Янтарный телескоп Пулман Филип

Глава тринадцать. Тиалис и Салмакия

Покрепче схватив тяжёлый пистолет, Уилл сшиб золотую обезьяну с камня, на котором она стояла. Миссис Коултер громко застонала от удара, и лапа обезьяны разжалась достаточно, чтобы крошечная женщина смогла освободиться.

Она вмиг прыгнула на камни, а человечек отскочил от миссис Коултер — оба двигались быстро, как кузнечики. Дети не успели даже удивиться. Человечек явно был встревожен: он бережно ощупал руку и плечо своей подруги, быстро обнял её и обратился к Уиллу:

— Ты! Мальчик! — сказал он тихим, но вполне взрослым голосом. — Нож у тебя?

— Конечно, у меня, — ответил Уилл. Если они не знают, что нож сломан, он не станет им говорить.

— Тебе и девочке придётся пойти с нами. Кто эта вторая девочка?

— Ама, она из деревни, — ответил Уилл.

— Скажи ей, чтобы она возвращалась домой. Шевелись, пока не пришли швейцарцы.

Уилл не стал мешкать. Что бы ни задумали эти двое, они с Лирой всегда могут бежать через окно, которое он открыл за кустом у тропинки.

Он помог Лире подняться, с любопытством глядя, как две маленькие фигурки садятся на…что? На птиц? Нет, в темноте их ждали стрекозы размером с чаек. Все вместе они бросились ко входу в пещеру, где лежала миссис Коултер. Она была наполовину без сознания от боли и сонной от яда шевалье, но когда они проходили мимо, она приподнялась и закричала:

— Лира! Лира, доченька, дорогая! Лира, не уходи! Не уходи!

Лира горестно посмотрела на неё, но потом перешагнула через тело матери и отцепила её руку от своей лодыжки. Женщина зарыдала; Уилл видел, что на её щеках заблестели слёзы.

Пригнувшись у входа в пещеру, дети дождались короткого затишья между выстрелами и бросились по тропинке вслед за стрекозами. Освещение изменилось: кроме холодного ямтарного сияния прожекторов цепеллинов в ночи плясало оранжевое пламя.

Один раз Уилл обернулся. В отсветах огня лицо миссис Коултер казалось трагической маской, её дэймон жалко прижимался к ней. Она стояла на коленях, простирая руки и крича:

— Лира! Лира, любовь моя! Сокровище моего сердца, девочка моя, единственная! О, Лира, Лира, не уходи, не покидай меня! Доченька моя милая, ты разрываешь мне сердце…

Лира отчаянно всхлипнула: в конце концов, у неё не было другой матери, кроме миссис Коултер; Уилл увидел, как по щекам девочки хлынули слёзы.

Но должен был быть безжалостным. Наездник на стрекозе пронёсся у самой его головы, торопя их. Уилл потянул Лиру за руку, и они вместе пригнувшись побежали по тропинке прочь от пещеры. В левой руке Уилл сжимал пистолет миссис Коултер; после того, как он ударил обезьяну, его рана снова закровоточила.

— Доберитесь до вершины скалы, — сказал наездник на стрекозе, — и сдайтесь африканцам. Они ваш лучший шанс.

Памятуя об острых шпорах, Уилл ничего не сказал, хотя вовсе не собирался подчиняться приказу. Он желал добраться только до одного места — окна за кустом — и быстро бежал, пригнув голову, а за ним бежали Лира и Ама.

— Стоять!

Человек — нет, трое человек в форме преградили им путь, белые люди с арбалетами и рычащими дэймонами-волкодавами — швейцарская гвардия.

— Йорек! — тут же закричал Уилл. — Йорек Бирнисон! — и услышал неподалёку треск кустов, рёв медведя и визг и вопли солдат, которым не посчастливилось с ним повстречаться.

Но откуда ни возьмись подоспела другая помощь: Балтамос в порыве отчаянья бросился между солдатами и детьми. Солдаты изумлённо отпрянули, когда перед ними замерцал этот призрак.

Но это были опытные воины, и уже через миг дэймоны набросились на ангела, сверкая в темноте острыми клыками, и Балтамос отступил: с криком стыда и страха он отпрянул назад и взлетел, отчаянно махая крыльями, Уилл с ужасом увидел, как силуэт его проводника и друга взмыл вверх и исчез среди верхушек деревьев.

Лира смотрела на всё это широко открытыми глазами. Бегство Балтамоса заняло не более двух-трёх секунд, но шведской гвардии этого времени хватило, чтобы перегруппироваться, и их лидер уже поднимал арбалет. У Уилла не оставалось выбора: он вскинул пистолет и, сжав рукоятку правой рукой, нажал на курок — и выстрел отдался во всех его костях, но пуля попала шведу в сердце.

Солдат упал навзничь, как будто его лягнула лошадь. Одновременно маленькие шпионы бросились на двоих других солдат, в мгновение ока спрыгнув со стрекоз на своих жертв. Женщина добралась до шеи одного солдата, мужчина — до запястья другого, и оба сделали пятками быстрое движение назад. Слабый, судорожный вздох — и оба швейцарца умерли, а их деймоны растаяли с тихим воем.

Уилл перепрыгнул через тела, Лира за ним, и они побежали что было сил; Пантелеймон, превратившийся в дикого кота, мчался за ними по пятам. «Где Ама?» — подумал Уилл и в ту же секунду увидел, как она бежит вниз по другой тропинке. «Теперь она в безопасности», — подумал он и через миг заметил далеко в кустах слабое сияние окна. Он схватил Лиру за руку и потащил туда. Они исцарапали себе лица, изорвали одежду, подвернули ноги, спотыкаясь о камни и корни, но нашли окно и упали в другой мир, на белые, как кость, камни под сияющей луной. Безграничную тишину вокруг нарушало только трещание насекомых.

И первое, что сделал Уилл, это схватился за живот; его рвало, желудок снова и снова сводило от смертельного ужаса. Теперь он убил уже двоих людей, не считая тех детей в Башне Ангелов… Уилл не хотел этого. То, что его заставил сделать инстинкт, было противно его телу, и Уилла, упавшего на колени, мучительно, кисло и сухо рвало, пока его желудок и сердце не опустели.

Рядом Лира беспомощно смотрела на него, качая на руках Пана.

Наконец Уилл немного пришёл в себя и огляделся. И сразу увидел, что в этом мире они не одни: маленькие шпионы тоже были здесь, их сумки лежали неподалёку. Их стрекозы порхали над камнями, ловя мотыльков. Человечек массировал плечо женщине, они оба сурово смотрели на детей. Глаза их горели так ярко, а выражения лиц были видны так ясно, что не оставалось сомнений в их чувствах друг к другу. Уилл видел: кто бы они ни были, это восхитительная пара.

— Алетиометр в моём рюкзаке, там, — сказал он Лире.

— Ой, Уилл, я так надеялась, что ты его найдёшь, что бы ни случилось. Ты нашёл своего отца? А мой сон, Уилл, — просто невероятно, что мы должны сделать, о, я и думать боюсь об этом… И мы в безопасности! Ты привёл меня в безопасное место…

Слова вырывались у неё так быстро, что она и не ждала ответов. Она всё вертела в руках алетиометр, привычно гладя тяжёлое золото, гладкий хрусталь и выпуклые колёсики.

Уилл подумал: «Он скажет нам, как починить нож!» Но сначала спросил:

— С тобой всё в порядке? Хочешь пить или есть?

— Не знаю…да. Но не очень. Всё равно…

— Нам надо убираться от этого окна, — сказал Уилл, — вдруг они найдут его и зайдут сюда.

— Да, правильно, — ответила она, и они стали подниматься по склону; Уилл нёс свой рюкзак, а довольная Лира несла сумочку, в которой лежал алетиометр. Краем глаза Уилл заметил, что маленькие шпионы последовали за ними, но держались на расстоянии и не представляли угрозы.

Над вершиной скалы был каменный уступ, который мог сойти за тесное убежище для них двоих, и, убедившись, что здесь нет змей, они сели под уступом и съели немного сухофруктов, запивая водой из бутылки Уилла.

— Нож сломался, — тихо сказал Уилл, — не знаю, как это случилось. Миссис Коултер что-то сделала или сказала, и я подумал о своей матери, и от этого нож повернулся, или зацепился за что-то, или… не знаю, что случилось. Но мы застряли тут, пока его не починим. Я не хотел, чтобы те человечки об этом знали: пока они считают, что я могу им пользоваться, я здесь главный, последнее слово за мной. Я подумал, что ты могла бы спросить алетиометр, и…

— Да! — тут же ответила Лира. — Да, я спрошу.

Она немедленно достала золотой инструмент и села так, чтобы лунный свет падал на циферблат. Заложив волосы за уши, прямо как её мать, она привычно начала крутить колёсики; Пантелеймон, превратившийся в мышь, уселся к ней на колено.

Едва начав, она взволнованно ахнула и посмотрела на Уилла: стрелка качнулась. Но прибор ещё не остановился, и она нахмурившись смотрела на циферблат, пока стрелка не замерла.

Она убрала алетиометр в сумку и спросила:

— Йорек? Он рядом, Уилл? Мне показалось, что ты его звал, но я решила, что это просто мои фантазии. Он и правда здесь?

— Да. Он может починить нож? Это сказал алетиометр?

— Ой, Уилл, из металла он всё может сделать! Не только броню, но и всякие мелкие, тонкие вещи… — она рассказала Уиллу о жестяной коробочке, которую сделал ей Йорек, чтобы посадить туда мухошпика, — но где же он?

— Рядом. Он пришёл бы, когда я звал, но, видимо, дрался… А Балтамос! Как он, наверное, испугался…

— Кто?

Он в двух словах объяснил ей, чувствуя, как щёки его горят от стыда, который, должно быть, испытывал ангел.

— Но я потом тебе о нём расскажу, — закончил он. — Так странно… Он мне столько рассказал, и, кажется, я тоже понимаю… — Уилл взъерошил волосы и потёр глаза.

— Ты должен рассказать мне обо всём, — твёрдо сказала Лира, — обо всём, что ты делал с тех пор, как она меня поймала. Ой, Уилл, у тебя всё ещё кровь? Бедная твоя рука…

— Нет. Отец её вылечил. Просто я ударил золотую обезьяну, и рана открылась, но сейчас уже лучше. Он дал мне мазь, которую сам приготовил…

— Ты нашёл своего отца?

— Да, в ту ночь, на горе…

Пока Лира промывала ему рану и накладывала свежую мазь из роговой коробочки, Уилл рассказал ей о некоторых последних событиях: о драке с незнакомцем и об озарении, случившемся с ними за миг до того, как стрела ведьмы нашла свою цель, о встрече с ангелами, о пути к пещере и встрече с Йореком.

— Столько всего случилось, а я спала, — изумилась она. — А знаешь, мне кажется, она была добра ко мне, Уилл, мне кажется да. Не думаю, что она желала мне зла…

Она сделала столько плохого, но…

Она потёрла глаза.

— А мой сон, Уилл, он был такой странный, что и описать нельзя! Я как будто читала алетиометр: всё так ясно, и понимаешь всё так глубоко, что дна не видно, но всё равно ясно.

— Это… Помнишь, я тебе говорила про моего друга Роджера, как его поймали глакожеры, а я пыталась его спасти, но ничего не вышло, и лорд Азраил убил его?

— Так вот, я его видела. Видела во сне, только мёртвого, он стал призраком и вроде как манил меня, звал, только я его не слышала. Он не хотел, чтобы я тоже стала мёртвой, нет. Он хотел со мной поговорить.

— И… Это ведь я привела его в Свельбард, где его убили, он умер из-за меня. И я вспомнила, как мы с Роджером играли в колледже Джордан, на крыше, в городе, на рынках, и у реки, и на глинозёмах… С Роджером и с остальными… Я ведь отправилась в Болвангар, чтобы привезти его домой живым и невредимым, но только всё испортила, и если я не попрошу у него прощения, всё будет бесполезно, просто уйма потерянного времени. Мне надо это сделать, понимаешь, Уилл. Мне надо пойти в страну мёртвых и найти его и… попросить прощения. Мне всё равно, что будет потом. Потом мы можем… я могу… не важно, что потом.

Уилл сказал:

— Это место, где находятся мёртвые, — такой же мир, как этот, как мой и твой и все остальные? В него можно попасть с помощью ножа?

Она посмотрела на него, поражённая этой мыслью.

— Ты можешь спросить, — продолжал он, — спроси прямо сейчас. Спроси, где он, и как туда попасть.

Она склонилась на алетиометром и быстро закрутила колёсики. Через минуту она получила ответ.

— Да, — сказала она, — но это странное место, Уилл… Такое странное… Мы и правда можем это сделать? Мы и правда можем пойти в страну мёртвых? Но какая часть нас туда пойдёт? Потому что дэймоны растворяются, когда мы умираем, я это видела, а наши тела — ну, они же просто остаются в могиле и разлагаются?

— Значит, должна быть третья часть. Другая.

— Знаешь, — оживилась она, — мне кажется, так и есть! Я же могу думать о своём теле и своём дэймоне, так что должна быть третья часть, которая думает!

— Да. И это призрак.

Её глаза сверкнули.

— Может, мы сможем вытащить оттуда призрак Роджера. Может, мы спасём его.

— Может быть. Можно попытаться.

— Да, мы это сделаем! — откликнулась она. — Пойдём вместе! Так мы и сделаем!

Но они не смогут сделать вообще ничего, если они не починят нож, подумал Уилл.

Как только в голове у него прояснилось, а желудок успокоился, он сел и обратился к маленьким шпионам. Они возились неподалёку с каким-то крошечным прибором.

— Кто вы такие? — спросил он. — И на чьей вы стороне?

Человечек прекратил своё занятие и закрыл деревянный ящичек, похожий на скрипичный футляр длиной не больше грецкого ореха. Женщина заговорила первой.

— Мы галливеспианцы. — сказала она. — Я леди Салмакия, а мой спутник — шевалье Тиалис. Мы шпионы лорда Азраила.

Стоя на камне в трёх-четырёх шагах от Уилла и Лиры, она была отчётливо видна в лунном сиянии. Её голосок звучал спокойно и внятно, и говорила она уверенно. На ней была широкая юбка из какого-то серебристого материала и зелёная туника; на её ногах, босых, как и у мужчины, были шпоры. Одежда мужчины была похожего цвета, но он был в тунике с длинными рукавами и в широких штанах до середины икр. Оба они выглядели сильными, ловкими, жестокими и гордыми.

— Из какого вы мира? — спросила Лира. — Я никогда не видела таких людей, как вы.

— В нашем мире такие же проблемы, как и в твоём, — ответил Тиалис. — Мы вне закона. Наш предводитель, лорд Роук, услышал о мятеже лорда Азраила и пообещал ему поддержку.

— А что вы хотели сделать со мной?

— Доставить тебя к отцу, — сказала леди Салмакия. — Лорд Азраил послал войско под командованием короля Огунве, чтобы спасти тебя и мальчика и доставить вас обоих в его крепость. — Мы здесь, чтобы помочь вам.

— Ага, а если я не хочу отправляться к отцу? Если я ему не верю?

— Очень жаль, — ответила она, — но таков наш приказ: доставить вас к нему.

Не удержавшись, Лира рассмеялась от мысли о том, что эти крошечные человечки могут заставить её что-то делать. И зря. Женщина внезапно крепко схватила Пантелеймона и прикоснулась кончиком шпоры к его мышиной лапке. Лира охнула: шок был такой же, как когда его схватили люди в Болвангаре. Никто не должен трогать чужого дэймона, это считалось насилием.

Но потом она увидела, что Уилл правой рукой крепко схватил человечка за ноги, так что тот не мог пустить в ход свои шпоры, и поднял вверх.

— Снова пат, — спокойно сказала леди Салмакия. — Поставь шевалье на место, мальчик.

— Сначала отпусти дэймона Лиры, — ответил Уилл. — Спорить я не настроен.

Лира увидела, что Уилл явно готов разбить голову галливеспианца о камень, и по спине у неё пробежал холодок. Оба человечка тоже это поняли.

Салмакия убрала ногу от лапки Пантелеймона, он немедленно вырвался от неё, превратился в дикого кота со вздыбленной шерстью и угрожающе зашипел, стегая воздух хвостом. Его оскаленные клыки были на расстоянии ладони от лица леди, но она смотрела на него абсолютно хладнокровно. Мгновение — и он, став горностаем, повернулся, бросился наутёк испрятался на груди у Лиры, а Уилл осторожно поставил Тиалиса обратно на камень рядом с его спутницей.

— Тебе следовало бы проявить уважение, — сказал шевалье Лире. — Ты неразумное и дерзкое дитя, а несколько храбрых людей погибли сегодня ради твоего спасения.

Лучше бы тебе вести себя вежливо.

— Да, — робко ответила она. — Извините, я исправлюсь. Честно.

— А что касается тебя… — продолжил он, обращаясь к Уиллу.

Но Уилл прервал его:

— Что касается меня, я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали, так что даже не пытайтесь. Уважение должно быть взаимным. Так что слушайте хорошенько: здесь командуете не вы, а мы. Хотите остаться и помочь нам — делайте, как вам скажут. Или сейчас же возвращайтесь к лорду Азраилу. Без возражений.

Лира видела, что галливеспианцы пришли в ярость, но Тиалис не отрывал взгляда от руки Уилла, сжимавшей ножны у него на поясе, и Лира поняла: шевалье думает, что пока нож у Уилла, тот сильнее. Значит, они ни за что не должны узнать, что нож сломан.

— Отлично, — сказал шевалье. — Мы поможем вам, потому что таков наш приказ. Но вы должны сказать нам, что вы собираетесь делать.

— Справедливо, — сказал Уилл. — Я скажу вам. Как только мы отдохнём, мы вернёмся в мир Лиры и найдём нашего друга, медведя. Он тут недалеко.

— Медведя в броне? Отлично, — сказала Салмакия. — Мы видели, как он дрался. Мы поможем вам это сделать. Но потом вы должны пойти с нами к лорду Азраилу.

— Да, — с честным видом соврала Лира, — да-да, потом мы так и сделаем.

Пантелеймон уже успокоился и испытывал любопытство, она дала ему взобраться к себе на плечо. Он стал стрекозой размером со стрекоз галливеспианцев, которые носились в воздухе, и взлетел к ним.

— Этот яд, — обратилась Лира к галливеспианцам, — который в ваших шпорах, он смертельный? Ведь вы укололи мою мать, миссис Коултер? Она умрёт?

— Это был лишь лёгкий укол, — сказал Тиалис. — Полная доза убила бы её, но царапинка только сделает её слабой и сонной на полдня или около того.

«И причинит бешеную боль», — знал он, но не сказал Лире.

— Мне нужно поговорить с Лирой наедине, — сказал Уилл. — Мы отойдём на минуту.

— Этим ножом, — сказал шевалье, — ты можешь прорезать проход из одного мира в другой, не так ли?

— Вы мне не доверяете?

— Нет.

— Ладно, я оставлю его здесь. Пока у меня его нет, я не смогу им воспользоваться.

Он отстегнул ножны и положил на камень; они с Лирой отошли и сели так, чтобы видеть галливеспианцев. Тиалис разглядывал вблизи рукоятку ножа, но не трогал его.

— Придётся их потерпеть, — сказал Уилл. — Как только починим нож, мы сбежим.

— Они такие быстрые, Уилл, — ответила она, — и им всё равно, они могут тебя убить.

— Надеюсь, Йорек сможет его починить. Я и не понимал, как нам нужен этот нож.

— Он сможет, — заверила его она.

Она смотрела на Пантелеймона, который носился и играл в воздухе, ловя крошечных мошек вместе с другими стрекозами. Он не мог улетать так же далеко, как они, но был таким же быстрым, а по окраске даже ярче их. Лира подняла руку, и он сел на неё, подрагивая длинными прозрачными крыльями.

— Думаешь, можно довериться им и лечь спать? — спросил Уилл.

— Да. Они жестокие, но, мне кажется, честные.

Они вернулись к скале, и Уилл сказал галливеспианцам:

— Сейчас я посплю. Утром мы пойдём дальше.

Шевалье кивнул, и Уилл немедленно улёгся и заснул.

Лира села рядом, на коленях у неё улёгся тёплый Пантелеймон, превратившись в кота. Как повезло Уиллу, что она не спит и сторожит его! Он действительно бесстрашный, и она этим очень восхищается, но он не умеет лгать, предавать и обманывать, а для неё это так же легко, как дышать. Подумав так, она почувствовала себя хорошей и доброй — ведь она делала это не для себя, а ради Уилла.

Она хотела ещё раз взглянуть на алетиометр, но с большим удивлением поняла, что устала, как будто всё это время не спала, а бодрствовала. Лира легла рядом с Уиллом, прикрыв глаза — чтобы чуть-чуть вздремнуть, заверила она себя — и тут же уснула.

Глава четырнадцать. Узнай, чего ты просишь

Уилл и Лира проспали всю ночь, и разбудили их лишь лучи солнца. Оба проснулись почти одновременно, с одной и той же мыслью; но, оглядевшись, они увидели шевалье Тиалиса, спокойно сторожившего их неподалёку.

— Войско Суда Благочиния отступило, — сказал он им. — Миссис Коултер в руках короля Огунве, на пути к лорду Азраилу.

— Откуда вы знаете? — резко садясь, спросил Уилл. — Вы проходили через окно?

— Нет. Мы говорим с помощью рудного резонатора. Я передал нашу беседу, — сказал Тиалис, обращаясь к Лире, — моему командиру, лорду Роуку, и он сказал, чтобы мы шли с вами к медведю. А как только вы встретитесь с ним, вы пойдёте с нами. Так что мы ваши союзники, и поможем вам, чем сможем.

— Хорошо, — сказал Уилл. — Тогда давайте поедим вместе. Вы едите нашу пищу?

— Спасибо, да, — ответила леди.

Уилл достал последнюю горсть сушёных персиков и зачерствевший ломоть ржаного хлеба — всё, что у него было — и разделил их на всех, хотя шпионы, конечно, взяли не много.

— А воды в этом мире, кажется, поблизости не найдёшь, — сказал Уилл. — Придётся с этим подождать, пока не вернёмся обратно.

— Тогда лучше нам поторопиться, — сказала Лира.

Но сначала она вынула алетиометр и спросила у него, опасно ли ещё в долине.

Ответ был: нет, все солдаты ушли, а жители деревни сидят по домам — и они собрались уходить.

В слепящем воздухе пустыни окно, выходившее на тенистый куст, выглядело странно: в воздухе, как картина, висел квадрат густой зелени. Галливеспианцы захотели посмотреть на проход и были поражены тем, что сзади окна не было видно, но стоило его обойти, и оно появлялось.

— Как только мы пройдём через него, мне придётся его закрыть, — сказал Уилл.

Когда все прошли через окно, Лира попыталась защипнуть его края, но её пальцы не смогли их найти; не удалось это и шпионам с их тонкими руками. Лишь Уилл точно нащупал края и быстро и аккуратно закрыл окно.

— Во сколько миров ты можешь войти с помощью этого ножа? — спросил Тиалис.

— Во все, которые есть, — ответил Уилл. — Сколько их, никому за всю жизнь не узнать.

Он закинул на плечо рюкзак и первым зашагал по лесной тропинке. Стрекозы юркими иглами метались в свежем, влажном воздухе, пронзая лучи света. Ветер в кронах деревьев поутих, воздух был прохладным и спокойным — тем ужаснее было увидеть застрявший в ветвях дерева искорёженный гироптер, из дверцы которого свешивалось тело пилота-африканца, запутавшегося в пристяжном ремне, а чуть выше — обуглившийся остов цеппелина с чёрными, как сажа, лоскутами обшивки на почерневших трубах и переборках, выбитыми стёклами и телами: трое человек сгорели и обуглились, их скрюченные конечности были подняты, словно трупы грозили напасть.

Это были только те, кто упал около тропинки. Выше по склону и внизу, среди деревьев, лежали другие тела и обломки. Потрясённые дети молча шли по этой бойне, шпионы же на стрекозах, привычные к битвам, смотрели вокруг спокойнее, отмечая, как прошёл бой и кто понёс большие потери.

Наверху долины, где деревья росли реже и начинался радужный водопад, путники остановились, чтобы вдоволь напиться студёной воды.

— Надеюсь, с той девочкой всё в порядке, — сказал Уилл. — Нам бы ни за что тебя не увести, если бы она тебя не разбудила. Она специально ходила к святому за этим порошком.

— С ней всё в порядке, — сказала Лира, — я же спросила алетиометр, вчера вечером. Она, правда, думает, что мы дьяволы. Она нас боится. Наверное, жалеет, что в это ввязалась, но у неё всё хорошо.

Они взобрались вверх вдоль водопада, наполнили фляжку Уилла и зашагали по плато к горному хребту, куда, как сказал Лире алетиометр, ушёл Йорек.

И начался долгий день утомительной ходьбы. Для Уилла это было нетрудно, но для Лиры сущее мучение: после долгого сна её тело ослабело и обмякло. Но она скорее вырвала бы свой себе язык, чем призналась, как ей плохо. Дрожа и прихрамывая, плотно сжав губы, она молча шла, старалась не отставать от Уилла. Лишь когда в полдень они присели передохнуть, она позволила себе хныкнуть, и то когда Уилл отошёл облегчиться.

Леди Салмакия сказала:

— Отдохни. В усталости нет ничего постыдного.

— Но я не хочу разочаровывать Уилла! Не хочу, чтобы он подумал, что я слабая и задерживаю его.

— Об этом он думает меньше всего.

— Вы не знаете, — грубо ответила Лира. — Вы знаете его не больше, чем меня.

— Я знаю, когда мне дерзят, — спокойно ответила леди. — Сделай, как я говорю, отдохни. Прибереги силы для дороги.

Лира была настроена бунтовать, но шпоры леди ярко поблёкивали в солнечном свете, и она промолчала.

Тем временем спутник леди, шевалье, открывал футляр рудного резонатора; любопытство Лиры взяло верх над обидой, и она стала наблюдать за ним. Прибор был похож на короткий карандашик из тусклого чёрно-серого камня на деревянной подставке. Шевалье провёл крошечным смычком, как у скрипача, по концу прибора, нажимая пальцами на разные точки его поверхности. Эти места не были помечены, так что казалось, что он прикасается к резонатору наугад, но по сосредоточенному выражению лица и уверенным, быстрым движениям Лира, что процесс этот требует столько же труда и мастерства, сколько чтение алетиометра.

Через несколько минут шпион положил смычок и вынул из футляра наушники, раковинки которых были не больше ногтя на мизинце Лиры, и крепко примотал провода, шедшие от них, к колкам на концах резонатора. Регулируя натяжение провода на колках, он, видимо, мог слышать ответ на своё послание.

— Как он работает? — спросила Лира, когда он закончил.

Тиалис взглянул на неё, как будто определяя, неподделен ли её интерес, а потом сказал:

— Ваши учёные, как вы их называете, экспериментальные теологи, должны знать о так называемом квантовом зацеплении. Это означает, что могут существовать две частицы с общими свойствами, и всё, что происходит с одной из них, одновременно происходит и с другой, как бы далеко он ни были друг от друга. Так вот, в нашем мире берут обычный кусок руды, зацепляют все его частицы, а потом разделяют надвое, так что обе части резонируют друг с другом. Вторая половинка этого резонатора находится у лорда Роука, нашего командира. Когда я играю смычком на этой половинке, другая точно воспроизводит звук, так мы и переговариваемся.

Он убрал прибор и сказал что-то леди. Они отошли в сторонку и стали говорить так тихо, что Лира ничего не слышала, хоть Пантелеймон, превратившись в сову, повернул в их сторону большие уши.

Потом вернулся Уилл, и они двинулись дальше, всё медленней и медленней: как день клонился к вечеру, путь становился всё круче, а линия снегов всё ближе. Они ещё раз передохнули на верху каменистой долины, потому что теперь даже Уилл видел, что Лира почти без сил: она сильно хромала, а лицо её было серым.

— Дай посмотрю твои ноги, — сказал он ей, — если они измозолены, намажу мазью.

Они были измозолены, и сильно, и Лира, закрыв глаза и сжав зубы, позволила ему втереть в них кровомоховый бальзам.

Шевалье тем временем был занят резонатором и через несколько минут, убрав прибор в футляр, сказал:

— Я доложил лорду Роуку наше местонахождение, и как только вы поговорите со своим другом, они пришлют за нами гироптер.

Уилл кивнул. Лира, казалось, не слушала. Она устало поднялась, надела носки и туфли, и они отправились дальше.

Спустя час большая часть долины была уже в тени, и Уилл стал думать, удастся ли им найти укрытие до наступления ночи. Но тут Лира радостно и с облегчением закричала:

— Йорек! Йорек!

Она увидела его раньше, чем Уилл. Король-медведь был ещё далеко, его белая шкура сливалась со снегом, но когда эхо донесло до него голос Лиры, он повернул голову, поднял её, принюхиваясь, и поскакал к ним вниз по склону горы.

Не обращая внимания на Уилла, он позволил Лире обхватить его за шею и зарыться лицом в его мех; медведь зарычал — так низко, что Уилл почувствовал, как под ногами гудит земля, но для Лиры это было удовольствием, и она вмиг забыла о своих мозолях и усталости.

— О Йорек, милый, как я рада тебя видеть! Не думала, что снова увижу тебя после Свельбальда и после всего, что случилось. С мистером Скорсби всё в порядке? Как твоё королевство? Ты здесь совсем один?

Маленькие шпионы куда-то исчезли, во всяком случае, в сгущающихся сумерках склоне горы теперь были только они втроём: мальчик, девочка и большой белый медведь. Йорек подставил спину, и Лира взобралась на него, как будто всю жизнь мечтала там сидеть, и её дорогой друг довёз её, гордую и счастливую, до своей пещеры.

Уилл, занятый своими мыслями, не слушал их разговора с Йореком, но вдруг услышал, как Лира в ужасе вскрикнула и сказала:

— Мистер Скорсби, о нет! О, это слишком жестоко! На самом деле умер? Ты уверен, Йорек?

— Ведьма сказала мне, что он отправился на поиски человека по имени Грумман, — ответил медведь.

Уилл прислушался: Барух и Балтамос что-то говорили ему об этом.

— Что случилось? Кто его убил? — дрожащим голосом спросила Лира.

— Он умер сражаясь. Он задержал всех этих масквичей, чтобы дать тому человеку уйти. Я нашёл его тело. Он умер смертью храбреца. Я отомщу за него.

Лира заплакала навзрыд, а Уилл не знал, что сказать, ведь этот незнакомец умер, спасая его отца, и Лира и медведь знали и любили Ли Скорсби, а он нет.

Вскоре Йорек повернул ко входу в пещеру, темневшему среди снегов. Уилл не знал, где шпионы, но был уверен, что они где-то неподалёку. Он хотел тихонько поговорить с Лирой, но сначала увидеть галливеспианцев и убедиться, что его не подслушают.

Он положил рюкзак у входа в пещеру и устало сел рядом. За его спиной медведь разводил огонь, а Лира, несмотря на свою печаль, с любопытством следила за ним.

Держа в левой передней лапе кусок какого-то железняка, Йорек ударил им три-четыре раза по такому же камешку на полу. Искры от каждого удара сыпались точно туда, куда направлял их Йорек: на кучу ломаных веток и сухой травы. Очень скоро запылал огонь, и Йорек неторопливо подложил в него полено, а потом ещё одно и ещё, пока костёр не разгорелся.

Дети были этому рады — воздух был уже очень холодным, но было и кое-что получше: задняя нога какого-то животного, возможно, козы. Свою долю Йорек, конечно, съел сырой, но оставшуюся ногу наколол на острую палку и положил жариться на костёр для детей.

— Легко охотиться в этих горах, Йорек? — спросила она.

— Нет. Мой народ не может тут жить. Я ошибался, но это к счастью, потому что нашёл тебя. Какие у тебя планы?

Уилл оглядел пещеру. Они сидели у костра, и огонь отбрасывал тёплые жёлтые и оранжевые блики на мех короля-медведя. Шпионов всё ещё было не видно, но делать нечего, он должен был спросить.

— Король Йорек, — начал он, — мой нож сломался… — он посмотрел за спину медведю и сказал: — Нет, подождите, — и указал на стену, — если вы слушаете, — продолжил он, уже громче, — выходите и слушайте по-честному. Не шпионьте за нами.

Лира и Йорек Бирнисон обернулись посмотреть, с кем он говорит. Из тени на выступ стены над головами детей спокойно вышел маленький человечек; Йорек зарычал.

— Вы не спросили разрешения у Йорека Бирнисона, чтобы войти в эту пещеру, — сказал Уилл. — А он король, а вы просто шпион. Вам следует проявить уважение.

Лире эти слова понравились. Она с удовольствием взглянула на Уилла и увидела на его лице ярость и высокомерие.

Лицо же шевалье, смотревшего на Уилла, было гневным.

— Мы были честны с вами, — сказал он. — Бесчестно было нас обманывать.

Уилл встал. Его дэймон сейчас был бы в форме тигрицы, подумала Лира, и отпрянула назад, представив себе гнев огромного животного.