали осуждающе, даже зло.
Мадлен знала, что если поцелует его, Гейбриел пропадет. Она видела, каким голодным огнем, каким желанием горели его глаза. Мужское вожделение было ее оружием, и она очень искусно им владела. Нервы Гейбриела были натянуты точно тетива новенького лука. Стоит лишь натянуть ее посильнее, и она зазвенит, давая ей то, чего она так хотела. В чем нуждалась.
И все же Мадлен медлила, внезапно ощутив непривычную неуверенность.
— Вам это не нравится.
— Не нравится. Потому что я не хочу вас желать. У меня есть дела поважнее размышлений о том, каковы на вкус ваши губы. О том, как уютно ляжет в мою ладонь ваша грудь. Или о том, что вы сделаете, если я суну руку вам под юбку.
Лоно Мадлен пульсировало так, словно Гейбриел уже проделывал с ней все, о чем говорил.
А он тем временем продолжал:
— Я не одобряю этот аукцион. Вы даете советы проституткам о том, как открыть свой собственный бордель. Вы не моргнув глазом манипулируете всеми, кто вас окружает. — Гейбриел судорожно перевел дыхание. — Но почему, скажите, почему я не могу вас ненавидеть за это?
Мадлен презирала жжение в горле, как презирала себя за неспособность оттолкнуть от себя этого мужчину.
— Я не просила вас любить меня. И я не стану извиняться за то, что я такая, какая есть. — Да и с какой стати. Ведь извинения не отпустят ей грехов.
— Знаю.
Призвав на помощь гордость, Мадлен положила ладони на грудь Гейбриела и оттолкнула его.
— Хорошо. Поэтому запомните: я не хочу, чтобы вы меня любили. Потому что у вас нет на это средств.
Сначала попытка Мадлен оттолкнуть Гейбриела не увенчалась успехом, но потом он отстранился, крепко сжав губы.
— Мадлен…
Раздался звон стекла, когда что-то ударилось в окно.
Испуганный возглас Мадлен заглушило тело Гейбриела, накрывшего ее собой. Он выругался, а потом перекатился на спину, одновременно стаскивая с себя куртку.
Не обращая внимания на боль, пронзившую бок, Мадлен села. Языки пламени лизали ковер возле окна, посылая под потолок клубы черного дыма.
Мадлен вскочила на ноги и рывком стащила с кровати стеганое покрывало. От дыма першило в горле, а глаза наполнились слезами.
Гейбриел уже сбивал огонь собственной курткой. Мадлен последовала его примеру, набрасывая тяжелое покрывало на пламя, угрожавшее перекинуться на шторы.
Оранжевые блики заплясали на стенах. Неужели они что-то пропустили? Мадлен больше не видела огня.
Закат. Она закрыла глаза. В окна лился оранжевый свет заходящего солнца. Мадлен вздохнула и закашлялась. Резкая боль обожгла ее бок, когда она ударилась бедром об пол. Мадлен удивленно открыла глаза. Неужели она действительно упала? В высшей степени непростительно.
Сильные руки подняли ее в воздух.
— О чем вы только думали?
— О том, что мой дом охвачен огнем. — Инцидент лишь внес смятение в ее и без того растревоженную душу. А близость сильного волевого подбородка Гейбриела еще усугубляла ситуацию.
— Вы поранились?
Мадлен сдвинула брови.
— Кажется, нет.
— Не порезали ноги о стекло? Вы можете встать?
— Могу. — Нет, она не позволит Гейбриелу с его проявлением заботы усыпить ее бдительность.
— Хорошо.
Гейбриел отошел от окна, поставил Мадлен на пол, а потом присел перед ней на корточки. Его пальцы коснулись ее ягодиц.
— Что вы…
— Вы сели на осколки.
Мадлен попятилась.
— Я всего лишь сниму с вашей сорочки осколки. Не хочу, чтобы вы порезались.
Гейбриел успел отвернуться, прежде чем Мадлен сбросила с себя сорочку. Осколки заскрежетали под его сапогами, когда он вернулся к окну.
Халат упал на пол, а Мадлен похромала в гардеробную. Вздохнув, она набросила на плечи пеньюар из алого атласа. Он плотно облегал ее фигуру, едва запахиваясь на груди. Впрочем, у Мадлен не было выбора. Остальные были еще откровеннее.
Опершись о туалетный столик, она постаралась собраться с силами и придумать остроумный ответ на тот случай, если Гейбриел осмелится вообразить, будто она оделась так ради него.
— Я уже попросил дворецкого приготовить для вас другую комнату. — В дверном проеме возник Гейбриел. Его щеки были перепачканы сажей, делая круги под глазами еще более темными. Он сердито сдвинул брови при виде нового наряда Мадлен, но потом протянул ей горлышко от разбитой бутылки. — Судя по всему, кто-то бросил в окно бутылку из-под бренди, наполненную ламповым маслом. Негодяй сунул в горлышко тряпицу и поджег ее.
Мадлен пожала плечами.
— Не слишком надежный способ убить кого-то. — По ее спине пробежал холодок. А ведь она не права. Если бы она спала или была более серьезно ранена, огонь охватил бы все помещение, прежде чем она успела бы с ним справиться.
— За последние двадцать четыре часа на вашу жизнь покушались дважды. Так не может продолжаться. — Гейбриел подошел к Мадлен и остановился всего в нескольких дюймах от нее. Он протянул руку и отер ее щеку подушечкой большого пальца. На ней остался черный отпечаток. — Вы не можете оставаться здесь под охраной единственного эксцентричного дворецкого. Я постараюсь вас защитить.
Мадлен не двигалась, изо всех сил борясь с желанием отереть с лица Гейбриела грязные разводы. Она могла привести дюжину доводов против того, чтобы он остался с ней. Даже целых тринадцать, если принять в расчет горячее желание, огнем разливающееся по ее бедрам и подпитываемое голодным взглядом стоящего напротив нее мужчины. Это все равно что приставить волка охранять овечье стадо.
Пусть это будет четырнадцатой причиной. Но она отнюдь не овца. Что за отвратительное сравнение. Она способна сама о себе позаботиться. Мадлен и раньше приходилось иметь дело с негодяями. Причем с настоящими убийцами, а не с глупцами, швыряющими в окна бутылки.
Кроме того, Гейбриел не сможет собирать информацию об участниках аукциона, если будет неотлучно находиться при ней. А ведь именно для этого она его наняла.
Так что, как бы ни был велик соблазн позволить ему остаться…
— Я пришлю другого полицейского для наблюдения за домом, — произнес Гейбриел.
— Но я не могу позволить… Простите, что вы сказали?
— У меня есть несколько надежных людей. Я пришлю одного из них сюда. Он будет исполнять роль вашего лакея.
Мадлен попыталась сделать шаг назад, но лишь сильнее уперлась в острый край стола. И как она умудрилась так обмануться относительно его намерений?
— Я… — Мадлен начала заикаться и постаралась скрыть замешательство с помощью кашля. — Я не могу позволить себе нанять лакея, не говоря уж о полицейском.
— Вам и не придется. Вас ранили и подожгли ваш дом. Теперь это предмет официального расследования Боу-стрит. — Когда Гейбриел вновь подхватил Мадлен на руки, в его взгляде сквозило холодное отчуждение.
Тонкий материал пеньюара служил плохой защитой от исходящего от Гейбриела тепла. Мадлен сдерживалась, как могла, но с каждым вздохом ароматы сандалового дерева, лавра и табака все глубже и глубже проникали в ее легкие и кровь.
Гейбриел крепче прижал Мадлен к себе.
— Я опасаюсь вас уронить.
— А вот я этого не боюсь. — Мадлен понимала, что сказала ужасную глупость, но все равно не смогла сдержать улыбки.
Гейбриел остановился и устало произнес:
— Ну же, скажите, что не хотите меня. А ведь еще десять минут назад вы пытались притянуть меня к себе, чтобы поцеловать. Удивительная вы женщина.
Улыбка по-прежнему играла на губах Мадлен.
— Конечно же, я пыталась вас поцеловать. Я ведь шлюха. Это у меня в крови.
Гейбриел положил Мадлен на кровать, но его рука так и осталась у нее под головой.
— Нет, меня пыталась поцеловать не куртизанка, а именно женщина. Женщина, которая и сейчас тянется ко мне.
Огонь обжег щеки Мадлен. Она расслабилась и поглубже зарылась головой в подушку.