Янтарный телескоп Пулман Филип
С южной стороны горы в облаке возникло завихрение. Длинные лохматые струи тумана разносились сильным ветром. Однако лорд Азраэль был прав: это не было возмущением внешнего воздуха, движение исходило из горы. Облако вскружилось, смешалось, и разошлось на мгновение.
А внутри была не только гора, но увидели они это лишь на миг, потом облако вновь окружило её, словно невидимая рука натянула защитный покров обратно.
Король Огунве опустил бинокль:
— Это не гора. Я видел пулемётные установки.
— Я тоже. Полное вооружение. Интересно, ему сквозь облака видно? В некоторых мирах есть для этого нужные устройства. Но что касается его войск, если эти ангелы всё, чем он располагает…
Король вскрикнул от удивления пополам с отчаянием. Лорд Азраэль обернулся и до боли стиснул пальцами руку короля, едва не дробя кости.
— Этого у них нет! — Он яростно тряс руку Огунве. — Зехха у них нет!
Потом он коснулся жёсткой щеки друга:
— Нас мало, — продолжал он. — Жизнь наша коротка, глаза близоруки, если сравнивать с ними, а всё же мы сильней. Они же завидуют нам, Огунве! Вот что питает их ненависть, я уверен. Они жаждут наших драгоценных тел, плотных, могущественных, так подходящих этой доброй земле. И если мы двинемся на них со всей силой и решимостью, мы сметём их бесчисленные множества, как ты смахнул бы рукой клочок тумана, ведь в них силы не больше.
— Азраэль, у них союзники из тысяч миров, есть среди них и живые существа, такие как мы.
— Мы победим.
— Тогда представь, что он послал этих ангелов за твоей дочерью.
— Моя дочь! — с ликованием вскричал лорд Азраэль. — Думаешь это ерунда породить в мир такое дитя? Ты думал, хватило бы явиться одной к повелителю бронированных медведей и хитростью вырвать королевство из его лап, но как насчёт спуститься в мир мёртвых и спокойно вывести их оттуда! А мальчик! Хотел бы я с ним встретиться, пожать ему руку. Знали мы, чему бросаем вызов, когда подняли мятеж?
Нет. Думаешь, Владыка со своим Регентом, с этим Метатроном, знают, кому они бросили вызов, когда вмешалась моя дочь?!
— Лорд Азраэль, — произнёс король. — Понимаешь ли ты, как она важна для будущего?
— Честно говоря, нет. Почему и собирался послать за Басилидом. Куда он подевался?
— Пошёл к госпоже Коултер. Но от него сейчас толку не будет, он слишком устал, ему нужен отдых.
— Раньше надо было отдыхать. Пошлёшь за ним? Да, ещё одно: пожалуйста, попроси госпожу Оксентиэль придти в башню, как только это будет удобно. Я должен принести ей свои соболезнования.
Госпожа Оксентиэль была заместителем командующего лилишпикейцев. Теперь ей предстояло взять на себя обязанности лорда Рока. Король Огунве поклонился и оставил своего военачальника изучать серый горизонт.
Армия собиралась весь день. Ангелы из подразделений лорда Азраэля летали над Облачной Горой в поисках открытых мест, но безуспешно. Больше изменений не было.
Ангелы не влетали, не вылетали. Сильный ветер рвал облака, которые непрерывно возобновлялись, не расходясь ни на мгновение. Солнце прошло по бледно-голубому небу и стало, наконец, склоняться на юго-востоке, позолотив облака, окрасив туманы вокруг горы во все оттенки желтого и алого. Когда же солнце село, облака слабо осветились изнутри.
Здесь собрались воины изо всех миров, где поддержали восстание лорда Азраэля.
Механики и техники заправляли самолёты, заряжали орудия, проверяли прицелы и дальномеры. С темнотой прибыли долгожданные подкрепления. Бесшумно ступая по ледяной земле, с севера появились боевые медведи, в немалом числе, их король был с ними. Почти сразу же прибыли первые из ожидаемых ведьминских кланов, шёпот воздуха в ветках облачных сосен долго был слышен в тёмном небе.
В долине, к югу от крепости, мерцали тысячи огней, отмечая лагеря тех, кто прибыл совсем издалека. Ещё дальше на все четыре стороны света курсировали звенья ангелов-наблюдателей, неся неустанную стражу.
В полночь в башне адаманта лорд Азраэль держал совет с королём Огунве, ангелом Ксафанией, лилишпикейкой госпожой Оксентиэль и Тевкросом Басилидом.
Алетиометрист только что умолк, и лорд Азраэль поднялся, подошёл к окну, чтобы взглянуть на светящуюся в отдалении Облачную Гору, подвешенную в небе на западе.
Прочие молчали; только что было произнесено то, что заставило побледнеть и содрогнуться лорда Азраэля, никто из них не знал точно, что сказать.
Наконец, лорд Азраэль заговорил.
— Господин Басилид, вы должно быть очень устали. Я благодарю вас за труды.
Выпейте вина с нами.
— Спасибо, мой лорд, — отвечал чтец.
Руки у него дрожали. Король Огунве подал ему бокал золотистого Токая.
— Что же это значит, лорд Азраэль? — прозвучал ясный голос госпожи Оксентиэль.
— Что ж, — отвечал он, — это значит, что когда мы вступим в сражение, нам следует иметь в виду ещё одну цель. Моя дочь и тот мальчик каким-то образом лишились своих деймонов и выжили, их деймоны где-то в этом мире, поправьте меня, если я неверно подвожу итог, господин Басилид. Их деймоны где-то в этом мире, и Метатрон собирается их пленить. Если ему это удастся, дети вынуждены будут последовать за деймонами. Если он будет контролировать этих детей, то будущее за ним, навсегда. Наша задача ясна: отыскать деймонов раньше, чем он до них доберётся, и уберечь их пока дети с ними не воссоединятся.
Предводитель лилишпикейцев спросила:
— Какая форма у двух потерявшихся деймонов?
— Они ещё не приняли одной формы, госпожа, — отозвался Тевкрос Басилид, — могут выглядеть, как угодно.
— Итак, — произнёс лорд Азраэль, — если подвести итог: мы все, наша Республика, будущее любого мыслящего существа зависим от жизни моей дочери, и от того, удастся ли нам уберечь её деймона и деймона мальчика от лап Метатрона?
— Так и есть.
Лорд Азраэль вздохнул, почти удовлетворённо, словно завершив длинные сложные вычисления и получив ответ, исполненный совершенно неожиданного смысла.
— Отлично, — он упёрся широко расставленными руками в стол, — наши действия к началу битвы будут таковы. Король Огунве, примешь под командование все силы, защищающие крепость. Госпожа Оксентиэль, вы должны разослать ваших людей во все стороны на поиски детей и их деймонов. Когда ваши люди их найдут, пусть защищают ценой своих жизней, пока они не соединятся. В этом случае, полагаю, мальчик поможет им перейти в другой мир, где они будут в безопасности.
Женщина кивнула. Её жёсткие седые волосы в свете лампы блестели, как сталь, и голубой сокол, перешедший по наследству от лорда Рока, взмахнул крыльями.
Теперь, Ксафания, — продолжал лорд Азраэль. — Что ты знаешь об этом Метатроне?
Он был человеком, есть ли у него сейчас физическая сила человека?
— Известность он приобрёл много позже моего изгнания, — отозвался ангел, — вблизи я его никогда не видел. Но он не сумел бы справиться с Королевством, не будь он действительно силён во всех смыслах. Большинство ангелов избегают схватки лицом к лицу. Метатрон наслаждается боем и одерживает верх.
Огунве мог бы сказать, что лорду Азраэлю что-то пришло в голову: он отвлёкся, на миг его взгляд затуманился, затем он с удвоенной энергией возвратился в настоящее.
— Да, да… В конечном счёте, Ксафания, как только что сказал нам господин Басилид, их бомба не только разверзла пропасть под мирами, но так глубоко нарушила структуру сущего, что разрывы и расселины теперь повсюду. Где-нибудь неподалёку должен быть путь к этой пропасти. Найди его.
— А что будешь делать ты? — резко спросил король Огунве.
— Я собираюсь уничтожить Метатрона. Но моя роль почти подошла к концу. Выжить должна моя дочь, а наша задача держать подальше от неё все силы Королевства, дать ей возможность найти путь в безопасное место. Ей самой, мальчику и деймонам.
— А госпожа Коултер? — поинтересовался король.
Лорд Азраэль провёл рукой по лбу.
— Я не стану её беспокоить, — отвечал лорд Азраэль. — Оставьте её, защищайте её, если получится. Хотя… Возможно, я к ней несправедлив. Чтобы она ни делала, она никогда не переставала меня удивлять. Но все мы знаем, что нам следует делать, и почему. Мы должны защищать Лиру, пока она не вернёт своего деймона и не скроется.
Может быть, наша Республика появилась с единственной целью помочь девочке в этом.
Выполним нашу задачу настолько хорошо, насколько сможем.
Госпожа Коултер лежала в постели лорда Азраэля в соседней комнате. Голоса потревожили её, она заворочалась, потому что сон её не был глубок. Она вынырнула из своей дремоты с ощущением беспокойства и тяжёлого желания.
Её деймон присел рядом с ней, но она не хотела подойти поближе к двери. Госпоже Коултер хотелось слышать голос лорда Азраэля, а не вникать в смысл отдельных слов. Она подумала: «Мы оба обречены. Все обречены».
Наконец дверь внешней комнаты захлопнулась, услышав это, она побудила себя подняться.
— Азраэль, — произнесла она, входя в тёплое сияние нафтовой лампы.
Его деймон мягко заворчала, и золотая обезьяна низко опустила голову, умиротворяя её. Лорд Азраэль разворачивал большую карту, он не обернулся.
— Азраэль, что будет с нами всеми? — спросила она, берясь за стул.
Лорд Азраэль прикрыл глаза и прижал веки ладонями. Лицо его было пустым от усталости. Потом медленно сел, опираясь на стол локтем. Оба деймона замерли в неподвижности, обезьяна скорчилась на спинке стула, снежная леопардиха сидела рядом с лордом Азраэлем прямая, настороженная, и, не мигая, смотрела на госпожу Коултер.
— А ты не слышала?
— Слышала немного. Уснуть я не могла, но не прислушивалась. Где Лира сейчас кто-нибудь знает?
— Нет.
Первый вопрос так и остался без ответа, он и не собирался на него отвечать, она это знала.
— Надо было нам пожениться и самим её растить, — сказала она.
Замечание оказалось таким неожиданным, что он моргнул. В самой глубине горла его деймона родилось мягчайшее ворчание, и она опустилась на пол в позе сфинкса, вытягивая передние лапы. Но он ничего не сказал.
Она продолжала:
— Сама мысль, чтобы забыться, мне невыносима, Азраэль. Что угодно только не это.
Я думала, что боль это куда хуже, я думала, что хуже бесконечных мучений ничего не выдумаешь. А на самом деле, пока ты остаёшься в сознании, лучше уж так, правда? Всё лучше, чем ничего не ощущая уходить в темноту, а всё ускользает от тебя навсегда, верно?
Ему оставалось только слушать. Он, не отрываясь, смотрел в её глаза, с глубочайшим вниманием, отвечать не было необходимости. Она сказала:
— В тот день, когда ты так ожесточённо о ней говорил, и ещё обо мне… Я подумала, что ты её ненавидишь. Понять твою ненависть ко мне я бы могла. Я к тебе ненависти никогда не испытывала, но я могла бы понять. Я знаю, за что ты мог бы меня возненавидеть. Но за что тебе ненавидеть Лиру, я не понимаю.
Он медленно отвернулся, потом снова взглянул на неё.
— Я помню, ты сказал очень странную вещь на Свельбарде, на вершине, перед тем, как уйти из нашего мира, — так продолжала она. — Ты сказал: пойдём со мной, и мы навеки уничтожим Пыль. Помнишь? Но ты ведь не это имел в виду? Совсем наоборот, верно? Теперь я это знаю. Почему ты не сказал мне, что собираешься делать на самом деле? Почему не сказал, что пытаешься защитить Пыль? Ты ведь мог бы сказать мне правду.
— Я хотел, чтобы ты присоединилась ко мне, — ответил он негромко и хрипло. — Я подумал, что ты предпочла бы ложь.
— Да, — прошептала она, — так я и думала.
Усидеть на месте она не могла, но сил встать ей действительно не хватало. На мгновение она впала в полуобморочное состояние, голова закружилась, звуки куда-то пропали, в комнате потемнело, но почти немедленно все ощущения безжалостно обрушились на неё, а ничего не изменилось.
— Азраэль… — пробормотала она.
Золотая обезьяна попробовала протянуть руку и коснуться лапы снежной леопардихи.
Мужчина не проронил ни звука, и Стельмария не двигалась, по-прежнему глядя на госпожу Коултер.
— О, Азраэль, ну что же с нами будет? — снова повторила госпожа Коултер. — Это конец всему?
Он ничего не сказал.
Двигаясь, как сомнамбула, она встала, подняла рюкзак, валявшийся в углу комнаты, и полезла в него в поисках своего пистолета. Что она собиралась предпринять дальше, так никто и не узнал, потому что в эту минуту на лестнице раздались шаги, кто-то поднимался бегом.
Оба, мужчина и женщина, и оба деймона повернулись к дежурному, который вбежал и, задыхаясь, сообщил:
— Простите, мой лорд, но те два деймона… Их видели недалеко от восточных ворот, в облике котов. Часовой хотел поговорить с ними, впустить внутрь, но они не подходят ближе. Всего минуту назад или около того…
Лорд Азраэль выпрямился, преображённый. Все следы усталости мгновенно исчезли с его лица. Он вскочил на ноги и схватил пальто.
Не обращая на госпожу Коултер внимания, он набросил пальто на плечи и распорядился:
— Немедленно всё расскажите госпоже Оксентиэль. Передайте такой приказ: деймонам не угрожать, не пугать, силой не удерживать ни под каким видом. Любой, кто их увидит, вначале должен…
Но дальше госпожа Коултер ничего не услыхала, потому что он уже был на полпути вниз. Когда звук бегущих ног затих, осталось только слабое шипение нафтовой лампы, да завывания свирепого ветра за стеной.
Она встретилась взглядом со своим деймоном. Выражение глаз золотой обезьяны было так неуловимо, так сложно, как едва ли случалось прежде за все тридцать пять лет их жизни.
— Ну, и хорошо, — сказала она. — Другого пути я не вижу. Я думаю… Думаю нам…
И он сразу же понял, что госпожа Коултер имеет в виду. Он прыгнул ей на руки, они обнялись. Потом она разыскала своё пальто на меху, и они тихонько выскользнули из комнаты и поспешили вниз по темной лестнице.
Глава двадцать девять. Битва на равнине
Лире и Уиллу было ужасно трудно покидать этот райский уголок, где они спали прошлой ночью. Но им надо было найти деймонов и войти в темноту ещё раз. А сейчас после утомительных часов ползанья через мрачный туннель Лира склонялась над алетиометром уже двенадцатый раз, издавая всхлипывания, хныканья и вздохи, которые могли перерасти в рыдания, если были бы немного посильней. Уилл тоже чувствовал боль, зная, где находится его деймон. При мысли об утрате при каждом воспоминании в его память словно впивались острые крюки.
Устало Лира поворачивала колесики, все её мысли переместились в свинцовые стрелки прибора. От каждого из тридцати символов алетиометра множество значений вело вниз. Она обычно перемещала их так легко и уверенно, чувствовала свободу и ненадежность. Она держала связи между ними в её мыслях…. Это когда-то походило на бег или пение или рассказ истории: как что-то естественное. Сейчас же ей приходилось делать это с трудом, её хватка ослабевала. А она не должна потерпеть неудачу, иначе тогда все теряло бы смысл.
— Это недалеко, — сказала она в конце, — Там много всякой опасности, там битва, там есть….Но мы сейчас почти в нужном месте. Как раз в конце этого туннеля есть большая гладкая скала, по ней течет вода. Там можно будет вырезать выход.
Души, которые собирались сражаться, пылко устремились вперед. Она почувствовала Ли Скорби стоящего близко от неё.
— Лира, девочка, осталось недолго, — сказал он, — Когда ты увидишь старого медведя, скажи ему, что Ли вышел из борьбы. И когда битва закончится, будет время находить разнесенные ветром по миру атомы, которые были Хестерами. Моя мать в лучшем мире, и мои возлюбленные, все возлюбленные…Лира, дитя, когда все это кончится — отдохни, ты слышишь? Жизнь прекрасна, а смерть это конец.
Его голос постепенно стихал. Она хотела обнять его, но не смогла. Она только смотрела на его бледный силуэт, и душа видела страсть и блеск в её глазах, и брала силу от этого.
На плечах Лиры и Уилла находились два лилишпика. Их короткие жизни почти подходили к концу, каждый из них чувствовал окоченелость в своих ногах, и холод вокруг сердца. Они бы оба вернулись скоро в мир мертвых, на этот раз как души, но они поймали взгляд каждого из них и поклялись, что они останутся с Уиллом и Лирой так долго как они смогут, не говоря ни слова об их смерти.
Все выше и выше взбирались дети. Они не разговаривали. Они слышали резкое, прерывистое дыхание друг друга, они слышали их звуки шагов, они слышали как камешки падали позади них. Впереди них в полный рост, с трудом карабкалась гарпия. Её крылья тащились позади, а тихие и зловещие когти царапали склон.
Вскоре они услышали другой постоянный звук, кап-кап отзывался эхом в туннели. А затем увидели струйку бегущей воду.
— Здесь, — сказала Лира, протягивая руку вперед, чтобы дотронуться до пласта скалы преграждавшего их путь: гладкий, мокрый, холодный.
Она повернулась к гарпии.
— Я все думаю про то, — сказала она, — как ты спасла меня и как ты обещала провести всех других душ, которые придут через мир мертвых, на ту землю, где мы провели ночь. У тебя нет имени, которое помогло бы тебе в сражение и в будущем. И я решила дать тебе имя, как король Йорек Барнисон дал мне моё — Среброязыкая. Я называю тебя — Милостивые крылья. Итак, это твоё имя теперь, и так тебя будут всегда называть: Милостивые крылья.
— Однажды, — сказала гарпия, — Мы встретимся снова, Лира Среброязыкая.
— И если я узнаю, что ты рядом, я не буду бояться, — сказала Лира, — Прощай, Милостивые крылья, пока я не умру.
Она крепко обняла гарпию и поцеловала в обе щеки.
— Это мир лорда Азраэля? — спросила Шевалье Тиалис.
— Да, — сказала Лира, — так сказал алетиометр. Мы недалеко от его крепости.
— Тогда позволь я поговорю с душами.
Она приподняла его, и он начал:
— Послушайте. Леди Салмакия и я единственные из нас, кто видел этот мир раньше.
На вершине горы стоит крепость: это то, что защищает лорд Азраэль. Кто его враг, я не знаю. У Лиры и Уилла сейчас только одна задача — отыскать их деймонов. Наша задача — помочь им. Так будем же храбрыми и покажем им, на что мы способны.
Лира повернулась к Уилу.
— Отлично, — сказал он, — Я готов.
Он вынул нож и посмотрел на душу его отца, стоявшего рядом с ним. Они не смогли подойти друг к другу поближе, и Уилл подумал, как он был бы рад увидеть ещё и его мать рядом с ними: всех троих вместе.
— Уил, — встревожено сказала Лира.
Он опомнился. Нож застыл в воздухе. Уилл убрал руку, и нож повис, воткнутый в вещество невидимого мира. Он глубоко вздохнул.
— Я почти…
— Я понимаю, — сказала она, — Посмотри на меня, Уил.
В призрачном свете он видел её светлые волосы, её крепко сжатый рот, её честные глаза. Он ощутил тепло её сердца, почувствовал знакомый запах её тела.
Нож освободился.
— Я попробую снова, — сказал он.
Мальчик отвернулся. С трудом фокусируясь, он позволил его разуму переместиться на кончик ножа. Легкое касание, остановка, разрез, и, наконец, желаемое. Вперед, вниз и назад. Души столпились так близко, что Уилл и Лира чувствовали, как вдоль каждого нерва толчками движется холод.
И он сделал последний надрез.
Первое, что они услышали, был шум. Свет был ослепляющий — живым и мертвым пришлось из-за этого закрыть глаза. Они не могли ничего видеть несколько секунд.
Но взрывы, грохот, громкие крики почти сразу же оглушили их, и это было ужасно.
Души Джона Парри и Ли Скорби опомнились первыми. Оба были солдатами, участвовали в боях, и поэтому не были так выбиты из колеи этим шумом. Уилл и Лира смотрели на всё это в страхе и изумление.
Ракеты взрывались в воздухе, засыпая кусочками скалы и металла гору, которую дети видели недалеко от себя. В небе ангелы сражались с ангелами. Ведьмы тоже прилетели и парили в воздухе, в крике приказывая их клану стрелять по врагам.
Они видели лилишпика усевшего на стрекозу и атаковавшего человека, сидящего в летающей машине. В то время как стрекоза устремилась высь, её наездник прыгнул вниз и вонзил шпору в шею пилота. Затем насекомое возвратилась, приблизившись к аэроплану, и позволило забраться наезднику на блестящую зеленую спину. Они унеслись прочь, а машина, гудя, полетела, падая, прямо в скалы к подножью крепости.
— Открой шире, — сказал Ли Скорби, — И выпусти нас.
— Подожди Ли, — ответил Джон Парри, — Что-то случилось, посмотри вокруг.
Уилл прорубил ещё одно маленькое окно, там, куда показывал его отец, и они смогли увидеть все изменения в ходе битвы. Атакующие силы стали уходить. Группа вооруженных людей перестала двигаться вперед, и под нескончаемым огнем повернула и двинулась назад. Эскадрон аэропланов, который брал верх над вертолетами лорда Азраэля, поворачивался в небе и улетал на запад. Пехота на земле, колонны стрелков, войска, снаряженные огнеметами, распыляющими яд, оружиями — такими оружиями, которые никто из наблюдающих никогда не видел, начали отступать.
— Что происходит? — спросил Ли, — Они покидают поле битвы, но почему?
Казалось, не было причин для этого: союзников лорда Азраэля было намного меньше, их оружие было менее могущественное, и многие из них лежали ранеными.
Вскоре Уилл увидел движение среди призраков. Они указывали на что-то в небе.
— Призраки! — закричал Джон Парри, — это и есть причина.
И впервые Уилл и Лира поняли, что они могут видеть силуэты, похожие на мерцающие дымкой вуали, падающие с неба в виде пуха. Но они были очень слабы. И когда они всё-таки опускались на землю, их было намного труднее увидеть.
— Что они делают? — спросила Лира.
— Они атакуют взвод стрелков Азраэля.
И Уилл и Лира поняв, что может случиться, оба в страхе закричали:
— Бегите! Спасайтесь!
Некоторые солдаты, слыша кричащих в ужасе детей, смотрели вокруг с испугом.
Другие, увидев Призрака — что-то странное, бледное, жадно несущиеся к ним, подняли оружие и стали стрелять в него, но, конечно, безрезультатно. И тут Призрак напал на ближайшего человека.
Это был солдат из мира Лиры, африканец. Его деймон была золотистая длинноногая кошка, покрытая черными пятнами. Она обнажила её белые зубы и приготовилась к прыжку.
Все они увидели сначала человека, целящегося винтовкой на врага, бесстрашного, не дающего себе ни дюйма для отступления, а затем увидели его деймона опутанного невидимой паутиной: рычащего, воющего, беспомощного. Мужчина пытался отыскать деймона, бросил винтовку, кричал его имя, ослабевая и теряя сознания с болью и отвращением.
— Хорошо, Уил, — сказал Джон Парри, — А сейчас выпустите нас. Мы пойдем в бой против этих Призраков.
Уилл открыл широко проход и выступил сам во главе армии душ. Вскоре началась самая странная битва, которую он мог себе представить.
Души выходили из земли, их силуэты всё ещё бледнели в полуденном свете. Они могли ничего не бояться и летели прямо на Призраков, сцепляясь и борясь, отрывая куски, которые ни Уилл, ни Лира не могли видеть.
Люди на поле боя были смущены: они не могли ничего сделать с этой призрачной дракой. Уилл шёл сквозь середину действия и размахивал ножом, вспоминая, как Призраки улетали от ножа прочь раньше.
Куда бы ни шёл Уилл, Лира шла рядом, желая иметь что-либо в руках, чтобы бороться, как он. Но она смотрела вокруг, и могла видеть всё намного лучше, чем Уилл. Она думала, что может видеть Призраков время от времени по их маслянистому сверканию в воздухе. И Лира чувствовала опасность.
С Салмакией на её плече она стояла на насыпи земли, за закрывающим её кустом боярышника. Оттуда Лира могла видеть потрясающий своей красотой кусок земли, на котором находились захватчики.
Солнце было уже высоко в небе. Впереди на горизонте плыла целая куча сверкающих облаков. В ней то и дело появлялись пропасти темноты, а вершину облачной гряды трепали поднебесные ветры. В той стороне, на равнине, пехота врага ждала удобного случая: машины ярко вспыхивали, разноцветные флаги колыхались по дуновению ветра.
Позади и слева Лиры был горный хребет зубчатых холмов, прилегающий к крепости.
Они светились ярким серым, мертвенно-бледным, предштормовым светом, и на отдаленных крепостных валах она могла даже видеть движущиеся наверх крошечные фигурки людей. Они восстанавливали разрушенные стены, обеспечивали большим количеством оружия пехоту и просто наблюдали.
Примерно тогда Лира почувствовала первый приступ тошноты, боли и страха, которые были вызваны, несомненно, прикосновением Призрака.
Она сразу поняла, что это значит, хотя никогда не чувствовала это прежде. И она поняла две вещи: первое, что она достаточно выросла, для того чтобы стать уязвимой для Призраков и второе — Пан должен быть где-то рядом.
— Уилл, Уил… — закричала она.
Он услышал её и повернулся. Нож в его руке и глаза сверкали.
Но прежде, чем он смог сказать хоть слово, он схватился за грудь и стал задыхаться. Она знала, что с ним, потому что — то же самое произошло и с ней.
— Пан, Пан! — закричала она, стоя на цыпочках и озираясь вокруг.
Уилл сгибался, пытаясь выглядеть при этом здоровым. Через несколько минут он почувствовал облегчение, так как будто его деймон был с ним рядом. Но они находились далеко и дети не могли их найти. Воздух вокруг был полон выстрелами, криками плачущих людей от боли, ужаса; отдаленными звуками «йок-йок», издаваемые скальными грифами, которые кружили над головами, свистами стрел, а потом возник новый звук: завывание ветра.
Сначала Лира почувствовала ветер на щеках, потом увидела, как сгибается трава, а потом услышала шуршание листьев боярышника. Надвигался шторм: из туч ушла вся белизна, и теперь там кружилось что-то желто-серое, сине-зеленое, дымчато-серое, черно-масленое, тошнотворная масса в милю высоту и ширину в целый горизонт.
Позади неё солнце всё также светило, так что каждое дерево, находящиеся между ней и штормом, было объято солнечными лучами — маленькие хрупкие создания бросали вызов темноте каждым листочком, веточкой, плодом и цветком.
И через всё это шли двое уверенные, спокойные, уже почти взрослые Уилл и Лира, видя Призраков теперь почти четко. Ветер стегал Уилла по глазам и швырял в лицо Лиры её собственные волосы и смог бы даже сдуть Призраков с равнины; но они по-прежнему спускались с небес на землю, не замечая этого. Мальчик и девочка шли, рука об руку по полю мертвых и раненых. Лира звала её деймона, а Уилл смотрел, вокруг высматривая своего.
Небо полоснуло молнией, и вскоре раздался гром, который ударил по барабанным перепонкам детей, словно топором. Лира заткнула уши руками, а Уилл споткнулся, словно его кто-то толкнул. Они прижались друг к другу и посмотрели наверх, увидев при этом такое зрелище, который никто не видел никогда раньше ни в одном из миллионов миров.
На востоке, над крепостью, где ещё оставался клочок чистого неба, стояли неподвижно в воздухе кланы Скади Рута и Мити Рейна и полдюжины других ведьм — у каждой из них была сосновая ветка измазанная, уже пылающей смолой. По команде они всё полетели прямо в сторону надвигающей бури.
Те, кто был на земле, могли слышать рёв и треск, издаваемым летучим углеводородом, который горел высоко наверху. На некоторых Призраков, которые ещё были в воздухе, налетали ведьмы. Вскрикивая, они падали на землю с зажженными факелами. Но большинство мертвенно-бледных силуэтов в это время искали землю, и великолепный полёт ведьм тёк, как река огня в сердце шторма.
Навстречу ведьмам из-за окутанной облаками горы появлялись ангелы, вооруженные копьями и мечами. Ветер дул им в спину, и они продвигались вперед быстрее, чем стрелы. Но ведьмы не уступали им и первыми взлетели высь, ныряя в ряды ангелов.
Они подлетали к каждому из них с зажженным факелом. Вскоре после этого ангел за ангелом вспыхивали в огне и падали, крича в воздухе.
Вскоре пошел дождь. Но если творец шторма думал потушить факелы ведьм, то он был разочарован. Смола сосны горела, несмотря на дождь и только шипела более громко, когда капли воды, попадали на неё. Дождевые капли ударялись о землю, так как если бы они швырялись в злобе, разбрызгиваясь уже в воздухе. В течение одной минуты, Лира и Уилл промокли до самых костей и дрожали от холода, а дождь все падал на их головы и руки холодным градом.
Сквозь всё это дети шли, спотыкаясь, вытирая воду с их глаз и крича:
— Пан, Пан!
Гром почти не затихал над их головами и молотил, и громыхал, так как будто взрывались целые атомы. Сквозь грохот и страх бежали Уилл и Лира. Лира отчаянно звала: «Пан! Пантелеймон! Отзовись!», а Уилл кричал бессловно, так как знал что потерял, но не знал имени.
За ними повсюду следовали двое лилишпиков, подсказывая им, путь и остерегая от Призраков, которых дети всё ещё не могли видеть. Лире приходилось держать Салмакию в руках, так как Леди потеряла очень много силы, чтобы цепляться за плечо девочки. Тиалис внимательно смотрел небо, ища его клан, и кричал всякий раз, как видел что-то небольшое и яркое. Но его голос ослаб, и в любом случаи другие лилишпики искали взглядом их кланы, красно-желтого и ярко-синего цветов.
Но эти цвета давно исчезли, их друзья давно находились уже в мире мёртвых.
Вскоре в небе начало происходить какое-то движение, которое отличалось от остальных. Посмотрев наверх, прикрывая их глаза от дождевых капель руками, дети увидели самолёт — непохожий на тех, которых они видели раньше: темный, шестиногий, неуклюжий и абсолютно тихий. Он медленно летел от крепости.
Проскользнув над головами детей, на высоте не выше крыши, он двинулся прямо в сердце шторма.
Но у них не было времени удивляться этому, потому что мучительный приступ тошноты говорил Лире, что Пан был снова в опасности. Вскоре Уилл почувствовал то же самое, и они побрели дальше, не видя лужиц и грязи, среди раненых людей и сражающихся душ, спотыкаясь и борясь с тошнотой, обессиленные, испуганные и больные.
Глава тридцать. Туманная гора
Пилот мыслелёта — госпожа Коултер и её деймон летели вдвоём.
От барометра было мало толку во время шторма, но она могла примерно определить высоту по огням, вспыхивающим там, где падали ангелы — их не мог загасить даже сильный дождь. Курс тоже было не сложно определить — молнии, сверкавшие вокруг Горы, были подобны сияющему маяку. Но ей приходилось следить за тем, чтобы не столкнуться с крылатыми существами, все еще бившимися в воздухе, и держаться подальше от вздымающихся скал.
Госпожа Коултер не включала огни: хотела подлететь поближе и найти где-нибудь место для посадки до того, как её заметят и подстрелят. По мере приближения потоки воздуха становились более сильными, порывы ветра более внезапными и безжалостными. У гироптера не было бы шансов: свирепый ветер, как муху, прихлопнул бы его к земле. В мыслелете можно было, слегка приспосабливаясь к ветру, балансировать, будто сёрфер в Миром Океане.
Она начала осторожно подниматься, вглядываясь вперед, игнорируя приборы и следуя интуиции. Деймон, не умолкая, прыгал от одной стены небольшой стеклянной каюты к другой и при этом постоянно окликал её и вертелся во все стороны. Молнии огромными пластами искр и отдельными стрелами вспыхивали и потрескивали вокруг мыслелёта. Сквозь весь этот ужас, понемногу набирая высоту, они летели к облачному дворцу.
И как только госпожа Коултер подобралась ближе, её изумила и ослепила природа горы.
Это напомнило ей о некой отвратной ереси, автор которой по заслугам томился в темнице Церковного Суда. Он предположил, будто существует больше, чем три известных измерения, что, по меньшей мере, их около семи или восьми, но они не поддаются исследованию. Он даже построил модель, чтобы продеймонстрировать принцип их работы. Госпоже Коултер довелось увидеть её прежде, чем та была очищена от скверны и сожжена. Эта модель, внутренние и внешние стороны которой были повсюду, содержала сгибы внутри сгибов, углов, граней и всего содержимого.
Туманная гора захватывала дух: это больше напоминало силовое поле, управляющее пространством, раскладывая и растягивая его в галереи, террасы, палаты, колоннады, наблюдательные башни из воздуха, света и пара.
Она почувствовала в груди странное ликование и тут же увидела, как можно успешно приземлить мыслелёт на покрытой туманом террасе с южной стороны. Небольшой корабль накренился, с трудом преодолевая плотный туман, но она твёрдо придерживалась курса, а деймон помогал приземлиться на террасе.
Свет, что она видела до этого момента, был вспышками молний, солнечными лучами, проникающими сквозь облака, огнем сгорающих ангелов, свечением прожекторов — но здесь был иной свет. Это перламутровое сияние испускала сама Гора, которая зажигалась и гасла в медленном ритме вдохов и выдохов.
Женщина и деймон спустились с корабля, чтобы осмотреться и определиться, в какую же сторону им идти.
У неё было такое чувство, будто другие существа неуловимо двигались повсюду, устремляясь сквозь саму сущность горы, с сообщениями, распоряжениями и другой информацией. Но она не могла их заметить, и всё, что увидела — слаженную путаницу колоннады, лестницы, террасы и фасада.
До того как они выбрали свой дальнейший путь, послышались голоса, и женщина спряталась позади колонны. Голоса приближались и пели псалом. Затем она увидела процессию ангелов, несущих палантин.
Как только крылатые существа подлетели к месту её убежища, то увидели мыслелёт и приостановились. Пение сбилось, и некоторые из нёсших стали с сомнением и опасением озираться вокруг.
Госпожа Коултер смогла разглядеть лежащего в урне. «Ангел, — подумала она. — Неописуемо старый». Его было нелегко увидеть, потому что палантин был заключен в кристалл, грани которого блестели и отражали свет, окутывающий гору. Но она заметила ужасающую ветхость, лицо, потонувшее в морщинах, дрожащие руки, невнятное бурчание и слезящиеся глаза.
Старик протянул трясущиеся руки в сторону мыслелёта, хихикнул, что-то пробормотал себе под нос, не переставая дергать себя за бороду, и вдуг откинул голову и издал вой, полный такой муки, что госпожа Коултер заткнула уши.
Но, очевидно, носильщики должны были завершить задание — собравшись, они двинулись дальше, вдоль террасы, игнорируя крики и бурчания. Когда группа ангелов достигла открытой площадки, то, распахнув широкие крылья, по слову вожака, взлетела и отправилась вместе с палантином сквозь циркулирующие пары воздуха.
Но не было времени об этом размышлять. Женщина вместе с золотой обезьяной быстро поднималась по широким лестницам, пересекала мосты, все время двигаясь наверх.
Чем выше они поднимались, тем явственнее вокруг чувствовалась невидимая деятельность, пока, наконец, не повернули за угол и не оказались на широкой площадке, напоминавшей туманную базарную площадь. Напротив появился ангел с копьем.
— Кто вы? Что вы здесь делаете? — спросил он.
