Миг бесконечности Батракова Наталья
Не обращая внимания на его ворчание, Магда с непроницаемым лицом открыла лежавший на столике футляр, достала тонометр, измерила давление, а заодно и температуру тела, бесстрастно произнесла: «Good» — и вышла из комнаты.
— Знаю я это «good», — буркнул ей вслед Мартин и не ошибся.
Спустя пару минут женщина в белом халате вернулась с наполненным прозрачной жидкостью шприцем.
— Простите, но мне нужно сделать больному инъекцию, — обратилась она к Вадиму.
— Сделаете позже, — попытался отказаться Мартин, у которого при виде шприца на лице промелькнул прямо-таки детский страх.
— Нет, мы должны это сделать сейчас, — категорично заявила типичная немка средних лет: среднего роста, плотная, с короткой стрижкой и полным отсутствием косметики. — А вашему гостю я посмею напомнить, что больного нельзя утомлять, — стрельнув в Вадима строгим взглядом, добавила она.
— Те немногие, кто вхож в этот дом, меня… не утомляют, — в поисках поддержки Мартин поднял взгляд на жену и, уловив едва заметный кивок, продолжил: — Они дарят мне мгновенья счастья. Ответьте, Магда: может ли человек устать от счастья, которое приносит близкий человек?
— В инструкции доктора есть пункт, в котором черным по белому написано: посетители могут задерживаться у вас не более пятнадцати минут, — бесстрастно напомнила сиделка. — Простите, но это моя работа, — снова обратилась она к Ладышеву.
— Да, конечно, я все понимаю, — кивнул тот и встал. — Я сам в прошлом доктор и знаю, что больным нужен покой.
— Однако нельзя их лишать последних радостей, — снова ворчливо вставил Мартин. — Так и быть, Магда: делайте свой укол и оставьте нас одних хотя бы на полчаса. Прогуляйтесь, к примеру, по улице.
Заметив, что Флемакс хочет подняться, и почувствовав его неуверенность, Ладышев не задумываясь подхватил на руки показавшееся невесомым тело, перенес на диван и отошел к окну.
— Ну вот… А вы боялись, — услышал он за спиной голос Магды. — Рекомендую вам немного полежать. Хотя бы до моего возвращения. Так и быть, пойду подышу воздухом, — дипломатично добавила она.
Дожидаясь жену, которая отправилась закрывать дверь за сиделкой, полулежавший на подушках Мартин прикрыл глаза и вдруг резко встрепенулся.
— У меня к тебе одна важная просьба: не забывай Хильду.
— Мартин, я не собираюсь…
— А сейчас возьми это, — перебил он Вадима и кивнул на столик, на котором, кроме медицинских принадлежностей, лежала черная кожаная папка. — Дорогая, ты скоро? — позвал он жену и продолжил: — Чтобы не утомлять себя и тебя лишними разговорами, хочу сообщить главное: в скором времени ты станешь владельцем основного пакета акций компании «Моденмедикал». Юристы уже занялись переоформлением. У Хильды останется минимальный процент, и формально она будет являться исполнительным директором. Это для того, чтобы проще было вести дела. Если вдруг процесс затянется, моя воля отражена в завещании. Здесь его копия.
— Но… — окинул Вадим растерянным взглядом скрепленные два листа бумаги с апостилем.
— Это наша обоюдная воля, — сказал Мартин, коснувшись рукой ладони присевшей на край дивана жены. — Тебе ничего не остается, как принять это решение. Извини, что не оставили тебе выбора… Каюсь, порой я позволял себе шаги, за которые позже мне было стыдно, но теперь искупил свою вину: в твоих руках вся цепочка. После моей смерти у тебя не должно возникнуть проблем с ведением бизнеса.
— Штат сотрудников уже осведомлен о смене основного собственника. Ты всех их хорошо знаешь, — вступила в разговор Хильда. — Керолайн, как и прежде, будет твоей правой рукой. Теперь у нее один босс, — печально улыбнулась она.
— То есть… — никак не мог прийти в себя Вадим. — Как же без вас?
— Хильда всегда будет рядом, — успокоил Мартин. — Она давно мечтала окончательно отойти от дел и посвятить себя фонду Вайса. Из-за моей болезни там и так многое пущено на самотек.
— Все под контролем, дорогой, — не согласилась супруга и нежно погладила его ладонью. — Все под контролем.
— Мартин, Хильда… Это так неожиданно… У меня нет слов… Я не заслужил такого подарка.
— Это не мы делаем тебе подарок, это ты нам его сделал, — задумчиво ответил Флемакс и перевел взгляд на огонь в камине. — Тем, что появился в нашей жизни, тем, что оправдал мое доверие, мои надежды. Десять лет назад в мой офис пришел мальчишка. Теперь же я горд, что смог передать ему все свои знания, умение, вырастил настоящего бизнесмена. Не открою секрета, если признаю: компанию «Моденмедикал» я создавал с тобой, но… большей частью для себя. Теперь мне это не нужно, но ты обязан продолжить начатое дело. Работа есть работа, за эти годы между нами всякое случалось: размолвки, недопонимание. Но я… мы полюбили тебя как сына, и рады, что нас свела судьба. Правда, Хильда? — поднял он взгляд на жену.
Женщина согласно кивнула, погладила руку мужа и тепло улыбнулась потрясенному Вадиму. Неужели все это ему не снится? Неужели он не ослышался? Холодные, педантичные, расчетливые немцы, какими привыкли их воспринимать во всем мире… и такое?! Конечно же, он понимал, что дни Флемакса сочтены и надо что-то решать с общим бизнесом, что придется при случае самому завести разговор, на который так и не решился в прошлый визит. Но ожидать такого великодушного поступка от Мартина?! Нет, это нереально… невозможно… Это… Господи, как же ему близки и дороги эти люди!
— Поверь, что, поступая так, — позволив себе отдышаться, продолжил хозяин, — я чувствую себя счастливым.
— А я… Я могу что-то сделать для вас? — проглотив комок в горле, выдавил Вадим. — Я могу хоть чем-то вам помочь… отблагодарить?
— Не забывать Хильду, — повторил Мартин, сделал очередную паузу и неожиданно лукаво улыбнулся: — И еще одно: назови своего сына Мартином. Мы с Хильдой пришли к выводу, что тебе давно пора жениться, — вдруг строго добавил он. — Это печально, что мы ни разу не видели тебя с девушкой, — переглянулся он с женой. — И это наводит на определенные опасения. Неужели у себя на родине ты так и не нашел достойной кандидатуры?
— Пока нет, — виновато опустил голову Вадим. — Но я исправлюсь. Честное слово, — поднял он повеселевший взгляд. — Я теперь обязан родить сына!
— Мартин — красивое имя, — продолжая поглаживать руку мужа, как бы невзначай заметила жена.
— Обещаю, что, как только вернусь в Минск, сразу же займусь поисками невесты, — улыбнулся Вадим. — Мать тоже житья не дает, внуков требует.
— Как себя чувствует фрау Нина? — тут же поинтересовалась Хильда.
— Давление иногда прыгает, но в целом терпимо.
— Передавай ей от нас привет.
В прихожей раздался звонок — вернулась Магда.
— Ну что, пора к столу? — хозяин приободрился: после инъекции ему стало заметно лучше. — Надо отметить наши договоренности и скрепить их хорошим виски. Жаль, что после химиотерапии я не могу оценить его вкус.
— А ведь наш гость принес твой любимый виски, дорогой! Надеюсь, сиделка не будет возражать, если ее подопечный выпьет капельку? — вопросительно посмотрела Хильда на дверь прихожей.
— О! Это именно то, что доктор прописал! — обрадовался Мартин и прокричал в сторону холла. — Магда! Мой новый личный «Мерседес», пожалуйста!.. Сейчас ты оценишь достоинства этого чуда техники, — шутливо подмигнул он Вадиму.
Улыбнувшись, тот помог ему перебраться в инвалидную коляску. Радуясь, точно маленький ребенок, больной лихо покатил в сторону столовой…
6
Еще с вечера температура во Франкфурте преодолела минусовую отметку, а под утро и вовсе пошел снег. На подъездах к аэропорту моментально образовались пробки, и Ладышев не пожалел, что предусмотрительно поселился в гостинице неподалеку.
Несмотря на прямо-таки предновогоднюю белизну на улице, на душе было серо и тоскливо. К тому же снова не выспался: никак не мог отрешиться от горьких мыслей после посещения Флемаксов. За что этим милым людям выпало в жизни столько несчастий? И как избавиться от пронзившего за столом чувства, что он разговаривает с Мартином в последний раз? Неужели и тот испытывал нечто подобное? Долго не отпускал: вспоминал, шутил, пересказывал не раз слышанные байки, истории из своей жизни. До тех пор, пока не подошло к концу действие обезболивающего. Тогда он сам недвусмысленно напомнил гостю, что утром у него самолет.
«Таким активным и счастливым я видел Флемакса много раз на отдыхе, и именно таким он хотел остаться в моей памяти, — сделал печальный вывод Вадим, отстраненно наблюдая в иллюминатор за спецмашинами, обрабатывавшими самолет против обледенения. — Надо навестить мать, — закрыл он глаза. — Почему в таких случаях люди сразу вспоминают о близких? Чувствуют перед ними свою вину? Мать давно ждет внуков, Флемаксам пообещал назвать сына Мартином, — снова вернулся он ко вчерашнему разговору. — А если родится дочь? Может, и вправду жениться? Желающих выйти замуж пруд пруди, та же Кира-охотница… Да все они в большинстве охотницы… Хоть бы одна чем удивила за последнее время!.. И рад бы влюбиться, да разучился… Дорого же мне далась Лера… И что имел в виду отец, когда говорил, что она — не моя женщина?.. А где тогда моя? Как это определить?..»
Так уж получилось, что ответов на эти вопросы Вадим так и не нашел. Зато выстроил для себя четкую классификацию не только самих представительниц противоположного пола, но и своего к ним отношения. К примеру если вдруг возникал интерес к какой-то даме, то первым делом пытался понять: что не дает ему покоя? Если только те части женского тела, которые и должны будоражить мужское воображение, значит, ее можно смело отнести к разряду обыкновенных сексуальных объектов. К слову, самой обширной категории и самой кратковременной.
Если же цепляло не только это, то старался разобраться, что именно его влечет и какую задачу ставит перед собой очередная пассия. Продолжительность встреч с такими барышнями зависела от их поступков. Как только поведение становилось понятным и прогнозируемым, интерес к исследуемому объекту пропадал сам собой. Как правило, весь процесс занимал не более трех месяцев.
Но все это было после Валерии Гаркалиной…
Оценивая с высоты прожитых лет период влюбленности в нее, Вадим понял свою ошибку: слишком доверился чувству, слишком на него полагался. Слишком ему доверял. Иначе говоря, жил сердцем, а не умом, который время от времени подавал сигналы опасности. И не зря. Его просто использовали и легко предали в сложный жизненный момент.
Рана оказалась настолько глубокой и болезненной, что для простого выживания ему пришлось наглухо заблокировать чувства. Иначе не победил бы в другой жизни, которую выбрал для себя после полного краха той, первой, когда был мягок, доверчив, а потому открыт и уязвим.
«Человек напоминает дичь, — увлекшись охотой, провел он аналогию. — И на него несложно охотиться, когда он жаждет любви или ослеплен страстью. Чтобы не стать чьей-то добычей, всегда нужно быть настороже».
И тут же придумал для себя два несложных правила: во-первых, не привязываться к женщине самому, во-вторых, не позволить ей привязаться к себе. Сказано — сделано. Специально для коротких встреч он сначала снимал, затем купил однокомнатную квартирку в тихом местечке неподалеку. Своим же любовницам сразу давал понять, что ни на какое совместное будущее рассчитывать им не стоит. Соответственно, ни с кем долго и не встречался.
Одни относили такое его поведение к холостяцким чудачествам, другие считали это нормой и даже пытались копировать. Но, слава Богу, никто не стремился докопаться до сути, даже близкие друзья — Андрей Заяц и Саня Клюев. Конечно же, в их кругу женская тема никогда не была запретной, но так как вместе собирались они нечасто, времени на нее практически не оставалось. Да и друг к другу в душу без спросу никто не лез. Разве что Андрюха знал о жизни Вадима чуть больше: чаще виделись, поскольку вместе охотились.
Мама, Андрей, Саня… Вот, пожалуй, и все, кто был посвящен в его прошлую жизнь. С ними он мог позволить себе быть прежним. Новое же окружение, сложившееся за десять лет, знало его как жесткого бизнесмена с идеальной деловой репутацией или же как пижона, ехидного остряка, завсегдатая ночных клубов, человека, у которого невесть что на уме.
Все это Ладышева более чем устраивало, и со временем он научился легко переключаться с одной роли на другую. Материально он был обеспечен, привитые с детства хорошие манеры и знание психологии помогали сглаживать острые углы в отношениях с людьми, так что врагов, по сути, у него не было. Разве что женщины с разбитыми мечтами и, возможно, сердцами, которых он научился не брать в расчет.
Он, можно сказать, закоснел в подобном состоянии. И все же, пора было что-то менять…
«Нет, только не Кира! Вот уж чьей добычей быть не хочется! И за разбитое девичье сердце здесь можно не беспокоиться!» — непроизвольно нахмурился Вадим и снова глянул в иллюминатор: наконец-то закончили обрабатывать самолет.
«Надо вспомнить, что там у меня сегодня по плану, кроме дня рождения Андрюхи, — решил он переключиться. — Хорошо, что вчера успел заглянуть в охотничий магазин, подарок в чемодане… Итак… Елки-палки! Встреча с Проскуриной! Н-да, погорячился в понедельник, не подумал… Придется перенести… Однако любопытно, что ей удалось сделать: ни разу не позвонила, не задала ни одного вопроса. Самоуверенность? Или решила отказаться? Да, это вам не байки в газету строчить, это — анализ рынка! — усмехнулся он. — Ладно, увижу — решу, что с ней делать… А пока спать. Хотя бы часок», — приказал он себе после того, как самолет наконец-то вырулил к взлетной полосе.
…Пограничный и таможенный контроль Ладышев прошел одним из первых: ничего лишнего, только ручная кладь с кучей проспектов да пара пакетов из магазина duty-free. Едва он успел завести «Range Rover» и отпустить тормоз, как позвонил именинник:
— Привет, бродяга. Ты на какой земле?
— На родной. Вылет задержали, только что приземлился, — опустив стекло, Вадим закурил. — С днем рождения!
— Не забыл, — удовлетворенно хмыкнул Андрей.
— Тебя забудешь! Как жизнь? Все в порядке?
— А что ей станется? Это у тебя вечные катаклизмы, а у нас все по графику: отработал, отдежурил — и домой, в постель. Вот, проснулся, битый час с боку на бок ворочаюсь и думаю: ни звонка, ни поздравления, ждать тебя сего-дня, не ждать?
— Как это не ждать? Я, можно сказать, из-за тебя сегодня вернулся! А ты «не ждать»… Что наметил? Куда пойдем?
— Пока не знаю, — шумно выдохнул Андрей. — В клуб неохота, дома — тоже как-то не катит, убираться надо… А не махнуть ли нам на дачу?
— Так ведь холодно. Да и дорогу, поди снегом замело.
— Тебе на твоем «броневике» никакой снег не страшен. Протопим печку, камин. Баньку, опять же, вытопим. В студенческие годы, помнится, тамошние холода тебя не пугали.
Дача в Крыжовке досталась другу в наследство от деда-академика. Ох, сколько она, бедная, вынесла в те времена, когда внук был студентом!
— А почему бы и нет? Подписываюсь!
— Тогда через пару часов выдвигаемся.
— Нет, не успею, — бросил взгляд на часы Вадим. — Еще в офис надо заскочить по делам, потом к матери. Буду часам к шести, не раньше.
— Как ты нам надоел со своим бизнесом! — деланно проворчал Андрей. — Ладно, когда появишься, тогда появишься. В магазин по пути заглянешь?
— Конечно. Виски уже в наличии. Что-то еще прикупить?
— Все, на что глаз ляжет. Ладно, я пошутил. Лучше спальник возьми и одеяло. Да, еще… прихвати кого-нибудь. Со мной Ирка поедет.
— Это маникюрша, что ли? Та, с которой ты к Сане на день рождения приходил?
— То была Зоя, прошу не путать. Ира — медсестра, выезжала с нами в конце лета на Ислочь.
— А-а-а-а, — сделал вид, что вспомнил Вадим. — Честно говоря, мне абсолютно все равно, кто там с тобой будет. Я, как всегда, один.
— И не скучно тебе? Удивил бы, привез кого, порадовал друзей.
— Шлюх в гости к друзьям я не вожу, — резковато ответил Вадим. — Ты же знаешь мой принцип.
— Ну да… Я, кроме шлюх, рядом с тобой никого и не видел, — хмыкнул Заяц. — Праведник ты наш, свихнувшийся на сексе и бизнесе.
— Могу Киру пригласить, — предчувствуя реакцию друга, провокационно предложил Ладышев.
Знал, что Андрей ее терпеть не может. Надо сказать, неприязнь была взаимной. Андрей сразу разгадал намерение девушки окрутить Вадима, и, конечно же, та не могла ему этого простить.
— Еще чего! Я эту дорогостоящую соску и в обычный день видеть не желаю, а уж в собственный день рождения — и подавно! — возмутился Заяц и вдруг предложил: — Слушай, а пригласи… эту… как ее… ну, ту, что на охоте у Михалыча. О, вспомнил: Катя! Ты тогда здорово распетушился, и дамочка вроде веселая, без прибамбасов.
— Андрюха, давай прямо, — неожиданно оборвал Вадим. — Если у тебя там какие-то грандиозные планы и надо, чтобы я был не один, так и скажи. Тогда мне лучше вообще не ехать.
— Ты что? Обиделся? — растерялся друг. — Из-за бабы? Ты чего такой злой? Ладно, мне, по сути, пофиг: один ты будешь или с кем. Главное — приезжай. Дорогу найдешь?
— С завязанными глазами.
— Ловлю на слове. Все, пока.
«Надо же, и ему Проскурина в душу запала! — усмехнулся Ладышев. — Даже имя вспомнил… А впрочем, почему бы нет? Можно как-то компенсировать сегодняшнее недоразумение со встречей. Буду действовать по обстановке», — принял он решение.
В ночь с пятницы на субботу, обложившись проспектами, статьями, распечатками и двумя диктофонами, Катя просидела за ноутбуком почти до пяти утра. С одной стороны, информации набралось много, с другой — она никак не решала поставленные задачи. Даже несмотря на то, что в некоторых медицинских центрах прекрасно знали и «Моденмедикал», и самого господина Ладышева, делиться эксклюзивной информацией, составлявшей коммерческую тайну, никто не хотел. Что и требовалось доказать. Оставалось анализировать рекламные проспекты, разложенные для посетителей на стендах или выложенные в Интернете, сравнивать стоимость услуг, указанную в прейскурантах. Других цифр не было, только предположения.
Однако и их хотелось сформулировать так же четко, легко и изящно, как Ладышев свои вопросы. К тому же Вадим Сергеевич не допустил в них ни единой грамматической или синтаксической ошибки. Ну прямо-таки плод эпохи просвещения канувшей в Лету советской системы образования! Да у них в редакции корректоры такого с роду не видывали! Сколько раз сама в спешке допускала такие ошибки, что, будь жива мама, тут же получила бы инфаркт.
Позволив себе поспать до половины одиннадцатого, Катя приняла душ, быстро навела красоту на лице (к счастью, синяк требовал все меньше тональника), уложила феном волосы, подхватила туго набитый бумагами пакет, флэшку и побежала в офис: хотелось разложить добытую информацию на столе Ладышева в продуманном порядке. Не мешало бы еще раз пробежаться глазами по набранному тексту в компьютере: вдруг на свежий взгляд обнаружится какой-нибудь ляп?
Однако не тут-то было. У входа в здание путь преградили дежурившие в холле охранники. Проверив список сотрудников «Моденмедикал» и «Интермедсервис», заявленных для работы в выходные дни, и не обнаружив фамилии Проскуриной, они отказались пропустить ее даже в лифт. Катя едва не расплакалась от обиды: за пять дней она успела привыкнуть к мысли, что является неотъемлемым звеном компании, и вот тебе! Кто-то элементарно забыл включить ее список!
Пришлось звонить Поляченко. Услышав, что сегодня Проскуриной придется держать отчет перед шефом, тот разнервничался: как же он упустил? Никого из сотрудников на этаже нет, офис сдан на сигнализацию, и даже если бы у Кати были ключи, роли это не сыграло бы: она не знала, как ее отключить. Пароль знали Ладышев, сотрудники отдела безопасности, Красильников и сам Поляченко. Конечно же, он приедет и откроет, но не раньше, чем через час, потому что сейчас находится на рынке в Ждановичах.
Но как ни спешил Поляченко, на крыльце здания он появился одновременно с шефом.
— Извините, Вадим Сергеевич, — запыхавшись, выдохнул он. — Сейчас все организуем, офис откроем.
— Не спешите, Андрей Леонидович, — остановил его тот. — Раз уж я на месте, все сделаю сам. У вас женщина в машине? — бросил он взгляд на припаркованную с аварийкой «Хонду». — Супруга?
— Жена. В кои веки выбрались на рынок, а тут Екатерина Александровна позвонила. Могла бы вчера напомнить, — с досадой добавил он. — И как теперь жене объяснить?
— А никак. Просто купите цветы. Или мороженое, — пошутил Ладышев.
— Цветы… или мороженое, — непроизвольно повторил Андрей Леонидович и тяжело вздохнул: — Да какие цветы, если мы шубу примеряли?
— Шуба — это серьезно. Но все-таки попробуйте купить цветы, — убедительно посоветовал шеф. — А шуба будет в следующий раз.
— Хорошо рассуждать вам, неженатому, — усмехнулся начальник отдела безопасности и протянул руку: — Ладно, до свидания.
— До понедельника. Передавайте привет супруге.
— Обязательно.
Проводив его взглядом, Вадим шагнул к автоматическим дверям. На диване рядом с охранником, смотревшим телевизор, сидела Проскурина и перекладывала какие-то бумаги.
— Вадим Сергеевич, — заметив шефа, тут же вскочила она и принялась суетливо складывать файлы в сумку. — Офис закрыт… Простите, но я вчера забыла предупредить Поляченко. Он вот-вот подъедет.
— То, что не предупредили, плохо, Екатерина Александровна… — неожиданно Ладышев запнулся. — Черт, язык не поворачивается. Может, в отсутствие посторонних мы, как и прежде, будем общаться на «ты»?
— Пожалуйста.
Катя улыбнулась. Удивительно, но, встретившись с Ладышевым, она вдруг почувствовала прилив хорошего настроения. Даже охранники больше не казались ей въедливыми занудами. А неприятность с закрытым офисом — так, мелочь, пустяк.
— Значит, договорились: вне работы общаемся исключительно на «ты».
— Хорошо. Едем? — кивнула она головой в сторону открытого лифта.
— Едем, — подтвердил он. — Но в другое место.
— То есть как? — непонимающе захлопала та аккуратно накрашенными ресницами. — Куда? Вы не хотите посмотреть мои материалы? Я которую ночь не сплю…
— Верю. Поэтому предлагаю день отдыха, — улыбнулся Ладышев.
«Пожалуй, с ней будет не стыдно появиться на даче», — подумал он, окинув взглядом плотную, но стройную фигуру, отметив при этом и макияж, и тщательно уложенные волосы.
— У тебя были планы на сегодняшний вечер?
— Нет. Только выспаться хотела.
— Всего-то? Ну, раз делать нечего, поедем к моему другу, бывшему однокурснику, праздновать день рождения. На дачу в Крыжовку.
— А работа? Я ведь хотела отчитаться…
— По дороге, — мягко остановил ее Вадим. — Все, что считаешь нужным, расскажешь по дороге.
— Есть еще информация на флэшке. Я хотела переписать на твой ноутбук.
— Перешлешь по электронке. На визитке есть адрес. Не потеряла?
— Нет.
— Вот и чудно! Едем!
— Это будет удобно? А подарок? — окончательно растерялась Катя под его напором.
— Это будет удобно и подарок при мне. Но сначала заедем к тебе. Не мешало бы переодеться во что-то более подходящее для загородных прогулок. Где твой горнолыжный комбинезон?
— На Чкалова.
— Замечательно! И свитер рекомендую потеплее, чтобы не замерзла, пока печь протопим да дом прогреется. По пути я загляну к матери, затем домой, в магазин — и за город. На все про все у нас три часа. Уложимся?
— Не знаю, — растерялась Катя. — Все так внезапно. Я не привыкла жить в таком ритме. Я привыкла думать, прежде чем…
— Прежде чем что?
— Прежде чем принимать решения.
— И я привык думать, чтобы потом меньше думать над самим же созданными проблемами, — путано произнес он. — Но иногда полезно нарушать правила. Для свежести все той же мысли. Давай свой пакет, — Вадим перехватил из ее рук увесистую поклажу и развернулся к дверям. — У тебя там кирпичи? — оценил он вес содержимого.
— Почти. Только в них спрятаны ответы на твои вопросы, — выбегая за ним на крыльцо, пояснила Катя.
— Меня всегда удивляло: ну почему знания, которые мы носим в голове, такие легкие, а те, что в книгах и на бумаге, такие тяжелые? — пошутил Ладышев.
— Знания, которые лежат в этой сумке, мне дались не так уж легко, — не оценила его шутки Проскурина.
— Слушай, меня так и подмывает спросить: неужели ты ответила на все вопросы? — подхватил ее за локоть Вадим, увлекая за собой на мигающий зеленый сигнал светофора.
— Далеко не на все, — честно призналась она. — В основном на те, где требовалась информация общего характера. С цифрами сложнее. Большинство из них обитает в запредельной для моих возможностей сфере.
— Например?
— Например, условно допустимая сумма, которую готова потратить на себя отдельно взятая обеспеченная белоруска. Что ты имел в виду? Одежду, косметику? Услуги? Если да, то какие? — на бегу уточняла Катя. — И что ты понимаешь под словом «обеспеченная»? Вернее, насколько должна быть обеспечена женщина, которой ты интересуешься? Одна считает себя обеспеченной, имея в месяц тысячу долларов на семью, другая за один час потратит в несколько раз большую сумму в бутике. Задай планку, так как от нее пляшет ответ на встречный вопрос: сколько тебе нужно таких женщин, которые могут потратить на себя энную сумму?
— Ты права. Некорректный вопрос, вернее, неточный, — на секунду задумавшись, согласился Ладышев. — Я над этим подумаю. Что еще?
— Таких неясностей хватает.
— Ладно, разберемся, — сняв на ходу машину с сигнализации, успокоил ее Вадим. — Одно непонятно: почему ты мне ни разу не позвонила?
— Я не привыкла, — удивленно пожала плечами Катя. — Вернее, я привыкла до всего докапываться сама. Меня так Жоржсанд учила. Красивый цвет, — оценила она впервые увиденный при дневном свете автомобиль Ладышева.
— Темный баклажан, металлик. Мне он тоже нравится. Кто такая Жоржсанд? — захлопнув за ней дверь, завел он двигатель.
— Наш главный редактор. Удивительная женщина.
— Расскажи о ней. Я люблю, когда мне что-то рассказывают по дороге, — подбодрил он. — Например, почему ее зовут Жоржсанд?
— Потому что Евгения Александровна, — пожала плечами Катя. — Никто не помнит, кто назвал ее так первым. Возможно, Потюня.
— Кто такой Потюня? — вырулив с парковки, продолжил «допрос» Ладышев.
— Вениамин Потюня. Наш фотокор. Очень хороший фотограф, рекомендую. А еще он — отец-героин: на три официальных и бессчетное количество неофициальных браков имеет троих детей.
— Молоток мужик! — присвистнул Вадим. — И как он управляется со всей этой оравой?
— Вообще-то, он утверждает, что на данный момент живет один, на съемной квартире, — улыбнулась Катя. — Верится с трудом.
— Не может без женской ласки?
— Не знаю. По-моему, это женщины без него не могут. Он у нас добрый: всех любит, со всеми живет, всех детей признает, от всех со временем уходит. И при этом совершенно искренне считает себя счастливым.
— Почему?
— Гордится, что выполнил и даже перевыполнил наиглавнейшую функцию передаточного звена следующим поколениям.
«А вот я эту функцию игнорирую, — подумал Ладышев. — С точки зрения эволюции — неправильно. А ведь верное определение — передаточное звено. Есть информация, которую передашь только с генами. Но ведь детей надо родить, иоспитать, вырастить, чтобы эта информация пополнилась и передалась дальше… Н-да, задачка. Осталось только подыскать мать для реализации функции передаточного звена».
— Подъезжаем, — предупредил он Катю и взглянул на часы: — Двадцать минут на сборы хватит?
— Я постараюсь. Может быть, чаю с дороги?
— Нет, спасибо. Я подожду в машине, сделаю несколько звонков. Да оставь ты это! — с улыбкой ухватился он за пакет. — Как я понимаю, все, что в нем находится, теперь принадлежит мне?
— Ну, почти.
— Тогда вперед и с песней! За вещами! — проводив Катю взглядом до подъезда, Вадим набрал номер матери. — Мама, здравствуй! Да, прилетел, уже в Минске. Все в порядке, привез твои любимые конфеты. Как себя чувствуешь? Конечно, заеду! Минут через сорок.
«Такое чувство, что вся моя жизнь кратна двадцати минутам», — дав отбой, отстраненно подумал он и взглянул на часы: из отпущенного Кате времени прошла только четверть. Пальцы тут же стали набирать следующий телефонный номер…
— …А где живет твоя мама? — поинтересовалась Катя, когда они выехали со двора.
— На Пулихова.
— А ты?
— На Сторожевской.
— Давно?
— Почти пять лет. До этого обитал на Заславской, снимал квартиру. Я отделился от родителей за год до смерти отца.
— Хотелось самостоятельности?
«И этого тоже, — подумал он про себя. — Хотя причина все-таки в другом. Вернее — в другой».
— А кому не хочется? Собрал вещи и переехал. Удачный вариант подвернулся: друг отправился на стажировку за границу. А когда он вернулся, я уже не захотел возвращаться в родительскую квартиру. О чем задумалась? — поинтересовался он, заметив, что Катя ушла в себя.
— Три недели назад познакомились, и вот с бухты-барахты я еду с тобой к твоему другу… Зачем еду, для чего еду? Неправильно это.
— А ты меньше думай об условностях. Научись дышать свободой. Ты теперь, вроде, свободная женщина.
— Свободная женщина — понятие относительное… — задумчиво пробормотала она и объяснила: — Неудобно. Никого из гостей не знаю.
— Это тоже условность. Мы приходим в мир, вообще никого не зная. И ничего, живем. Тем более странно слышать такое от журналистки: вы ведь постоянно знакомитесь с новыми людьми.
— Знакомимся. Но чаще по делу — если есть информационный повод. А здесь…
— Не дрейфь! — ободрил Вадим. — Кроме меня, там ты встретишь еще одно знакомое лицо. Виделись у Михалыча. Попробуй угадать, кто. Даю наводку: его фамилия Заяц, — лукаво улыбнулся он и загадочно добавил: — Учти, фамилия не всегда соответствует внешности.
Катя задумалась. У Михалыча она тогда со многими познакомилась. Кто-то подошел и представился сам, о ком-то она узнала из разговоров.
Обладая профессиональной памятью на лица и события, вскоре она достаточно точно смогла воспроизвести в голове картинку трехнедельной давности. Итак, с Вадимом были двое… Один — невысокий, квадратный, в очках, с большой круглой лысиной. Вроде партнер по бизнесу. Второй — двухметровый гигант с оттопыренными ушами и раскосыми глазами.
Кто из них? На Зайца больше похож тот, что в очках… Стоп! Когда случайно в разговоре она назвала Вадима «ветеринаром», гигант рассмеялся и передал привет от второго ветеринара… Из этого следует… Из этого следует, что он тоже доктор!
— Заяц… — задумчиво произнесла Катя. — Мне кажется, следует идти от противного. Насколько помнится, один из твоих приятелей был под стать тебе. Значит, это и есть Заяц.
— Вот это логика! Не ожидал, — искренне удивился Вадим. — Высший бал! И что, вот так вот запросто вычислила?
— Была еще одна зацепка, — польщенная похвалой, решила открыться она. — Он тоже представился ветеринаром, а ты сказал, что едем к однокурснику. Значит, он и есть.
— Я начинаю тебя бояться, — покосился на Катю Ладышев. — Ай да молодца! Андрей Заяц. Ну просто о-о-о-чень большой Заяц! — расхохотался он. — Мы втроем на курсе дружили: Саня — мелкокостный, росточка невысокого, я — большой и пухлый, как воздушный шарик, и Андрюха — худой, дохлый, под два метра ростом! Да еще лопоухий! Самый натуральный заяц! Мы еще шутили, что с его комплекцией только в анестезиологи и идти: на стульчике отсиживаться, чтобы не упасть. Это с годами мы изменились: я слегка отощал, а ребята, наоборот, заматерели. Санька и «мозоль» успел отрастить. Но именно у Андрюхи сегодня день рождения.
— Это у него ты брал капельницу для Людмилы? — после небольшой паузы уточнила она.
— Он и сам порывался поехать, да только не мог, дежурил. Лучше не отлучаться.
— А кем стал третий друг? Постой, кажется, я знаю… Скорее всего, это тот гинеколог, которого ты мне советовал?
— Снова в десятку! — только и смог выдохнуть Вадим. — Как ты догадалась?
— Природная склонность к анализу, — Катя скромно повела плечами. — Слишком много думаю. Давай рассказывай о вашем третьем друге. Он тоже охотник?
— Да ты что! Он у нас за охрану природы борется! Увидит сломанную веточку — обязательно выпрямит и палочку к ней привяжет: вдруг срастется? Саня у нас green peace.
— А кто тогда ты?
— Я? — деланно удивился Вадим. — Наверное, диктатор, тиран. Сказал: будешь у меня работать — вот ты и работаешь. Сказал: поедешь на день рождения — вот ты и едешь! Разве не так?
— Не так, — не согласилась Катя. — Если бы все было так, никуда бы я с тобой сейчас не поехала. Была еще Людмила, была якобы случайная встреча во дворе на Чкалова, предложение подвезти меня на Гвардейскую… Нет, ты не тиран.
— И кто же я тогда? — посмотрел он на нее с любопытством. — Надеюсь, не самодур. Что говорит врожденная склонность к анализу?
— Склонность к анализу пока еще не определилась. Слишком много загадок и противоречий.
— Каких? Я весь как на ладони! — игриво произнес Вадим. — А вслух можешь думать, анализировать? Может, помогу чем?
— Можно попробовать, — неожиданно для самой себя согласилась Катя. — Начну издалека… Не совсем о тебе, хотя и о тебе… Меня давно интересует, отчего так часто сильные, умудренные опытом женщины глубоко и страстно влюбляются в мужчин, подобных тебе? Отбросим природу, физиологию, правильную ориентацию и прочее, из-за чего, собственно, женщины любят мужчин, а мужчины — женщин. Ведь все пороки, как ты сам выразился, на ладони! И довольно часто они перевешивают все достоинства и добродетели… Что же тогда заставляет женщин игнорировать чувство самосохранения, что их привлекает? Кажется, я знаю, что… Контраст! Внутренняя борьба с этой чашей весов, настолько незаметная снаружи, что не всем дано ее почувствовать. Порой и сам обладатель всех этих достоинств и недостатков о ней не догадывается. А борьба — это всегда показатель силы, всплеск, выброс энергии. Энергетическое поле, которое, опять же, не всем дано чувствовать. Но те, кому дано, попадают в зону его притяжения и застревают надолго. Потому что даже воспоминания необычайно сильны своей энергетикой… Но раз ты до сих пор не женат, то, видно, что-то тебя не устраивало в этих женщинах, ты не чувствовал их притяжения…
— Бр-р-р… — покрутил головой Вадим. — Как все запутанно! А пример? Пример порока и добродетели?
— За примерами далеко ходить не надо. Как тиран-руководитель ты, не подумав, назначил встречу в выходной, но вынужден ее отменить, так как устал, да еще день рождения у друга. О котором, кстати, ты наверняка позабыл в понедельник. Но ведь я готовилась к встрече? Неудобно вроде отменять. К тому же одинокая женщина, без планов на вечер… Вот и реабилитировался: пожалел, пригласил с собой. Ну разве я не права?
— Не права, — неожиданно стал серьезным Вадим. — Вообще-то я не люблю, когда думают и говорят за меня.
— А я не люблю, когда меня жалеют. Я тебе уже говорила. От этого еще хуже становится, — опустила голову Катя. — Если ты возьмешь свое приглашение назад, я не обижусь.
— Ты хорошо подумала? — после недолгого молчания уточнил он.
Читать бесплатно другие книги:
