О, этот вьюноша летучий! Аксенов Василий
Калипсо, смеясь, вырвала из головы волос, привязала к буксиру и пошла вдоль берега, ведя за собой буксир, как собачку.
Эдик сел на скалу плакать и страдать.
Глазами полными слез он смотрит в необозримую голубую даль и видит…
Песня № 6
- Однажды отварили макароны,
- Артельщик к ним подливку собразил,
- Кричали чайки и вороны,
- Месяц был совсем зеленый,
- Ели мы, пока хватало сил.
- В другой раз залепили кашу с маслом,
- Артельщик к ней биточки собразил,
- Меняли румбы мы и галсы,
- Ветер в хавальник бросался,
- Ели мы, пока хватало сил.
- В третий раз заделали мы клецки,
- Артельщик ложки к ним сообразил,
- День был прямо идиотский,
- А мороз довольно скотский,
- Ели мы, пока хватало сил.
Даже страшно…
…
странно преображенное кафе «Ракета». Бездействует кофеварочная машина и музыкальный автомат. Печальная Ниночка Лопова, подобно Пенелопе, сидит у ткацкого станка. Глазами, полными тоски, она смотрит вдаль, за стеклянную стену.
Наглые женихи Полибеев, Полигамов и Полинфердов хохочут. Толя Маков удаляется с глазами, горящими ненавистью.
Женихи лениво встают, окружают Нину Лопову, досаждают ей своими предложениями. Нина Лопова отворачивается от них, рыдает…
Эдик вскакивает, потрясает воображаемым копьем.
– Руки мои вас рубить не уймутся, покуда кровию вашей обиды моей дочиста не отмою!
Снова садится на скалу, рыдает.
Слышится песня нимфы Калипсо.
В это время на Олимпе происходит совет богов. Над облаками восседают боги: первый помощник Водовозов, начальник Портофлота Кузьма Кузьмич, батя и мама Эдика, батя и мама Толи Макова, Зуппе, Екатерина и Александр Александров. Перед ними бутылки с нектаром и консервы «амброзия».
– Необходимо вернуть Эдика в нашу трудовую семью, – взволнованно говорит Екатерина.
– Есть еще предложения? – спрашивает Водовозов. – Что скажут родители?
– Пусть коллектив решает, – говорит отец. – Я свое уже сказал. – Плачет, поигрывая ремнем.
Мама тоже плачет.
– Надо сделать Эдика человеком, – пылко предлагает Александр Александров.
– Вот ты, Эрмий, и отправишься на Огигию, переговоришь с нимфой Калипсо, доведешь ей до сведения наше решение, – говорит Водовозов.
– Есть, – четко отвечает Александров, скрывается за скалой и выходит оттуда уже не в хитоне, а в элегантной серой паре и с чемоданчиком.
– Отправляйся, а мы тут закусим и… гм… поговорим еще о разном, – говорит Водовозов, потирая руки и придвигая бутылки.
Эдик по-прежнему рыдает на острове Огигия. Он даже не замечает появившегося вертолета и спустившегося из него на землю Александра Александрова.
Ал. Александров деловито проходит по острову прямо к гроту, видит сидящую на ложе нимфу Калипсо, останавливается, бросает на нее пылкие взгляды. Калипсо их ловит, усмехаясь.
Эдик сползает со скалы, бредет по острову, теряя слезы. Из грота навстречу ему выходят Эрмий и Калипсо.
– Эдик, есть решение сделать тебя человеком, – бодро объявляет Ал. Александров, он же Эрмий.
Гневная Калипсо воздевает руки к небу.
– Боги ревнивые, сколь вы безжалостно к нам непреклонны! Вас раздражает, когда мы, богини, приемлем на ложе смертного мужа, и нам он становится милым супругом.
– А где мой «Ватерпас»? – кричит Эдик. – Где государственное имущество?
Нимфа вытаскивает на воду «Ватерпас».
– Вот ваш «Ватерпас», и гудбайчик. Беги к своей Нинке, пусть ее Зевс покарает могучею дланью.
Эдик тут становится маленьким-маленьким. Перед ним на песке гигантские босые ступни нимфы и штиблеты Эрмия. Ступни и штиблеты сближаются, как будто их хозяева соединяются в поцелуе.
Эдик бежит по воде и плывет к «Ватерпасу».
– Я люблю, но об этом никто не узнает, – громоподобным басом поет нимфа.
Песня № 7
- Однажды в баре
- В сплошном угаре
- Сказал я Марье:
- – Пойдем домой!
- Сказала крошка:
- – Побудь немножко
- И выпей трошки,
- Владыка мой!
- Сказал я детке:
- – Как птица в клетке
- На табуретке
- Я сам не свой!
- Взяла малышка
- Под мышку книжку,
- И мы пошли
- В Университет культуры…
Даже странно…
Снова бескрайнее море. Эдик стоит у штурвала, ведет «Ватерпас» вперед, а может быть, назад.
На горизонте очертания земли, приближается еще какой-то порт.
Измученный Эдик опускает голову на штурвал. Ураганом проносятся у него в мозгу Сцилла и Харибда, медведь-губернатор, «Коза ностра», бочка, морская нечисть, Нью-Йорк, Джеймс Бонд, нимфа Калипсо…
Он поднимает голову, стискивает героические зубы, ведет свой «Ватерпас» навстречу неведомому.
Старинный, романтичный и грустный вальс. На террасе кафе «Ласточка» вальсируют со своими дамами Б.И. Зуппе, Витя Сорокин, «трюмные черти», Бесо и Шота. Печальный Толя Маков стоит возле буфетной стойки.
– Опять гуляете, малый каботаж? – спрашивает Шура.
– Аварийные получили, – вяло отвечает Толя и безучастным взглядом смотрит на порт, в который в это время входит небольшое судно.
Эдик подводит «Ватерпас» к стенке, на которой стоит лишь один старичок – вахтенный портовый матрос.
Он принимает швартовы.
– Телл ми, плиз, уот из дыс кантри? – обращается к нему Эдик.
– Ась? – переспрашивает старичок.
– Сильвупле, порфаборе, битте, – умоляюще взывает Эдик. – Какая это страна?
Старичок всматривается в него.
– Да ты очумел, что ли, Эдик? Ай, да никак ты «Ватерпас» привел?! Его ж вторые сутки ищут, вертолетов нагнали, тьма! Ну, молодец, Эдик, молодец! Э-ге-ге! Пойду ребят разыграю! – чрезвычайно шустро старичок убегает.
Эдик спрыгивает на причал, медленно идет к воротам порта, в воротах целует вахтершу, хотя та отчаянно сопротивляется, выходит на улицу, ускоряет шаги, целует милиционера, хотя тот отчаянно сопротивляется, переходит на бег, пробегает мимо кафе «Орбита» – там у стойки любезничает с Розой Александр Александров, – бежит дальше, изредка переворачиваясь колесом.
Вдруг – шум, крики, топот ног: навстречу Эдику бежит весь экипаж вместе с дамами, а впереди шустрей всех портовый старичок.
– Вот он! Вот он! – кричит старичок. – С кого пол-литра, с меня или с вас?
Экипаж и дамы окружают Эдика, целуют его, поднимают на руки и несут по городу.
В это время в кафе «Ракета» женихи соблазняют Ниночку.
– Отстаньте от меня, товарищи, с вашими довольно странными предложениями, – возмущается Нина. – Всем прекрасно известно, что я заочно люблю Евсеева Эдуарда.
– А говорят, Эдик на Север уехал, – ехидно подзуживает Полибеев.
– За длинным рублем погнался Эдька, – бубнит Полигамов.
– На индеянке женился, на индеянке, – нашептывает Полинфердов.
Ниночка ударяется в слезы и вдруг видит сквозь стеклянную стену Эдика, плывущего над улицей на плечах благодарного экипажа и дам.
Эдик входит в «Ракету». Вместе с ним счастливый Толя Маков. Надо сказать, что вошли они вдвоем в одном пиджаке боцмана Вити Сорокина. Получился чрезвычайно широкий внушительный гражданин о двух головах и четырех ногах.
– Здравствуйте, – сказали они. – Я – силач-бамбула из города Тула, съедаю два стула и одного тарантула. Ясно? – рявкнули они женихам.
– Ясно, ребята? – спрашивает дружков Полибеев.
– Ясно, вполне ясно, – отвечают Полигамов и Полинфердов.
Нахлобучив шляпы, женихи выкатываются из кафе.
Нина сияющими влюбленными глазами смотрит на Эдика.
Эдик вылезает из пиджака.
– Узнаешь, Пенелопа?
Роскошная южная ночь со всеми ее атрибутами – пеньем цикад, преувеличенными звездами, кипарисами и тэдэ.
Эдик и Нина сидят, обнявшись, в беседке над морем. Рядом с беседкой красуется диковинная цементная ваза. Неподалеку сидит в кустах Толя Маков. Эдик и Нина целуются.
Внизу, в море, проходит огромный ярко освещенный танкер «Вышний Волочек».
– «Вышний Волочек» пошел в Индию, – задумчиво говорит Нина.
Эдик обнимает ее покрепче.
– Ничего, Нинуха, мы еще увидим с тобой небо в алмазах!
Вздох. Ниночка кладет ему голову на плечо.
Эдик за ее спиной делает знак Толе – давай!
Толя Маков взрывает цементную вазу.
Сена – Нева, морем и по воздуху («От Невского до Монпарнаса»)
Сценарий музыкальной комедии
Ранним утром на Адмиралтейской набережной Санкт-Петербурга возникло необычайное оживление.
Вначале появилось немалое число дворников, колоритных бородачей в кожаных фартуках с медными бляхами на груди. Стало очевидным, что столица готовится к важному событию: глянец на мостовые наводился чрезвычайный.
Потом, естественно, стайками стали проноситься уличные мальчишки.
С каждой минутой панорама заполнялась все новыми живописными группами, пока не образовалась нарядная толпа, в которой найдется дело нашим будущим режиссеру и балетмейстеру.
Цокая копытами, взад-вперед передвигался по набережной отряд шлемоблещущих кирасир. В огромных открытых автомобилях медленно проезжали надменные высшие чины министерств и городской управы. В пролетках скользили элегантные и довольно легкомысленные столичные дамы. В толпе было множество хорошеньких горничных, мелкого конторского люда и учащейся молодежи.
Должно быть, здесь мы уже увидим мельком основных героев нашей истории, но не задержим на них пока своего внимания. Должно быть, промелькнут здесь и привычные для невских берегов тех времен типы: поэт-декадент в крылатке, шпик в гороховом пальто, репортер в клетчатом кепи…
Удаляясь и приближаясь, кружась чуть ли не в балетном хороводе, мы слышим речитативы праздничной болтовни.
…Кого здесь ждут?.. Чудак! Французов!.. Флаг… шикарный фрак… ах, у меня стащили сак!.. Когда придут?.. Спроси у Вани… Французский скетч в кафе-шантане… Они певцы?.. Все, как один!.. куда вы прете, господин?.. Ах, обожаю я французов!.. Француз – всегда артист!.. И кулинар!.. И скандалист!.. Для дам сегодня сущий праздник… Француз всегда больной проказник… Француз изыскан!.. Пьян без меры!.. Вам бы проспаться, лицемеры!.. Едал во Франции я суп!.. Держи, мазурика! Мой рупь!.. Какая барышня в пальте!.. Фратерните!.. Эгалите!.. Французы – душечки!.. Таланты!.. И повара!.. И музыканты!.. И кавалеры без изъяна… Какие, братцы, галломаны у нас под клюквами растут… Пардон, мадам, кого тут ждут?..
Довольно неожиданно мы видим тех, кого ждет имперская столица: французов. Они стоят на палубах бронированных кораблей. Пушки, флаги, дымные шлейфы из труб. Эскадра идет полным ходом, держа курс на Санкт-Петербург.
На миноносце «Арго» матросы в шапочках с красными помпонами вглядываются в даль – не видна ли Россия. Естественно, здесь тоже обсуждают предстоящую встречу.
– Эй, ребята, какая она, эта Россия? О-го-го! О-ля-ля! Мой прадедушка пришел оттуда с ишиасом. Жуткий климат! Сейчас там стало много теплее. Это почему же? Потому что Люк боится за свой зад! О-го-го! О-ля-ля! Из-за науки, дубины! Паровые машины смягчают климат. А что там за женщины? Это особый разговор. О-го-го! О-ля-ля! Нас ждет Россия!
Перед нами возникает все та же Адмиралтейская набережная, преображенная, однако, воображением бравых моряков. Катят сани – тройки. Толпа, приплясывая, бренчит на балалайках. Дымит огромный, не меньше Медного всадника, самовар. Боярин в трубной шапке хлобыщет водку. Казаки ложатся в ряд перед его каретой. Он шествует по их спинам. Краснощекие боярышни с коромыслами вглядываются в даль, ждут красавцев французов.
Трель боцманской дудки.
– Прекратить разговорчики! За работу, голубчики!
Над матросами на мостике ходовой рубки зиждется, расставив колоннообразные ноги, гигант-боцман Жанпьер Формидабль. Матросы, разобрав швабры, начинают скоблить палубу «Арго». Естественно, они пританцовывают и напевают:
- Какие женщины в России!
- Боже мой!
- Какие женщины в России!
- Даже жарко!
- Из плаванья, ребята, —
- На покой!
- Такая предстоит нам здесь
- Запарка!
Формидабль тоже приплясывает, но лишь слегка, чтобы не уронить авторитета.
– О русские женщины! Ле баба! Уверен, это не то что наши французские спички с ножками. Есть к чему пришвартоваться! Осьминоги и спруты здесь. Я, конечно же, встречу свою мечту! Ле баба!
В мечтах Формидабль представляет себе почему-то наводнение. Он сам, героический гигант в шлюпке спасает русских красавиц, и все они, одна пышней другой, одна сдобней другой, все огромные, румяные и все застенчиво опускают глаза под жгучим взглядом Формидабля.
– Боцман, стоп мечты! Проверить якорные лебедки!
Еще выше Формидабля на командном мостике «Арго» стоят два офицера: командир миноносца капитан Филип Деланкур (наш главный герой) и его помощник лейтенант Роже Клаксон.
Филип – чудесный парень, бравый, статный. Настоящий мужественный галл. Роже (мы замечаем это сразу) во всем старается подражать своему командиру, но, увы, природа недодала – и рост у него пониже и ус пожиже.
– Формидабль мечтает поохотиться в России на настоящую медведицу, – улыбается капитан.
– А ты, Филип? На козочек?
Лейтенант говорит это вроде бы небрежно, как бы запросто, по-дружески, но получается – с нелепой завистью. Однако капитан не замечает этих нюансов, он принимает шутку и притворно хмурится.
– Лейтенант, мы едем в Россию с важной дипломатической миссией.
– Как прошлым летом в Японию?
– Вот именно.
– О, наша маленькая Чиеко-сан!
Капитан улыбается. Мгновенным кадром появляется в его воспоминаниях прелестная японка.
– Как нынешней зимой в Бразилию? – продолжает лукавить Клаксон.
– Кхм, – отвечает Деланкур.
– О, наша волшебница Розалинда!
В грохочущем ритме самбы промелькнула огненная бразильянка.
Деланкур положил руку на плечо Клаксону. С улыбкой:
– Дружище Роже, миссия в Россию гораздо важнее для европейской политики. Пойми, нам сейчас не до романтики.
Лейтенант наслаждается под рукой капитана.
– Браво, мой капитан! Никаких женщин! Нам не до романтики!
Филип задумчиво смотрит на горизонт, улыбается. В огне бубенцов, в бешеном полете снега, звезд, в грохоте лошадиных копыт и перезвоне гитар улыбается ему прекрасное лицо.
Впоследствии мы будем удивлены, как окажется похожа реальная Катя Орловцева на мечту капитана Деланкура.
Сигнальщик соскользнул с мачты миноносца и вытянулся стрункой.
– Мой капитан, на горизонте Россия!
Филип поднес к глазам и стал настраивать бинокль, и Роже, подражая ему, стал делать то же самое, но так напыщенно и глупо, что матросы на нижней палубе расхохотались.
…На горизонте появляются маяк Кронштадта и мачты русского флота. Крепость и эскадра окутываются клубами дыма – салют наций!
Визит французского флота увенчался еще одной дополнительной сенсацией – впервые в истории оркестр императорской гвардии играл «Марсельезу».
Французские моряки, выстроившиеся на палубах, с удивлением взирают на гранитные берега.
Отзвучали гимны, и началось неорганизованное ликование. Кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали. Массовая хореография.
Шлюпки с французами идут от кораблей к набережной.
Шлюпкой миноносца «Арго» командует, естественно, Жанпьер Формидабль.
Вот удача! Пышненькая барынька от полноты чувств перевалилась через парапет и шлепнулась в Неву. Боцман хотел было тут же переменить курс шлюпки, но был одернут капитаном, и ему осталось лишь наблюдать, как барыньку вылавливают счастливчики с флагмана.
Моряки смешиваются со столичной толпой. Масса хореографических и почти акробатических номеров.
– Господа, французы говорят почти по-нашему. Сосиска у них – сосис! Афиша – афиш!
Восторги! Угощения! Пляски! Студенты, барышни, уличный люд растаскивают моряков в разные стороны на предмет гостеприимства. Моряки поражены таким приемом.
– Эй, мальчики, куда мы попали? Эти русские говорят почти как мы. Мадам у них мадам! Пардон – пардон! И даже бистро по-ихнему быстро!
Короче говоря, найти общий язык петербуржанам и французам оказалось нетрудно, но лучше всего этому способствовали музыка и танцы.
Уличный этот стремительный хоровод обрывается на Исаакиевской площади у дворца санкт-петербургского генерал-губернатора. Здесь уже царит чинная имперская атмосфера. Стража в кирасах. Автомобили. Кареты.
Французские офицеры во главе с адмиралом Де Бертиа направляются на прием в их честь.
Они поднимаются по торжественной лестнице и попадают в огромный, сверкающий люстрами зал. Не менее ярко сверкают драгоценности декольтированных великосветских дам, ордена и эполеты сановников.
Морские волки несколько смущены такой шикарной обстановкой, особенно маленький лейтенантик Роже Клаксон. Он потерял своего командира, встал навытяжку перед ливрейным лакеем, вытер нос перчаткой, наступил на ногу княгине Голицыной, попросил у нее прощения «виноват, крошка», закурил папиросу не тем концом и т. д. – в полуобмороке.
Наконец он видит своего командира, окруженного группой прелестных женщин. Филип Деланкур в светском обществе ведет себя так же непринужденно, как на мостике миноносца.
Видя это, Роже порывается было к командиру, но потом по лицу его прокатывается целый каскад чувств: восхищение, зависть, мрачная ненависть.
Вдруг он вскрикивает от ужаса. Над головами толпы проплывают огромные рыбы с длинными едва ли не мечевидными носами. Голова закружилась у бедного Клаксона.
– Атансьон! Акулы, мой капитан! – он бросился к своему командиру и припал к его плечу, свирепо глядя на дам и рыб.
Дамы хохочут. Филип улыбается.
– Успокойся, мой друг. Эти рыбы совершенно не опасны, а скорее весьма приятны и съедобны. Не так ли, сударыни?
Дамы смеются: каков моряк!
Ливрейные лакеи величественно проносят фантастических волжских осетров.
– Каким кораблем вы командуете, капитан? – спрашивает одна из светских дам.
– Миноносец «Арго» к вашим услугам, мадам, – Филип берет с подноса бокал шампанского. – Как видите, мы аргонавты.
– Что же будет здесь вашим золотым руном? – спрашивает другая дама.
– Неосторожный вопрос, мадам, – смеется Филип.
Тем временем Роже Клаксон, слегка приободрившись, взялся за свое дело – подражать кумиру. Таким же непринужденным жестом он взял шампанское и выпил залпом, слегка, правда, пролив на мундир.
Тут же ухватил лакея за фалду, схватил второй бокал и опрокинул его.
– Наше золотое руно – вы, мадам, – «светским» тоном сказал он дамам и обвел их всех большим пальцем. Петербуржанки расхохотались: так нелеп был маленький Клаксон.
И вдруг Филип Деланкур увидел свою мечту. По лестнице поднималась молодая красавица в скромном синем платье. Ни единого драгоценного камешка не было на ней. Если не считать таковыми пары чудесных глаз, которые спокойно, улыбчиво, но не очень-то весело озирали толпу. Разительнейшим образом отличалась эта скромница от шикарных светских львиц Санкт-Петербурга, но тем не менее это была она, та, что привиделась Филипу «в огне бубенцов», в грохоте копыт и звоне гитар.
Ее сопровождал статный пожилой господин в мундире свитского генерала. Почему-то эта пара привлекла всеобщее внимание. Они прошли через толпу к губернатору, который в это время беседовал с адмиралом Де Бертиа.
– Кто это? – спросил Филип.
– Его сиятельство граф Опоясов, – сказала одна из дам.
– С ним его дочь? – быстро спросил Филип.
Дамы пришли в возбуждение. Филип только крутил головой, чтобы уловить нить разговора.
– …Ха-ха, хорошенькая дочка… а где она проводит ночки?.. Орловцева Екатерина, такая скромная ундина… Она гетера, без сомненья… Медам, представьте, в воскресенье мы ехали от Деволяя… я видела ее в трамвае… свои скрывает похожденья… достойно это сожаленья… граф Опоясов так богат… богат, всесилен и рогат… Катюша – львица, куртизанка… в трамвае ездит спозаранку… должно быть, ночь на островах… ах, эта Катенька, ах-ах…
В это время губернатор представляет адмиралу вновь прибывших.
– Позвольте представить, ваше превосходительство. Генерал свиты Его Величества граф Опоясов.
Граф представляет адмиралу свою спутницу.
– Дочь моего покойного друга Екатерина Орловцева.
Седины, видимо, не помеха адмиралу: он тут же рассыпается в комплиментах – шарман, шарман, тре жолли…
Капитан Филип Деланкур, не сводивший глаз с Кати, принимает решение. Не вполне церемонно простившись с дамами, он направляется к высокопоставленным персонам. Останавливается неподалеку и выразительно смотрит на адмирала. Тот понимающе улыбается. Между ними может произойти диалог такого рода.
– Мой адмирал, я растерялся.
– Мой капитан, меняйте галсы.
– Я не представлен русским шишкам!
– Особенно одной малышке?
– Вы не рискнете офицером!
– Сошлю нахала на галеры!
Адмирал делает знак капитану – подойдите.
– Разрешите представить, господа – это мой лучший офицер, командир миноносца «Арго» Филип Деланкур.
Небрежно кивнув губернатору и графу Опоясову, Филип склонился к Катиной ручке. Де Бертиа незаметно вздыхает – его любимец неисправим.
– Лейтенант Роже Клаксон, – представляет он ухудшенную копию Деланкура.
Роже, пытаясь как всегда подражать Филипу, уже отдавил пару ног и прибился к величественной фигуре графа Опоясова.
Граф – вальяжный русский барин, но с маленькими холодным глазками дельца. Похоже на то, что он сразу разобрался в ситуации: цепко и неприязненно оглядел Филипа и широко дружелюбно улыбнулся Клаксону.
– Мадмуазель Орловцева, вы непременно должны посетить «Арго». Это необыкновенный корабль. – Филип самоуверенно обольщал Катю.
– Что же в нем необыкновенно, кроме названия? – улыбнулась молодая дама.
И вдруг Филип слегка смешался под ее взглядом. Фантастика – он покраснел!
– Чудесные торпеды, мины… – забормотал он.
Она засмеялась.
– Кажется, вальс? – взбодрился Филип. – Вы разрешите?
Вальс. Медный оркестр усачей. Катя и Филип скользят по паркету.
– Мадмуазель Орловцева… Катя… – повторяет капитан, как бы запоминая трудные звукосочетания.
В это время боцман Жанпьер Формидабль, привлекая всеобщее внимание, гуляет по луна-парку на Елагином острове. Он одержим мечтой – найти свой идеал, могучую русскую «ле баба», но, увы, все дамочки здесь в луна-парке вроде француженок – «спички с ножками».
И вдруг возле цирка-шапито Формидабль носом к носу сталкивается со своей мечтой. На огромной афише изображена титаническая женщина, разрывающая цепи. Надпись гласит: «Женщина-феномен госпожа Агриппина! Слабонервные не приглашаются!»
Формидабль, как вкопанный, останавливается у афиши, шепчет «черти с жабрами, это она» и бросается к кассе, рассекая толпу, словно дредноут.
Белая ночь. Разъезд карет от генерал-губернаторского дворца.
– Автомобиль его сиятельства графа Опоясова к подъезду! – зычно кричит офицер стражи.
Огромный открытый «паккард» подкатывает к сияющей лестнице. За рулем серьезный мужчина в коже – шофер Пушечный.
Граф Опоясов быстро и сердито уводит Катю, что-то ей на ходу выговаривая.
Филип, а вслед за ним Роже сбегают с лестницы, но видят лишь облако дыма из выхлопной трубы «паккарда».
Два светских хлыща, поблескивая моноклями, обменялись впечатленьями.
ПЕРВЫЙ: Катюша скушала француза…
ВТОРОЙ: Во имя нашего союза…
Филип идет через площадь, зачарованным взглядом смотрит на контуры соборов, памятников и шпилей, четко вырисовывающихся на фоне светлого перламутрового неба.
- В странном городе на бочку
- Мой корабль встал.
- Странный бал под странной ночью,
- Странный карнавал.
- Вальс кружит, слепит пыльцой
- Из полярной сказки…
- Вижу лишь одно лицо,
- Остальное – маски.
Шагах в двадцати за Филипом тащится Роже, хлюпает носом, ревниво бормочет:
– …а ведь сам говорил – никаких женщин, никакой романтики!
Все ожидания Формидабля оправдались. Циркачка Агриппина оказалась вне всяких сравнений: гигантская красавица в серебристой короткой тунике с величественным надменным лицом, обнаженными мускулистыми руками рвала цепи и жонглировала чугунными шарами.