Не считая собаки Уиллис Конни

Глава шестнадцатая

Правил никаких нет, а если и есть — они не соблюдаются. Просто невероятно, до чего трудно вести игру, когда все вокруг живое.

«Алиса в Стране чудес»

— Ты не виноват, — доказывала Верити на следующее утро. Мы раскладывали товар на барахольном прилавке, впервые улучив минуту для разговора после того «ошеломляющего», по версии миссис Меринг, известия. — Это все из-за меня. — Верити выставила фарфоровый голландский башмак с нарисованной на нем бело-голубой мельницей. — Не надо было соглашаться на столько перебросок.

— Ты трудилась для пользы дела, искала зацепки, — возразил я, разворачивая яйцеварку. — Это я оставил Тосси с Теренсом без присмотра. И подал идею. Ты же его слышала вчера. Он подождал бы с предложением, не напугай я его своими «время быстротечно» и «упущенного не вернешь».

— Ты действовал по моей указке, — вздохнула она, раскрывая японский веер. — «Поворачивай „Титаник“, Нед, ничего не случится, мы обойдем айсберг»…

— Все еще возитесь? — раздался над ухом голос миссис Меринг, и мы дружно вздрогнули. — Пора бы уже открывать.

— Сейчас закончим, — пообещала Верити, выставляя супницу в форме салатного кочана.

Миссис Меринг озабоченно посмотрела на затянутое тучами небо.

— Ах, мистер Генри, дождя ведь не будет, верно?

Разумеется, будет. Удача от нас отвернулась.

— Нет, — ответил я, разворачивая гравюру с Паоло и Франческой — еще одни страдальцы.

— И то хорошо, — сказала миссис Меринг, обмахивая от пыли бюст принца Альберта. — О, а вот и мистер Сент-Трейвис. Я должна поговорить с ним о катании на пони.

Я с интересом посмотрел вслед хозяйке, нацелившейся на Теренса. На ней было синее праздничное платье со всеми полагающимися викторианскому наряду буфами, рюшами, розетками и кружевными вставками, однако поверх него она набросила летящую мантию в красно-желто-фиолетовую полоску, а лоб ее перехватывала широкая бархатная лента с большим страусиным пером.

— Она сегодня гадалка, — объяснила Верити, выкладывая швейные ножницы в форме цапли. — И когда она будет мне гадать, я намерена спросить, где епископский пенек.

— Вполне может быть где-то здесь. — Я поискал, куда приткнуть банджо вдовы Уоллис. — Среди этого барахла ему самое место.

Верити посмотрела на пеструю мешанину вещей на прилавке.

— Да, барахолка в чистом виде, — протянула она, добавляя в общую кучу чашку для усачей[41].

Я окинул кучу-малу критическим взглядом.

— Чего-то все же не хватает. — Утащив с прилавка Тосси перочистку, я воткнул ее между пресс-папье и набором оловянных солдатиков. — Вот! Теперь все в порядке.

— Если не считать помолвки Теренса с Тосси, — возразила Верити. — И как только я могла поверить, что она действительно пробудет у Каттисборнов до вечера?

— Вопрос не в том, по чьему недосмотру состоялась помолвка, а в том, как теперь быть.

— И как теперь быть? — переставляя фигурки Арлекина и Коломбины, вздохнула Верити.

— Может, Теренс выспится, одумается и поймет, что совершил ужасную ошибку? — предположил я.

Верити покачала головой:

— Это нас не спасет. Помолвка в викторианскую эпоху уже почти что свадьба. Разрыв помолвки грозит джентльмену жутким скандалом. Так что Теренсу не выпутаться, если только Тосси сама не освободит его от обязательств.

— То есть встретит мистера К, — протянул я. — А значит, нам нужно как можно скорее выяснить, кто он.

— Для этого кому-то нужно явиться к мистеру Дануорти и узнать, расшифровала ли криминалистка фамилию.

— Не «кому-то», а мне, — заявил я твердо.

— А если наткнешься на леди Шрапнелл?

— Рискну, что ж поделать. А ты сиди здесь.

— Да, наверное, так лучше. — Верити потерла лоб. — Я кое-что припомнила из вчерашней околесицы, которую несла в лодке. — Она склонила голову. — Имей в виду, весь этот бред про лорда Питера Уимзи и канотье я плела исключительно из-за перебросочной эйфории и гормонального сбоя, а вовсе не потому…

— Разумеется. Я ведь тоже на «трезвую» голову не представляю тебя наядой, которая тащит меня в пучину, чтобы задушить в мокрых объятиях. И потом, — ухмыльнулся я, — меня уже обручили с Циннией Каттисборн.

— Тогда самое время выбрать ей подарок на помолвку. — Верити протянула мне отделанную золотым галуном стеклянную штуковину с мелкими дырочками, всю в розовых стеклянных левкоях.

— Что это?

— Понятия не имею. Что-то приобрести в любом случае придется. Миссис Меринг тебе не простит, если ничего не купишь.

Она взяла с прилавка плетеную корзинку в форме лебедя.

— Или вот, например.

— Нет, спасибо. У нас с Сирилом зуб на лебедей.

Верити выставила жестяную коробочку из-под засахаренных фиалок.

— Вот эту точно никто не возьмет.

— Ошибаешься, — возразил я, разворачивая покоробившуюся от воды «Старомодную девушку» Олкотт и подпирая ее с обеих сторон мраморными подставками для книг в виде Энея и Дидоны — еще одной парочки, которую постигла незавидная судьба. Есть ли в истории хоть одни влюбленные, которые благополучно поженились, родили детей и жили долго и счастливо? — На благотворительных барахолках метут все подряд. На ярмарке в пользу эвакуированных детей одна женщина купила ветку, случайно упавшую с дерева на стол.

— Не оглядывайся, — заговорщицки шепнула Верити, — сюда идет твоя невеста.

Я обернулся и увидел выросшую за спиной Циннию Каттисборн.

— О, мистер Генри, — хихикнула она. — Помогите мне, пожалуйста, устроить прилавок с рукоделием.

Она потащила меня раскладывать накидочки и вязанные крючком футляры для носовых платков.

— Вот эти я связала. — Цинния продемонстрировала мне пару тапочек, украшенных помпонами-цинниями. — На языке цветов означает: «Вспоминаю о тебе».

— Понятно, — ответил я и купил закладку с вышитым изречением: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут. Матфея 6:19».

— Нет-нет-нет, мистер Генри! — воскликнула миссис Меринг, пикируя на меня и вышитые крестиком кухонные полотенца, будто пестрая хищная птица. — Вам не здесь нужно быть. Вы мне требуетесь вон там.

Она повела меня прочь от киоска с рукоделием — мимо рыболовного аттракциона, кокосового тира и чайного шатра — на дальний конец лужайки, где обнаружилась огороженная деревянными рейками песчаная площадка. Бейн расчерчивал ее лопаткой на футовые квадраты.

— Это у нас «Поиски клада», мистер Генри, — объяснила миссис Меринг, вручая мне стопку картонных карточек. — Для нумерации ячеек. Шиллинги у вас найдутся, мистер Генри?

Я достал кошелек и высыпал наличность на ладонь.

Миссис Меринг выгребла все монеты.

— Три шиллинга на мелкие призы, — она вручила мне три серебряных кругляша, — а остальное сгодится на сдачу для киоска с шерстью.

Единственную золотую монету она мне тоже вернула.

— А это вам на бесценные сокровища барахольного прилавка.

Кто-то еще сомневался в ее родстве с миссис Шрапнелл?

— Сами выбирайте, в какие ячейки зарывать шиллинги и главный приз. Только смотрите, чтобы никто не увидел, — наставляла меня миссис Меринг. — Ни в коем случае не по углам и на не счастливые числа — тройку, семерку и тринадцать, их всегда выбирают в первую очередь, а если клад раскопают сразу, мы не заработаем денег на церковь. Номера до двенадцати тоже не стоит — дети имеют привычку выбирать ячейку со своим возрастом. И четырнадцать. Сегодня четырнадцатое июня, на дату всегда ставят. И смотрите, чтобы не копали по две ячейки за одну попытку. Бейн, где главный приз?

— Здесь, мэм. — Бейн протянул ей сверток в коричневой оберточной бумаге.

— Два пенса за ячейку и пять пенсов за три, — назначила цену миссис Меринг, разворачивая сверток. — А вот и наш главный приз!

Она выдала мне тарелку с изображением иффлийской мельницы и подписью «На добрую память о Темзе». Точь-в-точь как та, что мне втюхивали в Абингдоне.

— Бейн, где лопатка? — спросила миссис Меринг.

— Вот, мэм. — Он вручил мне лопатку и грабли. — Чтобы разравнивать, когда закопаете клад.

— Бейн, сколько времени? — не отставала миссис Меринг.

— Без пяти десять, мэм.

Хозяйка едва не рухнула в обморок.

— У нас ничего не готово!.. Бейн, ступайте объясните профессору Преддику насчет рыболовного аттракциона и принесите мой хрустальный шар. Мистер Генри, не мешкайте, зарывайте клад.

Я двинулся к площадке.

— Двадцать восемь тоже не берите. Этот номер выиграл в прошлом году. И шестнадцать. Это день рождения королевы.

Она прошествовала дальше, а я приступил к своему ответственному делу. Бейн разметил всего тридцать ячеек. Исключаем шестнадцать, двадцать восемь, три, семь, тринадцать, четырнадцать и первую дюжину, а еще углы — остается всего ничего.

Я честно окинул орлиным взором окрестности, на случай если в кустах притаился охотник за сувенирами с Темзы, и закопал три монеты по шиллингу в двадцать девятой, двадцать третьей и двадцать шестой. Нет, это угловая. Значит, в двадцать первую. А потом застыл, прикидывая, какая из оставшихся выглядит наименее вероятной и успею ли я сгонять к мистеру Дануорти до начала ярмарки.

Мои раздумья прервал звон колокола в соседней церкви. Миссис Меринг громко ахнула, и ярмарку официально объявили открытой. Я поспешно зарыл главный приз в восемнадцатую и стал разравнивать граблями песок.

— Седьмую! — раздался за спиной детский голос.

Я обернулся. Там стояла Камелия Каттисборн в розовом платье с пышным бантом. В руках у нее зеленела супница в форме салатного кочана.

— Еще закрыто, — заявил я, разравнивая соседние ячейки и раскладывая картонные карточки с номерами.

— Я хочу седьмую! — Камелия сунула мне пятипенсовик. — У меня три попытки. Первой будет номер семь. Это мое счастливое число.

Я вручил ей лопатку, Камелия поставила супницу и несколько минут увлеченно рыла песок.

— Может, попробуешь другую? — предложил я.

— Я пока не закончила, — отказалась Камелия и еще немного потыкала лопаткой.

Потом она выпрямилась и окинула взглядом ячейки.

— По углам никогда не бывает, — протянула она задумчиво, — и четырнадцать тоже не пойдет. Потому что сегодняшнее число, а в датах всегда пусто. Двенадцать, — наконец решила она. — Столько мне исполнится в день рождения.

Камелия вскопала ячейку.

— Вы точно что-то клали? — усомнилась она.

— Да. Три шиллинга и главный приз.

— А вдруг вы их прикарманили и нарочно всем говорите, что они там, а их там нет?

— Нет, я так не делал. Какой номер выбираешь третьим?

— Я пока не буду. — Она вернула мне лопатку. — Пойду подумаю.

— Как вам будет угодно, мисс.

Она протянула раскрытую ладонь.

— С вас двухпенсовик сдачи. За третью попытку.

Она, часом, не состоит в родстве с леди Шрапнелл? Может, вопреки очевидному мистером К все-таки окажется Эллиот Каттисборн?

— У меня нет сдачи, — вздохнул я.

Камелия упорхнула. Я заново разровнял песок и прислонился к дереву в ожидании клиентов.

Никто не шел. Наверное, все первым делом побежали к барахольному прилавку. Поначалу дело двигалось так вяло, что я спокойно мог бы улизнуть к сети, если бы не Камелия, крутившаяся рядом в раздумьях, на какую ячейку пустить последний двухпенсовик.

А еще надзиравшая за мной, как выяснилось, когда она в конце концов выбрала номер семнадцать и безрезультатно его вскопала.

— Сдается мне, вы перепрятываете призы, когда никто не видит, — заявила она, размахивая игрушечной лопаткой. — Поэтому я не спускала глаз с квадратиков.

— Если ты не спускала с них глаз, — резонно заметил я, — как я мог перепрятать клад?

— Не знаю, — буркнула Камелия. — Но другого объяснения нет. Семнадцатая никогда пустой бывает.

Я понадеялся, что, потратив последнее, Камелия наконец уберется, но она осталась понаблюдать, как маленький мальчик вскапывает шестую (возраст), а его мама — четырнадцатую (сегодняшнее число).

— Сдается мне, вы так-таки ничего и не клали, — заключила Камелия, проводив взглядом рыдающего мальчика, которому не достался приз. — Только говорите, что клали.

— А ты не хочешь прокатиться на пони? — предложил я. — Мистер Сент-Трейвис вон там катает на пони.

— Это для малышей, — скривилась Камелия.

— А к гадалке ты уже ходила? — уцепился я за соломинку.

— Да. Мне выпала дальняя дорога.

«И поскорее бы», — взмолился я про себя.

— На прилавке с безделушками попадались прелестные перочистки, — пошел я на сделку с совестью.

— Мне не нужна перочистка. Я хочу главный приз.

Еще полчаса она следила за мной, словно коршун, а потом явился профессор Преддик.

— Точь-в-точь раннимедская равнина. — Он обвел жестом всю лужайку с киосками и чайным шатром. — Военачальники, встав лагерем и развернув знамена, ожидают короля Джона со свитой.

— Кстати, о Раннимеде… — оживился я. — Не пора ли нам спуститься дальше по реке, а потом вернуться в Оксфорд к вашей сестре и племяннице? Они наверняка уже затосковали без вас.

— Да ну! — отмахнулся он. — Времени еще уйма. Они приехали на все лето, а полковнику завтра должны доставить серебристого тантё «красная шапочка».

— Мы с Теренсом можем отвезти вас завтра на поезде — просто проверить, как дома дела, — а потом вернетесь посмотреть на «красную шапочку».

— К чему хлопоты? Моди — расторопная девочка, у нее там наверняка полный порядок. И вряд ли Теренс захочет ехать, раз он теперь помолвлен с мисс Меринг. — Профессор покачал головой. — Не скажу, впрочем, что одобряю такие скоропалительные обручения. Как на ваш взгляд, мистер Генри?

— На мой взгляд, у кого-то тут ушки на макушке. — Я многозначительно посмотрел на Камелию, которая заложив руки за спину, с серьезным видом сверлила глазами песчаную площадку.

— Она прелестна, спору нет, но в истории совершенно не разбирается, — продолжал профессор, не уловив намека. — Утверждает, что Нельсон потерял руку в бою с Непобедимой армадой.

— Вы будете копать? — обратилась к нему Камелия.

— Копать? — удивился профессор.

— Искать клад.

— Как профессор Шлиман раскапывал древнюю Трою, — понял профессор и подобрал лопатку. — Fuimus Troes; fuit Ilium[42].

— Сперва нужно заплатить двухпенсовик, — вмешалась Камелия. — И выбрать номер.

— Номер? — Профессор выудил из кармана два пенса. — Хорошо. Пятнадцать — в честь дня и года подписания Хартии вольностей. — Он пересыпал монеты мне в руку. — Пятнадцатое июня 1215 года.

— Это завтра, — напомнил я. — У нас есть великолепная возможность наведаться в Раннимед в годовщину подписания. Можно телеграфировать вашим родственницам, чтобы встретили нас там, а мы с утра отправимся на лодке.

— Там туристы косяками ходят, — поморщился профессор. — Всю рыбу распугают.

— Пятнадцать — плохое число, — не одобрила Камелия. — Я бы выбрала девятку.

— Вот! — Профессор вручил ей орудие труда. — Вы за меня и покопаете.

— И тогда что найду останется мне?