Зимняя луна Кунц Дин

Дверь открылась со скрипом и скрежетом. Пол вошел внутрь и стал щелкать выключателем, но свет не зажегся.

Выйдя наружу, Пол сказал:

— Понятно. Эд, должно быть, отключил питание на распределительном щите. Я знаю, где это. Подождите здесь. Я скоро.

Адвокат скрылся за углом дома. Его уход наполнил Хитер необъяснимой тревогой, почему-то ей подумалось, что ему не стоило уходить одному.

— Когда я заведу собаку, можно, она будет спать в моей комнате? — спросил Тоби.

— Конечно, — ответил Джек, — но не в постели.

— Не в постели? Тогда где же?

— Обычно собаки спят на полу.

— Это несправедливо.

— Никогда не слышал, чтобы они жаловались.

— А почему не на кровати?

— Из-за блох.

— Я буду хорошо ухаживать за ней. У нее не будет блох.

— Ну тогда будут клочья шерсти.

— Это не важно, пап. С шерстью можно справиться.

— Как это — ты собираешься ее стричь, сделаешь ее лысой собакой?

— Я просто буду ее причесывать каждый день.

Слушая беседу мужа и сына, Хитер следила за углом дома, с растущей уверенностью, что Пол Янгблад никогда не вернется. С ним случилось что-то ужасное. Что-то…

Он появился.

— Все в порядке. Давайте попробуем сейчас.

Да что это со мной? — подумала Хитер. — Пора стряхнуть к черту эту нервозность, ты уже не в Лос-Анджелесе.

Зайдя опять внутрь, Пол пощелкал выключателем, но без успеха.

— Может быть, произошел обрыв на линии? — предположил Джек.

Адвокат покачал головой:

— Нет. Исключено.  Это на той же линии, что и главный дом и конюшня.

— Лампочки могли перегореть, или заржаветь патроны за это время.

Сдвинув назад свою ковбойскую шляпу, Пол почесал бровь, нахмурился и сказал:

— На Эда непохоже — позволять вещам настолько изнашиваться. Я ожидал, что он скорее поддерживает тут все в рабочем состоянии на случай, если следующему владельцу это понадобится. Он был таким. Хорошим человеком был Эд. Не слишком общительным, но хорошим парнем.

— Ну что ж, — сказала Хитер, — мы сможем с этим разобраться позже, когда устроимся основательно.

Пол захлопнул дверь и закрыл ее на замок.

— Вам, должно быть, придется позвать электрика, чтобы он проверил проводку.

Вместо того чтобы вернуться той дорогой, которой пришли сюда, они двинулись к конюшне, которая находилась южнее, чуть выше и дальше. Тоби побежал вперед, расставив руки, смешно рыча, как будто он — самолет.

Хитер оглянулась пару раз на домик управляющего и на лес по обе стороны от него. Она чувствовала странное покалывание в затылке.

— Холодновато для начала ноября, — заметил Джек.

Поверенный рассмеялся:

— Это же не южная Калифорния. На самом деле сегодня хороший денек. А вот ночью температура упадет значительно ниже нуля.

— У вас здесь бывает много снега?

— А в аду бывает много грешников?

— А когда можно ожидать первый снег — до Рождества?

— Задолго до Рождества, Джек. Если завтра случится буря, никто из наших не подумает, что это раньше, чем должно быть.

— Но у нас «Форд Эксплорер», — сказала Хитер. — Четыре ведущих колеса. Он сможет возить нас всю зиму, да?

— Большую часть зимы, — ответил Пол, надвигая шляпу на лоб, которую он приподнял ранее, чтобы почесаться.

Тоби добежал до конюшни и скрылся за углом прежде, чем Хитер успела попросить его подождать.

Пол сказал:

— Ведь каждую зиму раз или два случаются снежные бури, длящиеся дня три, и иногда дом заносит до половины его высоты.

— Заносит? До половины высоты дома? — удивился Джек, и его вопрос прозвучал немного по-детски, — правда?

— Когда буря обрушивается со Скалистых гор, за двадцать четыре часа может выпасть до метра снега. А ветра такие, что кожу сдирает. Окружные бригады не могут быстро расчистить дороги. У вас есть цепи для машины?

— Два комплекта — сказал Джек.

Хитер пошла скорее к конюшне, надеясь, что мужчины тоже убыстрят шаг вслед за ней, что они и сделали.

Тоби все еще не было видно.

— Что вам еще надо завести и чем скорее тем лучше, так это хороший отвал для вашего «Форд Эксплорер». Даже когда окружные бригады очистят трассу, у вас остается километр вашей частной подъездной дороги.

Если мальчик просто «летал» вокруг конюшни, расправив руки как крылья, то ему уже пора появиться.

— Обращайтесь в городе в «Гараж Лекса Паркера», — продолжал Пол. Там сделают все, что нужно, прикрепят и отвал, и гидравлический подъемник для него. Отличное устройство, правда. Ставите его на зиму, — снимаете весной. С ним вы готовы ко всему, что только есть для всех нас гадкого в запасе у матери-природы.

Никаких признаков появления Тоби.

Сердце Хитер снова заколотилось. Солнце уже почти село. Если Тоби… если он заблудится или… или что-то еще… им будет очень сложно отыскать его ночью. Она еле сдержалась, чтобы не рвануться вперед бегом.

— Знаете, последняя зима, — продолжал Пол мягко, не подозревая о ее смятении, — была малоснежной, а это, означает, что в этом году нас засыпет с головой.

Когда они дошли до конюшни и Хитер уже собралась позвать Тоби, он появился. Он больше не изображал самолет. Он мчался к ней по нескошенной траве, светясь от радости и улыбаясь:

— Мам, здесь так здорово, ух, просто класс! Может быть, я заведу себе пони, а?

— Может быть, — сказала Хитер, проглатывая комок, прежде чем ответить. — Не убегай больше, как сейчас, ладно?

— Почему?

— Просто не убегай.

— Хорошо, — сказал Тоби. Он был послушным мальчиком.

Она бросила взгляд назад, на домик управляющего и чащу за ним. Усевшись на зубчатые пики гор, солнце, казалось, подрагивало, как желток сырого яйца, перед тем, как растечься по зубчикам колющей вилки. Вершины скал были серыми, черными и розовыми. За каменным бунгало выстроились сомкнутые ряды деревьев.

Все было тихо и спокойно.

Конюшня оказалась одноэтажной постройкой с шиферной крышей. В длинных боковых стенах не было дверок для каждого стойла, а только маленькие окошки высоко под карнизами. В конце были белые ворота и в них дверь, которая легко распахнулись, и свет включился от первого же щелчка.

— Как видите, — сказал поверенный, приглашая их внутрь, — это ранчо истинного джентльмена, а не ферма, которая должна приносить прибыль.

Бетонный порог был на одном уровне с полом, земляным, утоптанным, светлым, как песок. По пять стойл с полуоткрытыми дверками находились с каждой стороны от широкого центрального прохода. Стойла были гораздо просторнее, чем обычно в конюшнях. Бронзовые бра, отбрасывали янтарный свет как на потолок, так и на пол, они были необходимы, потому что высоко расположенные окна были слишком маленькими — каждое десять на пятьдесят сантиметров — чтобы пропускать достаточно наружного света даже в самый солнечный полдень.

— Стэн Квотермесс обогревал конюшню зимой и охлаждал летом, — сказал Пол Янгблад. Он указал на вентиляционные решетки под потолком. — Редко пахло как в стойле, он постоянно вентилировал воздух, нагнетая свежий. И все части кондиционера имели шумо-изоляцию, при работе звук был настолько тихим, что лошади совсем не беспокоились, даже, наверное, и не слышали.

Слева, за последним стойлом, находилась большая комната для снаряжения, где хранились седла, уздечки и другое снаряжение. Там было пусто, если не считать встроенной раковины, длинной и глубокой, как корыто.

Справа, напротив этого помещения, стояли ящики, где хранились овес, яблоки и другие корма, но теперь все они тоже были пусты.  На стене рядом с закромами были развешены инструменты: вилы, две лопаты и грабли.

— Пожарная сигнализация, — сказал Пол, указывая на устройство, укрепленное над воротами напротив тех, через которые они вошли. — Подсоединена к электросети. Исключено несрабатывание из-за севших батарей. Звенело в самом доме, так что Стэн не волновался, что может не услышать.

— Он, похоже, очень любил лошадей, — заметил Джек.

— О да, очень. И мог все это себе позволить, ведь в Голливуде он зарабатывал денег столько, что не знал куда их девать. После смерти Стэна Эд потратил много усилий, чтобы продать животных таким людям, которые будут с ними хорошо обращаться.

— Я могу завести десять пони, — сказал Тоби.

— Ну уж нет, — ответила Хитер. — Каким делом мы тут точно не будем заниматься, так это производством удобрений в промышленных масштабах.

— Ну, я только имел в виду, что места хватит, — произнес мальчик.

— Собака, десять пони, — подсчитал Джек. — Ты превращаешься в настоящего маленького фермера. Что дальше? Цыплята?

— Корова, — хитро сказал Тоби, — я подумал над тем, что ты рассказывал о коровах, и я согласен.

— Умник, — сказал Джек, шутливо пихая мальчика кулаком в бок.

Успешно увернувшись, Тоби рассмеялся и заявил:

— Каков отец, таков и сын. Мистер Янгблад, а вы знаете, мой отец сказал, что корова может проделывать те же трюки, что и собака, — кататься по земле, притворяться мертвой и так далее?

— Ну, — задумчиво сказал адвокат и направился чуть впереди них к воротам, через которые они зашли. — Я знаю одного быка, который может ходить на задних лапах.

— Правда?

— Даже больше. Он может решать математические задачки так же, как ты и я.

Заявление было сделано с такой спокойной убедительностью, что мальчик остановился и уставился, широко распахнув глаза, на Янгблада:

— Вы хотите сказать, что вы задаете ему вопрос, а он может отстучать ответ копытами?

— Конечно, может и так. Или просто его скажет.

— А?

— Этот бык умеет говорить.

— Чепуха, — заявил Тоби, выходя за Джеком и Хитер наружу.

— Честно. Он может говорить, танцевать, водить машину, и он ходит в церковь по воскресеньям, — заверил его Пол, выключая свет в конюшне. — Его фамилия Бык — Лестер Бык, он владелец «Главной Закусочной Города».

— Так он человек!

— Ну конечно, человек, — признался Пол, закрывая ворота. — Никогда бы не сказал, что он не человек.

Поверенный подмигнул Хитер, и она вдруг поняла, что он успел ей ужасно понравиться за такое короткое время.

— А вы ловкач, — сказал Тоби Полу. — Папа, он ловкач.

— Я говорил правду, скаут. Ты обманулся сам.

— Пол — адвокат, сынок, — сказал Джек. — Ты всегда должен быть настороже с адвокатами или останешься и без пони и без коров.

Пол рассмеялся:

— Слушай папу. Он у тебя мудрый. Очень мудрый.

Лишь оранжевая корка осталась от солнца, а через несколько секунд зазубренное лезвие горных пиков срезало и ее. Тени упали одна на другую. Угрюмые сумерки, все синее и похоронно-пурпурное, намекающее на неизбежный мрак ночи в этой безлюдной шири.

Поглядев, куда-то вдаль Пол сказал:

— Вон там на холме кладбище, но его в этом освещении не разглядеть. Но там и днем не на что смотреть.

— Кладбище? — переспросил Джек, нахмурясь.

— У вас здесь официально разрешенное частное кладбище, — ответил адвокат. — Двенадцать мест, хотя заняты только четыре.

Посмотрев на холм, где смутно виднелось то, что могло быть низкой каменной стенкой, Хитер спросила:

— А кто там похоронен?

— Стэн Квотермесс, Эд Фернандес, Маргарита и Томми.

— Томми, мой бывший напарник, похоронен здесь?

— Частное кладбище? Это немного жутковато — Хитер попыталась уверить себя, что дрожит только потому, что с каждой минутой становится все холоднее. 

— Не так необычно для здешних мест, — уверил ее Пол. — Частных кладбищ много на ранчо вокруг, у семей, которые живут тут уже несколько поколений. Ранчо это не только их дом, это их родина, единственное место, которое они любят. Иглз Руст — просто нечто, где можно сделать покупки. Когда приходит время для вечного покоя, они все хотят стать частью той земли, на которой прожили жизнь.

— У-у, — сказал Тоби. — А не страшно? Жить рядом с кладбищем?

— Вовсе нет, — заверил его Пол. — Мои предки и родители захоронены рядом с нашим домом, и ничего вызывающего дрожь в этом нет. Дает ощущение преемственности, непрерывности. Каролин и я собираемся тоже упокоиться здесь, хотя я не могу сказать, что наши дети этого хотят, они теперь учатся — в медицинском колледже и юридическом. У них новая жизнь, и с ранчо их ничего не связывает.

— Ах, черт, мы только что пропустили Хэллоуин, — сказал Тоби больше для себя, чем для них. Он уставился в сторону холма, поглощенный личной фантазией, которая, без сомнения, включала в себя смелую прогулку по кладбищу в канун Дня Всех Святых. Теперь ему придется ждать тридцать первое октября следующего года.

Постояли некоторое время в молчании.

Сумерки были густые, тихие, спокойные.

Вверху кладбище, казалось, отталкивало от себя весь угасающий свет и опускало ночь, как саван, покрывая себя мраком быстрее, чем любой другой уголок земли рядом.

Хитер взглянула на Джека, опасаясь увидеть в его поведении какие-нибудь признаки беспокойства по поводу того, что останки Томми Фернандеса похоронены в такой близости. Томми убили у него на глазах за одиннадцать месяцев до того, как был застрелен Лютер Брайсон и ранен сам Джек. В соседстве с могилой Томми Джек не мог не вспомнить, и, возможно, слишком живо, ужасные события, которые лучше отправить в самые глубокие закоулки памяти.

Как будто уловив ее тревогу, Джек улыбнулся:

— Приятно знать, что Томми нашел покой в таком красивом месте, как это.

Когда они пошли обратно к дому, адвокат пригласил их поужинать и переночевать у них с женой. «Во-первых, вы приехали сегодня слишком поздно, чтобы прибраться и сделать дом пригодным для жизни. Во-вторых, здесь нет никаких свежих продуктов, только то, что может быть в морозильнике. И, в-третьих, вам, наверное, неохота готовить еду после целого дня в дороге. Почему бы не расслабиться сегодня вечером и заняться делами с утра, когда отдохнете?»

Хитер была благодарна за приглашение, но не только по причинам, которые перечислил Пол: ей по-прежнему было неприятно тягостно в доме и не нравилась его оторванность от всего мира. Она решила, что ее нервозность — не что иное как первая реакция горожанки на отсутствие вокруг домов и обилие открытого пространства полей, лесных дебрей. Это пройдет. Ей просто нужно день или два, а может быть, и несколько часов на то, чтобы привыкнуть к новому ландшафту и образу жизни. Вечер с Полом Янгбладом и его женой может стать хорошим лекарством.

Включили, задействовав имеющуюся автоматику, обогрев повсюду в доме, даже в подвале, чтобы быть уверенными, что завтра утром в нем будет тепло, заперли двери, сели в «Форд Эксплорер», и поехали за «Фордом Бронко» Пола. Выехав на трассу, он повернул на восток, к городу, и они сделали то же самое.

Луна еще не взошла. Темнота со всех сторон была так густа, что, казалось, она никогда не исчезнет, даже с восходом солнца.

Ранчо Янгблада было названо в честь дерева, которое преобладало в его владениях. Маленькие прожекторы по краям въездной арки освещали зеленые буквы на белом фоне: «ЖЕЛТЫЕ СОСНЫ». А под этими двумя словами, маленькими буквами: «Пол и Каролин Янгблады».

Поместье адвоката было действующим ранчо и значительно большим, чем их собственное. По обеим сторонам подъездной дороги располагались конюшни, манежи для верховой езды, огороженные пастбища. Постройки освещались низковольтными ночными фонарями. Белые ограды разделяли поднимающиеся в гору луга, эти геометрические узоры исчезали в темноте, напоминая загадочные иероглифы на стенах гробницы.

Главный дом, перед которым затормозили, был большим низким зданием из речного камня и окрашенного в темный цвет дерева. Он казался почти естественным продолжением земли.

Пока Пол вел гостей к дому, отвечая на вопрос Джека о хозяйстве в «Желтых соснах»:

— У нас тут два главных направления. Выращиваем и тренируем лошадей для скачек, что является популярным видом спорта на всем Западе, от Нью-Мексико до канадской границы. Мы также разводим и продаем некоторые виды породистых лошадей, в основном  арабских. У нас самые чистокровные арабские скакуны в стране, наши питомцы так совершенны и красивы, что могут надорвать ваше сердце и заставить вас вытащить кошелек, если вы одержимы этой породой.

— А коров нет? — спросил Тоби, когда они подошли к ступенькам, ведущим на длинную просторную веранду перед домом.

— Извини, скаут, коров нет, — сказал поверенный. — На многих ранчо вокруг есть скот, но не у нас. Зато есть ковбои. — Он указал на соцветие огоньков приблизительно в двухстах метрах к западу от дома. — Восемнадцать ковбоев постоянно живут на ранчо со своими женами. Собственный маленький город.

— Ковбои… — повторил Тоби благоговейно, таким же тоном, каким рассуждал о кладбище и о перспективе завести пони. Монтана оказалась для него настолько же экзотичной, как планета из комиксов и фантастических фильмов, которые он любил. — Настоящие ковбои!

Каролин Янгблад тепло встретила их у дверей и пригласила в дом. Чтобы быть матерью детей Пола, которые как он сказал учились в университете, ей должно быть лет сорок, но выглядела гораздо моложе. На ней были узкие джинсы и декоративно простроченная красно-белая рубашка-вестерн, подчеркивающие стройную, гибкую фигуру спортивной тридцатилетней женщины. Белоснежные волосы — коротко подстриженные в мальчишечьем стиле, не требующем особого ухода, — не были ломкими, что обычно бывает с белыми волосами, а были густыми, мягкими и блестящими Черты лица — гораздо менее резкие, чем у Пола, а кожа гладкая, как шелк.

 Хизер решила, что если жизнь на ранчо в Монтане так благоприятно влияет на женщину, то она должна обязательно преодолеть  свое отвращение к большим открытым пространствам и мрачным лесам, к необъятности ночи и даже к кладбищу в дальнем углу ее двора

После ужина, Джек и Пол остались одни в кабинете, каждый со стаканом портвейна в руке. Пол разглядывал фотографии лошадей-призеров, которые почти полностью закрывали одну из стен, а Джек давал свои пояснения. Адвокат вдруг сменил тему разговора, перестал говорить о породистых лошадях и завел речь о ранчо Квотермесса:

— Я уверен, что вы, ребята, будете здесь счастливы.

— Я тоже так думаю.

— Это отличное место для такого мальчишки, как Тоби.

— Да. Собака, пони — для него это как сбывшаяся мечта.

— Это прекрасный край, Джек.

— Здесь так мирно по сравнению с Лос-Анджелесом. Черт, да даже и сравнивать нельзя.

Пол открыл рот, чтобы сказать что-то, но заколебался, и вместо этого уставился на фотографию лошади, о которой он говорил последней. Когда адвокат все-таки заговорил, у Джека было чувство, что он говорит совсем не то, о чем собирался, когда открывал рот.

— И хотя мы не такие уж близкие соседи, Джек, я надеюсь, что мы будем близки в другом смысле — хорошо узнаем друг друга.

— Я бы хотел этого.

Адвокат снова колебался, потягивая портвейн из стакана, чтобы скрыть свою нерешительность.

Пригубив свой, Джек спросил:

— Что-то не так, Пол?

— Нет, не то чтобы… просто… А почему ты спросил?

— Я был долгое время полицейским. Я как будто шестым чувством чую, когда люди что-то скрывают.

— Понятно. Ты, вероятно, станешь хорошим бизнесменом, когда решишь, чем заняться.

— Так что такое?

Вздохнув, Пол сел на край своего большого стола.

— Даже не знаю, стоит ли упоминать. Ведь я не хочу, чтобы ты слишком много об этом думал, кажется, и повода-то особого нет.

— Да?

— Эд Фернандес действительно умер от разрыва сердца, как я тебе говорил. Обширный инфаркт свалил внезапно и наверняка, как выстрел в голову. Коронер не смог найти ни какой другой причины, только сердце.

— Коронер? Ты хочешь сказать, что делали вскрытие?

— Да, конечно, — сказал Пол и глотнул портвейна.

Джек был уверен, что в Мнтане, как и в Калифорнии, вскрытие не делают каждый раз, когда кто-нибудь умирает, особенно если покойник — в возрасте Эда Фернандеса и вполне может окончить жизнь по естественным причинам. Старикам делают аутопсию только при особых обстоятельствах, в первую очередь, когда видимое повреждение указывает на возможность смерти от чужих рук.

— Но ты же сказал, что коронер не смог ничего найти, кроме разрыва сердца, никаких ран. Так что же  здесь не так?

Уставившись на блестящую поверхность портвейна в стакане, адвокат произнес:

— Видишь ли, тело Эда было найдено на пороге между кухней и задним крыльцом, он лежал на правом боку, так, что дверь было нельзя закрыть. И держал обеими руками дробовик.

— И, это достаточно подозрительно, чтобы дать санкции на вскрытие? А может быть, он просто решил выйти поохотиться.

— Был не охотничий сезон.

— Ты хочешь сказать, что маленькое браконьерство — неслыханное дело в этих краях, особенно, когда человек охотится не в сезон на своей собственной земле?

Поверенный покачал головой.

— Вовсе нет. Но Эд не был охотником. Никогда.

— Ты уверен?

— Да. Стэн Квотермесс был охотник, а Эд только унаследовал оружие. И другая странность — в том дробовике магазин был не просто полон. Он даже впихнул еще один заряд в ствол. Никакой охотник, даже полоумный, не будет таскаться с ружьем готовым к выстрелу. — Можно споткнуться, упасть и прострелить себе голову. Да и в доме его держать заряженным тоже нет смысла. Если только, — сказал Пол, — не было какой-то постоянной угрозы.

 — Ты имеешь в виду, какого-нибудь грабителя?

— Может быть. Хотя в здешних краях это бывает реже, чем бифштекс по-татарски.

— Никаких следов ограбления, обыска в доме?

— Нет. Ничего похожего.

— Кто нашел тело?

— Тревис Поттер, ветеринар из Иглз Руст. Что напоминает о еще одной странности. Десятого июня, больше чем за три недели до своей смерти, Эд привез мертвых енотов к Тревису, и попросил их осмотреть.

Адвокат рассказал Джеку о енотах столько же, сколько Эдуардо рассказал Поттеру, а затем и о выводах Поттера.

— Разбухание мозгов? — с тревогой спросил Джек.

— Но никаких следов инфекции или какой-то болезни, — заверил его Пол. — Тревис попросил Эда сообщать о всех других животных в поведении которых он заметит что-нибудь странное. Но, когда они беседовали еще раз, семнадцатого июня, у него возникло чувство, что Эд видел что-то еще, но скрыл это от него.

— Почему ему было нужно скрывать что-то от Поттера? Ведь Фернандес сам к нему обратился.

Адвокат пожал плечами:

— Как бы там ни было, но утром шестого июля Тревиса все еще мучило любопытство, — что же не договаривает Эд? Он отправился на ранчо Квотермесса чтобы поговорить и нашел тело. Коронер сказал, что Эд был мертв в пределах от суток до полутора суток.

Джек прошелся вдоль стены с фотографиями лошадей, потом вдоль другой стены, с книжными полками, вернулся и медленно поворачивая в руке стакан с портвейном спросил:

— Так что, — ты думаешь Фернандес увидел в поведении животных что-то действительно странное, что-то такое, что напугало его настолько, что он решил зарядить дробовик?

— Может быть.

— Возможно, он пошел наружу, что бы пристрелить это животное, потому что оно вело себя как-то агрессивно, или выглядело бешеным?

— Так нам и кажется, точно. И, вероятно, он был очень взволнован, взбудоражен, что и вызвало инфаркт.

Из окна кабинета Джек посмотрел на огоньки ковбойских бунгало, которые не могли разогнать мрак. Он допил портвейн:.

— Мне показалось из всего того, что вы говорили, Фернандес не был особенно впечатлительным человеком или истериком.

— Напротив. Эд был не более впечатлителен, чем пень.

Отвернувшись от окна, Джек спросил:

— Так что же он должен был увидеть такое, отчего его сердце разорвалось? Насколько необычно должно было действовать животное, какую угрозу он мог в этом разглядеть, чтобы это стало причиной инфаркта?

— Вот тут мы и дошли до главного, — признался поверенный. — Звучит бессмысленно.

— Кажется, что мы имеем дело с какой-то тайной.

— К счастью, ты ведь был детективом.

— Не был. Я был патрульным полицейским.

— Ну, теперь, в связи с обстоятельствами, ты повышен. Слушай. Я уверен, что здесь не о чем беспокоиться. Мы знаем, что эти еноты не были больны. И, возможно, существуют какие-то объяснения, зачем Эду было надо схватиться за ружье. Это мирный край. Черт меня побери, если я вижу во всем этом хоть какую-то опасность.

— Полагаю, ты прав, — согласился Джек.

— Я завел об этом разговор только потому… ну, это показалось странным. Я подумал, если ты действительно увидишь что-то необычное, тебе нужно все это знать, просто чтобы не пропустить. Если увидишь, звони Тревису или мне.

Джек поставил пустой стакан на стол рядом со стаканом Пола.

— Так и сделаю. Да, вот еще… я бы попросил тебя не упоминать обо всем этом при Хитер. У нас был очень скверный год в Лос-Анджелесе. Здесь — новое начало, во многих смыслах, и я не хочу омрачать его. Она немного нервничает. Нужно чтобы она жила спокойно, воспринимала все позитивно.

— Вот почему я улучил время и сказал только тебе.

— Спасибо, Пол.