Янтарный телескоп Пулман Филип

Тиалис сидел на плече у Уилла, а Лира держала в руках стрекозу леди, которая успокаивала дрожащую летунью, что-то шептала ей, кормила её: сначала крошками печенья, а потом собственной кровью. Если бы Лира это видела, она бы предложила свою кровь, потому что её было больше, но всё, что она могла, это сосредоточиться и смотреть, куда ступает и избегать нависавших над головой частей скалы.

Гарпия Нет Имени завела их в пещеры, через которые, как она утверждала, можно было выйти туда, где мир мёртвых был ближе всего к миру живых, и где они могли открыть окно. За ними бесконечной вереницей двигались духи. В тоннеле был слышен шёпот: впереди идущие подбадривали задних, храбрые подгоняли малодушных, а старые давали надежду молодым.

— Нет Имени, нам ещё очень далеко? — тихо спросила Лира. — Потому что эта бедная стрекоза умирает, и её огонёк потухнет.

Гарпия остановилась, и, повернувшись к ней, ответила:

— Просто иди за мной. Если не видишь, слушай. Если не слышишь, иди наощупь.

Её яростные глаза сияли во мраке. Лира кивнула и сказала:

— Да, я пойду, но я уже не такая сильная, как раньше, и я не смелая, по крайней мере, не очень. Пожалуйста, не останавливайся. Я пойду за тобой, мы все пойдём.

Пожалуйста, Нет Имени, лети дальше.

Гарпия отвернулась и двинулась дальше. Свет стрекозы слабел с каждой минутой, и Лира знала, что вскоре он совсем потухнет.

Она, спотыкаясь, пошла дальше, и вдруг совсем рядом раздался голос, знакомый голос.

— Лира, Лира, дитя…

Она обрадованно обернулась.

— Мистер Скорсби! О, как я рада вас слышать! И это вы, теперь я вижу, вы, о, если бы я могла до вас дотронуться!

Различив в тусклом-тусклом свете сухощавую фигуру и сардоническую улыбку техасского воздухоплавателя, она, сама того не желая, тщетно протянула к нему руку.

— Я тоже хотел бы, милая. Но послушай меня, они там готовят кое-какие неприятности, и готовят они их тебе, только не спрашивай меня, какие именно. Это и есть мальчик с ножом?

Уилл сначала смотрел на него — ему хотелось увидеть старого товарища Лиры, но теперь его глаза смотрели мимо него, на духа рядом с Ли. Лира сразу же увидела, кто это, и с удивлением смотрела на эту взрослую копию Уилла: та же сжатая челюсть, так же держит голову.

Уилл замер без слов, но его отец сказал:

— Слушай, обсуждать это нет времени, просто сделай, как я скажу. Возьми нож и найди то место, где у Лиры отрезали локон.

Он говорил настоятельно, и Уилл не стал терять время на расспросы, зачем. Лира, встревожившись, с широко открытыми глазами, взяла стрекозу в одну руку, а другой пощупала свои волосы.

— Нет, — сказал Уилл. — Убери руку, мне не видно.

И в слабом свете он увидел: прямо над правым виском небольшой клочок волос был короче остальных.

— Кто это сделал? — спросила Лира. — И…

— Помолчи, — сказал Уилл и спросил у духа своего отца: — Что я должен сделать?

— Отрежь короткие волосы, прямо от головы. Аккуратно собери их все, каждый волосок. Не потеряй ни одного. Потом открой другой мир, сойдёт любой, положи в окно волосы, а потом снова его закрой. Давай, сейчас же.

Гарпия смотрела на них, духи столпились у них за спиной. Лира видела в полумраке их бледные лица. Она стояла, закусив губу, испуганная и изумлённая, а Уилл делал то, что велел ему отец. Приблизив лицо к лезвию ножа, в меркнущем свете стрекозы он прорезал небольшое пустое место в скале другого мира, положил туда все крошечные золотые волоски, вставил кусок камня обратно и закрыл окно.

А потом земля задрожала. Откуда-то из самых глубин её раздался рокот и скрежет, как будто само земное ядро поворачивалось, как огромный мельничный жернов; с потолка пещеры посыпались кусочки камня. Земля вдруг накренилась набок. Уилл схватил Лиру за руку, и они вцепились друг в друга, а земля у них под ногами задвигалась и заскользила вниз, мимо них полетели обломки камней, больно ударяясь об их ступни и ноги…

Дети, заслонив собой галливеспианцев, пригнулись и прикрывая руками головы.

Скала у них под ногами вдруг поползла вниз и влево, и они в ужасе отчаянно обхватили друг друга руками, не в силах даже кричать от пережитого потрясения.

Их оглушал рёв тысяч тонн камней, падавших и катившихся вниз вместе с ними.

Наконец движение прекратилось, хотя вокруг небольшие камни всё ещё падали и скакали по склону, которого ещё минуту назад не было. Лира лежала на левой руке Уилла. Правой он поискал нож; он всё ещё висел на поясе.

— Тиалис? Салмакия? — дрожащим голосом позвал Уилл.

— Оба тут, оба живы, — произнёс у него над ухом голос шевалье.

В воздухе стояла пыль и кордитовый запах битого камня. Дышать было трудно, ничего не было видно: стрекоза умерла.

— Мистер Скорсби? — сказала Лира. — Нам ничего не видно… Что случилось?

— Я здесь, — отозвался неподалёку Ли. — Кажется, взорвалась бомба, и, кажется, она не попала в цель.

— Бомба? — испугалась Лира, но тут же спохватилась: — Роджер, ты тут?

— Ага, — послышался рядом шёпот. — Мистер Перри меня спас. Я чуть не упал, а он поймал.

— Смотрите, — сказал дух Джона Перри. — Но держитесь за скалу и не двигайтесь.

Пыль оседала, и откуда-то полился свет: странное золотое мерцание, как будто вокруг падал сияющий туманный дождь. Его хватило, чтобы их сердца дрогнули от страха: он осветил то, что было слева от них, то место, куда он падал, или тёк, как река, кончающаяся водопадом.

Там была чёрная пустота, как шахта в самую глубокую тьму. Золотой свет тёк в неё и гас в ней. Они видели противоположную сторону обрыва, но так далеко, что Уилл не смог бы и камень туда докинуть. Справа от них в пыльном мраке возвышался склон из грубых камней, ненадёжных и готовых вот-вот скатиться вниз.

Дети и их спутники чудом держались на краю этой бездны даже не на карнизе, а на каких-то уступах, которых едва хватало, чтобы поставить ноги и уцепиться руками.

Дорога была только одна — вперёд, вдоль склона, по острым камням и шатающимся булыжникам, которые, казалось, готовы были сорваться вниз от малейшего прикосновения.

А позади, по мере того, как оседала пыль, всё больше и больше духов в ужасе смотрели в бездну. Они согнулись на склоне, не в силах шевельнуться от страха.

Лишь гарпии не испугались, они взмахнули крыльями и взмыли вверх, осматривая всё впереди и позади себя, они полетели назад, чтобы подбодрить тех, кто ещё был в тоннеле, и вперёд, чтобы поискать выход.

Лира проверила алетиометр — по крайней мере, он был цел. Борясь со страхом, она огляделась, нашла глазами лицо Роджера и сказала:

— Ладно, мы все ещё здесь, никто не пострадал. И теперь мы хотя бы всё видим.

Так что просто иди дальше, двигайся. У нас нет другого пути, кроме как по краю этого… — она показала на бездну. — Так что надо просто идти вперёд. Я клянусь, что мы с Уиллом просто пойдём дальше, пока не дойдём. Так что не бойся, не сдавайся, не задерживайся позади. Скажи остальным. Я не смогу всё время оборачиваться, потому что придётся смотреть, куда ступать, так что мне только остаётся рассчитывать на то, что ты будешь держаться за нами, хорошо?

Маленький дух кивнул. И в молчаливом ужасе колонна мёртвых отправилась в путь по краю бездны. Ни Лира, ни Уилл не смогли бы сказать, сколько он длился; но им никогда было не забыть, как он был страшен и опасен. Стоило посмотреть в глубокую тьму, зиявшую под ногами, и их, казалось, затягивало вниз, а голова начинала жутко кружиться. Они старались смотреть прямо перед собой, на этот камень, тот уступ, этот выступ, тот склон сыпучего гравия, не глядя в пропасть, но она так и притягивала взгляд, соблазняла, и иногда они не удерживались и мельком смотрели вниз, теряя равновесие, чувствуя, как перед глазами всё плывёт, а к горлу подкатывает ужасная тошнота.

Время от времени живые оглядывались и видели бесконечный поток мёртвых, вившийся из расщелины, через которую они пришли: матери прятали лица детей у себя на груди, престарелые отцы медленно взбирались по склону, маленькие дети держались за юбки идущих впереди женщин, девочки и мальчики-ровесники Роджера шли и упорно осторожно пробирались вперёд — их было так много… И все они шли за Уиллом и Лирой, надеясь, что те выведут их на свежий воздух.

Но некоторые им не доверяли. Они шли толпой за ними, и сердца и обоих детей сжимал ледяной рукой страх, когда они слышали злобный шёпот:

— Где верхний мир? Сколько ещё до него?

— Нам тут страшно!

— Не надо было нам идти, в мире мёртвых, по крайней мере, было немножко света и мы были не одни, а здесь гораздо хуже!

— Зря вы пришли в наши земли! Оставались бы в своём мире, пока не умерли, нечего было нас тревожить!

— По какому праву вы нас ведёте? Вы всего лишь дети! Кто дал вам власть?

Уилл хотел обернуться и ответить им, но Лира удержала его за руку, сказав, что они просто несчастны и напуганы.

А потом заговорила леди Салмакия, и её спокойный звонкий голос раздался далеко в этой огромной пустоте.

— Друзья мои, мужайтесь! Держитесь вместе и идите! Дорога трудна, но Лира найдёт её. Будьте терпеливы и не падайте духом, и мы выведем вас, не бойтесь!

Услышав эти слова, Лира почувствовала прилив сил, чего и добивалась леди. И они, выбиваясь из сил, побрели дальше.

— Уилл, — спросила Лира через несколько минут, — ты слышишь этот ветер?

— Слышу, — ответил Уилл. — Но совсем не чувствую. И ещё про эту дыру внизу: это такая же штука, как когда я прорезаю окно. Край такой же. Это какой-то особенный край; раз почувствуешь, не забудешь. И я его вижу, там, где скала уходит в темноту. Но то огромное пространство внизу это не другой мир, как все остальные.

Это что-то другое. Оно мне не нравится. Хотел бы я его закрыть.

— Ты не все свои окна закрывал.

— Нет, потому что некоторые не мог. Но знаю, что их надо закрывать. Если их оставить открытыми, случится что-то плохое. А тут такое большое… — он указал вниз, не желая туда смотреть. — Это нехорошо. Случится что-то плохое.

Пока они говорили, чуть позади них шла другая беседа. Шевалье Тиалис тихонько говорил с духами Ли Скорсби и Джона Перри.

— Так что ты говоришь, Джон? — сказал Ли. — Говоришь, мы не должны выходить на воздух? Дружище, каждая частичка меня уже так истосковалась по остальной живой вселенной!

— Да, и я тоже, — ответил отец Уилла. — Но я считаю, что если те из нас, кто привык сражаться, задержались бы здесь, мы могли бы броситься в бой на стороне Азраила. И если мы подоспеем вовремя, то сможем изменить её исход.

— Духи? — сказал Тиалис, не сумев скрыть скепсиса в голосе. — Как же вы будете сражаться?

— Мы не сможем ранить живых существ, это верно. Но армии Азраила предстоит противостоять и другим существам.

— Эти призраки, — сказал Ли.

— Вот именно. Они ведь охотятся за дэмонами. А наших давно уже нет. Стоит попытаться, Ли.

— Ну, дружище, я с тобой.

— А вы, сэр, — спросил дух Джона Перри у шевалье, — я говорил с духами вашего народа. Вы увидите снова белый свет до того, как умрёте и вернётесь сюда духом?

— Наши жизни и правда коротки по сравнению с вашими. Мне осталось жить несколько дней, — ответил Тиалис. — А леди Салмакии, возможно, немного дольше. Но благодаря тому, что делают эти дети, наше изгнание после смерти не будет вечным.

Я горжусь тем, что помогаю им.

Они шли дальше. А этот мерзкий обрыв зияет всё время, думала Лира, и стоит чуть-чуть поскользнуться, или ступить на ненадёжный камень, или неосторожно ухватиться рукой, и ты полетишь вниз на веки вечные, и будешь лететь так долго, что умрёшь с голоду до того, как упадёшь на дно, и твой бедный дух будет падать и падать в бесконечную пропасть, и никто не поможет, никто не протянет руку и не вытащит тебя, а ты всегда будешь в сознании и вечно будешь падать…

О, ведь это было бы намного хуже того молчаливого серого мира, из которого они ушли?

И тут в голове у неё произошло что-то странное. Мысль о падении вызвала у Лиры что-то вроде головокружения, и она покачнулась. Уилл шёл впереди, слишком далеко, до него было не дотянуться, а то она взялась бы за его руку, но в том момент ей больше думалось о Роджере, и в её сердце вспыхнула искорка тщеславия. Однажды на крыше Джордана она, просто чтобы напугать его, поборола своё головокружение и прошлась по краю каменного водосточного жёлоба.

Она обернулась, чтобы напомнить ему об этом. Она была его Лирой, отважной и грациозной, не пристало ей ползать, как насекомому.

Но тихий голос мальчика произнёс:

— Лира, будь осторожна, помни, что ты не мёртвая, как мы…

И всё, казалось, произошло так медленно, но она всё равно ничего не смогла сделать: центр тяжести её сместился, под ногами тронулись камни, и она начала беспомощно съезжать вниз. В первый миг это её рассердило, потом это казалось ей смешным. «Как глупо!» — подумала она. Но ей совершенно не удавалось за что-нибудь схватиться, а камни покатились и стали падать у неё из-под ног, она всё быстрей заскользила к краю — и тут её накрыло ужасом. Она сейчас упадёт. Её ничто не остановит. Уже слишком поздно.

Тело её содрогнулось от страха. Она не замечала, как духи бросились вниз, чтобы попытаться удержать её, но только смотрели, как она пролетела сквозь них, как камень сквозь туман; она не знала, что Уилл кричал её имя так громко, что оно отдавалось эхом в бездне. Всё её существо стало водоворотом ревущего страха. Она падала всё быстрее и быстрее, ниже и ниже, и некоторые духи не в силах были смотреть на это, они прикрыли глаза и громко заплакали.

Уилла, как ток, пронзил ужас. Он мучительно смотрел, как Лира скользила всё дальше и дальше, зная, что ничего не может сделать, и зная, что ему придётся на это смотреть. Сам он, как и она, не слышал свой отчаянный вопль. Ещё две секунды, ещё секунда, она была на краю, она не могла остановиться, она была уже там, она падала…

И вдруг из темноты выпорхнуло то существо, чьи когти ещё не так давно прошлись по её голове — гарпия Нет Имени, с женским лицом и птичьими крыльями — и эти самые когти крепко сомкнулись вокруг запястья девочки. Вместе они продолжали падать вниз — груз оказался почти слишком тяжёлым для сильных крыльев гарпии, но они всё били, и били, и били по воздуху, а когти её держали Лиру крепко, и понемногу, с трудом, понемногу, с трудом гарпия вытащила дитя из пропасти и принесла её, ослабевшую и без чувств, в протянутые руки Уилла.

Он крепко обнимал её, прижимая к груди, и чувствовал, как бешено бьётся её сердце о его рёбра. В тот момент она была не Лирой, а он не был Уиллом; она не была девочкой, а он не был мальчиком. Они были двумя единственными людьми в этой бескрайней бездне смерти. Они прижимались друг к другу, а вокруг столпились духи, шепча слова утешения, благословляя гарпию. Ближе всех были отец Уилла и Ли Скорсби, и им тоже так хотелось обнять Лиру; а Тиалис с Салмакией говорили с Нет Имени, хвалили её, называли спасительницей всех, великодушной, благословляли её доброту.

Когда Лира смогла двигаться, она протянула дрожащую руку к гарпии и обняла её за шею, целуя и целуя её изуродованное веками лицо. Она не могла говорить. Страх вышиб из неё все слова, всю самоуверенность, всё тщеславие.

Несколько минут они лежали неподвижно. Когда ужас поутих, они снова пошли; теперь Уилл крепко держал Лиру за руку своей здоровой рукой. Они пробирались вперёд, проверяя каждое место, в которое собирались ступить, им это было так медленно и утомительно, что им казалось, они вот-вот умрут от усталости; но им нельзя было отдыхать, нельзя было останавливаться. Как можно было отдыхать, когда под ними была эта жуткая пропасть?

И через час тяжёлого пути он сказал ей:

— Посмотри вперёд. По-моему, там выход…

Так и было: склон стал более пологим, и по нему даже можно было взобраться чуть выше, подальше от края. А впереди: может, это просто складка скалы? Неужели это и правда выход?

Лира посмотрела в зоркие, ясные глаза Уилл и улыбнулась.

Они взбирались дальше, выше и выше, с каждым шагом удаляясь от бездны. И чем выше они поднимались, тем прочней становилась почва у них под ногами, тем надёжней можно было держаться, тем меньше было камней, готовых покатиться под ними и вывернуть им ногу.

— Мы, наверное, уже далеко забрались, — сказал Уилл. — Можно попробовать разрезать и посмотреть, что там будет.

— Не здесь, — сказала гарпия. — Ещё дальше. Здесь открывать плохо. Выше будет лучше.

Они тихонько двинулись дальше: рука, нога, ступить, убедиться, рука, нога… они ободрали пальцы в кровь, дрожали натруженные ноги и колени, гудели и болели от утомления головы. Они преодолели последние несколько футов до подножья скалы, откуда узкий проход вёл куда-то во тьму.

Воспалёнными глазами Лира смотрела, как Уилл вынул нож и стал нащупывать в воздухе пустоту: трогая, убирая нож, ища и снова трогая.

— А! — сказал он.

— Нашёл открытое место?

— Кажется, да…

— Уилл, — сказал дух его отца, — погоди минутку. Послушай меня.

Уилл опустил нож и обернулся. Из-за усталости и напряжения он не мог думать об отце, но ему приятно было знать, что он рядом. Он вдруг понял, что сейчас они расстанутся навсегда.

— Что случится, когда вы выйдете? — спросил Уилл. — Вы просто растаете?

— Пока нет. У нас с мистером Скорсби есть идея. Некоторые из нас ещё ненадолго останутся здесь, и нам нужно, чтобы ты провёл нас в мир лорда Азраила, потому что ему может понадобиться наша помощь. Более того, — мрачно продолжил он, взглянув на Лиру, — вам и самим нужно попасть туда, если вы хотите найти своих дэмонов. Потому что они ушли туда.

— Но мистер Перри, — спросила Лира, — откуда вы знаете, что наши дэмоны ушли в мир моего отца?

— При жизни я был шаманом. И научился понимать. Спроси свой алетиометр, он подтвердит то, что я сказал. Но запомните о своих дэмонах вот что, — настойчиво и подчёркнуто сказал он, — человеку, известному вам как сэр Чарльз Лэтром, приходилось время от времени возвращаться в свой мир, в моём он жить постоянно не мог. Философы гильдии Торре дели Анхели, путешествовавшие между мирами триста или больше лет, тоже это поняли, и в результате их мир постепенно захирел и пришёл в упадок.

— И вот что случилось со мной. Я был солдатом, офицером морской пехоты, а потом зарабатывал на жизнь исследованиями; я был так здоров и крепок, как только может быть человек. А потом я случайно вышел за пределы своего мира и не смог найти дорогу назад. Я многое сделал и многое узнал в мире, где я очутился, но через десять лет после того, как я туда попал, я был смертельно болен.

— А причина этого вот в чём: дэмон может прожить полную жизнь только в том мире, в котором он родился. В любом другом месте он в конце концов заболевает и умирает. Мы можем путешествовать, если есть окна в другие миры, но жить мы можем только в своём. По этой же причине великие планы лорда Азраила рухнут: Небесную Республику нужно строить там, где мы есть, потому что для нас нет другого места.

— Уилл, мальчик мой, вы с Лирой теперь можете выйти и немного отдохнуть; вам это нужно, вы это заслужили; но потом вы должны вернуться во тьму со мной и мистером Скорсби, чтобы совершить ещё одно, последнее путешествие.

Уилл и Лира переглянулись. Потом он прорезал окно, и ничто в жизни так не радовало их, как то, что они в нём увидели.

Их лёгкие наполнил ночной воздух, свежий, чистый и прохладный; взору их открылся полог мерцающих звёзд и блеск воды где-то внизу; среди широкой саванны то тут то там виднелись рощи больших, высоких, как замки, деревьев.

Уилл, двигаясь по траве вправо и влево, увеличил окно, насколько это было возможно, чтобы через него шесть, семь, восемь человек в ряд смогли выйти из мира мёртвых.

Духи в передних рядах затрепетали в надежде, и их возбуждение передалось, как волна назад по длинной колонне. Маленькие дети и пожилые родители с радостью и изумлением смотрели вверх, вдаль, на звёзды, по которым их бедные глаза тосковали столетиями.

Первым из духов из мира мёртвых вышел Роджер. Шагнув вперёд, он оглянулся на Лиру и удивлённо засмеялся, вдруг увидев, что превращается в ночь, в свет звёзд, в воздух… а потом он исчез, оставив после себя маленький яркий всплеск счастья, напомнивший Уиллу пузырёк в бокале шампанского.

Остальные духи последовали за Роджером, а Уилл с Лирой в изнеможении упали на росистую траву, каждым нервом своего тела благословляя хорошую землю, ночной воздух, звёзды.

Глава двадцать семь. Платформа

Строительство платформы продвигалось быстро. Мэри любила наблюдать за мулефа, потому что они умели спорить без ссоры и не пытались упрямо настаивать на своем, да и смотреть за тем, как они работают с деревом было одно удовольствие.

Не прошло и двух дней, как платформа была разработана, построена и поднята на место. Она была устойчивой, просторной и удобной, и когда Мэри забралась на нее, ее охватил неописуемый восторг. Сквозь плотную зелень кроны просвечивала яркая синева неба, прохладный ветерок овевал кожу, с земли то и дело доносился восхитительный легкий аромат цветов, шелест листьев смешивался с песнями сотен птиц и отдаленным ропотом волн на побережье. Все чувства Мэри пребывали в блаженстве, и если бы она еще могла не думать, то счастье было бы полным.

Но, к сожалению, приходилось думать о цели ее мероприятия.

Когда она посмотрела в подзорную трубу и увидела непрестанный исход сраф, теневых частиц, ей показалось, что счастье, жизнь и надежда уходят вместе с ними.

Но она не смогла бы объяснить, почему ей так кажется.

Триста лет, сказали мулефа: именно столько времени слабели деревья. Учитывая, что теневые частицы пронизывали все миры, возможно что-то подобное случилось и в ее вселенной, и во всех остальных. Триста лет назад, было основано Королевское Общество: первое истинно научное общество в ее мире. Ньютон сделал свои открытия в оптике и теории земного тяготения.

Триста лет назад в мире Лиры, кто — то изобрел алетиометр.

В то же самое время в том странном мире, через который она добиралась сюда, изобрели призрачный нож.

Мэри лежала на досках, чувствуя как платформа слегка раскачивается в такт большому дереву на морском бризе. Держа подзорную трубу у глаз, она наблюдала несметное число крошечных искорок, плывущих через листья, мимо раскрытых цветов, через массивные ветви, перемещающихся против ветра в неторопливом потоке, которому не было объяснения.

Что случилось три сотни лет назад? Стало ли это причиной потока Пыли, или нет?

Или и то и другое были следствием еще какого-то события? Или они никак не были связаны?

Движение частиц завораживало. Как легко было впасть в транс, и позволить разуму плыть вдаль вместе с ними…

Видимо потому, что ее тело погрузилось в дрему, именно так и случилось. Прежде, чем Мэри осознала, что делает, она внезапно обнаружила себя вне своего тела, и ее охватила паника.

Она была над платформой, в нескольких футах в стороне от нее среди ветвей. И кое-что случилось с потоком Пыли: вместо медленного дрейфа, теперь он несся подобно реке в половодье. Он и вправду ускорился, или теперь время текло для нее по-другому, когда она была вне своего тела? И этот необъятный поток угрожал поглотить ее полностью.

Мэри раскинула было руки, пытаясь ухватиться за что-нибудь неподвижное, но у нее не было ни рук ни ног. Она поднималась все выше и выше, и ее тело удалялось от нее все дальше и дальше, беспечно спя внизу. Она попробовала кричать, чтобы разбудить его: ни звука. Тело продолжало пребывать во сне, а ее саму уносило все дальше в открытое небо.

Как ни пыталась Мэри бороться, у нее ничего не получалось. Подобно воде упруго и мощно стремящейся к обрыву, чтобы низвергнуться водопадом, частицы Пыли струились так, как будто тоже текли к какому-то невидимому краю.

И уносили ее от тела.

Мэри мысленно протянула нить к своей физической оболочке, попытавшись вспомнить все что было в ней: все чувства, которые делают живое живым. Ласковое прикосновение к шее хобота ее подруги Аталы. Вкус бекона и яиц. Дрожь ликования в мускулах, когда она подтягивалась на отвесной скале. Легкий танец пальцев на клавиатуре компьютера. Запах жарящегося кофе. Теплота кровати зимней ночью.

И постепенно она перестала перемещаться; невидимая нить прочно удерживала ее на месте и она ощущала на себе давление потока.

А затем произошла странная вещь. Постепенно, по мере того, как она подкрепляла свои чувства другими воспоминаниями (дегустация маргараиты со льдом в Калифорнии, столик под лимонным деревом на террасе ресторана в Лиссабоне, холод инея, который она счищала с ветрового стекла своего автомобиля), она чувствовала ослабление напора Пыли. Давление уменьшалось.

Но только на нее: вокруг и выше и ниже, гигантский поток струился с прежней скоростью. Так или иначе имелась небольшая неподвижная область вокруг нее, где частицы сопротивлялись потоку.

Они понимали! Они чувствовали ее тревогу и отвечали на нее. Они понесли Мэри назад к ее покинутому телу и когда она снова увидела его вблизи, такое безмятежное, в целости и сохранности, сердце ее сотрясло беззвучное рыдание.

Затем она погрузилась в свое тело и очнулась.

Мэри глубоко и судоржно вздохнула. Она уперлась руками и ногами в шершавые доски платформы, и если минуту назад она чуть не сошла с ума от страха, то теперь ее переполнял невыразимый восторг от того, что она вернулась в свое тело, на платформу, в материальный мир.

Наконец она села и попыталась осмыслить происшедшее. Пальцы ее нащупали подзорную трубу и она трясущейся рукой, которую придерживала другой рукой, поднесла трубу к глазам. Никаких сомнений: неторопливое течение превратилось в поток. Ничего не было слышно, а без подзорной трубы и видно, но даже отняв от глаз подзорную трубу, Мэри продолжала ясно ощущать этот поток и еще кое-что, что она не почувствовала, когда пребывала в ужасе вне своего тела: глубокое горе было повсюду в воздухе.

Теневые чстицы знали, что происходит и были убиты горем.

И сама она частично состояла из теневой материи. Часть ее была подчинена этому потоку, что двигался через космос. И так было и с мулефа и со всеми людьми в каждом из миров, с каждым одушевленным существом, где бы то ни было.

И если она не выяснит, что происходит, все они могут оказаться унесенными в забвение, все до единого.

Мэри вдруг очень захотелось обратно на землю. Она спрятала подзорную трубу и отправилась в долгий путь вниз.

Отец Гомез прошел через окно вечером, когда солнечный свет потускнел, а тени удлинились. Он увидел, как и Мэри некоторое время назад, огромные колесные деревья и дороги, прорезающие прерию. Но сейчас воздух очистился от дымки, поскольку прошел небольшой дождь, и отец Гомез мог видеть дальше, чем Мэри. В особенности его внимание привлекло море, поблескивающее вдалеке, на котором мелькали какие-то белые пятна, возможно паруса.

Он подтянул свой рюкзак и отправился по направлению к морю посмотреть, что же там такое. Одно удовольствие было идти этим спокойным вечером по гладкой дороге, слушая стрекотание каких-то похожих на цикад насекомых в высокой траве и ощущая на лице мягкое тепло закатного солнца. И воздух тоже был великолепный, чистый и свежий. В нем не было ни капли запахов нефтепродуктов, которыми так сильно был насыщен воздух в одном из миров, который он прошел, в мире, которому принадлежала искусительница, его цель.

На закате он вышел к небольшому мысу возле узкой бухты. Если здесь были приливы, то сейчас было как раз время прилива, ибо над поверхностью воды виднелась только небольшая полоска белого песка.

Плавающих существ в бухте была дюжина или больше. Отец Гомез остановился, обдумывая увиденное. Дюжина или больше огромных белоснежных птиц размером с небольшую шлюпку с длинными, примерно два ярда длиной, прямыми крыльями, которые волочились по воде. Но были ли это птицы? Перья, головы и клювы их мало чем отличались от лебединых, но эти крылья были явно расположены одно за другим…

Внезапно они увидели его. Головы резко повернулись, и все крылья разом поднялись, точь-в-точь как паруса яхт, изгибаясь под дующим в сторону берега бризом.

Отец Гомез был поражен красотой этих крыльев-парусов, их совершенными формами, и скоростью птиц. Затем он заметил, что у них были не только паруса, но и весла: под водой были видны их ноги, расположенные не как крылья одно за другим, а рядом, и с помощью крыльев и ног они достигали на воде впечатляющей скорости и маневренности.

Когда первая птица достигла берега, то ринулась через песок прямо на священника.

Она злобно шипела и мотала головой, переваливаясь с боку на бок и щелкая клювом.

В клюве виднелись зубы, напоминавшие ряд изогнутых крючьев.

Отец Гомез был примерно в сотне ярдов от кромки воды, на низком травянистом мысу, и у него было достаточно времени, чтобы положить рюкзак, взять винтовку, зарядить ее, прицелится, и выстрелить.

Голова птицы взорвалась красно-белым облаком. Существо резко остановилось, потом сделало несколько неуверенных шагов и рухнуло на грудь. Оно жило еще минуту или больше. Ноги дергались, крылья хлопали, и большая птица билась в кровавом круге, поднимая в воздух траву, пока остатки воздуха красными пузырями не вырвались с долгим хрипом из легких, и существо затихло.

Другие птицы остановились, как только первая упала, и стояли, наблюдая за ней и за человеком. В их свирепом взгляде мелькнуло понимание. Они переводили взгляд с отца Гомеза на мертвую птицу, с нее на винтовку, с винтовки на его лицо.

Он снова поднял винтовку к плечу и увидел, что птицы среагировали, неуклюже подавшись назад и столпившись. Они поняли.

Они были прекрасными большими и сильными созданиями, похожимим на живые лодки.

Если они знали, что такое смерть и могли связать смерть с ним, то это может явится основой для плодотворного взаимопонимания. Как только они по-настояшему научатся боятся его, они в точности исполнят все, что он им прикажет.

Глава двадцать восемь. Полночь

— Мариса, проснись. Сейчас приземлимся, — сказал лорд Азраэль.

Их самолёт летел с юга, под ними бурный рассвет заливал базальтовую крепость.

Госпожа Коултер больная и разбитая нехотя открыла глаза. Она не спала. Пока самолёт направлялся к бастионам, она видела, как ангел Ксафания скользил над посадочной полосой, и поднимался, кружась, к башне.

Стоило самолёту приземлиться, лорд Азраэль выскочил и помчался к королю Огунве на западную сторожевую башню. Никакого внимания на госпожу Коултер он больше не обращал. Двое техников, которые немедленно прибыли обслужить самолёт, тоже её не замечали, ни один не спросил о гибели летательного аппарата, ею похищенного. Она словно бы стала невидимой. Грустно направилась она в комнату в адамантовой башне, а дежурный предложил принести ей туда кофе и перекусить.

— Чего-нибудь… Что найдёте, — сказала она.

— И кстати, — продолжала госпожа Коултер, когда человек уже повернулся, чтобы уйти, — алетиометрист лорда Азраэля, господин…

— Господин Басилид?

— Да. Найдётся ли у него время заглянуть сюда?

— Он сейчас работает со своими книгами, мэм. Я передам ему, чтобы поднялся, как сможет.

Она умылась, переоделась в чистую рубашку, что оставила себе. Ледяной ветер, сотрясавший окна, серый утренний свет заставляли её дрожать. Она подбросила немного угля на каминную решётку, надеясь, что её перестанет колотить. Но холод был в самых её костях.

Через десять минут в дверь постучали. Бледный темноглазый алетиометрист вошёл, слегка поклонился. Деймон-соловей сидела на его плече. Вслед за ним пришёл дежурный с подносом, принёс хлеб, сыр и кофе.

— Спасибо, что пришли, господин Басилид. Позвольте, я предложу вам подкрепиться?

— Я выпью кофе, благодарю.

— Прошу вас, скажите, — произнесла она, едва успев налить кофе, — я уверена, что вы следили за всем, что произошло: жива ли моя дочь?

Собеседник колебался. Золотая обезьяна стиснула руку хозяйки…

— Она жива, — осторожно произнёс Басилид, — но к тому же…

— Что? О, прошу вас, о чём вы?!

— Она сейчас в мире мёртвых. Какое-то время я не понимал, что сообщает мне прибор. Но теперь сомнений нет. И она, и мальчик вошли в мир мёртвых, и открыли путь вовне призракам. Как только мертвецы выйдут, они растворятся, как их деймоны ранее, но похоже, для них это желаннейшая участь. Ещё алетиометр поведал мне, что девочка поступила так, поскольку услышала случайно предсказание о том, что смерти когда-нибудь придёт. И она решила, что эту задачу предстоит выполнить ей.

Так что теперь у нас есть дверь из мира мёртвых.

Госпожа Коултер не могла говорить. Ей пришлось отвернуться, подойти к окну, чтобы скрыть чувства, отразившиеся на лице. Наконец она сказала:

— Но Лира вернётся живой? Нет, я же знаю, что вы не можете предсказывать. Она…

Как она? Ей…

— Она страдает, ей больно и страшно. Но она вместе с мальчиком и с парой лилишпикейцев. Пока они вместе.

— А бомба?

— Бомба ей не повредила.

Внезапно госпожа Коултер почувствовала сильнейшую усталость. Ей хотелось лишь лечь и спать месяцы или даже годы. А там, снаружи, хлопала и стучала флаговая верёвка, да грачиный грай кружился у бастионов.

— Спасибо, сэр, — она повернулась к алетиометристу спиной. — Я очень признательна. Прошу, не могли бы вы сообщить, если узнаете что-то о ней, где она, что делает?

Мужчина поклонился и вышел. Госпожа Коултер прилегла на походную постель, но не сумела сомкнуть глаз, как ни старалась.

Что ты об этом думаешь, король? — спросил лорд Азриэль.

Он направил телескоп на запад и рассматривал что-то, похожее на гору далеко в небе: она висела на ладонь выше горизонта, покрытая облаками. На самом деле, отсюда она казалась не больше ногтя, да к тому же если рассматриваешь большой палец, вытянув руку. Не так давно её там не было, но оставалась она в полной неподвижности. Телескоп приблизил это явление, но деталей не прибавил: облака по-прежнему казались облаками, как ни увеличивай.

— Облачная Гора, — отозвался Огунве, — или как там это называется? Колесница?

— И Регент правит. Отличное прикрытие у этого Метатрона. О нём, оказывается, повествуется в апокрифических писаниях: некогда он был человеком по имени Енох сын Иареда, шестое поколение от Адама. Теперь он управляет Королевством. А собирается сделать много больше, если не ошибался тот ангел, встреченный у серного озера, тот, что проникал в Гору, разведывал. Если этот человек выиграет битву, он намерен вмешаться в жизнь людей. Только представь, Огунве, постоянная слежка. О таком Церковный Суд Благочестия и не мечтал… Чтобы шпионов и предателей набирать со всех миров, а управлять будет непосредственно тот разум, что не даёт упасть этой махине. У старого Владыки хватило такта, по крайней мере, в чём-то воздерживаться: грязную работу он оставлял своим жрецам, пускай жгут еретиков и вешают ведьм. Этот новый будет хуже, много хуже.

— А начал он с захвата Республики, — сказал Огунве. — Смотри-ка, что это, дым?

От Облачной Горы отделилось нечто серое, медленно расползающаяся в голубом небе клякса. Дымом это быть не могло: двигалось оно против ветра, размётывающего облака.

Король глянул в свой полевой бинокль.

— Ангелы, — сообщил он.

Лорд Азраэль оставил телескоп в покое и смотрел, заслоняясь рукой от солнца.

Сотни, потом тысячи, потом десятки тысяч, пока не потемнела половина неба, мельчайшие фигурки летели, летели и продолжали прибывать. Лорду Азраэлю случалось видеть необозримые стаи голубых скворцов, которые кружились на закате у дворца императора К'анг-По, но столько он во всю жизнь не видел. Летящие фигурки выстроились и медленно-медленно направились к югу и к северу.

— Ох! А это-то что? — указал лорд Азраэль. — Это не ветер.

Страницы: «« « ... 1314151617181920 » »»