Фестиваль Власов Сергей

– Ну да, – поддержал его мысль Степанцов, – как говорится: «Я приду к тебе в номер в пять вечера. Если опоздаю – начинай без меня…» Забота о ближнем – дело хорошее. Несмотря на ваши возражения, я все же прочитаю еще одно стихотворение… Потому что это мой долг. Потому что оно очень актуально.

Егор Данилович в компании поэта Файбышенко и шахматистки Инны Чачава в это время усаживался в автомобиль «Жигули» пятой модели. Евгений Александрович назвал свой домашний адрес, и машина тронулась с места.

– Интересно, вы сначала уселись, а уже потом сказали, куда ехать, – устало сказал водитель. – А если бы мне было не по пути?

– Вы же живете в материальном мире, милейший, и поэтому с денежными господами вам всегда будет лучше ехать в одну сторону.

– Пожалуй, вы правы, – согласился частник и прибавил газу.

Домашняя обстановка квартиры всенародно любимого поэта шахматистке не понравилась.

«Слишком уж пафосно все как-то…» – подумала она.

Войдя в фойе Концертного зала имени Чайковского, Флюсов остановился как вкопанный.

– …В настоящее время в России нет молодежной политики, – усиленный рупором до боли знакомый голос, периодически сопровождающийся грохотом аплодисментов, привел Сергея Сергеевича в состояние радости. – Главная задача молодежной политики МППР – переломить эти негативные тенденции, предложить молодежи полноценную идеологию, открыть ей новые жизненные перспективы, помочь вписаться в современное общество!

Сергей, бесцеремонно расталкивая толпу зевак, окружившую взгромоздившегося на небольшой табурет с велюровой обшивкой политического деятеля, попытался приблизиться к нему, а заодно и поприветствовать.

– Цель нашей партии… – здесь Казимир Карлович сделал паузу. – Вы все представители общества, в котором по моей модели его развития будет обеспечено равенство возможностей между любыми гражданами. Потому что, по большому счету, место, которое занимает каждый индивидуум в социуме, в первую очередь должно зависеть лишь от его умственных, организаторских и, что самое главное, нравственных способностей и характеристик.

– А скажите, – донесся голос из толпы, – какова роль государства в решении этого вопроса?

– Первое, что необходимо сделать, – это принять закон о молодежи, обеспечивающий для нее необходимые права и обязанности. Создать общенациональную организацию под эгидой государства для воспитания детей и молодежи в духе высокого патриотизма, национальной гордости, а также в духе трудолюбия, гуманизма и демократии. Надо восстановить все формы бесплатного образования и вернуть молодежь за школьные и студенческие парты.

– Хорошо! – крикнул абсолютно лысый, с седеющей бородой мужчина, стоящий в первом ряду. – А как быть с армией?

Карлович вытащил из кармана салфетку, на прошлой неделе похищенную им из одного центрального ресторана, и быстро промокнул могучую шею:

– Я утверждаю, что особое внимание следует уделить подготовке молодежи к службе в Вооруженных силах России, качественному улучшению допризывной подготовки юношей и их патриотическому воспитанию. Для этого необходимо развернуть для юношей и девушек систему военно-спортивных лагерей, где они могли бы в летнее время совершенствовать свою физическую подготовку, учиться необходимым навыкам самозащиты и готовиться к службе в Вооруженных силах.

«Ты посмотри, – подумал писатель-сатирик, – вот ведь хитрован! Любое мероприятие – свое или чужое – всегда использует себе на пользу».

Он решил дождаться окончания митинга и выяснить у партайгеноссе, как идут дела со съемками фильма.

Карлович был немногословен.

– Понимаешь, в чем дело, – сказал он Сергею. – Я не могу думать обо всем и обо всех постоянно. Если хочешь, пойди пообщайся с моими помощникам – Финаковым или Махрюткиным.

Сергей Сергеевич решительно отказался задавать вопросы своим недавним стражникам.

– А-а… Я тебя понимаю. Учти, гонор – это дело такое… А вообще-то, поедем-ка лучше со мной в Госдуму, развлечемся.

Сергей недоуменно дернул головой и вскинул брови:

– Казимир Карлович, на часах, между прочим, двадцать один ноль-ноль. Хотя с другой стороны, концерт уже заканчивается и делать мне здесь абсолютно нечего.

– Вот и отлично.

– Ну, хотя бы объясните, для чего в столь поздний час вы направляетесь в главный законодательный орган страны?

– Понимаешь, у одного из моих депутатов в очередной раз кокнули помощника. Конечно, оба они – и депутат и помощник – мне, по большому счету, до лампочки, но надо же поддерживать во фракции жесткую партийную дисциплину.

На первом этаже здания группу под предводительством Златопольского, состоящую из восемнадцати человек из личной гвардии вождя и его самого ближайшего окружения, встретил юный и застенчивый депутат от мануальных партократов – Венедикт Семенов.

– Казимир Карлович… – начал он и заплакал, – уничтожили, суки, четвертого моего помощника. И это за какие-то полтора месяца. Пойдемте помянем беднягу.

– Конечно, конечно, – вежливо согласился Златопольский. – Как же… Помню его, хорошо помню. Он у нас представлял какую группировку?

– Питерскую, – скромно вставил Махрюткин.

– Михалыч, сегодня же распорядись, чтобы послали материальную помощь в колыбель революции. Не забыть никого: жену, детей, любовницу, товарищей по работе.

– А вы сами не поедете туда?

– Венечка, я бы с удовольствием, но у меня же времени в обрез. В том смысле, что никогда его не хватает.

Поминальный сходняк закончился далеко за полночь – офицеры охраны Государственной думы даже не хотели кое-кого из нее выпускать.

– Вы же без всяких документов, да и к тому же пьяные, – объяснил старший из них свое волюнтаристское решение.

Вмешался Карлович, и ситуация разрешилась без осложнений. Хотя на следующий день представители службы безопасности здания все же обнаружили два абсолютно новых кожаных дивана на восьмом этаже, испачканных, по всей видимости с вечера, какой-то засохшей вонючей дрянью, всем своим видом напоминающей обычные фекальные массы.

– Слушай, ну и народ тут у нас работает! Я раньше командовал батальоном внутренних войск, но подобных выходок что-то даже там не припомню.

– А чему ты удивляешься? Народные избранники – не обычные люди. А в меру своей испорченности совсем даже исключительные. Ты вот, к примеру, пошел бы избираться в депутаты?

– Я пока с ума не сошел.

– Вот видишь, твоя мысль – это даже не следствие того, что ты дурак, а следствие отсутствия у тебя активной жизненной позиции.

– Все может быть, – философски подтвердил мудрую мысль второго первый сотрудник СБ, и приятели, решив больше не забивать себе головы разной чушью, отправились в думскую столовую, в которой можно было, вкусив маловразумительный обед, но зато в полной объеме – из трех блюд, заплатить сущие пустяки.

Шахматистка, кандидат психологических наук Инна Чачава не была девушкой легкомысленной, что, безусловно, крайне содействовало ее профессиональной деятельности, значительное место в которой состояло умение самостоятельно мыслить, а затем в доступной форме доводить его до сведения окружающих.

Ее отец – Николай Кириллович Чачава – служил на центральном телеграфе в должности какого-то мелкого чиновника, болел за футбольную команду – тбилисское «Динамо» и частенько играл на бегах, и везде – будь то Большая спортивная арена Центрального стадиона имени В. И. Ленина, ложа Московского ипподрома или же просто рабочее место – всегда с нескрываемой любовью и уважением цитировал свою дочь.

«Как же повезло человеку, – обычно говаривали окружающие. – Все у него хорошо: и машина с дачей есть, и деньги с красавицей-женой, но все же главное достояние Николая Кирилловича – это его дочь».

– Шахматы – это борьба нервов, и главное в ней – что может на первый взгляд показаться спорной и даже парадоксальной мыслью – это сентенция, утверждающая, что умение проигрывать в них гораздо более ценное качество, чем умение побеждать.

Бесхребетный уже звал ее Чачавочкой и ежеминутно просил предоставить ему счастливую возможность сразиться с девушкой в каком-нибудь средней руки гамбите, стремительном миттельшпиле или же во фригидном эндшпиле.

Инна пила мартини и весело смеялась. Файбышенко куда-то ненадолго исчез и явился, гордо неся в писательских руках с многочисленными синими прожилками два экзотических плода – африканских ананаса.

– Ой, какая прелесть!

– Ничего особенного, – недовольно сказал Егор Данилович и налил себе мартини тоже.

– Где вы их достали, уважаемый Евгений Александрович? Сейчас же явно не сезон.

– Сезон, сезон, – довольный собой, успокоил девушку всемирно известный поэт. – Что же, я не могу порадовать горячо любимую незнакомку чем-нибудь необычным?

Егор Данилович вспыхнул, как это частенько бывало с лучиной в бедной крестьянской халупе, где он когда-то родился:

– Вам не кажется, поэт Файбышенко, что вы несете полную чушь?

– Не кажется.

– Как может быть незнакомка горячо любимой?

– Это в твоих сельхозроманах не может, – упрямо заявил поэт, – а в моих виршах это вполне возможно.

– А я и не отказываюсь ни от чего. Ни от своей деревни, ни от опушки за лесом, ни от своего земледельческого происхождения. А вот ты от своего мещанского отказываешься.

Насморк сделал свое гнусное дело – Егор Данилович в завершение своих слов громко захрюкал.

– Ой, какую изумительную музыкальную картинку вы произвели сейчас на свет с помощью своего носа! У вас в деревне, наверно, была не одна свинья, – залепетала шахматистка.

– В их деревне не только животные, но и все люди были свиньи! – громко прокричал поэт и зачем-то побежал в туалет.

Данилыч, сначала хотевший обидеться, вдруг понял, какие выгоды ему сулит быстрое отступление поэта: он упал перед Инной на худые старческие коленки и по привычке замычал:

– Будьте моей натурщицей!

Ситуация прояснилась только к утру. Прозаик безнадежно храпел на диване, поэт – на огромной вместительной кровати в спальне, а Чачава слонялась в одиночестве по квартире, размышляя всего над двумя вещами: по каким причинам бывший чемпион мира Хосе Рауль Капабланка имел небольшое дополнение к своей фамилии – «И-Граупера» – и где спрятана выпивка в трешке поэта.

Когда на часах пробило семь – задремала и она. Оба – и первый и второй ее сны носили исключительно патриотический характер.

В первом грузины изобретали колесо, а когда наконец у них получилось, сразу построили сначала двухколесный велосипед, потом – четырехколесную телегу, а чуть погодя – и целый автомобиль, на котором поочередно катались: сама Инна, Майя Чибурданидзе и Нона Гаприндашвили.

Второй сон рассказывал о покушении на бывшего первого секретаря ЦК компартии Грузии Эдуарда Амвросиевича Шеварнадзе. Во сне враги стреляли в него целых два раза, причем оба раза – в упор. В первом случае спас бронежилет из орденов, во втором его закрыл телом товарищ Главный в Тбилиси телом товарища Главного в Кутаиси. После чего оба упали. Главный в Кутаиси – от обиды, что попали именно в него, а не в кого-нибудь другого из членов Высшего Бюро, а главный в Тбилиси – уже в предчувствии получения звания Героя Грузии.

Однако вскоре выяснилось, что стреляли холостыми. Дым рассеялся, начались прения. Террориста, естественно, скрутили. Это Основной Идеолог Грузии провел ему хук с левой и взял на болевой, а подоспевший Основной грузинский Военный уже лежавшему несколько раз ткнул тяжелым армейским сапогом в мягкий живот. После этого оба сформировали очередь за наградами и словами благодарности «от дорогого».

Однако в дело с криком «Я первый!» вмешался Главный в Тбилиси.

– Первый у нас Шеварнадзе, – резонно заметил Главный в Культуре и хитро оглядел присутствующих.

– Экий негодяй! – ставя почти все на карту, поддакнул Основной грузинский Военный. – Первый, говоришь?

У Главного в Тбилиси засосало под ложечкой, и он вернулся на место.

Следующим решил попытать счастья Ведающий Текстильной Промышленностью, Чачава даже во сне помнила, что в родной республике очень много баранов. Его речь была длинной и витиеватой. Если в двух словах, то факт провала покушения он приписал лично себе.

– Патроны, – сказал он, – специально по моему приказу выпускались и выпускаются не совсем боевые с тех самых пор, как Эдуард Амвросиевич начал свою неутомимую борьбу за мир и разоружение.

На этом закончив, он скромно встал третьим в очередь и затих.

Тогда вперед смело шагнул Высший Начальник Шпионов:

– Все эти разговоры, звучащие здесь, кроме, конечно, Ваших, дорогой и горячо любимый товарищ Первый Секретарь, простите за партийную прямоту, просто вздор.

Чутко дремавший Первый Секретарь, услышав привычное сочетание хвалебных прилагательных, оживился во главе стола, но говорить ничего не стал.

– Высший Начальник Шпионов продолжил:

Акция была запланирована нами как учебная, с одной стороны – способная выявить взгляды присутствующих и как боевая – с другой. Наш сотрудник метил не в Первого Секретаря.

– А в кого? – раздалось со всех сторон.

– А вот это уже государственная тайна. Главное, чтобы Наимудрейший и Солнцеподобный был в курсе, а он как раз в нем и был.

Первый Секретарь приосанился и попытался вникнуть в смысл сказанного, но через секунду забыл, что услышал, сморкнулся прямо на полированный паркет и объявил заседание Высшего Бюро закрытым.

Все присутствующие подошли к троим, по-прежнему стоящим у окна по-военному в затылок друг к другу, и встали аналогично.

– Товарищи, попрошу не расходиться, – предупредил Основной Идеолог Грузии, находящийся в колонне первым, – как проснется и вспомнит, начнем награждения в порядке очереди, согласно принесенной обществу пользе.

– А если не вспомнит? – нервно спросил Главный в Тбилиси с самого конца очереди.

– Да ему по фигу! Он все равно на днях переходит на работу в Министерство иностранных дел Советского Союза. Покрутится там какое-то время – и назад к нам, но уже президентом.

При слове «президент» кандидат психологических наук Инна Чачава вздрогнула и проснулась.