Мой чужой дом Кларк Люси
Не бойтесь использовать личный опыт – для творчества это настоящий кладезь.
Писательница Эль Филдинг
Я распахиваю дверь в кабинет и начинаю ходить взад-вперед, от дальней стены до окна, глухо стуча подошвами по деревянному полу. Перед мысленным взором мелькают картинки: приблизившееся почти вплотную лицо Билла с расширенными, забитыми салом порами на носу; разлетающееся с тонким звоном стекло; движение губ чертыхающегося Билла; стук в дверь секундами позже…
Нет, не так! Я останавливаюсь и вытягиваю пальцы, будто что-то толкаю. Неправильно. То было раньше. В другой комнате, с другим мужчиной.
Картинки мутнеют, растягиваются, тускнеют, а с ними и накал эмоций. Черты Билла искажаются, овал становится тоньше, глаза темнее – и в этих глазах пустота.
Я раздраженно срываюсь с места и начинаю ходить взад-вперед, взад-вперед.
Непонятный сюжет, сплошные обрывки да вопросительные знаки, будто существуют две версии: его и моя.
Останавливаюсь. Тяжело дыша, упираюсь ладонями в бедра. Не выходит разложить ситуацию на эпизоды.
Пришедшая в голову новая идея гонит меня к письменному столу. Не присаживаясь, открываю вордовский документ и начинаю печатать.
Нет. Плохо.
Удаляю. Печатаю другое предложение, затем еще одно.
Не переставая набирать, сажусь за стол.
Пальцы танцуют, порхают по клавиатуре, взгляд устремлен на экран. Потихоньку, на ощупь я пробираюсь вглубь истории.
Уже за полночь, оторвав наконец пальцы от клавиатуры, я устало откидываюсь на спинку.
Несколько часов я провела в кабинете, не смея выйти даже за водой, – так боялась притормозить творческий поток хоть на секунду.
Царящую в комнате темноту рассеивает только голубоватое мерцание компьютерного экрана. Я щелкаю выключателем настольной лампы и зажмуриваюсь от неожиданно яркого света. Теперь меня прекрасно видно из ночной бухты. Видно, что я одна.
Мысли плавно утекают к Биллу, его вечернему визиту и закручиваются в головокружительный водоворот.
«Люди не меняются», – сказал он.
Спорное утверждение. Все мы меняемся. Я изменилась. Где та беззаботная, неугомонная студентка, мечтающая испробовать мир на крепость и покорить его? И если взять более поздние годы, я все равно не та – не та потерянная девушка, несколько лет шатавшаяся по улицам в поисках непонятно чего, без еды и без сна. Я даже не уверена, что я – взрослая, сформировавшаяся женщина, которая нравилась мне больше всего: та, что вышла замуж за хорошего человека и, невесомая, лежала на спине в теплых водах океана, в ореоле распущенных волос, восхищаясь окружающей ее красотой.
Нет, я точно не она – я иной человек.
Взгляд снова фокусируется на экране. Работа сохранена, ноутбук закрыт… Я встаю на одеревеневшие ноги. Промерзла до костей – отопление отключилось, наверное, часа два назад. В области лба усиливается головная боль. Надо взять себе в привычку держать на столе кувшин с водой.
После отравления я почти ничего не ем, брюки уже болтаются на поясе. Все-таки лучше что-нибудь пожевать, поддержать силы.
Я подхожу к двери и толкаю холодную оловянную ручку вниз. Язычок не реагирует. Может, слабо нажала? Пробую еще раз. Снова не поддается. Ни щелчка, ни движения – дверь закрыта.
По спине, точно свалившееся под свитер насекомое, бежит холодок: замок заело.
В третий раз тяну ручку вниз обеими руками.
Дверь даже не шелохнется.
Включаю основной свет, склоняюсь к замку, чтобы рассмотреть механизм получше, – и не верю своим глазам. Это невозможно!
В щели виднеется прямоугольный металлический засов – дверь заперта на ключ.
Прижавшись ладонями к двери, я замираю и прислушиваюсь.
Ничего. Слышно только мое быстрое, прерывистое дыхание.
Лихорадочно мечутся мысли: ключ от кабинета на первом этаже на бюро, дверь запирается снаружи – изнутри замок не замкнется даже при желании.
Значит, меня кто-то запер?
В горле появляется привкус желчи.
Нет, этот вариант не годится. Допустим, сломался шпиндель или разболтался язычок…
Я разворачиваюсь и начинаю нервно расхаживать по комнате, в ушах звенит эхо дробных шагов. Мобильный телефон на кухне. Вай-фай-роутер на первом этаже отключен. Связаться с кем-то невозможно.
И что делать?
Придется самой выбираться, силой. Взгляд оценивающе скользит по двери: прекрасный массив дуба, слабых мест нет. Плечом не выбить. Даже если использовать стул как таран, то он разлетится в щепки, а двери ничего не будет.
Надо все-таки сосредоточиться на замке…
Я выдвигаю ящик стола. Что тут есть подходящего? Ручки, ножницы, скрепки, металлическая линейка… Хватаю линейку, спешу обратно к двери и, пригнувшись к замку, пытаюсь просунуть ее в зазор между рамой и полотнищем.
Не лезет! Слишком толстая. Даже если ее втиснуть, непонятно, как сдвинуть с места металлический засов.
Отбросив линейку, я глажу ладонями отшлифованную поверхность, словно в надежде получить помощь свыше.
Во рту пересохло, язык прилип к небу, все мысли и мечты – о большом стакане воды. От жажды разгорается паника: а вдруг я не сумею отсюда выбраться?
Пока меня хватятся, может пройти несколько дней…
Пальцы яростно сжимают ручку, тянут ее, дергают, давят… Черт, ничего не помогает!
А если все-таки попробовать выбить плечом? Я бросаюсь всем телом на дверь. Руку сводит от боли. Отхожу, опять с разбега врезаюсь в дверь – и так несколько раз, пока не начинает гореть плечо: и кости, и мышцы, и кожа.
Обхватив себя руками, я дрожу под дверью. В стеклянную стену бьется ветер, задувая в кабинет ночной холод. Наверное, уже час ночи, отопление включится около шести утра. Надо растереть тело, чтобы хоть немного согреться.
Откуда-то снизу доносится шум: глухой стук, будто упало что-то тяжелое – например, книга или рамка с фотографией.
Меня охватывает ужас, дыхание становится частым, прерывистым.
Прислушиваюсь. В стекло стучит ветер, а где-то далеко-далеко внизу тихо скрипит деревянная половица.
Затаив дыхание продолжаю слушать, но в доме тишина.
Спустя минуту, когда я намереваюсь встать, раздается металлический скрежет, будто открывается дверца буфета или дверь в комнату.
На первом этаже кто-то есть.
Голова идет кругом.
Кто?
Один ключ у Флинна… Он уже разгуливал по дому без приглашения.
Или за домом наблюдал Марк, а потом каким-то образом пробрался внутрь…
Кстати, как насчет Билла? Он мог при выходе забрать с бюро второй ключ.
Я зажмуриваюсь, ход мыслей принимает опасный поворот: я думаю о Люке Линдене. Нет, это невозможно.
Перед глазами всплывает бледная, зловещая надпись на лестничном окне: «Я у тебя дома».
Внезапно на меня обрушивается новая догадка: у людей, арендовавших дом, тоже может быть ключ! Вдруг они сделали дубликат? И теперь потихоньку сюда наведываются.
Уперевшись в толстые подлокотники мягкого кресла, я тащу, толкаю его ко входу. Ножки, скрежеща, безжалостно царапают деревянный пол. Загоняю спинку вплотную к двери под ручку – забаррикадировалась!
Тяжело дыша, я упираю руки в бока. И что теперь?
Меня трясет от холода. Я бросаюсь к стеклянной стене, отодвигаю ноутбук в сторону, взбираюсь на стол и широко распахиваю форточку. В комнату врывается ветер с косыми струями дождя, на полках опрокидываются книги, шелестят раскрывшиеся веером страницы.
Поднявшись на цыпочки, я высовываю голову под ливень, в ушах свистит ветер. Звать на помощь бесполезно: в бухте в столь поздний час никого не бывает, да и такую непогоду не перекричать. Я протискиваю плечи в оконный проем. Дождевые капли стекают по шее под свитер. В целом, если потребуется, в окно я пролезу…
Внизу подо мной балкон спальни, из ее окон льется свет, озаряя пространство от второго до третьего этажа. Интересно, сколько здесь? Двенадцать футов? Нет, пожалуй, меньше. Если неудачно приземлиться, сломаешь ногу, а то и что похуже… Тут и на балкон приземлиться непросто: плохо рассчитанный прыжок, сильный порыв ветра – и вообще пролетишь мимо…
Прямиком на скалы.
Со лба на подбородок стекают дождевые струи, холод пробирает до костей, в спину больно впивается рама, коченеют пальцы. Я ухватываюсь покрепче за край окна и наклоняюсь вперед, пытаясь оценить перспективы: нет ли внизу выступа или какой-то точки опоры, на которую можно спуститься? Ничего. Выхода нет.
Неожиданно я замечаю в спальне движение. Дождь застилает глаза, но я почти уверена: за окном мелькнул край пальто! Черная тень проходит через комнату и исчезает.
Сегодня предпоследний день в твоем доме. Пора возвращаться.
Многого мне будет не хватать. Огромных окон. Мне нравилось держать их приоткрытыми сутки напролет, так что в доме всегда пахло свежестью и морем. И по кофемашине буду скучать, хотя дорогое удовольствие эти капсулы. Сложнее всего расстаться с роскошными видами.
А знаешь, по чему я скучать не буду? По огромным площадям. В комнатах так пустынно, что звенит эхо. Эхо собственного голоса, эхо шагов преследуют тебя, куда бы ни пошел. Не представляю, как ты это выносишь.
Я опускаю взгляд на свои ладони – в них три тщательно отобранных предмета.
Начнем с гостиной: я засовываю под диван игрушечного жирафа, так, чтобы торчало одно копытце. Следом спальня: в глубину ящика прикроватной тумбы я прячу баночку с воском для мужской укладки. И последняя на очереди самая маленькая комната – якобы детская: там на полке под круглым зеркалом я оставляю крем от потницы.
Готово.
Меня радует проделанная работа. До чего тщательно все продумано! Теперь можно и в кабинет. Я поднимаюсь наверх и, взявшись за ручку, задумываюсь: запереть дверь перед уходом или оставить, как есть?
Пожалуй, не стану запирать. Люди видят только то, что хотят. Ты вставишь ключ в замочную скважину в полной уверенности, что дверь на замке со времени твоего отъезда.
Я подхожу к сундуку в конце комнаты, так и стоящему нараспашку с момента утреннего осмотра. Сегодня у меня на удивление созерцательно-задумчивый настрой, и я решаю напоследок пересмотреть фотографии.
Один за другим я листаю знакомые, давно изученные альбомы и неожиданно на дне нахожу новый. Он не спрятан, но его не так легко заметить. Похоже, ты давно в него не заглядывала.
У альбома переплет из мягкой коричневой кожи, потертой от времени. Я неторопливо его открываю. Вот так сюрприз! Это не фотоальбом.
В комнате сгущаются сумерки, пол ледяной, а я, в ошеломлении от того, что открылось, продолжаю сидеть в безмолвной черноте.
Поверить не могу.
Однако… теперь все логично складывается.
Я поднимаюсь. Колени затекли, ступни колет, будто в стельках тысячи иголок.
Это в корне меняет дело. Меня одурачили! Настоящий удар под дых.
Можно ведь было догадаться!
Я иду к письменному столу. В груди клокочет ярость, руки дергаются точно в судорогах, пальцы сжимаются в кулаки.
Первое, что попадается на глаза, – пресс-папье, тяжелое, блестящее, мерцающее в сумраке кабинета, словно драгоценный камень. Я тянусь к голубоватому шару.
ЛГУНЬЯ! ЛГУНЬЯ! ЛГУНЬЯ!
Швыряю пресс-папье на пол. К моему разочарованию, оно не раскалывается вдребезги, не разлетается со звоном стеклянными крупицами, а просто глухо стукается о доски. В середине темнеет трещинка, рядом лежит отломившийся тонкий осколок.
Глава 22
Эль
Оконная рама больно впивается в бедро, пока я пытаюсь выпрямиться. Закрываю форточку и спрыгиваю со стола.
Хорошо, что у меня в ящике? Нащупываю острые металлические лезвия ножниц. Подходит! Вооружившись, я осматриваю комнату: чем еще можно защититься?
Кровь в венах кипит, меня переполняет энергия.
Я присаживаюсь у винтажного ящичка, где хранятся электроприборы, и нахожу в нем старый кабель – толстый, перекрученный, в метр длиной. Решительно обматываю один конец вокруг ладони – тоже можно пустить в ход! Так и вижу, как туго затягиваю его на горле взломщика, как вздуваются жилы…
Я справлюсь, я готова на все!
Взгляд неожиданно упирается в древний, пыльный роутер, отправленный в утиль за плохую связь. Убийца драгоценных часов моей жизни! Сколько я с ним возилась, дергала провод, прилаживала, а связь постоянно рвалась. Кстати, вдруг он еще работает? Я оттаскиваю от стены стол, за которым спрятана телефонная розетка. Руки так трясутся, что вставить кабель удается только с третьей попытки. Роутер установлен рядом с ноутбуком. Ну же, зеленый огонек, загорайся, покажи, что есть доступ к Интернету!
Не горит…
Роутеру лет шесть или семь, еще из бристольской квартиры. Я легонько покачиваю провод в надежде на соединение. Когда-то помогало обмотать кабель вокруг самого роутера. Попробовать, что ли? Руки дрожат, я даже дышу с трудом.
Одинокий зеленый огонек начинает весело мерцать и мигать.
– Ес-сть! – шиплю я и оглядываюсь через плечо: надежно ли заперта дверь?
Липкими от пота руками открываю ноутбук, вытираю ладони о бедра и принимаюсь настраивать вай-фай. Чтобы разобрать крохотные значки кода, приходится придвинуть лампу вплотную. Набираю заветный набор символов, жму «Вернуться» и в нетерпении замираю.
Внизу тишина, ни малейшего шороха.
Пожалуйста, ну пожалуйста…
На панели появляется иконка вай-фая. Соединилось!
Теперь я действую быстро, пальцы лихорадочно стучат по клавиатуре. Открывается окошко «Скайпа», вбиваю 999.
На экране появляется сообщение, что экстренные вызовы через этот сервис невозможны.
О боже!
«Скайпом» я пользуюсь редко, списка контактов нет. Я устало закрываю глаза: думай, думай…
Фиона! Я помню номер ее мобильного! Забиваю цифры. Вызов, гудки…
Ты ведь ответишь? Ответь, ответь!
– Эль? – раздается приглушенный голос сестры.
– Я заперта на ключ в кабинете! – выпаливаю я. – В доме посторонний. Пожалуйста, вызови полицию.
– Что?
– Фиона, вызови полицию! – повторяю я. – Я у себя дома. Заперта в кабинете. Внизу кто-то ходит, я слышала.
– Поняла, вызываю! Сейчас приеду к тебе.
– Билл дома?
– Билл? Конечно. Рядом тут, спит. Он присмотрит за Дрейком.
Звонок окончен. Успокоившись, я неподвижно сижу за столом. Фиона уже разговаривает с полицией, полицейские запрыгивают в машины и, включив голубые проблесковые маячки, мчат сюда.
А вдруг, пока они едут, со мной что-нибудь случится?
Медленно, но верно страх опять вступает в свои права.
Какой совет я давала несколько дней назад в прямом эфире в «Фейсбуке»? «Чего в писательской жизни не бывает, так это трудностей – только материал для сюжета».
С темной стеклянной стены на меня смотрит собственное отражение. Я – персонаж. Дом – декорация. Вокруг меня разворачивается сюжет. Вот и все. Я здесь и не здесь.
Взгляд опускается на экран ноутбука. Я перещелкиваю курсор строчкой ниже, касаюсь пальцами клавиатуры… и начинаю писать.
Сквозь шум ветра, то ближе, то дальше, доносится вой полицейской сирены.
Хвала небесам, подъезжают!
Гул нарастает – и обрывается. Наверное, въехали в переулок – тут сирены не нужны. Шорох колес по гравию – значит, автомобиль уже на подъездной дорожке. Хлопанье дверец, шум шагов, приглушенные голоса. Я облегченно выдыхаю.
От неожиданного, мощного грохота дом содрогается с крыши до основания. И еще раз.
Полицейские ломают дверь!
После третьего удара дверь, видимо, поддается – по дубовым доскам грохочут шаги.
– Миссис Филдинг! – кричит полицейский с первого этажа.
– Эль! – Голос Фионы.
– Я наверху! – кричу в ответ я, оттаскивая от двери тяжелое кресло.
С лестницы доносится стук ботинок.
– Дверь заперта! – кричу я. – Ключ внизу, на бюро…
Дверь распахивается. В кабинет заходит рыжеволосый полицейский и быстро осматривается.
– Миссис Филдинг, с вами все в порядке?
Я таращусь на открытую дверь, на замок – ключа нет.
– Как вы это сделали?
– Дверь не была заперта, – отвечает полицейский, внимательно меня оглядывая.
Я бросаюсь к выходу.
– Была! Конечно же, была! Я просидела здесь несколько часов! Я пыталась выбраться… Все перепробовала… Дверь точно была закрыта на ключ!
Из-за спины полицейского появляется Фиона.
– С тобой все хорошо? – спрашивает она.
Я молча выхожу из кабинета и закрываю дверь. Надо проверить, что произошло, доказать полиции, что дверь замкнуло. Увы! Створка легко распахивается от слабейшего нажатия ручки.
Все взгляды прикованы ко мне.
– Она была заперта, – растерянно шепчу я.
Полицейский представляется:
– Капитан полиции Стивен Карт. Возможно, вы ошиблись?
– Нет. Меня кто-то запер! – Стиснув зубы, я твердо смотрю ему в глаза. – Вы проверили бюро? Ключ от кабинета лежал там. Им кто-то воспользовался, сто процентов.
Оттолкнув Фиону и полицейского, я бросаюсь вниз по лестнице, открываю бюро, сую руку в керамический горшочек… Ключ на месте. Лежит, куда положили.
В отчаянии я зарываюсь пальцами в волосы. Мне не верят. Но я говорю правду. Меня заперли. Я собственными глазами видела закрытый язычок, дергала неподдающуюся ручку…
В зеркале прихожей отражается мой неприглядный облик: глаза запавшие, вокруг синева, лицо худющее, даже на ощупь ужас – будто от недостатка сна со щек пропало мясо.
Я приглаживаю волосы, заправляю пряди за уши, одергиваю свитер и иду наверх убеждать в своей правоте полицию, однако на полпути останавливаюсь: из кабинета доносится тихий голос сестры, доверительным тоном беседующей с полицейским.
– Стивен, поймите, в последнее время она постоянно в стрессе – плохо спит, много работает, да еще бракоразводный процесс в разгаре.
Она говорит что-то еще, но мне не слышно. Скользя пальцами по прохладной стене, я поднимаюсь чуть выше.
– А раньше такое бывало? – спрашивает полицейский.
После небольшой заминки Фиона начинает что-то тихо, быстро говорить, я опять не разбираю ни слова.
Затаив дыхание я обращаюсь в слух.
Все портит женщина-полицейский – она вдруг выходит на лестницу и, следуя мимо меня, роняет:
– Осмотрю дом, проверю, есть ли следы взлома.
Наверх я поднимаюсь уже спокойная и собранная. Фиона с улыбкой ободряюще сжимает мне руку.
– Хочу разобраться, – начинает капитан Стивен Карт, – что здесь все-таки произошло. – Он достает из кармана электронный блокнот. – Как долго вы находились в этой комнате?
Слово «запертая» так и не прозвучало.
– Не знаю… Я поднялась в кабинет после обеда, ближе к вечеру. Еще было светло. Может, часа в четыре. В дверь постучали, я спустилась вниз. Ко мне ненадолго заглянул сосед, Марк. Потом подъехал Билл, мой зять. Сюда я вернулась, наверное, часов в восемь.
– Почему вы решили, что в дом кто-то забрался? Что натолкнуло на подобную мысль?
– Обычно я работаю в наушниках. Уже намного позже, когда я закончила работать… когда решила выйти из кабинета и не смогла… внизу раздался шум.
– Шум какого рода? – уточняет капитан полиции.
– Точно что-то упало. Вроде книги. А потом как будто захлопнулась дверь.
Его лицо сохраняет бесстрастное выражение, впрочем, очевидно: рассказ его не убедил.
– Еще я видела силуэт, – добавляю я. – Кто-то мелькнул перед окном внутри спальни.
– Вы выглянули в это окно? – Стивен Карт подходит к стеклянной стене.
– Да.
Он внимательно изучает стекло и рамы, словно надеется отыскать там намек на личность взломщика.
– И отсюда вы увидели, что происходит в спальне?
– Я высунулась наружу, – поясняю я.
Полицейский забирается на мой письменный стол и, хрустнув коленями, выпрямляется в полный рост.
– Осторожнее, не наступите на ноутбук! – восклицаю я.
Он молча отворяет форточку, высовывает голову на улицу под дождь и ветер, с минуту что-то высматривает в темноте и закрывает окно.
– Спальня прямо под нами, там, где балкон. В комнате горели светильники, и я заметила движущийся силуэт.
Полицейский внимательно смотрит на меня.
– Свет в комнате выключен.
Я на мгновение теряюсь.
– Но он был включен! Свет в спальне точно горел! Возможно… возможно… его выключил другой полицейский? А может быть, взломщик. Не знаю.
Капитан Стивен Карт аккуратно спускается со стола, бросает взгляд на открытый ноутбук и с изменившимся лицом поворачивается ко мне.
– Что это?
– Ой… просто… я писатель, – говорю я, будто это все объясняет.
Он молча сверлит меня сузившимися глазами.
В кабинет возвращается женщина-полицейский.
– Идем вниз, я кое-что нашла.
Я чувствую легкий укол удовлетворения: наконец-то, улика! Уж теперь меня начнут воспринимать всерьез!
Мы спускаемся за ней по лестнице. Из-за сырого ковра на площадке второго этажа душно и влажно, но к первому этажу духота рассеивается. Женщина-полицейский сворачивает налево и распахивает дверь гостиной.
В сиянии нижней подсветки мерцает усеянный стеклянными осколками пол. Первым делом в глаза бросается деревянная рама стола, будто балансирующая в воздухе в ожидании груза. Помимо этого в комнате полный порядок.
– Что здесь произошло? – обращается ко мне капитан Стивен Карт.
Вспомнив о Билле, я в растерянности оглядываюсь на сестру. Вид у нее, как обычно, непроницаемый. Интересно, Билл рассказал ей о случившемся?
Я снова оборачиваюсь к полицейскому. Лицо у него бледное, отечное, на кончике носа ярко выделяются красные капилляры. В последний раз мне приходилось общаться с полицией больше десяти лет назад, но комнату допросов отлично помню до сих пор: тонкие флуоресцентные лампы, пластиковые стулья, запах пота…
Как и тогда, этот человек будет меня анализировать, прикидывать, можно ли мне верить, имеют ли вес мои слова… Вот сейчас он глядит на меня – что он видит?
Поверят ли мне, если я скажу правду?
Я смотрю на разбитый столик.
– Что произошло? Понятия не имею.
Капитан Стивен Карт медленно обходит комнату – изучает.
