Кризис Киссинджер Генри

Д: Я разговаривал с премьер-министром около получаса назад, и она спросила меня, можно ли ей пойти поспать.

К: Просто держите ее в курсе.

ГЕНЕРАЛ ХЕЙГ – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

19:50

К: Я хотел проинформировать Вас о том, что происходит на данный момент. Советы сделали поворот в нежелательном направлении. Они понимают, что их обвели вокруг пальца. Теперь они говорят нам, что одобряют резолюцию, внесенную незаинтересованными членами, которая, вопервых, осуждает Израиль за нарушение режима прекращения огня и, вовторых, просит ввести военные миротворческие контингенты, включая советские и американские войска… Я сказал Добрынину, что это вредно и возмутительно. Мы будем осуждать обе стороны. Мы категорически против введения каких-либо вооруженных сил.

Х: Неужели все зашло так далеко?

К: Возможно, нам придется с ними побороться.

Х: Мы знали, что это будет нелегко.

К: Я думаю, что сейчас мы должны твердо стоять на своем.

Х: Конечно, так. Абсолютно.

К: Конечно, если бы только израильтяне остановились вчера, нам было бы намного лучше.

Х: Мне звонит президент.

ПОСОЛ ДОБРЫНИН – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

20:02

К: Я снова звоню Вам по просьбе президента.

Д: Что на этот раз?

К: Речь идет о том, чтобы призвать вас избежать конфронтации между нами и ООН.

Д: Я разговаривал с Маликом в 18:30. Зал был полон людей, шли дискуссии, но он не знал, что подготовил Совет. Они обсуждали ситуацию в третьем мире.

К: По нашим сведениям, сейчас никаких боевых действий не происходит.

Д: Какова реальная ситуация сейчас? Вам легко это проверить. Кто-нибудь вносит резолюцию?

К: Позвольте мне уточнить у Скали.

Д: Сообщите мне, какова точная ситуация, и я отправлю телеграмму.

К: Хорошо.

ПОСОЛ ДОБРЫНИН – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

20:25

Д: Он [Малик] сказал, что просил США и Советский Союз направить свои войска. Он уже произносит речь. Это на новостной ленте ЮПИ 304. Просто потому, что…

К: Я все равно призываю вас проявлять большую сдержанность. Это еще не резолюция.

Д: Я говорю только то, что он сказал в Совете Безопасности.

К: Вполне возможно, что от самого тесного сотрудничества мы перейдем к очень опасному курсу.

Д: Я только Вам говорю.

К: Хорошо.

ПОСОЛ СКАЛИ – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

20:52

С: Он [Малик] чуть ли не решился напасть на нас напрямую – он просто обрушился на Израиль, а затем сказал, что в том, что касается просьбы Садата, то она будет полностью оправданна и будет соответствовать положениям устава. Но он не сказал прямо, что согласится с ней. Он действительно призвал всех разорвать дипломатические отношения и поддержать санкции против Израиля. Он отметил, что Вы были в Тель-Авиве и несете большую ответственность. Он считает, что США могут заставить Израиль делать то, что они хотят. Сказал, что Израиль игнорирует резолюции ООН.

К: Что ты собираешься делать?

С: Позвольте мне завершить еще одно замечание. Он осудил структуру состава корпуса наблюдателей и дал понять, что его следует направить туда, но не сказал об этом прямо. У меня есть речь, которую я могу произнести.

К: Я бы не стал отвергать то, что не предлагали.

С: Зайят официально спросил нас в Совете.

К: Вам лучше произнести эту речь.

С: Садат говорит, что он хочет, чтобы «великие державы вмешались и направили туда свои силы».

Час спустя надвигающаяся конфронтация в Совете Безопасности переросла в прямую американо-советскую конфронтацию, когда Добрынин продиктовал письмо Брежнева президенту Никсону.

Основное содержание письма Брежнева гласило:

«…Давайте вместе, СССР и США, в срочном порядке отправим в Египет советский и американский воинские контингенты, чтобы обеспечить выполнение решения Совета Безопасности от 22 и 23 октября о прекращении огня и всех военных действий, а также нашего с Вами понимания о гарантиях выполнения решений Совета Безопасности.

Необходимо придерживаться этого без всякого промедления. Скажу прямо, если Вы сочтете невозможным действовать совместно с нами в этом вопросе, мы должны столкнуться с необходимостью срочно рассмотреть вопрос о принятии соответствующих шагов в одностороннем порядке. Мы не можем допустить произвола со стороны Израиля…»

Это был один из самых серьезных вызовов американскому президенту со стороны советского лидера из-за его безапелляционного приветствия «господин президент» до столь же безапелляционного заключения с требованием «немедленного и четкого ответа». В промежутке в письме предлагалось американским и советским вооруженным силам установить не только прекращение огня, но и окончательное урегулирование на условиях, которые не были оговорены, но которые неоднократно растолковывались Москвой в течение года и столь же часто отвергались нами. И в письме пригрозили отправить войска в одностороннем порядке, если мы откажемся. Тот факт, что оно было отправлено из Москвы в 4 часа ночи московского времени, показал, насколько потрепаны нервы у московского абонента.

ГЕНЕРАЛ ХЕЙГ – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

21:50

К: Я только что получил письмо от Брежнева с просьбой к нам направить вооруженные силы вместе с ними, или он пошлет их в одиночку.

Х: Я этого боялся.

К: Я думаю, нам нужно устроить полемику по этому поводу.

Х: Это реакция на Ваш жесткий ответ?

К: Нет, мы просто сказали, что наложим вето на любую резолюцию ООН. А они сказали, что присоединились бы, если бы это предложил кто-то другой.

Х: Где на данный момент сейчас израильтяне?

К: Они окружили Третью армию.

Х: Я думаю, они берут на слабо. Они не собираются вводить вооруженные силы после окончания войны. Я в это не верю.

К: Я не знаю… что им помешает направить в этот район десант парашютистов?

Х: Только подумайте, что это будет означать для них. Конечно, ои аргументируют это тем, что Израиль не подчиняется.

К: Я думаю, израильтянам следует предложить сделать задний ход. Это опасно, потому что они могут настоять на том, чтобы отступить за пределы того места, где они находились.

Х: Мы не ожидаем, что израильтяне воспримут подобные вещи. А израильтяне знают ли? Я имею в виду, Вы их подготовили?

К: Я держал их в курсе. Стоит ли разбудить президента?

Х: Нет.

ПОСОЛ ДИНИЦ – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

22:00

К: …совместная резолюция Советского Союза и Соединенных Штатов о том, что мы введем войска совместно, или они пойдут в одностороннем порядке, чтобы остановить боевые действия. По-видимому, мы не согласимся присоединиться…

Д: Что они имеют в виду?

К: Они заявляют, что все, чего они хотят, – это прекратить боевые действия.

Д: Я хочу обратить Ваше внимание на два момента. Мне только что сообщили, что в городе Суэц отряд наших десантников несколько часов находится под постоянным огнем. Он попал в ловушку и атакован тяжелыми орудиями – и в течение нескольких часов находился под обстрелом их подразделения коммандос. Мы должны спасти эти отряды, иначе они будут уничтожены. Мы намерены оказать им помощь с воздуха, чтобы они могли выбраться из ловушки.

К: Хорошо. Если Советы решили вмешаться, я просто думаю, что мы вчера слишком сильно завернули гайки.

Д: Мы больше не будем встревать в такое дело снова.

К: Давайте посмотрим на тактику этого. Мы должны предложить им что-то, что сделает их полностью виноватыми, – я хочу знать, можете ли вы согласиться вернуться на позицию, которую вы занимали до того, как все началось.

Д: Как это можно сделать! Я могу сообщить об этом премьер-министру, если Вы хотите, но я скажу Вам заранее…

К: У меня нет на это времени.

Д: Советы введут войска, чтобы сразиться с нами?

К: Это не невозможно. Собственно, я думаю, что они так и поступят. Я зачитаю Вам письмо, как только оно будет переписано. Советы говорят, что, если мы не введем войска совместно, они пойдут на этот шаг в одностороннем порядке.

Д: Контингенты для установления мира или контингенты для боевых действий?

К: Они говорят о мире…

Д: Я просто представитель очень маленькой страны.

К: Послушайте, у меня нет на это времени! Вы должны проверить… Они сказали, что либо мы это сделаем вместе с ними, либо они введут свои войска в одностороннем порядке. Если Вы ничего не можете предпринять, я тоже приму это. Что мы должны ответить, когда дело касается вас?

Д: Я передам это премьер-министру.

ПОСОЛ ДОБРЫНИН – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

22:15

К: Мы собираем наших людей, чтобы рассмотреть ваше письмо. Я просто хотел, чтобы Вы знали, если предпринимаются какие-либо односторонние действия, прежде чем мы получим возможность ответить, реакция будет очень серьезной.

Д: Да, хорошо.

К: Это вызывает большую озабоченность. Не давите на нас. Еще раз хочу повторить, не давите на нас!

Д: Хорошо.

ГЕНЕРАЛ ХЕЙГ – КИССИНДЖЕР

Среда, 24 октября 1973 года

22:20

Х: …ВГСД.

К: Руководители, ВГСД теперь практически представлена руководителями.

Х: Вы разговаривали с президентом?

К: Нет, не разговаривал. Он просто начинал всех обвинять… пока мы это не проанализировали.

Х: Мне кажется, если Советы действовали честно и добросовестно, по Вашему мнению, и если это успокоило бы их, то этого не произойдет… и если было бы необходимо разместить там объединенные силы, я не уверен, что это какая-то вселенская трагедия в… Я думаю, они создали такую ситуацию, чтобы протолкнуть туда советские вооруженные силы в одиночку.

К: Прямо сейчас в США поднимется настоящая буря, буря будет и в Европе и в конечном итоге будет действовать против израильтян. Другими словами, им придется атаковать нас, чтобы добраться до них. Я бы предпочел ввести наши вооруженные силы после того, как они введут свои.

Х: Могут быть обязательства, обсуждения и готовность. Чего мы не хотим, так это того, чтобы они ввели свои войска. Боюсь, что будут какие-то столкновения, и тогда у нас возникнет проблема.

К: Что Вы имеете в виду?

Х: Между Советами и израильтянами. Разве нет способа решить модальности взаимоотношений? Если мы вернемся к жесткости, мы должны быть готовы быть действительно жесткими…

К: Не сомневайтесь в том, насколько это связано с нашим внутренним кризисом.

Х: Я думаю, что в этом кроется причина многого.

К: Я не думаю, что они стали бы нападать на действующего президента.

Х: Они не станут. Единственный способ, которым мы можем это сделать… это если нужно что-то туда ввести… убедить тем временем руководство утром проработать [нужную] модальность. Если миротворческие силы, о которых я не могу думать… Это даже объединяет нас, даже больше, чем резолюция.

К: Это нанесло бы огромный ущерб китайцам и европейцам. Ублюдки, возможно, изначально именно это и имели в виду, внедриться туда… Сегодня мы отправили его [военного атташе США] на фронт…

Х: Израильтяне были очень, очень правдоподобными, судя по тому, что я услышал от них сегодня.

К: Это то, во что я верю.

Х: Но если они солгали нам…

К: Вчера они загнали в ловушку Третью армию. Эта армия, вероятно, сейчас умирает от голода.

Х: Я полагаю, они все на восточном берегу и у них нет припасов.

К: Была еще одна дорога, которую Израиль перерезал.

Х: Это не такая уж большая площадь, что они не могут с этим справиться. Чтобы позволить этому отряду выжить и убраться оттуда к черту, если понадобится. В любом случае ключевой момент вызывает сомнения. Вы можете проработать вопрос миротворческих сил…

К: Джексон уже звонил сегодня днем, выразив сильный протест.

Х: Есть какой-нибудь смысл в этом?

К: Да.

Х: Как он это узнал?

К: Это просочилось с одной из моих встреч.

Х: В дополнение к другой нашей проблеме это может быть конец – или начало.

К: Не забывайте, что это именно то, на чем играют Советы. Они находят какого-то калеку, которому грозит импичмент, и почему бы им не влезть туда.

Х: Если они это сделают и начнут боевые действия, то это серьезное дело. Они влезают туда, и это… Они искренне верят, что [именно] израильтяне… я уверен, что Советы принимают участие в боевых действиях там повсюду.

К: Конечно, у них есть своя разведка.

Х: Это действительно вопрос того, чтобы [именно] израильтяне говорили с нами откровенно, и если они скажут…

К: Вчера израильтяне захватили какую-то часть территории и перерезали последнюю линию снабжения для… Сегодня Третья армия пыталась проложить себе дорогу и потерпела неудачу. Это проблема.

Х: Хорошо.

К: Я не верю, что это начали израильтяне.

Х: Я не верю тоже, веря Диницу…

К: Это была проблема. Если бы русские хотели играть честно, они бы скорее вернули израильтян к исходной линии, чем…

Х: Кажется, израильтяне должны были бы…

К: Я просил Диница выдвинуть какое-нибудь предложение, которое мы могли бы сделать. Это будет сложно, потому что ему придется найти этому оправдание. Не думаю, что надо беспокоить президента.

Х: Вы встречаетесь в Белом доме или?..

К: В Государственном департаменте.

Х: Он должен быть в курсе всего того, что Вы делаете.

К: Я должен поднять его с постели?

Х: Я бы хотел, чтобы Вы провели встречу в Белом доме.

К: Хорошо.

Никсон подробно изложил в своих мемуарах:

«Когда Хейг сообщил мне об этом послании, я сказал, что ему и Киссинджеру следует встретиться в Белом доме для того, чтобы сформулировать планы жесткой реакции на едва завуалированную угрозу одностороннего советского вмешательства. Слова не отражали нашу точку зрения – нам нужны были действия, даже шок от объявления военной тревоги».

Предложенная встреча началась в ситуационной комнате Белого дома, в подвале западного крыла, со мной в председательском кресле, в 22:40. Заседание продолжалось с различными перерывами до 2 часов ночи четверга, 25 октября. Присутствовали министр обороны Шлезингер, директор Центрального разведывательного управления Уильям Колби, председатель объединенного комитета начальников штабов адмирал Мурер, глава администрации президента Александр Хейг, заместитель помощника президента по вопросам национальной безопасности генерал Брент Скоукрофт, коммандер[20] Джонатан Т. Хоу, мой военный помощник в СНБ, и я.

Предложение Брежнева о совместных советско-американских вооруженных силах было немыслимо. Если мы согласимся на совместную роль с Советским Союзом, его войска вернутся в Египет с нашего благословения. Либо мы будем придатком, этаким хвостом советского воздушного змея в совместной демонстрации силы против Израиля, либо мы закончим столкновением с советскими войсками в стране, которая должна была разделять советские цели в отношении прекращения огня или не могла позволить себе, чтобы ее воспринимали как противодействующую им.

Но эффект должен был бы выйти далеко за пределы Египта. Если советские войска театрально появятся в Каире вместе с войсками Соединенных Штатов – и даже больше, если они появятся в одиночестве, – наших традиционных друзей среди умеренных арабов будет глубоко нервировать очевидный факт советско-американского кондоминиума. Стратегия, которой мы кропотливо следовали четыре года дипломатии и две недели кризиса, развалится: Египет будет втянут обратно в советскую орбиту, Советский Союз и его радикальные союзники станут доминирующим фактором на Ближнем Востоке, а Китай и Европа пришли бы в ужас от проявления американо-советского военного сотрудничества в столь жизненно важном регионе. Если совместные усилия потерпят крах и превратятся в американо-советский кризис – а это возможно, – мы останемся одни.

Я не сомневался, что нам придется отклонить советское предложение. И мы должны были сделать это таким образом, чтобы Советы отказались от одностороннего шага, которым они угрожали и, судя по всей нашей информации, планировали. Потому что у нас были веские причины серьезно отнестись к угрозе. ЦРУ сообщило, что советские воздушные перевозки на Ближний Восток прекратились рано утром 24-го, хотя наши продолжались; зловещим подтекстом было то, что самолеты собирались для перевозки некоторых авиадесантных дивизий, повышенная боеготовность которых также была отмечена. Войска Восточной Германии также были в повышенной боеготовности. Количество советских кораблей в Средиземном море выросло до восьмидесяти пяти – рекордного уровня. (Позже их стало больше сотни.) На следующий день мы обнаружили, что советская флотилия из двенадцати кораблей, в том числе двух десантных судов, направлялась в Александрию.

Я начал встречу с подробного вступительного сообщения. Большую часть дня не было особых причин для беспокойства. На самом деле казалось, что ситуация стихает, когда внезапно около 19:00 нашего времени (или 2 часов ночи по московскому времени) Советы решили сначала поддержать, а затем настоять на введении совместных советско-американских вооруженных сил на Ближний Восток. Я сказал, что, на мой взгляд, присоединение к Советскому Союзу было бы для нас «лохотроном» с разрушительными последствиями для наших отношений на Ближнем Востоке, в Китае и Европе – все они опасаются, по разным причинам, американо-советского кондоминиума. Было три возможности: 1) Советы планировали этот шаг с самого начала и пригласили меня в Москву, чтобы выиграть для него время; 2) они приняли это решение, поскольку последствия арабского поражения стали до всех доходить; или же 3) они посчитали себя обманутыми Израилем и нами, когда израильтяне двинулись на удушение Третьей армии после прекращения огня. Я думал, что вероятная мотивация была комбинацией 2-го и 3-го пунктов.

Это было подготовкой к одному из самых содержательных обсуждений, в которых я участвовал, находясь на государственной службе. Участники взвешивали советские действия, мотивы и намерения. Ночью возникло общее мнение, что Кремль стоит на пороге серьезного решения. Мы ожидали, что воздушный лифт начнет работу на рассвете в Восточной Европе, примерно через два часа. В 23:00 я прервал встречу, чтобы встретиться с Диницем в опустевшем вестибюле западного крыла Белого дома. Я повторил ему, что мы сразу же отвергнем советское предложение; осталось только определить тактику. Нам все еще не терпелось услышать мнение Израиля по этому поводу.

Когда я вернулся в ситуационную комнату, согласие было быстро достигнуто, чтобы проверить, можем ли мы замедлить график Советов путем втягивания их в переговоры. Это предполагало идею об американском ответе, примирительном по тону, но твердом по существу. Также был консенсус в отношении того, что это не окажет никакого влияния, если мы не подкрепим его некоторыми заметными действиями, которые передавали бы нашу решимость сопротивляться односторонним действиям. В идеале наша ответная реакция должна быть отмечена в Москве до того, как туда поступит наш письменный ответ. Поэтому мы прервали подготовку ответа Брежневу для обсуждения различных мер готовности.

Американские силы обычно находятся в различных состояниях боеготовности, называемых СБГВС (что означает «Степень боевой готовности вооруженных сил»), в порядке убывания от СБГВС I до СБГВС V. СБГВС I – это война. СБГВС II – это состояние, при котором нападение неминуемо. СБГВС III повышает боеготовность без определения того, что существует вероятность войны; на практике это высшая степень готовности применительно к условиям мирного времени. Большая часть наших вооруженных сил обычно находилась в состоянии СБГВС IV или V, за исключением тех, что находились в Тихом океане, где, как в наследие войны во Вьетнаме, в 1973 году они постоянно находились в СБГВС III. Стратегическое воздушное командование обычно присутствовало при СБГВС IV.

Мы все согласились с тем, что любое повышение готовности должно быть направлено по крайней мере на уровень СБГВС III, прежде чем Советы это заметят. Даже в этом случае они могут и не осознавать важность изменения достаточно быстро, чтобы повлиять на их дипломатию. Мы договорились обсудить дополнительные мероприятия в рамках системы тревог, не предусмотренные в СБГВС III. Тем временем адмирал Мурер – в 23:41 – отдал приказ всем военным командованиям повысить готовность до уровня СБГВС III.

В 23:25 Диниц привез предложение Израиля о том, как поступить с советской инициативой. Фактически он предлагал вариант предложения Израиля о разъединении 1971 года: израильские силы должны были отойти к восточному берегу Суэцкого канала, египетские войска отошли на западный берег в результате территориального обмена; затем с каждой стороны канала будет создана демилитаризованная полоса шириной десять километров. Это был невозможный план. Садат счел бы оскорблением предложение покинуть египетскую территорию. Он также не мог закончить войну, отойдя на десять километров от того места, где он ее начал. И было слишком сложно вовремя провести переговоры, чтобы предотвратить советскую интервенцию, если она действительно была неизбежной. Это могло бы даже ускорить этот шаг, если бы Садат был достаточно рассержен этим, чтобы настаивать на участии великих держав. Я сказал Диницу, что устрою обсуждение этого предложения со своими коллегами, но что знаю, что оно не сработает. В конце концов, мы были слишком озабочены предотвращением советского шага, чтобы взяться за израильский план.

Нашим следующим решением было попытаться перекрыть дипломатические возможности Москвы, убедив Каир отозвать свое приглашение Советскому Союзу ввести войска. В 23:55 участники встречи одобрили послание Садату от имени Никсона, в котором вновь подтвердили наш предыдущий отказ от совместных советско-американских сил. В содержательной части сообщения предупреждалось, что в случае появления советских войск нам придется оказать им сопротивление на египетской земле. По крайней мере, в этих обстоятельствах моя запланированная поездка в Каир для начала мирного процесса должна быть отменена:

«Я прошу Вас подумать о последствиях для Вашей страны, если две великие ядерные державы будут таким образом противостоять друг другу на Вашей земле. Я прошу Вас также подумать о невозможности для нас реализовать дипломатическую инициативу, которая должна была начаться с визита доктора Киссинджера в Каир 7 ноября, если силы одной из великих ядерных держав будут задействованы в военном плане на египетской земле».

Сразу после того, как мы установили СБГВС III, я попросил Скоукрофта покинуть собрание и позвонить Добрынину со следующими инструкциями:

«[С]кажи ему, чтобы воздерживался от всех действий, пока мы не получим ответ. Скажи ему, что ты не уполномочен давать какой-либо ответ. Я на встрече, и меня нельзя вызвать оттуда. Односторонних действий быть не должно, и, если они будут предприняты, это будет иметь самые серьезные последствия. Если он что-то говорит, ты можешь сказать, что у тебя есть указания никак не комментировать. С таким же успехом они могут знать, что мы настроены серьезно».

Но двое могли сыграть и на слабо каждый. Добрынин ничего не комментировал, за исключением того, что передаст наше сообщение в Москву. Никаких заверений; нет заявлений на неправильное понимание; никаких предположений, что в полночь мы все ложимся спать и возобновим наши обсуждения утром, потому что не было никакой предполагаемой угрозы. Только лаконичное замечание о том, что он будет ожидать нашего ответа.

Если поведение Добрынина было призвано усилить наше чувство угрозы, оно превосходно сработало. Наша убежденность в том, что нам грозит неминуемое наступление советских войск, не уменьшилась, когда вечером мы узнали, что восемь советских транспортных самолетов «Ан-22», каждый из которых может перевозить по двести или более военнослужащих, должны были вылететь из Будапешта в Египет в ближайшие несколько часов. Мы также обнаружили, что некоторые подразделения вооруженных сил Восточной Германии были приведены в состояние боевой готовности с 5:00 утра по вашингтонскому времени, или пять часов назад. По нашим оценкам, Советы могли перебрасывать в Египет до 5 тысяч солдат в день. Мы решили, что переход на СБГВС III не будет достаточно быстро замечен советскими руководителями. Требовалось нечто большее. В 00:20 мы привели в боеготовность и предупредили 82-ю воздушно-десантную дивизию о возможной передислокации. В 00:25 мы приказали авианосцу «Франклин Делано Рузвельт», который сейчас находится у берегов Италии, быстро двинуться в Восточное Средиземноморье, чтобы присоединиться к авианосцу «Индепенденс» к югу от Крита. Авианосцу «Джон Ф. Кеннеди» и сопровождающей его оперативной группе было приказано на полной скорости двинуться из Атлантики в Средиземное море.

В 00:30 мы вернулись к составлению официального ответа Брежневу. Мы решили вручить его около 5:30 утра по вашингтонскому времени. Поскольку советское решение о вмешательстве зависело от нашего сообщения, это давало нам дополнительное время для завершения наших приготовлений. И к тому времени Советы заметят передвижение наших войск. В 1:03 ночи я проинформировал посла Кромера о наших различных мерах по боевой готовности и о письме Брежнева. Я сказал ему, что мы официально проинформируем Североатлантический совет, постоянный орган послов, аккредитованных при штаб-квартире НАТО в Брюсселе, через час после представления нашего ответа Советскому Союзу или примерно в полдень по брюссельскому времени. Мы надеялись, что Великобритания поддержит нас в Североатлантическом совете, а также в других столицах.

В 1:35 ночи Диниц появился снова. Он призвал меня от имени премьер-министра не просить Израиль отступить к линии, которую он занимал во время вступления в силу первоначального режима прекращения огня (22 октября). Я заверил его, что мы не собирались принуждать Израиль в ответ на советскую угрозу.

В 1:45 ночи Скоукрофт по моей просьбе снова позвонил Добрынину с тем же сообщением, что и раньше, добавив только, что у нас впереди еще несколько часов размышлений. Из моего отказа говорить с ним Добрынин мог сделать вывод, что мы не настроены на переговоры. Он еще раз ответил, что доложит, не сделал никаких заверений и сказал, что будет ждать. Одновременно мы уведомили командующего нашими силами в Европе, что он должен отложить запланированное возвращение в Соединенные Штаты войск, участвующих в ежегодных учениях НАТО, призванных проверить нашу способность быстро усилить Европу.

В 5:40 утра ответ Брежневу был доставлен Добрынину от имени Никсона. В нем отвергались все советские требования. Мы отправили его с посыльным, избегая каких-то смягчающих пояснений. В письме предлагалось американское одобрение и готовность участвовать в расширенной группе ООН по наблюдению за перемирием, состоящей на временной основе из небоевого персонала, единственной задачей которой было бы предоставить «адекватную информацию о соблюдении обеими сторонами условий прекращения огня». В наш ответ было добавлено следующее:

«Однако Вы должны знать, что мы ни в коем случае не признаем односторонние действия. Это было бы нарушением нашего понимания, согласованных принципов, которые мы подписали в Москве в 1972 году, и статьи II Соглашения о предотвращении ядерной войны. Как я уже говорил выше, такие действия повлекли бы за собой многочисленные последствия, которые не отвечали бы интересам ни одной из наших стран и которые положили бы конец всему тому, чего мы с таким трудом старались достичь».

В 8:00 утра 25 октября мы получили первое указание на то, что столкнулись с Советами. Стало очевидно, что Садат сделал ставку на Соединенные Штаты, а не на Советский Союз. Потому что два сообщения из Египта ждали меня в моем офисе в Белом доме (в качестве советника по национальной безопасности).

Проявив степень осторожности, соответствующую серьезности ситуации, египтяне пронумеровали их последовательно, чтобы помочь нам проследить эволюцию их мышления. Сообщение под номером один было ответом Исмаила на мой отчет (полдень 24 октября) о наших усилиях по обеспечению соблюдения Израилем прекращения огня. Несмотря на тяжелое положение Третьей армии, о котором он с гордостью не упоминал, Исмаил выразил признательность за наше предложение помощи. Он не счел адекватной отправку американских военных атташе; он утверждал, что объединенные советско-американские силы являются лучшей гарантией. Однако, «поскольку США отказываются принять такую меру, Египет просит Совет Безопасности предоставить международные силы» (выделение добавлено). Это означало, что Египет отозвал запрос, вызвавший кризис. И он заменял его предложением о «международных силах», которые, по практике Организации Объединенных Наций, исключали силы из пяти постоянных членов Совета Безопасности и, следовательно, советско-американские силы, на которых настаивал Брежнев.

Об этом было ясно сказано в сообщении под номером два от Садата Никсону. В нем содержалось согласие не только с содержанием, но и с аргументацией послания, отправленного от имени Никсона накануне вечером:

«Я понимаю соображения, которые Вы выдвинули в отношении использования объединенных вооруженных сил США и СССР, и мы уже просили Совет Безопасности о скорейшей отправке международных сил в этот район для обзора выполнения резолюций Совета Безопасности. Мы надеемся, что это проложит путь к дальнейшим мерам, предусмотренным в резолюции Совета Безопасности от 22 октября, направленной на установление справедливого мира в этом районе».

Мы были близки к победе в дипломатической игре. Без поддержки Египта было очень маловероятно, чтобы ООН могла принять резолюцию, призывающую советско-американские вооруженные силы. Если бы Советы отправили войска, то это было бы в одностороннем порядке, без санкций ни принимающей страны, ни Организации Объединенных Наций. Нам было бы намного легче противостоять этому, и мы были полны решимости сделать именно так. Это показало – хотя в данный момент мы могли только догадываться об этом, – что Садат ставил свое будущее на американскую дипломатическую поддержку, а не на советское военное давление.

Вторым обнадеживающим признаком был ранний утренний доклад Джона Скали из Организации Объединенных Наций. После его решительного противодействия объединенным советско-американским вооруженным силам накануне вечером энтузиазм по поводу этой идеи заметно охладился. Совет Безопасности редко был готов проголосовать против решительного противодействия одной из сверхдержав, если ему была предоставлена какая-то альтернатива. И он может быть гениальным в поиске альтернатив. Неприсоединившиеся страны, столкнувшись с вето США, рано утром 25 октября представили проект резолюции с просьбой к Генеральному секретарю увеличить число наблюдателей ООН и «немедленно создать Чрезвычайные вооруженные силы Организации Объединенных Наций под руководством [Совета Безопасности]». Несмотря на расплывчатые формулировки, проект резолюции открывал бы путь к исключению сверхдержав из чрезвычайных вооруженных сил. Совет должен был собраться в 10:30 утра, чтобы рассмотреть этот проект.

Позже утром мы получили реакцию британцев на письмо Брежнева, которая была такой же, как и наша. Кромер сообщил нам, что «они [Лондон] определенно относятся к посланию Брежнева точно так же, как и вы». Посла Великобритании в Москве попросили срочно обратиться к Брежневу, чтобы предостеречь от односторонних военных действий.

Именно таким образом мы с Хейгом в обнадеживающем, хотя и все еще напряженном настроении, проинформировали Никсона вскоре после 8:00 утра в тот четверг, 25 октября. Ночью Хейг неоднократно покидал встречу СНБ, предположительно для контактов с Никсоном. Теперь я сделал обзор дипломатических и военных действий, предпринятых накануне вечером. Как всегда во время кризиса, Никсон был рассудителен и бодр. Мы согласились с тем, что будет беспрецедентным – и, следовательно, серьезным вызовом, – если Советский Союз разместит организованные боевые единицы в районе, удаленном от его периферии и вопреки воле местного правительства. Несмотря на то что несколькими днями ранее был принят Закон о полномочиях в условиях военного времени, Никсон был полон решимости противостоять любому наращиванию советских войск в этом районе и предоставить конгрессу возможность прекратить его действия – насколько это стало возможным благодаря новому закону.

После встречи с Никсоном был отправлен ответ от президента Садату. Он приветствовал «государственный подход Садата к вопросу о поддержании мира» и указал на американскую поддержку международных сил, исключая постоянных членов Совета Безопасности.

С 8:40 до 10:00 утра мы с Никсоном кратко проинформировали руководителей конгресса о ночных событиях. Они были одновременно благосклонными, неуправляемыми и неоднозначными. Они одобрили объявление о повышении боевой готовности; они с энтузиазмом восприняли наш отказ принять совместные советско-американские силы. Но их поддержка больше отражала изоляционизм времен Вьетнама, чем стратегическую оценку. Они выступали против совместных американо-советских сил, потому что не хотели, чтобы американские войска отправлялись за границу; американский компонент предполагаемых сил беспокоил их гораздо больше, чем советский. Точно так же они будут возражать против отправки американских войск, даже если, на наш взгляд, они необходимы для противодействия одностороннему советскому действию. Таким образом, дух сотрудничества заметно охладился, когда Никсон изложил нашу решимость противопоставить на равных одностороннему присутствию советских войск американское – либо в Израиле, либо в дружественных арабских странах. Несколько руководителей из конгресса проявили самые серьезные сомнения. И хотя они не зашли так далеко, чтобы продемонстрировать прямую оппозицию, они достаточно ясно дали понять, что поддержку мероприятий в рамках системы тревог не следует интерпретировать как поддержку передвижения войск.

В полдень я провел пресс-конференцию, на которой публично подтвердил нашу прежде неофициальную позицию:

«Соединенные Штаты не одобряют и не одобрят отправку совместных советско-американских вооруженных сил на Ближний Восток. Соединенные Штаты считают, что на Ближнем Востоке, прежде всего, необходимо определение фактов, определение линий границ и определение того, кто стреляет, с тем чтобы Совет Безопасности мог принять соответствующие меры. Немыслимо, чтобы вооруженные силы великих держав были введены в каком-то количестве, необходимом для того, чтобы одолеть обоих участников. Невозможно представить, чтобы мы перенесли соперничество великих держав на Ближний Восток или, как вариант, чтобы мы навязали военный кондоминиум Соединенными Штатами и Советским Союзом. Соединенные Штаты еще более противодействуют одностороннему введению какой-либо великой державой – особенно любой ядерной державой – вооруженных сил на Ближнем Востоке, под каким бы предлогом эти силы ни вводились».

Объявление о состоянии тревоги сразу же провалилось в болото цинизма, порожденного Уотергейтом. Были заданы два вида вопросов: были ли действия СССР вызваны нашими внутренними спорами, и, наоборот, не спровоцировали ли мы кризис по причинам внутренней, а не внешней политики – действительно ли, как прозвучало в нелепом вопросе одного журналиста, наши действия были «рациональными». Вопрос о советских мотивах дал мне возможность подчеркнуть мой уотергейтский кошмар: «Нельзя пережить кризис власти в обществе в течение нескольких месяцев, не заплатив какую-то цену где-то в другом месте по ходу дела».

Вопросы о мотивах Америки показали, насколько узкими были наши возможности для проведения политики. Если бы мы поощряли конфронтацию, следуя совету фанатиков, выступающих против разрядки, нас почти наверняка подорвали бы одержимые Уотергейтом, которые рассматривали бы каждый вызов Советскому Союзу как маневр, с помощью которого их ненавистная жертва – Никсон – пыталась спастись. Чтобы расширить пространство для маневрирования, я довольно гневно ответил:

«Мы пытаемся проводить внешнюю политику Соединенных Штатов с учетом того, чем мы обязаны не только избирателям, но и будущим поколениям. И это симптом того, что происходит с нашей страной, что можно даже предположить, что Соединенные Штаты будут объявлять о введении тревоги для своих вооруженных сил по внутренним причинам».

А в ответ на другой вопрос сказал:

«Мы пытаемся сохранить мир в очень сложных обстоятельствах. Вам, дамы и господа, решать, не настал ли момент попытаться вызвать кризис доверия и в области внешней политики…

Должна быть хотя бы минимальная уверенность в том, что высшие должностные лица американского правительства не играют с жизнями американского народа».

Когда пресс-конференция закончилась, звонок от Вальдхайма проинформировал нас о том, что кризис закончился. Египетская резолюция о вводе американских и советских войск была снята. На повестке дня была резолюция неприсоединившихся стран о силах по наблюдению, исключающая участие постоянных членов Совета Безопасности. Дипломатия теперь сосредоточится на составе этих сил и их размере.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ВАЛЬДХАЙМ – КИССИНДЖЕР

Четверг, 25 октября 1973 года

13:18

В: Я очень благодарен за то, что [Вы] перезвонили. Я, конечно, переговорил с Джо Сиско и проинформировал его, но я хотел держать Вас в курсе ситуации здесь. Ситуация такова, что, как Вы знаете, русские получили указание принять новую американскую поправку. Только французская позиция не проявляет никакого энтузиазма. Посол Франции только что был здесь и сказал, что они попросят провести раздельное голосование по поправке – за исключением постоянных членов. Они проголосуют за резолюцию, но попросят провести [кaкое-то] отдельное голосование по поправке, чтобы показать, что они не согласны с этим.

К: Вы не должны сомневаться, господин Генеральный секретарь, что мы наложим вето на любую резолюцию, в которой этого нет.

В: Да, меня проинформировал об этом Джо Сиско.

К: Мы не пойдем на компромиссы.

В: Да, это понятно. Без проблем. Не больше чем неприсоединившиеся страны… изменение, и русские, только французы хотят отдельного голосования.

К: Ну, это их право.

В: Но после этого французы проголосуют за резолюцию в ее нынешнем виде.

К: Отлично. Меня беспокоит одно, господин Генеральный секретарь. Мы принципиально против введения каких-либо восточноевропейских контингентов, из любых коммунистических стран. Для этого в мире должно быть достаточно просто нейтральных стран. Если бы были восточноевропейские страны, это вызвало бы здесь кризис доверия, если бы сюда вошли контингенты из коммунистических стран.

В: Ну, существует сильная тенденция иметь, помимо скандинавских стран, одну африканскую, одну азиатскую, например Малайзию, африканскую, например Нигерию.

К: Что ж, у нас нет возражений против этого, если это не восточноевропейская страна.

В: Есть идея включить Польшу.

К: Мы считаем, что допустить Швецию – это уже большая уступка.

В: Как там с русскими?

К: …не могу принять восточных европейцев.

В: Это может привести к тому, что у нас возникнут проблемы с Канадой.

К: С Канадой?