О, этот вьюноша летучий! Аксенов Василий

Грозняк, вооружившись очками, проверял зачетные книжки.

– Андрюша! Марамзин! – сердито говорит он одному из своих игроков. – К сожалению, должен тебе напомнить о задолженности по начертательной геометрии.

– Самсон Аполлинарьич, так когда же чертить-то? – заканючил паренек. – Вчера в Каунасе играли, в среду в Свердловске, в то воскресенье в Казани…

– Тем не менее чертить надо. У нас любительская команда студентов и никакой туфты!

В служебном отсеке второй тренер Харитон любезничает со стюардессой.

– Я вас, Ниночка, иногда путаю с актрисой Вертинской, но та реже меняет цвет волос.

– Что это ваша команда все читает? – спрашивает девушка.

– Нынешнее поколение баскетболистов помешано на науках, Ниночка. Наше поколение увлекалось стюардессами.

В служебный отсек заскакивает нахмуренный Грозняк. В руках у него авоська с коробкой киноленты и портативная кинокамера.

– Харитон, вы снимали матч с литовцами?

– Я… я… болел, Самсон Аполлинариевич… очень нервничал!

– А я вас просил снимать Бачулиса, Григулиса и Миколайтиса. Вы не болеть на игре должны, а снимать, Харитон!

– Товарищ Грозняк, а правда, что ваше поколение баскетболистов?.. – улыбаясь, спрашивает стюардесса.

– Наше поколение очень не нервное! – отрезает Грозняк. – Наше поколение баскетболистов очень волевое, собранное, и некоторые еще получают полставки за киносъемку.

Он идет по проходу и закрывает книги своих парней.

– Спать, ребята, спать. В 10 утра тренировка.

В ночном самолете полумрак. Баскетболисты спят в своих наглазниках. Рядом спят Ваня Приколов и Юра Кулич-Куликовский.

– Ты спишь, Ваня?

– Очень сильно сплю.

Юра чуть-чуть барабанит пальцами по любимому Ваниному чемоданчику.

– Юра, ты что сейчас спишь?

– Я сплю, Ваня, горный склон под солнцем, длинные синие тени, снег… и вот эту мелодию сплю…

Насвистывает.

– А ты что спишь, Ваня?

– Я сплю баскетбол, – вздохнул Приколов.

– Итак, в очередном матче студенческого первенства страны московский «Студент» добился убедительной победы над казанским «Буревестником»!

Это дикторский текст.

На табло внушительные цифры победы.

Игроки «Студента» под восторженные крики болельщиков покидают площадку. Почти все они жуют чуингам.

В раздевалке их уже ждет суровый Грозняк.

– Давай сюда! – говорит он Шалимову, и тот, нагнувшись, выплевывает ему в ладонь свою жвачку.

– Давай! – Грозняк подходит к Покровскому.

– Давай! – к Сиркладзе.

Собрав все чуингамы, швыряет их в угол и разражается гневной тирадой.

– Тоже мне «Фричи-Причи-Сити-Кампус». Жуют, видите ли! Международные мастера! Вы бы лучше у американцев не жвачке учились, а игре на подборе. Пижоны! Если бы у Казани был полноценный запас, мы бы сегодня продули! Игру у своего щита начисто проиграли! Почему майки в стирку не сдаете? Никаких суеверий! Мастера баскетбола должны быть элегантными и просвещенными юношами. А ну, Сиркладзе, Харитон, Юра, собирайте все это вонючее тряпье! – он запихивает все майки и носки в баул. – Послезавтра играем с «Инженерией». Прямая передача через «Орбиту», дьяволы полосатые!

В ванной своего гостиничного номера Грозняк, сердито бурча, стирает носки, длинные баскетбольные, так называемые «стоячие» носки и развешивает их на трубах отопления пару за парой, всего одиннадцать пар.

Заглядывает нервный Харитон.

– Самсон Аполлинариевич, чем вы занимаетесь?

– Коллекционирую марки, чиню мотоциклы, катаюсь на водных лыжах, – злится Грозняк. Взглядывает на своего помощника. – Вы опять, Харитон, ночь не спали?

– Я волнуюсь, Самсон Аполлинариевич, ужасно нервничаю. Зачем вы стираете?

– Ну… ведь эти олухи полосатые сами никогда не постирают, а прачечная закрыта на переучет мыльных пузырей, – с некоторым смущением, но потом начинает снова орать. – Вы не волноваться должны, а готовиться к матчу. Готовить камеру, пленку, вообще думать, подкидывать идеи.

– Неужели опять проиграем?! – восклицает Харитон, воздевая руки. – Семь очков! Это какой-то рок! Фатум! Усмешка Немезиды!

Грозняк молча взбивает пену.

– Самсон, надеюсь, ты выпустишь Кулич-Куликовского. Только он с его прыжком может прикрыть Егорчикова.

Грозняк снова в наполеоновском раздумье.

– Это я решу за секунду до того, как решу, – медленно произносит он и, встрепенувшись, сует Харитону ворох грязных маек. – Вот иди, поволнуйся до утра!

Поздний вечер. Пустынная улица старого Тбилиси. На углу стоит Юра. Он печально по своему обыкновению что-то насвистывает и безучастно разглядывает рекламную тумбу, лохматую от обрывков старых афиш.

И вдруг Юра видит среди этих лохмотьев лицо дамы своего сердца. Прямо ему в глаза смотрит, улыбаясь, темнолицая светловолосая слаломистка, но уже не в лыжном костюме, а в простроченной рубашке с открытым воротом, в каких сейчас довольно часто выступают эстрадные певицы. На клочке афиши сохранились также и шесть букв, сначала четыре и после интервала еще две, но, увы, это грузинские буквы, которых Юра не знает.

С величайшей осторожностью Юра отрывает от тумбы портрет и прыгает от радости чуть ли не до второго этажа.

Проходящая мимо компанийка уличных юнцов приветствует его свистом и насмешливым улюлюканьем, наверное, что-нибудь вроде «дяденька, достань воробушка». Юра бросается за ними. Юнцы в комическом ужасе разбегаются, но одного из них Юра хватает за плечо.

– Ой, дяденька, пусти! Ой, больше не буду! – подпрыгивает юнец.

– Какой я тебе дяденька? – смущается Юра. – Тебе сколько лет?

– Шестнадцать.

– А мне восемнадцать. Ты читать умеешь?

– Можно сказать, умею.

– Что здесь написано? – Юра показывает портрет с шестью буквами.

– Здесь написано «ЛИКА ЮГ», кацо. Вот что здесь написано.

– Лика Юг! – восклицает Юра. – Лика! Ура!

Игровой эпизод одного из главных матчей сезона «Студент» – «Инженерия».

Четко и мощно работающая машина «Инженерии» разыгрывает мяч. Игроки «Студента» с явно растерянными лицами держат зонную защиту. Бросок издалека. Мяч отскакивает от кольца. Огромный Егорчиков взмывает в воздух. Мяч в кольце. 70–58. Впереди «Инженерия».

Безумствуют на трибуне болельщики во главе с бабушкой Ниной.

Бабушка Анна и композитор Баклажан в отчаянии сжимают друг другу руки.

Пляшет кинокамера в руках нервного Харитона.

– «Студент» спекся, – говорит Стеклянный. – Увы, их явно не хватает для большого баскетбола.

Невозмутимое лицо Грозняка. Он бросает взгляд на свою скамейку, и левая бровь его дергается, он видит, что в этот драматический момент его надежда, его идеальный баскетболист, его «чабан» Кулич-Куликовский даже не смотрит на площадку. С сокровенной улыбочкой Юра заглядывает в свою сумку, откуда смотрит на него лицо Лики Юг.

Грозняк бормочет неслышное проклятье, и в это время к скамейке подбегает взмыленный Приколов. Он держится рукой за глаза.

– Самсон Аполлинариевич, заменяйте меня! Я потерял контактные линзы! (некоторые баскетболисты, страдающие близорукостью, носят вместо очков контактные линзы, заправляемые под веко).

Грозняк сделал судьям жест, означающий «замена».

Юра стянул с плеч куртку, взялся было уже за брюки, но в этот момент Грозняк крикнул:

– Дворкин в игру!

Дворкин поднял руку, выходя на площадку. И тут Юра неожиданно для самого себя почувствовал ужасную досаду. Он обнаружил вдруг, что ему хочется включиться в игру и бороться вместе с товарищами за победу. Он с раздражением отшвырнул куртку, сел и ударил кулаком по полу.

Несколько секунд Грозняк смотрел на него.

Борисопетровский и Миша Фролов с усмешками переглянулись.

– У Дворкина три фола, а Кулича не выпускает.

– Тайны студенческого баскетбола.

Стеклянный раздраженно:

– Кулич, наверное, пока не тянет, «Студент» не тянет, а Грозняк наверняка не тянет. Любители!

Болельщики «Студента» неистовствуют.

– Кулича на площадку! Грозняка на мыло!

«Студент» отчаянно пытался спасти игру, но проиграл семь очков.

– Что и требовалось доказать, – сказал Борисопетровский Грозняку, показывая массивным подбородком на табло.

– Семь очков.

Юра очень старательно и не без вдохновения играет на фортепиано. Вокруг нервно ходит Баклажан.

– Полегче, полегче, Юра, – говорит он. – Излишне увлекаешься, дорогой.

– Чем, Григорий Михайлович?

– Музыкой, дорогой. Излишнее увлечение музыкой.

– Я люблю музыку, – с вызовом сказал Юра.

– Кроме музыки, милый Юра, есть еще кое-что, – Баклажан нервно показывает руками баскетбол. – У тебя на носу повторный матч с «Инженерией».

– У меня на носу экзамены в консерваторию, – сердито сказал Юра. – Сами говорили, что я не лишен витаминчика, а баскетбол… надоел мне ваш баскетбол… все равно Грозняк меня на скамейке держит…

Он играет гневно, бурно, страстно, вдохновенно.

– Посвящается Лике Юг! – кричит он с еще большим вызовом.

Слышатся аплодисменты.

В пустом зале вокруг фортепиано, но в некотором отдалении стоят почти все герои нашей истории. Здесь и «Лика Юг». Она же Радмила Войнович, и Грозняк, и обе бабушки, и баскетболисты «Студента», и Миша Фролов с его коварной улыбочкой, и Стеклянный, и Баклажан…

– Играет в баскетбол тот, кто любит баскетбол, – говорит Грозняк.

– Давай, Юрок, к нам, – говорит Фролов. – Нам музыкальные ребятишки нужны. Будешь в стартовой пятерке выходить и триста рублей стипендии из безлюдного фонда.

– Может, я по росту в консерваторию не подхожу? – спрашивает Юра.

– Для меня мужчины ниже двух метров не существуют, – заявляет Лика Юг.

– Вас зовут Лика Юг? – спрашивает Юра. – Вы известная скрипачка или пианистка?

– Да. Меня зовут Лика Юг. Я известная скрипачка или пианистка.

– Все в порядке, – улыбается Фролов. – Двухкомнатная квартира для начала устроит?

– Мне очень нравится твой чемоданчик, дружище Ваня Приколов, – говорит Юра (он все продолжает играть). – Такой вместительный, надежный и в нем скрипачка Лика Юг.

– Эту чувиху зовут Милка, – смущается Приколов. – Она иностранная подданная.

– Как?! – вскричал Юра с мощным аккордом. – Какой страны?

– Или Болгарии, или Канады, – точно не известно.

– Вы?! – поворачивается Юра к девушке.

– Да, я Милка, иностранная подданная. Какая страна, точно не известно.

– Через год усиленный вариант автомобиля «Жигули», – говорит Фролов. – Двойной дуплет!

– Значит, вы уже не вернетесь в спортклуб «Студент»? – спрашивает Юра у девушки.

– Значит, не вернусь, – вздыхает она.

– Вы где-то витаете в просторах Европы?

– Да, я витаю.

– Побеждает тот, кто должен победить, – говорит журналист Стеклянный.

– Я покидаю баскетбол, мне нечего там делать, – Юра закрывает крышку рояля.

Знакомый уже нам горный склон на Кавказе полыхает маками. Граница снегов ушла на недоступную для лыжников высоту. Среди маков гуляет Радмила Войнович. Неподалеку гуляют знакомые уже нам бородатые метеорологи. Чуть ниже Радмилы гуляет маленький мальчик-чабан. Еще ниже гуляют овцы.

– Вы меня помните? – спрашивает девушка.

– После вас сюда девушка не поднималась.

– Ты просто так здесь гуляешь? – спрашивает мальчишка.

– Я ищу, – Радмила показывает руками огромного человека.

– Это Юрка, мой кунак, – сказал мальчик и засвистел Юрину песенку.

– Он спустился сразу за вами, – говорят метеорологи. – Он всю ночь звал вас.

– Ах, – сказала девушка. – А я думала, это сон.

– Вот видите, – укоризненно говорят метеорологи. – Надо различать, где явь, а где сон.

– Увы, нас в школе этому пока не учат.

САД ЭРМИТАЖ

ЭСТРАДНЫЙ ТЕАТР

В программе

ЗВЕЗДЫ-ЕВРОПА-ЦЕНТР

выступает

РАДМИЛА ВОЙНОВИЧ

далее портрет

Социалистическая Федеративная РеспубЛИКА Югославия

Этот плакат наклеили на рекламный щит спустя секунду после того, как от него отошел Юра Кулич-Куликовский. В течение последующей сцены это будет повторяться несколько раз: Юра отходит от тумбы, на нее наклеивают плакат; Юра смотрит через улицу – там плаката нет; проходит длинный красный троллейбус, и, когда он проходит, на стене дома напротив уже красуется портрет Радмилы, но и Юра уже ушел; он колеблется на перекрестке, куда пойти – направо или налево, идет налево, а если бы пошел направо, уткнулся бы в плакат. Короче говоря, они все время не совпадают.

– Дай силы мне, Петр Ильич! – умоляюще просит Юра. Он стоит возле памятника Чайковскому, привлекая, как всегда, всеобщее внимание. – Вдохнови, оборони от проклятого баскетбола!

– Нет! Больше не могу! – восклицает он и бросается прочь через улицу Герцена куда-то в глубину старых кооперативных кварталов.

Из дверей консерватории выходят композитор Баклажан и Радмила.

– А зачем, Милочка, вы опять летали на Кавказ?

– Я… потеряла там кое-что… одну бобину с фольклором…

– Значит, теперь домой?

– Через три дня.

– Быть может, скоро увидимся в ваших краях.

– Как? Григорий Михайлович? Каким образом?

Баклажан апеллирует к Чайковскому.

– Дай силы им, Петр Ильич! Дай победы!

«Сегодня в повторном матче встречаются баскетболисты «Студента» и «Инженерии». Эта встреча определит обладателя медалей. Победитель отправится в Югославию на матч «Кубок Адриатики», где ожидается участие звезд европейского и заокеанского баскетбола».

А Юра дорвался! Он играет в баскетбол во дворе многоэтажного дома, а его партнеры – дворовые парнишки – только рты открывают: такого они еще не видели даже на экране, таких прыжков и таких попаданий!

Баскетболисты «Студента» с каменными лицами просматривают ленту, произведение нервного Харитона. Понять что-либо на экране совершенно невозможно: изображение размытое, дергаются тени суетливых человечков, проплывают самые неожиданные и ненужные баскетболу предметы – стул, шляпа, люстра, сапоги…

– Смелый фильм, – мрачно резюмирует Ваня Приколов.

– Спасибо тебе, друг, – Грозняк пожимает руку Харитону.

Все, не сговариваясь, одновременно посмотрели на часы.

Юра играет самозабвенно и радостно. В эти минуты он понимает, что баскетбол из скучной обязанности, из хитрой уловки стал для него потребностью. Вдруг он застывает, словно пораженный какой-то догадкой.

– Который час, пацаны?

Здесь возможны сцены поисков Юрия его бабушками и композитором Баклажаном. Может быть, они, словно уличные музыканты в старину, ходят по дворам и играют Юрины мелодии (на скрипке, флейте и гитаре). Чтобы вызвать его отклик.

– Ну что же, ребята, будем играть без «кацо», – говорит Грозняк на установочном собрании команды. – Честно говоря, я надеялся, что он сегодня закроет Егорчикова, но он от нас ушел. Ну что же, в разочарованиях и надеждах тоже скрыта сермяжная правда любительского баскетбола. Мы любители, ребята, а любитель, на мой взгляд, это не тот, кто играет шаляй-валяй, а тот, кто любит свою игру. Мы победим, мальчики, если некоторые из нас не будут так сильно стучать зубами, – кладет руку на плечо своего верного Харитона, – а другие, черт бы вас побрал полосатый, клетчатый, в крапинку, Дима, Кеша, Ваня, Эдик, Толя, перестанут жевать!

Баскетболисты дружно захохотали, показывая, что они морально готовы к матчу. На самом деле на душе у каждого кошки скребли.

Юра мечется в потоке машин на улице Горького и в конце концов за вопиющее нарушение попадает в милицейскую коляску. Ноги, конечно, не помещаются в коляске, и Юра, борясь с ногами, рассказывает милиционеру, кто он такой и куда спешит. Милиционер оказался болельщиком.

Во Дворце спорта уже идет разминка. Деятельный и внешне очень уверенный в себе Грозняк ведет переговоры с судьями.

– Ты опять себя вписал в заявку? – спрашивает его главный судья. – А где твое секретное оружие?

– Все темнишь, Самсон? – усмехается Борисопетровский. – Где твой чабан?

– Эх, Глеб, мой чабан выпал в осадок, – говорит Грозняк.

– Зачем же так темнить? Зачем же втирать очки друзьям-соперникам, товарищам по спорту? К чему эта психологическая война? – всегда спокойный и даже немного зловещий Миша Фролов вдруг затрясся, словно нервный Харитон.

– Спокойно, спокойно, Миша, – успокаивает его Харитон. – Мы действительно играем без Кулич-Куликовского.

– А это кто?

Грозняк и Харитон обернулись. В цепочке баскетболистов, тянущихся к щиту для разминочных бросков, спокойно попрыгивал Юра.

Перед самым началом матча Грозняк тихо спрашивает Юру:

– Хочешь играть?

– Очень хочу, – признается тот. – Это моя игра, Самсон Аполлинариевич.

– Стартовая пятерка – Приколов, Дворкин, Шалимов, Сиркладзе, Кулич-Куликовский, – объявляет Грозняк.

Матч прошел в исключительной по напряжению борьбе, в которой Юра успешно боролся против супергиганта Егорчикова.

(Эпизоды матча при необходимости будут разработаны позднее.)

За полминуты до конца, когда счет был 50:50, Грозняк взял тайм-аут.

– Ребята, мяч выбрасываем мы. Юра, забудь своего Егорчикова и иди в атаку. Ты должен или сделать два очка, или заработать фолы.

Никогда еще с таким вдохновением не играл «Студент», потому что именно в этом мачте все поняли, что в команде появился долгожданный лидер.

«Инженерия» держала прессинг по всему полю, когда Юра получил мяч от Шалимова. Он бросился к щиту, высоко прыгнул, поднимая вслед за собой сразу трех «Инженерцев». Долгожданный свисток. Фолы!

Юра встал было уже с мячом на линию штрафного, но в игре произошла какая-то заминка. Судьи побежали к столу секретариата, на трибунах послышался смех.

Грозняк снимал пиджак, галстук, брюки. Через несколько секунд он вышел на площадку в форме «Студента» – маленький, пожилой, со сжатыми челюстями.

– Извини, Юра, это сделаю я, – сказал он и взял мяч из рук нашего гиганта.

Один за другим последовали два старомодных – снизу – броска, как будто сработала машина. «Студент» стал чемпионом турнира и заработал путевку на Кубок Адриатики.

Аэропорт в югославском городе Дубровник. Толпа болельщиков ждет прибытия баскетболистов. В толпе всезнающий господин рассказывает:

– Из Союза ждали знаменитую «Инженерию», но, увы, приедет студенческая команда. Однако из Штатов, господа, целый букет звезд, «Фричи-Причи-Сити-Кампус» в полном составе.

– И Кинг?

– И Смит!

– И Роберт Доу?

– И Билл Морроу!

– И Филип Стассель?

– И Джамбо Рассель!

Толпа восхищенно гудит, не гудит в ней восхищенно лишь одна Радмила. Ее интервьюирует корреспондент.

– Вместе с советскими спортсменами приезжает их неизменный спутник – композитор Григорий Баклажан. Мы приготовили ему сюрприз, – лукаво улыбается она.

…

Первый человек, которого Юра увидел на югославской земле, была его таинственная слаломистка. Он чуть в обморок не упал, когда увидел ее в составе скрипичного квартета, исполнявшего дивную изысканную музыку прямо на аэродромном поле.

Композитор Баклажан тоже едва в обморок не упал.

– Как? Мой опус № 589? Уши не изменяют мне? Ведь я только в субботу его закончил!

– Музыка путешествует без виз, как насморк, – объяснили ему.

Радмила со скрипкой и смычком бросается к нему на шею и с его шеи вдруг видит Юру. Ее объятия становятся слишком горячими для ученицы, которая рада своему учителю.

А Юра все еще плывет в состоянии «гроги», да и все мальчики из «Студента» малость поплыли, ибо поблизости из копенгагенского самолета вышла легендарная эксцентрическая команда «Фричи-Причи-Сити-Кампус», двенадцать парней в блейзерах с таинственными эмблемами, в полосатых брюках и ярко-красных цилиндрах, которые еще подчеркивали и без того гигантский рост.

– Наши соперники забросят нам столько мячей, сколько смогут. Мы – сколько захотим! – плотоядно улыбаясь, говорил журналистам тренер «Фричи-Причи» Мэф. Н. Стоуфолл.

– Джерри Кинг, Перри Смит, Роберт Доу, Билл Морроу, Филип Стассель, о боги Олимпа, сам Джамбо Рассел! – постукивает зубами впечатлительный Харитон.

– Спокойно, мальчики! Не плавать! Вы тоже звезды, и не последней величины, – ободряет своих парней Грозняк. – Ваня, подтяни штаны! Юра, закрой рот! Дима, прекрати жевать. Черт тебя побери, полосатый, клетчатый, в крапинку!

Парни приободряются.

Дубровник – один из самых таинственных средневековых городов мира, и в нем, конечно, имеют право происходить непонятные и таинственные события.

Однажды вечером симпатичный великан Джамбо Рассел, проходя по отполированной за многие века мраморной улице Плаза, увидел любопытную сцену.