Янтарный телескоп Пулман Филип

— Ох, Роджер, мне пришлось оставить его на берегу — это было худшее из того, что мне приходилось когда-либо делать, было так больно, ты знаешь, как это больно, и он стоял на пристани и смотрел на меня; а я чувствовала себя убийцей, Роджер, но мне пришлось это сделать, иначе я не смогла бы прийти сюда!

— Я делал вид, что говорю с тобой с тех пор, как оказался здесь, — сказал он. — Мне так хотелось, чтобы это было правдой, так хотелось… Хотелось выбраться отсюда, вместе с другими мёртвыми, потому что это жуткое место, Лира, безвыходное, когда ты умер, уже ничего не меняется, а эти птицы… Знаешь, что они делают? Они ждут пока ты сядешь отдохнуть, — заснуть здесь невозможно, максимум задремать — тихо подкрадываются к тебе и нашёптывают на ухо все твои плохие поступки в жизни, чтобы ты не забывал. Они знают всё самое худшее о тебе.

Они знают как заставить тебя почувствовать себя ужасно, просто напомнив о всех глупостях и гадостях, которые ты делал. Они знают обо всех твоих плохих мыслях, и стыдят, пока тебя не начнёт тошнить от самого себя… Но скрыться от них невозможно.

— Ну, — сказала она, — слушай.

Лира понизила голос и наклонившись поближе к Роджеру, как когда-то делала, замышляя всякие пакости в Джордан колледже, продолжила:

— Ты, наверное, не знаешь, но у ведьм — помнишь Серафину Пекаллу — есть пророчество на мой счёт. Они не знают, что я знаю — никто не знает. Я никому об этом пока не говорила. В общем, когда я была в Троллесанде, и один гиптянин, Фардер Корам, взял меня с собой к консулу ведьм, доктору Ланцелиусу, и тот меня испытывал. Он попросил выйти на улицу и вытянуть правильную ветку облачной сосны, чтобы показать, что я действительно могу пользоваться алетиометром.

— Ну, я это сделала и быстро вернулась, потому что было холодно, да и дело было секундное. Консул разговаривал с Фардером Корамом, и они не знали, что я их слышу. Он сказал, что у ведьм есть пророчество на мой счёт, я сделаю что-то большое и важное, и это будет в другом мире…

— Я никогда об этом не говорила, да даже и забыла, слишком многое происходило вокруг. Оно как бы ускользнуло у меня из памяти. Я даже с Пантелеймоном об этом никогда не говорила, потому что ему, по-моему, стало бы просто смешно.

— Но потом, когда я попалась госпоже Коултер, и она держала меня в трансе, и я спала, мне приснилось пророчество и приснился ты. И я вспомнила капитана гиптянской лодки, Ма Косту, помнишь её, это на её лодку мы забрались у Джерико, с Симоном и Хью, и потом…

— Да! И мы почти проплыли на ней до Абиндона! Это лучшее из того, что мы когда-либо делали, Лира! Никогда этого не забуду, даже если пробуду здесь ещё тысячу лет…

— Да, конечно, но послушай, когда я сбежала от госпожи Коултер в первый раз, так, я снова наткнулась на гиптян, и они присматривали за мной… О Роджер, я столько узнала, ты не представляешь, но самое важное: Ма Коста сказала мне, что у меня душа ведьмы, она сказала, что гиптяне — дети воды, а я — детище огня.

— И мне кажется, что это она как бы готовила меня к пророчеству ведьм. Я знаю, что должна сделать что-то важное, и консул Ланцелиус сказал, что жизненно необходимо, чтобы я ни в коем случае не узнала в чём состоит моё предназначение до того, как оно исполнится, понимаешь — мне нельзя спрашивать об этом… Так что я и не спрашивала. Я никогда даже не думала в чём оно может состоять. И никогда не спрашивала алетиометр.

— Но теперь, кажется, я знаю. И то что я тебя нашла, как бы доказывает это.

Роджер, моё предназначение в том, чтобы помочь душам выбраться из страны мёртвых.

Я и Уилл, мы вас всех вытащим. Я уверена, что дело в этом. И ещё Лорд Азраил, мой отец, сказал кое-что… «Сама Смерть умрёт», — сказал он. Я, правда, не знаю, что произойдёт. Только ты не должен им пока ничего говорить, обещай. То есть, возможно, вы не сможете существовать наверху, но…

Ему страшно хотелось что-то сказать, и она замолчала.

— Именно это я хотел тебе сказать! — Выпалил он. — Я говорил им, всем мёртвым, я же говорил им, что ты придёшь! Как тогда, когда ты пришла и спасла всех детей из Болвангара! Я говорил, что если это вообще возможно, то Лира сделает это. Им бы хотелось верить мне, хотелось, чтобы это оказалось правдой, но им не удавалось действительно поверить, я знаю.

— Тем более что, — продолжил он, — каждый попадающий сюда ребёнок начинает с того, что клянётся, что его отец придёт за ним, или мама, как только узнает где он, сразу заберёт его домой. Если не папа и мама, значит друзья или дедушка, но кто-то обязательно придёт и спасёт их. Вот только никто не приходит. Поэтому никто не верил мне, когда я говорил, что ты придёшь. Но я был прав!

— Да, — ответила она, — но я не смогла бы сделать этого без Уила. Вон там это Уилл, А это Шевалье Тиалис и Леди Салмакия. Я так много могу тебе рассказать, Роджер…

— А кто такой Уилл? Откуда он взялся?

Лира начала объяснять, не замечая как изменились её голос и осанка, не замечая, что даже её глаза выглядели по-другому, когда она рассказывала о своей встрече с Уиллом и о битве за скрытный нож. Откуда бы ей было знать? Но Роджер заметил это с тихой грустной завистью не меняющихся душ.

В это время Уилл и галатешпианцы тихо беседовали неподалёку.

— Что вы с Лирой собираетесь делать? — Спросил Тиалис.

— Открыть выход из этого мира и выпустить души на волю. Для этого я заполучил нож.

Он никогда не видел настолько удивлённых лиц, особенно у людей, чьё мнение ценил.

А к этим двоим он успел проникнуться большим уважением. Они некоторое время сидели молча, а потом Тиалис сказал:

— Это изменит всё. Это самый сильный удар, который вы можете нанести. Владыка будет беспомощен после такого.

— Как могли бы они даже подозревать такое? — сказала Леди. — Это будет для них полнейшей неожиданностью!

— А что потом? — спросил Тиалис у Уила.

— Потом? Ну, потом мы выберемся сами и найдём своих деймонов, я так думаю. Не думайте о «потом», у нас хватает проблем и сейчас. Я ничего не сказал душам, а то… а то вдруг это не сработает. Так что вы тоже ничего не говорите. А теперь я попробую найти мир, в который можно бы было проникнуть, но гарпии настороже.

Так что если вы хотите помочь, вы могли бы пойти их отвлечь, пока я делаю своё дело.

Галатешпианцы мгновенно рванули поводья и погнали стрекоз в темноту над головами, где кружились многочисленные, как мошкара, гарпии. Уилл наблюдал как насекомые бесстрашно летят на них, как будто гарпии это действительно мошки и стрекозы могут легко схватить их своими большими челюстями. Он представил себе как хорошо будет этим великолепным созданиям под синим небом, где они снова смогут носиться над сверкающей водой.

Он достал нож. И сразу же вспомнил то, что кричали ему гарпии — насмешки над его матерью — и остановился. Он опустил нож, пытаясь сосредоточится.

Он попытался снова, но с тем же результатом. Он слышал как они кричат над ним, несмотря на свирепость галатешпианцев; гарпий было так много, что два всадника немногое могли сделать чтобы их остановить.

Что ж, значит это будет так. И легче не станет. Поэтому Уилл попытался расслабиться и ни о чём не думать, и некоторое время сидел, поигрывая ножом, пока не почувствовал, что готов.

На этот раз нож прорезал воздух… и воткнулся в камень. Окно из этого мира открылось в другом под землёй! Уилл закрыл его и попробовал ещё раз.

Произошло то же самое, хотя он и знал, что мир на этот раз другой. Он уже открывал окна, оказывавшиеся над землёй, поэтому окно под землю не сильно удивляло, однако несколько дезориентировало.

Поэтому в следующий раз он искал аккуратно, пытаясь, как он научился, найти место, в котором кончик ножа реагировал на мир с тем же уровнем почвы. Но ощущение всё время было неправильным. Не было мира, в который можно бы было пройти — где бы он не касался, был камень.

Лира почувствовала, что что-то не так, и, бросив Роджера, подбежала к Уилу.

— Что случилось? — Тихо спросила она.

Он объяснил, и добавил: «Надо куда-нибудь двигаться, чтобы попробовать найти мир, в который я смогу открыть окно. Но гарпии нам не дадут. Ты рассказала душам о наших планах?»

— Нет. Только Роджеру, и попросила его никому не рассказывать. Он так и сделает.

Уилл, мне страшно, очень страшно. Может мы никогда отсюда не выберемся. Вдруг мы застряли здесь навсегда?

— Нож может резать камень. Если придётся, мы просто прорежем туннель. Это займёт много времени, и я надеюсь, что этого делать не придётся, но в случае чего мы сможем. Не волнуйся.

— Да, конечно ты прав. Мы сможем.

Но он показался ей очень больным, лицо сморщено от боли, синяки под глазами, рука дрожит, а пальцы опять начали кровить; ему было так же плохо, как и ей. Они не могли долго существовать без деймонов. Она чувствовала, как дрожит её собственная душа и сжала руки, переживая за Пантелеймона.

А в то же время несчастные души подходили всё ближе, а дети просто не могли отойти от Лиры.

— Пожалуйста, — попросила одна девочка, — не забывайте о нас, когда вернётесь назад!

— Ни за что, — ответила Лира, — никогда.

— Ты расскажешь им о нас?

— Непременно. Как тебя зовут?

Но бедная девочка смутилась и застыдилась: своё имя она забыла. Она отвернулась, пряча лицо, и один из мальчиков сказал: «По-моему, лучше забыть. Я своё забыл.

Некоторые из нас здесь не так давно, и они ещё знают кто они такие. Но некоторые дети здесь уже не одну тысячу лет. Они не старше нас, и они многое забыли. Кроме солнца. Никто этого не забывает. И ещё ветер.»

— Ага, — сказал другой, — расскажи нам об этом!

И всё больше и больше детей просило Лиру рассказать им о том, что они помнили, о солнце и ветре, и небе, и о вещах, которые они забыли, о том как играть, например. Лира повернулась к Уиллу и прошептала: «Что мне делать?»

— Расскажи им.

— Я боюсь. После того, что произошло там, после гарпий…

— Расскажи им правду. Гарпий мы отгоним.

Она посмотрела на него с сомнением. Её терзали самые мрачные предчувствия. Она обернулась к душам, приближавшимся всё ближе и ближе.

— Пожалуйста, — шептали они, — ты только что пришла из большого мира! Расскажи нам, расскажи! Расскажи нам о мире!

Неподалёку стояло мёртвое дерево, с белыми как кость ветвями, раскинувшимися в холодном сером воздухе, и ослабевшая Лира, чувствуя, что она не в состоянии одновременно идти и говорить, двинулась к нему, чтобы сесть. Души потеснились, давая ей пройти.

Когда они уже практически подошли к дереву, Тиалис приземлился на запястье к Уиллу и дал ему знак наклонить голову.

— Гарпии, — тихо сказал он, — они возвращаются. И их всё больше. Держи нож наготове. Мы с леди будем задерживать их столько, сколько сможем, но вам, возможно, придётся сражаться.

Не тревожа Лиру, Уилл слегка вытащил нож из ножен и сместил руку к ним поближе.

Тиалис снова взлетел, а Лира к тому времени дошла до дерева и села на один из его корней.

Вокруг собралось так много душ, напиравших с широко открытыми глазами, что Уиллу пришлось заставить их отойти назад, освободив немного пространства, хотя Роджеру он разрешил остаться, потому что тот смотрел на Лиру, забыв обо всём на свете, со страстью вслушиваясь в её слова.

И Лира начала рассказ о мире, который знала.

Она рассказала им о том, как они с Роджером забрались на крышу Джорданского колледжа, и обнаружили грача со сломанной ногой, и о том как они ухаживали за ним, пока он снова не смог летать, и как они исследовали винные подвалы, полные пыли и паутины, и как они пили мадеру, а может и токайское, она не знала, и как напились. А душа Роджера с гордостью и отчаянием слушала, кивая и то и дело шепча: «Да, да! Всё так и было, правда!»

Потом она рассказала им о великой битве между городскими детьми в Оксфорде и кирпичниками.

Сначала она описала глинища, пытаясь вспомнить всё, что могла, больший пруды цвета охры, драглайн, печи, похожие на большие кирпичные ульи. Она рассказала об ивах вдоль реки, под которыми земля покрыта серебристыми листьями; и о том как когда было долго солнечно, глина начала трескаться, образуя большие удобные лепёшки, и что ощущаешь, когда просовываешь руку в трещину и аккуратно поднимаешь грязную лепёшку, стараясь, чтобы она не разломилась. С другой стороны она оставалась влажной и очень удобной для того, чтобы швыряться в других.

Она описала запахи, царившие вокруг: дым из печей, запах гниющих листьев от реки, когда ветер дул с юго-запада, тёплый запах печёной картошки, которую обычно ели кирпичники, и звук маслянистой воды, стекающей по шлюзу в бассейны, и густой, медленный хлюп, раздающийся, когда ты пытаешься оторвать ногу от земли, и тяжёлый мокрый хлопок створок шлюза по глинистой воде.

Она говорила, играя на всех чувствах, а души подходили ближе, впитывая её слова, вспоминая времена, когда у них была плоть и кожа, и нервы, и чувства, и желая, чтобы она никогда не останавливалась.

Тогда она описала как дети кирпичников всё время воевали с городскими, о том какими они были медленными и тупыми, и какими умными и быстрыми как ласточки были, напротив, городские, и как однажды городские объявили между собой перемирие и придумали и спланировали целую операцию, и атаковали глинища с трёх сторон, прижимая детей гончаров к реке, швыряясь пригоршнями тяжёлой глинистой грязи, захватили и разрушили их грязевой замок, превращая укрепления в мишени до тех пор, пока воздух, земля и вода не перемешались вокруг, и все дети выглядели абсолютно одинаково — в грязи с головы до ног, и счастливые как никогда в жизни.

Закончив, она бессильно посмотрела на Уила. И содрогнулась.

Рассказ слушали не только безмолвные теперь души и её друзья — ветви дерева были заполнены тёмными птичьими силуэтами — на неё смотрели серьёзные, очарованные женские лица.

Она в страхе вскочила, но они не шевельнулись.

— Вы, — отчаянно закричала она, — вы же бросались на меня раньше, когда я пыталась вам что-нибудь рассказать. Что вас останавливает сейчас? Давайте, рвите меня когтями, превращайте меня в безгласную душу!

— Ни в коем случае, — сказала гарпия в центре, та что назвалась Безымянной. — Послушай меня. Тысячи лет назад, когда здесь появились первые души, Владыка дал нам способность видеть худшее в каждом, и мы питались этим, пока кровь наша не была полностью отравлена, и сердца наши не загнили.

— Но тем не менее, это было всё, чем мы могли питаться. Это всё, что у нас было.

А теперь мы узнали, что вы хотите открыть путь наверх и вывести все души на волю…

И её хриплый голос утонул в море шёпота, потому что все, кто слышали, закричали от радости и надежды, но гарпии забили крыльями, и души умолкли.

— Да, — вскричала Безымянная, — вывести их на волю! Что мы теперь будем делать?

Я скажу вам что: с этого момента мы не будем себя сдерживать! Мы будем ранить, оскорблять, мучить и терзать все души, которые появятся, и они сойдут с ума от страха, стыда и раскаяния. Сейчас здесь пустыня, мы же превратим её в ад!

Гарпии закричали и засвистели, некоторые из них взлетели и ринулись на души, отпрянувшие в ужасе. Лира в отчаянии уцепилась за руку Уилла и прошептала: «Они всем рассказали, а мы не можем этого сделать, они нас возненавидят, они подумают, что мы их предали! Мы только всё испортили!»

— Тихо, — сказал Тиалис. — Не отчаивайтесь. Позовите их обратно и пусть они нас выслушают.

— Назад! Возвращайтесь все! Возвращайтесь и слушайте! — позвал Уил.

По одиночке гарпии начали возвращаться. С нетерпеливыми, голодными и полными жажды страданий лицами они вернулись на дерево, и души тоже стали возвращаться.

Шевалье оставил свою стрекозу под присмотром Салмакии, и одетая в зелёное черноволосая фигурка вскочила на камень, чтобы все могли её видеть.

— Гарпии, — сказал шевалье, — мы можем предложить вам кое-что получше. Ответьте правдиво на мои вопросы, послушайте что я скажу, а потом судите. Когда Лира говорила с вами перед стеной, вы бросились на неё. Почему?

— Это была ложь, — вскричали гарпии. — Ложь и выдумки!

— Но во время её недавнего рассказа вы все внимательно и тихо слушали. Почему, снова спрошу я вас?

— Потому что это было правдой, — сказала Безымянная. — Потому что она говорила правду. Потому что это было сытно. Потому что это питало нас. Потому что мы не могли по-другому. Потому что это было правдой. Потому что мы не знали, что существует что-либо кроме греха. Потому что мы узнали о мире, солнце и дожде.

Потому что это было правдой.

— Тогда, — сказал Тиалис, — давайте заключим договор. Вместо того, чтобы видеть только грехи, злобу, жестокость и жадность попадающих сюда душ, с этого момента вы будете иметь право просить каждую душу рассказать вам историю своей жизни, и они должны будут рассказать вам правду о том, что они видели, трогали, слышали, знали и любили снаружи. У каждой из этих душ есть история, у каждой, что ещё придёт, будет что вам рассказать о мире. Рассказать правду. И вы будете иметь право слушать их, а им придётся рассказывать вам.

Лира была восхищена самообладанием маленького шпиона. Как он осмеливался разговаривать с этими созданиями, как будто у него была власть давать им права?

Любая из них могла разорвать его в момент, переломить его в когтях или поднять высоко-высоко и бросить вниз, чтобы он разбился о землю. Но он стоят, бесстрашно и гордо, заключая с ними сделку! А они слушали и тихонько переговаривались и переглядывались между собой.

Души наблюдали в молчании и страхе.

Безымянная обернулась.

— Этого недостаточно, — сказала она. — Мы хотим большего. У нас была миссия при старых порядках. У нас было место и обязанности. Мы прилежно исполняли приказы Владыки и нас уважали за это. Да, ненавидели и боялись, но и уважали тоже. Какое же теперь будет уважение? С чего бы это было душам нас замечать, если они могут просто снова выйти наверх? У нас собственная гордость, и вы не можете её отменить. Нам нужно почётное место! Нам нужна задачи и обязанности, которые бы принесли нам заслуженное уважение!

Гарпии зашевелились, перешёптываясь и расправляя крылья. Но Салмакия вскочила на тот же камень, встала рядом с Тиалисом и крикнула: «Вы правы. Каждый должен выполнять важную задачу, которая приносит ему уважение, которую они могут исполнять с гордостью. Поэтому предлагаю вам дело, котором можете заниматься только вы, потому что вы хранители этих мест. Ваша задача будет в том, чтобы провожать души от причала до окна в мир. Взамен они будут рассказывать вам о своей жизни в качестве разумной платы за проводника. Подходят ли вам такие условия?»

Безымянная оглянулась на своих сестёр, и те кивнули.

— И мы имеем право отказать им в проводнике, — добавила она, — если они начинают врать или скрывать что-то, или если им будет нечего нам рассказать. Если они живут в мире, они обязаны видеть, трогать, слышать, любить и знать. Мы будем делать исключение для младенцев, которые не успели ничего узнать, но во всех остальных случаях, тем, кто спускается сюда без ничего, мы не будем помогать.

— Это честно, — сказала Салмакия, и остальные с ней согласились.

Таким образом они заключили соглашение. А в обмен на историю Лиры, которую они выслушали, гарпии предложили провести путников вместе с ножом в ту часть страны мёртвых, где верхний мир недалеко. Это долгий путь, через туннели и пещеры, но они проведут их до конца, а все души могут идти за ними.

Но не успели они тронуться, как кто-то крикнул, насколько можно кричать шёпотом.

Это была душа худощавого мужчины, со злым и сердитым лицом и он кричал: «Но что произойдёт? Будем ли мы снова жить, когда выйдем из страны мёртвых? Или растворимся как и наши деймоны? Братья, сёстры, мы не должны следовать за этой девочкой, пока не узнаем что произойдёт с нами там!»

Прочие подхватили вопрос: «Да, расскажите нам к чему мы идём! Скажите нам чего ждать! Мы не пойдём, пока не узнаем, что произойдёт потом!»

Лира в отчаянии обернулась к Уилу, но он сказал: «Скажи им правду. Задай вопрос алетиометру, а потом скажи им ответ.»

— Хорошо, — сказала она.

Она достала золотой инструмент. Ответ пришёл сразу. Она снова убрала алетиометр и встала.

— Вот что произойдёт, — сказала она, — и это абсолютная правда. Когда вы выйдете отсюда, частицы, составляющие вас, разлетятся, как и у ваших деймонов. Если вы видели как умирают люди, вы знаете как это выглядит. Но ваши деймоны не пропали полностью — сейчас они везде. Атомы, которые составляли их, стали воздухом, ветром, деревьями, землёй, животными и людьми. Они никогда не исчезнут. Они присутствуют везде. Так всё и будет, клянусь своей честью. Вы разлетитесь, да, но вы будете на свободе, снова будете частью мира.

Воцарилась тишина. Те, кто видели как исчезают деймоны, вспоминал это, а те, кто не видел, пытались себе представить, и все молчали, пока вперёд не вышла молодая женщина, мученица, умершая несколько веков назад. Она посмотрела по сторонам и сказала: «Когда мы были живы, они сказали нам, что когда мы умрём, мы попадём в рай. И они сказали что это радостное и блаженное место, и что мы проведём вечность в обществе святых и ангелов, славящих Всемогущего, абсолютно счастливые.

Вот что они сказали нам. И вот что побудило одних из нас отдать жизнь, а других провести годы в отшельнических молитвах, в то время как вокруг нас кипела жизнь, о чём мы и не подозревали.»

— Потому что страна мёртвых не является местом награждения или наказания. Это пустыня. Добрые приходят сюда вместе со злыми, и все мы вечно томимся в этом мраке, без надежды на свободу, на радость, на сон, отдых или покой.

— Но сейчас появилась эта девочка, предлагающая нам выход отсюда, и я пойду за ней. Даже если это означает забвение, друзья, я приветствую это, потому что это не будет ничем, мы снова будем живы в тысячах травинок, в тысячах листьев, мы будем проливаться дождевыми каплями и пролетать освежающим ветерком, мы будем сверкать росой под звёздами и луной там, наверху, там где всегда был и есть наш настоящий дом.

— Поэтому я убеждаю вас: пойдёмте вместе с этим ребёнком наверх, к небу!

Но её душу отпихнула в сторону душа человека, похожего на монаха: худая и бледная даже после смерти, с тёмными страстными глазами. Он перекрестился и прошептал молитву, и сказал: «Это горькое послание, грустная и жестокая шутка.

Неужели вы не видите правды? Это не ребёнок. Это слуга самого Дьявола! Мир, в котором мы жили, был раздольем порока и слёз. Ничто там не могло удовлетворить нас. Но Всемогущий пожаловал нам это благословенное место, этот рай, который падшим душам кажется унылым и бесплодным, но видный верным глазам во всём своём великолепии, текущий молоком и мёдом и звучащий сладкими гимнами ангелов. Это действительно рай! То, что обещает эта порочная девочка — ложь. Она хочет привести вас в ад! Идите за ней на свою погибель. Мы с истинно верующими друзьями останемся здесь, в нашем благословенном раю, и проведём вечность восхваляя Всемогущего, давшего нам способность отличать правду от лжи.»

Он снова перекрестился и вместе со своими товарищами пошёл прочь в ужасе и ненависти.

Лира была сбита с толку. Может, она была не права? Может, она совершает большую ошибку? Оглянувшись вокруг, она не увидела ничего кроме тьмы и запустения, но её и раньше вводила в заблуждение внешняя сторона вещей, она верила госпоже Коултер, сладко пахнувшей, очаровательной и красиво улыбавшейся. Было так просто понять всё неправильно, а без направляющего её деймона, она могла ошибаться и сейчас.

Но Уилл потряс её за руку, после чего обхватил её лицо руками и сжал.

— Ты знаешь, что это неправда, — сказал он, точно также, как ты чувствуешь мои руки. Не обращай внимания! Они тоже все видят, что он врёт. И они доверяют нам.

Пошли, пора начинать.

Она кивнула. Сейчас надо верить своему телу и тому, что говорят чувства, Пантелеймон бы так и поступил.

Они двинулись в путь, и неисчислимые миллионы душ тронулись вслед. За ними, уже за пределами видимости Лиры и Уила, другие обитатели мира мёртвых услышали о том, что произошло, и присоединись к великому исходу. Тиалис и Салмакия полетели назад, посмотреть, и с радостью обнаружили там и свой собственный народ, и всевозможные виды живых существ, когда-либо наказанные Владыкой смертью и изгнанием. Среди них были и существа, совсем не похожие на людей, как, например, мулефа, которых бы сразу узнала Мэри Малон, и ещё более странные создания.

Но у Лиры и Уилла не было сил смотреть назад; всё что они могли было двигаться вперёд за гарпиями и надеяться.

— Неужели мы почти сделали это, Уилл? — Прошептала Лира. — Неужели всё почти закончилось?

Он не знал. Но они были так слабы и нездоровы, что он ответил: «Да, уже почти всё, мы почти сделали это. Скоро мы выйдем наружу.»

Глава двадцать четыре. Миссис Коултер в Женеве

Миссис Коултер дождалась наступления сумерек прежде, чем приблизиться к Колледжу Святого Джерома. После наступления темноты она направила мыслелёт вниз сквозь облака и медленно двинулась вдоль берега озера, держась верхушек деревьев.

Колледж имел характерные очертания на фоне других старых строений Женевы, и вскоре она обнаружила шпиль, темные громады зданий монастыря, квадратную башню, где проживал Президент Церковного Суда Благочестия. До этого она уже посещала Колледж три раза и знала, что на крыше и за коньками, и за фронтонами, и за печными трубами имеется достаточно потайных мест, где можно спрятать все что угодно, даже мыслелёт.

Медленно пролетев над черепичными крышами, блестевшими после недавнего дождя, она направила аппарат точно к небольшому водостоку, которым заканчивалась крутая черепичная крыша возле глухой стены башни. Это место было удобно тем, что его можно было увидеть только с соседней колокольни Благочестивого Покаяния.

Она осторожно опустила самолёт на крышу, позволив, каждой из его шести опор уверенно встать на поверхность и стабилизировать положение кабины. Миссис Коултер начинала любить эту машину: она отзывалась на любое её распоряжение, стоило ей только подумать об этом. Движение машины было столь бесшумным, что она могла парить над головами людей, едва не касаясь их, и люди никогда бы её не заметили. За день, прошедший с момента кражи мыслелёта, Миссис Коултер научилась управлять им, но она до сих пор не имела понятия, как заправлять его и эта мысль очень беспокоила её: она не знала, когда топливо закончится или разрядятся батареи.

Убедившись, что аппарат твердо стоит на своих опорах, а крыша достаточно прочна, чтобы выдержать его вес, она сняла шлем и спустилась вниз.

Её деймон уже осматривал одну из тяжелых старых черепичных плиток. Она присоединилась к нему. Вскоре они уже убрали полдюжины плиток, а затем она выломала доски, к которым крепились плитки, проделав щель, достаточную, чтобы проникнуть внутрь.

— Иди и осмотрись, — прошептала она, и деймон прыгнул в темную щель.

Она слышала осторожный стук его когтей, в то время как он двигался по чердаку, потом его обрамленная золотом черная морда появилась в проёме. Она сразу же всё поняла и последовала за ним, подождав, пока глаза привыкнут к темноте. В неясном свете она мало-помалу увидела длинный чердак и темные очертания буфетов, столов, шкафов и всякой другой мебели, сложенной здесь на хранение.

Первым делом она пододвинула высокий буфет к щели, где была видна черепица, так, чтобы закрыть её. Затем она на цыпочках дотянулась до двери в дальней стене и попробовала её открыть. Естественно, она была закрыта, но у неё была с собой шпилька для волос, а замок был простой. Тремя минутами позже она и деймон стояли в конце длинного коридора, где пыльные лучи лунного света освещали узкую лестницу, ведущую вниз в другой коридор.

Через пять минут двумя этажами ниже через окно в буфетной, которое соседствовало с кухонным, они выбрались на аллею. Будка охранников Колледжа находилась прямо за углом и, как она говорила золотой обезьянке, было важно появиться традиционным способом, независимо от того, как они намереваются удалиться.

— Уберите от меня свои руки, — спокойно сказала она караульному, — и будьте любезны со мной или я отхлестаю Вас. Сообщите президенту, что прибыла Миссис Коултер и она желает немедленно его видеть.

Мужчина отступил, и его пинчер деймон, который до этого рычал на кроткую золотую обезьянку, немедленно съёжился и поджал свой хвост.

Караульный повесил трубку телефона и через минуту юный священник со свежим лицом поспешно подошел к будке, вытирая ладони о рясу на случай, если она захочет поздороваться с ним за руку. Она не захотела.

— Кто Вы? — спросила она.

— Брат Луи, — ответил священник, успокаивая своего кролика деймона, — Член Секретариата Церковного Суда. Будьте любезны…

— Я приехала сюда не для того, чтобы беседовать с секретарём, — перебила его она.

— Проводите меня к Отцу МакФэйлу. Прямо сейчас.

Мужчина беспомощно поклонился и увел её прочь. Караульный позади них с облегчением вздохнул.

После нескольких попыток завязать разговор, Брат Луи сдался и молча вёл её в комнаты Президента в башне. Отец МакФэйл проводил богослужение, и рука бедного Брата Луи сильно тряслась, когда он постучал. Они услышали вздох и скрип, а затем тяжелые шаги приблизились к двери.

Глаза Президента расширились, когда он увидел, кто пришёл, его улыбка была похожа на волчий оскал.

— Миссис Коултер, — сказал он, подавая руку. — Очень рад видеть Вас. В моём кабинете холодно, и гостеприимство наше незамысловато, но входите, входите.

— Добрый вечер, — произнесла она, проходя за ним в промозглую комнату с каменными стенами, не возражая против его суеты. Он предложил ей стул.

— Спасибо, — сказала она Брату Луи, который всё ещё стоял в замешательстве. — Я выпью чашку шоколада.

Ничего не предлагали, и она знала, насколько оскорбительно для него было обращаться с ним как со слугой, но его поведение было настолько смиренным, что он заслуживал этого. Президент кивнул, и Брат Луи вынужден был идти исполнять пожелание к его вящей досаде.

— Разумеется, вы арестованы, — сказал Президент, беря другой стул и поднимая вверх лампу.

— О, зачем начинать разговор с неприятного? — сказала Миссис Коултер. — Я явилась сюда добровольно, как только смогла выбраться из крепости Азраэля. На самом деле, Отец Президент, я обладаю значительным объёмом информации о его силах, а также о ребёнке и я пришла сообщить её Вам.

— О, ребёнок. Начнём с ребёнка.

— Моей дочери сейчас двенадцать лет. Очень скоро она достигнет переходного возраста, и тогда мы уже не сможем предотвратить катастрофу. Природа и благоприятное стечение обстоятельств составят взрывоопасную смесь. Благодаря Вашему вмешательству это стало ещё более возможным. Надеюсь, Вы удовлетворены.

— Вы должны были привезти её сюда под нашу защиту. Вместо этого Вы предпочли спрятаться в горной пещере, хотя как женщина Вашего ума могла надеяться скрыться от нас, для меня это тайна.

— Возможно, отношения между матерью и дочерью являются самой большой тайной для Вас, мой Лорд Президент. Если Вы хотя бы на один момент могли предположить, что я доверю дочь защите, защите! — сообщества мужчин, одержимых манией сексуальности, мужчин с грязными ногтями, воняющими потом столетней давности, мужчин, чьи взгляды с потаёнными желаниями будут скользить по её телу как тараканы, если Вы думали, что я подвергну этому моего ребёнка, мой Лорд Президент, то ума у Вас меньше, чем Вы думали есть у меня.

Прежде чем он смог ответить в дверь постучали, и Брат Луи вошёл, неся два стакана шоколада на деревянном подносе. Нервно склонившись, он поставил поднос на стол, улыбнувшись Президенту в надежде, что тот предложит ему остаться.

Однако Отец МакФэйл кивнул на дверь, и молодой человек неохотно покинул их.

— Так, что Вы собирались делать? — поинтересовался Президент.

— Я собиралась обеспечить её безопасность, пока не минует нужда в этом.

— Какую опасность Вы имеете в виду? — спросил он, протягивая ей стакан.

— Думаю, Вы понимаете, что я имею в виду. Существует змей-искуситель, и я, разумеется, хочу предотвратить их встречу.

— С ней мальчик.

— Верно. И если Вы не вмешались, они оба будут под моим контролем. Равно как они могут быть где угодно. По крайней мере, не с Лордом Аэраэлем.

— Я не сомневаюсь, что он будет искать их. Мальчик обладает кинжалом, в котором заключена исключительная сила. Их обоих будут преследовать только из-за кинжала.

— Я понимаю, — сказала Миссис Коултер. — Мне удалось сломать его, но ему удалось восстановить его.

Президент был удивлён тем, что она улыбается. Неужели она одобряла этого презренного мальчишку?

— Мы знаем, — сухо сказал он.

— Отлично, — ответила она. — Отец Павел должен поторопиться. Насколько я его знаю, ему потребуется около месяца, чтобы прочесть всё это.

Она отхлебнула водянистого и некрепкого шоколада. «Как любят эти несчастные служители приобщать своих посетителей к своему лицемерному воздержанию!» — подумала она.

— Расскажите мне о Лорде Азраэле, — потребовал Президент. — Расскажите мне всё.

Миссис Коултер устроилась поудобнее и начала рассказывать ему, конечно, не всё, но у него и мысли бы не возникло, что она что-то утаила от него. Она рассказала ему о крепости, о союзниках, об ангелах, о минах и литейных цехах.

На лице Отца МакФэйла не дрогнул ни единый мускул, его ящерица деймон впитывала и запоминала каждое слово.

— А как Вы попали сюда? — спросил он.

— Я украла гироптер. Топливо у него закончилось, и я оставила его в поле, недалеко отсюда. Оставшуюся часть пути я прошла пешком.

— Лорд Азраэль активно занимается поисками мальчика и девочки?

— Разумеется.

— Предполагаю, что он ищет кинжал. Вы знаете, что у него есть имя? На жутких северных холмах, его называют убийцей бога, — продолжил он, подойдя к окну и глядя вниз на здания монастырей. — Это цель Азраэля, верно? Свергнуть Владыку?

Есть люди, которые утверждают, что Бог уже умер. По-видимому, Азраэль не является одним из них, если он сохраняет намерение убить его.

— Так, где находится Бог, — сказала Миссис Коултер, — если он жив? И почему он не говорит больше? С начала времен Бог гулял в саду и беседовал с Адамом и Евой.

Затем он стал удаляться и запретил Моисею смотреть на своё лицо. Позже во времена Давида он состарился и стал Старейшиной Времен. Где он сейчас? Если он всё ещё жив, то прожив невообразимое количество лет, он сейчас немощен и выжил из ума, не состоянии думать или действовать и неспособен умереть, трухлявый пень.

И если это так, то разве не будет самым милосердным, самым верным доказательством нашей любви к нему разыскать его и подарить ему смерть?

Пока Миссис Коултер говорила, она чувствовала спокойное оживление. Она раздумывала, выберется ли она вообще отсюда живой, но разговор с этим мужчиной в таком тоне опьянял её.

— А останки? — сказал он. — Оттуда, из глубин ереси как Вы полагаете нужно поступить с останками?

— Я не знаю, как поступить с останками, — ответила она. — Я не знаю что это такое. Никто не знает.

— Я понял. Итак, я начал с того, что напомнил Вам, что Вы находитесь под арестом.

Думаю, что самое время решить, где Вы будете спать. Вас разместят со всеми удобствами, никто не сможет причинить Вам вреда, но вам нельзя выходить. Завтра мы ещё поговорим.

Он позвонил в колокольчик, и почти сразу же вошёл Брат Луи.

— Проводите Миссис Коултер в лучшую комнату для гостей, — сказал Президент. — И заприте её.

Лучшая комната для гостей была убогой и обстановка в ней была скудной, но, по крайней мере, она была чистой. Услышав поворот ключа в замке позади себя, Миссис Коултер сразу же принялась за поиски микрофона. Один, тщательно замаскированный, она нашла в светильнике, второй под кроватью, прикреплённый к раме. Она отключила их оба, а затем её ожидал ужасный сюрприз.

На комоде, стоявшем за дверью, сидел лорд Роук и смотрел на неё.

Она закричала и схватилась рукой за стену, чтобы не упасть. Галливеспианец сидел совершенно беззаботно, скрестив ноги, и ни она, ни её золотая обезьянка не заметили его. Когда удары сердца стали тише, и дыхание перестало быть таким прерывистым, она сказала:

— Когда бы Вы соблаговолили сообщить мне о своём присутствии, мой лорд? До того как я разделась или после?

— До того, — ответил он. — Прикажите своему деймону успокоиться или я покалечу его.

Золотая обезьянка оскалилась, и мех её встал дыбом. Выражения обжигающей злобы на её мордочке заставило бы дрогнуть любого, но Лорд Роук только улыбался. Его шпоры блестели в неясном свете.

Маленький агент встал и выпрямился.

— Я только что разговаривал с моим агентом в крепости Лорда Азраэля, — продолжал он. — Лорд Азраэль шлёт Вам свои комплименты и просит сообщить ему, как только Вы выясните, каковы намерения этих людей.

Страницы: «« « ... 1112131415161718 » ... »»