О, этот вьюноша летучий! Аксенов Василий

За огромным столом монпарнасцы чествуют русских гостей. «Картина» Владислава подвешена к потолку для всеобщего обозрения. Смельчак между тем основательно захмелел.

– Эту картину писал не я! – кричит он. – За меня это сделала природа!

– Браво! Лучше не скажешь! – все аплодируют.

– Я даю тебе за холст десять тысяч долларов! – говорит Чарли. – По рукам? Сан-Франциско ахнет!

Итак, не прошло и часа, а Владислав уже богат.

Сделка вызвала новое оживление в кафе и вокруг, где собралось множество любопытных.

– Мадмуазель Катя, вас просят фотографы и журналисты.

Расторопные репортеры уже расставили свои треноги. «Законодательница мод», смеясь, выходит в круг. Вспышки магния.

Между тем в дальнем углу кафе у цинковой стойки за бутылкой вина стоит небрежно одетый небритый человек, в котором мы не без труда узнаем блестящего моряка капитана Деланкура. В ужасе он смотрит на происходящее, видит смеющееся прекрасное лицо Кати, глубже надвигает на глаза бесформенную шляпу. С ним рядом весьма милая блондинка Сюзан. Она тревожно заглядывает ему в лицо.

– Что с тобой, Филип?

Он не отвечает.

– Ты бы шел отсюда, Филип, – по-свойски хлопнул его по плечу буфетчик. – Видишь, сегодня не до тебя. Приходи завтра.

Резко повернувшись, Филип идет к выходу, проходит в двух шагах от Кати, но та, окруженная фотографами, конечно, его не замечает. Сюзан бежит за ним.

– Внимание, господа! – слышится крик. – Прибыл месье Диор!

Серьезный, как ученый, Диор профессионально оглядывает Катю.

– Идея гениальна, – говорит он, – но нужно сделать еще несколько штрихов.

Несколько штрихов сделано. Ярким солнечным утром Катя, демонстрируя диоровскую новинку – брючный костюм, проходит по Монпарнасу. Всеобщее внимание. Аплодисменты. Улыбки. Магний.

К Кате уже присоединился миллионер Чарли-Перчик. Кажется, влюблен по уши. Между прочим, он довольно славный рыжий парень с голубыми глазами, типичный джек-лондоновский герой, сильный и застенчивый.

Катя, смеясь, проходит мимо столиков «Селекты», едва ли не споткнувшись о ноги своего возлюбленного Филипа. Последний быстро надвигает шляпу, но потом зло отбрасывает ее в сторону.

– Какого черта? Разве можно узнать капитана Деланкура в этом грязном пьянчуге!

Сюзан рядом с ним. Она чуть не плачет.

– Филип, зачем ты мучаешь себя?

Он хохочет.

– Мучаю себя? Ничего подобного. Мне хорошо. Я просто стал другим человеком. Я все потерял, но зато обрел другое… – он хотел поцеловать бутылку, но одернул себя и поцеловал девушку. – Тебя, Сюзан.

Увы, он не очень-то развеселил подружку своим поцелуем.

Катя и Чарли остановились на пересечении Монпарнаса и Раснай, весело болтают.

ЧАРЛИ

КАТЯ (смеется)

Она заметила в толпе флотского офицера, похожего на Филипа, и очертя голову бросилась через улицу за ним. Визжат тормоза, вопят, резко осаживая, кучера. Уличная сумятица. Чарли вытаскивает Катю на тротуар и хватает за руку моряка. Катя вытирает слезы – какое разочарование.

Северный вокзал французской столицы. Из экспресса Санкт-Петербург – Париж выходит важная официальная персона граф Опоясов. Его встречают чиновник министерства и журналист.

– Господин генерал, какова цель вашего визита? – спрашивает журналист.

– Укрепление отношений на взаимной основе, – сурово отвечает граф.

– Нельзя ли точнее, господин граф?

– Нельзя ли серьезней, господин писака?

Журналист обижен. Чиновник докладывает:

– Господин генерал, вас ждет автомобиль министерства.

– Благодарю, у меня есть свой автомобиль.

С платформы экспресса съезжает хорошо знакомый нам «паккард». За рулем Пушечный. Рядом с ним синий от страха господин Велосипедов. Журналист повеселел – хороший сюжет! Чиновник опешил.

На перроне появляется еще один встречающий – Роже Клаксон. Вот этой персоне граф Опоясов искренне рад.

– Друг мой, как это мило с вашей стороны!

Оба коварных раскрывают объятия и в объятьях отходят в сторонку. Роже показывает Опоясову свежую газету со снимками.

– Катя уже здесь, ваше сиятельство. Что-то невероятное – шумный успех! Что они в ней нашли?

– Вам этого не понять, – граф рассматривает снимки и скрежещет зубами. – Ах, как хороша! Завтра же возьмемся за дело, Клаксон. Напоминаю, вы уже получили свой приз, а я еще нет.

Катя и Чарли сидят в «Ротонде». Американец смотрит на нашу героиню с обожанием. Она рассказывает ему свою историю.

– …я чувствую, с ним случилось что-то дурное. Я должна его найти, и я его найду! Я знаю, что я ему нужна!

– Черт возьми, Катя, – сказал Чарли. – С такой женщиной, как вы, я бы снова отправился куда угодно, через любые снега. Жаль, что вас уже застолбили. Это действительно жаль, но я буду помогать вам искать этого парня. Кстати, не он ли это? Я видел, как один моряк уже дважды выглядывал из-за угла и смывался.

Отбросив стул, Чарли бросается в сторону и вытаскивает из-за угла не кого иного, как Роже Клаксона.

– Боже! Месье Клаксон! – Катя бросается на шею Роже. – Ведь вы же лучший друг Филипа! Вы скажете мне, где он!

– Он… он… – Роже осторожно, но настойчиво выбирается из прелестных объятий. – Он, знаете ли, женился на баронессе и стал помещиком. Он где-то там, далеко, они купили остров в Средиземном море. Удалились от мира, обожают друг друга…

– Вот как? – Катя садится, обессиленная, и закрывает лицо рукой. – Значит, все хорошо? Значит, я ему не нужна.

Когда она открыла лицо, Роже Клаксона не было и в помине. Славный рыжий Чарли осторожно и нежно смотрел на нее. Она улыбнулась ему сквозь слезы.

Студия новой знаменитости, открывателя новой школы живописи Владислава Орловцева. Огромное стеклянное окно над крышами Парижа. На фоне этого окна стоит сам «маэстро» с палитрой и кистями. Рядом с ним на мольберте чистый холст. В студии в креслах сидят важные художественные критики. Артистическая молодежь стоит вдоль стен.

Владислав вдохновенно швыряет комки краски на холст.

– Браво! – кричит кто-то.

– Кажется, холст не загрунтован? – приглядывается один из критиков. – Маэстро, вы работаете без грунтовки?

– Какие, к черту, еще грунтовки?! – восклицает Владислав. – Я привык отрываться от грунта!

– Ура! – молодежь в восторге.

И вдруг Владислав замер. Он увидел в окне кружащийся аэроплан.

– Господи, вы видите?! – возопил «маэстро» и распахнул окна.

– Это, кажется, Анри Блерио, – сказал кто-то в студии. – В газетах писали, что…

– Вот он, великий! – закричал Владислав. – Что я перед ним?!

В студии вспыхнули аплодисменты. В следующий момент аудитория изумленно ахнула – маэстро Орловцев выскочил из окна и побежал по карнизу.

Он забрался на самый конек крыши и оттуда восхищенно смотрел за маневрами знаменитого француза.

Аппарат Блерио, между прочим, нес на тросах плакат с лозунгом «Требуем у правительства больше средств для развития авиации». Это и была цель полета.

Внезапно один из тросов оборвался, плакат перекосился и зацепился за трубу. Секунды отделяли авиатора от катастрофы. Владислав, не раздумывая, бросился вперед. Он перепрыгивал с крыши на крышу, пока не добрался до злополучной трубы. Несколько мгновений ушло на то, чтобы отделить плакат от троса. Аппарат Блерио рывком набрал высоту и… поднял повисшего на тросе Владислава.

На минуту мы оставим нашего смельчака в одиночестве раскачиваться над крышами Парижа.

В эту чудную минуту мы попадем на мансарду одного из соседних домов и увидим там Филипа и Сюзан.

Филип продолжает дуть винище и мизантропствовать.

– Весь мир – дерьмо, а люди – бессмысленные твари, жаждущие сладких ощущений. Ни любви нет, ни чести…

– Фили-и-п, – тянет устало утешительница Сюзан, – посмотри, какое небо, какое солнце…

– Все это обман, мираж!

– О-о-о, – Сюзан уже подавляет зевоту.

Судьба так раскачала нашего Владислава, что в следующую секунду он влетел в открытое окно мансарды и шлепнулся на мягкую тахту.

– О! – вскричала Сюзан. Как будто бы тот же звук, но совсем другая интонация.

– Мадмуазель! – приветствовал ее воздушный гость.

– Филип, да это ты?! – вскричал он. – А это я, Филип!

– Ты уверен? – пьяно ухмыльнулся Филип. – Быть может, наоборот?

– Сейчас я тебя обрадую! Здесь Катя!

– А вот и не обрадовал! Нашел чем обрадовать! К черту всех этих вздорных красоток! К черту всех!

Захватив бутылку, Филип уходит, хлопает дверью.

– О-о! – говорит Сюзан со смешанным, весьма смешанным чувством. Она подает Владиславу чашку кофе. Улыбается теперь с весьма отчетливым чувством.

СЮЗАН

ВЛАДИСЛАВ (улыбается в ответ)

(Встает, приближается к Сюзан.)

СЮЗАН

ВЛАДИСЛАВ

СЮЗАН И ВЛАДИСЛАВ

Молодые люди целуются.

– Я увезу вас в Петербург, – говорит Владислав. – Простите, не представился. Владислав.

– Сюзан, – говорит девушка. – Или я сошла с ума, или вы – брат Кати Орловцевой, возлюбленной нашего бедного Филипа.

– Как? Вы знаете их историю?

– О да! Как это печально!

– Что тут печального? Она ищет его повсюду.

– Правда? А он боится показаться ей на глаза.

– Сюзан, прежде чем мы поженимся…

– Какой вы стремительный!

– Иначе нельзя – скорости, авиация! Итак, прежде чем мы поженимся, мы должны помочь этим дуракам.

– О, Владислав, надо быть осторожным. Филип – страшно самолюбив.

– Сейчас мы все это придумаем! – Владислав бешено потирает руки.

Филип сидит один в каком-то темном бистро, мрачно курит, пьет. С бульвара его замечает Роже Клаксон и вздрагивает, будто ударенный током. Он отсылает Формидабля, который сопровождал его, а сам подбирается к окну кафе и наблюдает за Филипом. Прежние чувства отражаются на лице Клаксона: восхищение, потом зависть, потом он начинает непроизвольно подражать своему ненавистному кумиру.

Рядом с Филипом скрипнуло кресло. Он скосил глаза и увидел бородатого румяного парня в вязаном колпаке.

– Весь д-е-ень ходить, устать. Париж – эт-то трюм с селедко-о-ой, – проговорил бородач.

– Норвежец? – довольно безразлично спросил Филип.

– Иа! Мы рыболовный концерн, ищем моряки по всей Европа.

– Вот как? – в глазах Филипа мелькнула искорка любопытства. – Бывшие командиры миноносцев вам годятся?

– Месье шутить?

– О нет! Буду ловить селедку, все же она водится в море – не так ли? Не ошибаюсь?

– Это великий удача! – вскричал норвежец. – Пойдемте ужинать в «Куполь» и там подписать контракт!

Филип, усмехаясь, последовал за ним. Поодаль, точно так же усмехаясь, шел Роже.

В то же время в большом зале «Куполь» играет оркестр. Катя и Чарли-Перчик танцуют кекуок. Танец вроде бы веселый, но они делают это с некоторой иронической печалью.

КАТЯ

ЧАРЛИ

КАТЯ: Куда билет?

ЧАРЛИ: Каюта-люкс до Сан-Франциско.

КАТЯ И ЧАРЛИ

Катя с прежним ее гордым видом, задрав подбородок, направляется к выходу. Чарли сует деньги официанту, бежит за ней, подпрыгивая от счастья.

Внезапно какая-то девушка (это, конечно же, Сюзан!) бросается ему наперерез, хватает за лацканы и визжит на весь зал:

– Мадам и месье, полюбуйтесь на голубчика! Сделал мне трех детей, а теперь смывается в Калифорнию с русской красоткой!

– Мадмуазель, я впервые вас вижу! – Чарли ошарашен.

– Может быть, погасить свет? Тогда ты меня узнаешь? – кричит Сюзан, подбоченясь.

Вокруг собралась толпа завсегдатаев. Ужасный конфуз.

В этот момент в зал входят Филип и «норвежец», в котором мы наконец-то узнаем Владислава.

Катя видит Филипа прямо перед собой и, не говоря ни слова, бросается к нему на грудь.

– Катя, неужели ты меня еще любишь? – шепчет ошеломленный Филип. – Даже таким?

– Таким еще больше, – бормочет Катя, целуя его лицо.

Сюзан хохочет. Владислав сдирает фальшивую бороду. Они тоже целуются.

Вновь заиграл оркестр. Две пары танцуют.

Глядя на сияющих Катю и Филипа, печально подтанцовывает Чарли.

Весь во власти подражающего инстинкта подтанцовывает соглядатай Роже Клаксон, потом спохватывается, бросается к телефону.

– Прошу отель «Крийон»! Графа Опоясова! Граф, ужасные неприятности – они встретились!

В толпе на Елисейских Полях боцман Жанпьер Формидабль с целым ворохом газет. Копается в политических статьях и бормочет:

– Если Голландия заключит союз с Турцией и будет угрожать Италии, России тогда ничего не остается, как блокироваться с Аргентиной, и тогда мы посылаем наш флот…

Он мечтательно поднимает глаза и… Да-да, в нашем сценарии настала пора неожиданных встреч и поцелуев. По Елисейским Полям величественно шествует не кто иная, как сама могучая Агриппина и, разумеется, уже в модном «жюп-кюлот».

Боцман привалился к столбу не в силах двинуться с места. В следующий миг Агриппина заметила его и испустила трубный радостный зов.

– Ага! Вот он мой красавчик! Мой Ромео! – она бросилась к Формидаблю и оторвала его от столба. – Я знала, что наши блохи друг друга ищут!

– Триста сорок пять подводных чертей и одна каракатица, – пробормотал Формидабль. – Моя любимая говорит по-французски, да еще как!

– Глупышка! – Агриппина ласкает Жанпьера. – Да я же просто-напросто парижанка! В России я выступаю по контракту.

– Драконы и медузы! – взревел боцман. – Значит, войны не будет!

Пассажиры фиакров, такси и автобусов с любопытством наблюдали танец влюбленных гигантов.

ФОРМИДАБЛЬ

АГРИППИНА

– Разреши мне задать тебе один щекотливый вопрос, моя Агриппиночка, – проговорил Формидабль. – Конечно, ты можешь на него не отвечать. Что с тем противным англичанином?

– С ним покончено! – выразительно заявила Агриппина и хлопнула ладошкой по ладошке.

Кабинет парижского префекта. Граф Опоясов и префект сидят в креслах. Господин Велосипедов робко стоит с ворохом бумаг в руках.

– Итак, вы видите, господин префект, что в Париже скрываются два настоящих мошенника, брат и сестра Орловцевы, – говорит граф Опоясов. – Вот векселя, закладные. Честный негоциант обманут.

– Я обещаю вам, господа, во всем разобраться лично, а пока… – префект звонком вызывает дежурного офицера. – Наряд агентов в распоряжение господина генерала.

– Чрезвычайно вам благодарен, господин префект. В Петербурге мой дом – ваша крепость.

Граф Опоясов и г. Велосипедов покинули кабинет.

В коридоре их уже ждали шесть агентов в узких черных пиджаках, в черных шляпах-котелках, с тростями, которые, разумеется, в любой момент могли превратиться в опасное холодное оружие.

Танец агентов – молчаливая зловещая чечетка.

В Латинском квартале, в узких улочках Сент-Андрэ, Святых Отцов, Мазарини, Старой Комедии бурлит весенний праздник Сорбонны. Студенты носятся с факелами, танцуют прямо на улицах.

В карнавальной толпе Чарли-миллионщик столкнулся с Жанной Блох.

– Стоп, красавица! Куда направляетесь?

– Убить Катю! – Жанна, смеясь, показывает револьвер. – Она отобрала у меня пальму первенства!

– Сколько пуль в револьвере?

– Семь!

– Даю по миллиону за пулю плюс билет до Сан-Франциско. Согласны?

– Я сговорчивая.

– Только, детка, тебе придется вернуться к юбкам. Клянусь Аляской, американские женщины никогда не будут носить штаны!

Агриппина за руку подвела Формидабля ко входу в большой старинный трактир, напоминающий те, в которых когда-то бушевали королевские мушкетеры.

– Этот ресторан содержит мой папа. Здесь прошло мое детство.

Формидабль смахнул слезу умиления.

– От нежности я готов все это съесть.

– О да, здесь много съестного!

Они вошли под закопченные своды, под гирлянды лука, чеснока, колбас и окороков.

– Папа, сестрички, познакомьтесь с моим женихом! – крикнула Агриппина.

Отец великанши оказался сухоногим маленьким, чем-то напоминавшим прежнего избранника мистера Дэйнджеркокса, но зато две сестрички были такие же башни, как и она сама.

Благодушнейшие объятия, слезы умиления.

Вдруг новая неожиданность – Формидабль увидел в глубине трактира стол со свечами, за которым весело ужинали две счастливые парочки – Филип и Катя, Сюзан и Владислав.

– Мой командир!

– Формидабль! – воскликнул Филип.

Приблизилась кокетливая Агриппина.

– Твой командир, мой цыпленочек, едва не погубил нашу любовь. Почему вы сказали, месье, что эскадра уходит из Петербурга в два часа, тогда как она ушла в полночь?

У Филипа закружилась голова.

– Два часа? Вы уверены, мадмуазель, что я сказал вам – в два часа? Почему я так сказал? Вспомнил! Так передал мне приказ адмирала лейтенант Роже Клаксон! Это было на Невском. Помните, Формидабль?

– Да, но там же на Невском лейтенант сказал мне – ровно в полночь! – Формидабль почесал затылок.

– Теперь я все понял, – сказал Филип. – Клаксон – предатель!

– Сейчас мы это спросим у него самого! – вдруг крикнул Владислав. Он давно уже заметил за окном фигуру соглядатая Роже, который делал кому-то в глубине улицы непонятные Владиславу, но вполне понятные нам знаки.

Владислав бросился, распахнул окно и втащил Клаксона за шиворот.

– Филип, прошу! Выясняйте отношения!

– Дайте нам что-нибудь длинное и острое, – попросил Филип трактирщика.

Немедленно появились весьма основательные вертела.

– Вы намекаете на дуэль? – в ужасе пробормотал Роже.

– Или дуэль… – сказал Филип.

– …или признание в письменном виде, – сказала Катя. – Пишите адмиралу, что вы обманули Филипа!

– Бумагу! Чернил! – тут же воскликнул Клаксон.

Вдруг с треском распахнулись двери, и на пороге появился внушительный отряд: граф Опоясов, господин Велосипедов, шесть агентов в черном, позади маячил механик Пушечный.

– Екатерина Орловцева и Владислав Орловцев! Вы арестованы! – торжественно провозгласил граф Опоясов.

– Ах, Александр Дюма! – вскричал Владислав, бросаясь вперед с вертелом в руке. – Сбылись мои грезы! Гвардейцы кардинала, защищайтесь!

Начинается замечательное фехтование в лучших мушкетерских традициях. Филип и Владислав храбро нападают на агентов. Катя и Сюзан бросают горшки. Формидабль вместе с новоиспеченным папашей тащат огромный чан с кипятком. Агентам приходится несладко. Они загнаны, все шестеро, на огромный дубовый стол.

Внезапно стол подымается в воздух. Под ним, привычно расправив плечи, стоит красавица Агриппина.

Агенты, почувствовав себя вдруг в относительной безопасности, очень повеселели и теперь отбивают чечетку беззаботно и лихо. Сюзан бросает им гвоздики.

Среди всего этого кавардака Роже Клаксон, рыдая, пишет письмо:

– Мой адмирал, настоящим сообщаю, что я предатель и обманщик…

Филип Деланкур крепко взял под локоток господина Велосипедова.

– А теперь, месье, прошу вас громко повторить все то, что вы мне поведали в Петербурге.

Господин Велосипедов с опрокинутым лицом:

– Я не мошенник, я жертва! Его сиятельство граф Опоясов заставил меня делать фальшивые векселя! Он и вашего батюшку погубил, милая Катя!

Сказав это, г. Велосипедов отпал в полуобмороке. Одна из сестричек Агриппины предложила ему холодное полотенце.

– Ты раскаялся, мой цыпленок? Тю-тю-тю, будешь честненьким?