Плач Сэнсом Кристофер

— Надеетесь сделать у Рича карьеру?

— Надеюсь. Сэр Ричард честен с теми, кто ему служит. Это всем известно.

Теперь рассмеялся я:

— Мне бы и в голову не пришло слово «честность», когда речь заходит о нем.

Стайс пренебрежительно махнул рукой:

— Вы говорите о сделках при королевском дворе. Никто из больших людей не ведет себя честно с другими такими же. Но сэр Ричард известен тем, что его люди привязаны к нему, и он отплачивает им за это. — Он прищурился над своей кружкой. — Надеюсь, то же самое можно сказать и о королеве и ее людях. Вы на кого работаете? Сэр Ричард говорил мне, что, наверное, на лорда Парра, ее дядю.

Я не хотел втягиваться в такой разговор и потому поставил кружку и резко встал.

— Я сообщу вам, если будут какие-то новости. А вы сообщайте мне домой, на Чансери-лейн.

Одноухий шутливым жестом поднял кружку:

— Я знаю, где это.

* * *

Я решил предупредить Филипа Коулсвина о последнем повороте в деле миссис Слэннинг, но подумал, что лучше сделать это после завтрашнего обсуждения ее жалобы с казначеем Роулендом, и пошел домой. В моем распоряжении были остатки воскресенья, а у меня еще оставалось два дела.

Сначала я зашел в свой кабинет и написал письмо Хью. Я сообщил ему последние новости и рассказал о своем участии в грядущих торжествах в честь приезда адмирала д’Аннебо, а потом предупредил его, что Джон Бойл — опасный человек и что его следует избегать, и посоветовал Кёртису больше не писать мне о нем. Так, подумалось мне, я, по крайней мере, не вовлеку в это дело еще и Хью. Запечатав письмо, я положил его в сумку, чтобы отправить завтра из Линкольнс-Инн.

Затем я спустился вниз. В доме стояла тишина. Джозефина отпросилась у меня погулять со своим молодым человеком, и я охотно отпустил ее, поэтому знал, что ее нет. Никого не было и на кухне — там на столе лишь горела сальная свеча, чтобы легче было развести огонь для приготовления пищи. Я вышел и зашел в конюшню, где Тимоти энергично убирался в стойлах. У дверей уже лежала куча старой соломы и конскго навоза.

— Дай вам Бог доброго дня, хозяин, — сказал он.

— И тебе, Тимоти, — кивнул я в ответ. — Не забудь оставить навоз для огорода миссис Броккет.

— Да. Она дала мне фартинг за хорошую кучу.

— Ты не подумал еще раз о том, чтобы пойти в подмастерья? Я мог бы поговорить с конюшим в Линкольнс-Инн, какие места есть у кузнецов.

По лицу подростка пробежала тень.

— Я бы предпочел остаться здесь.

— Ну, я хотел, чтобы ты подумал об этом хорошенько.

— Да, сэр, — ответил Тимоти, но без особого энтузиазма, и опустил голову.

Я вздохнул.

— Ты не знаешь, где мастер и миссис Броккет?

— Они пошли прогуляться. Миссис Броккет попросила меня присмотреть за свечкой на кухне и зажечь другую, если эта станет догорать.

— Хорошо.

Значит, дома никого. В том, что я собирался совершить, не было ничего противозаконного, и все же я не хотел, чтобы меня увидели за этим.

— Утром принесли письмо, приходил курьер, — добавил Тимоти. — Я был с ними на кухне. Не знаю, от кого письмо, но они оба встревожились. Выгнали меня с кухни, а чуть погодя сказали, что пойдут прогуляться. Мастер Броккет был мрачен, а бедная миссис Броккет, похоже, плакала.

Я нахмурился, гадая, в чем тут могло быть дело, а потом сказал:

— Тимоти, у меня есть одна важная работа. Ты не мог бы сделать так, чтобы в течение часа меня никто не беспокоил? Если кто-то придет, скажи, что меня нет.

— Хорошо, сэр.

— Спасибо.

Я поднялся наверх, отпер сундук у себя в спальне и с тяжелым сердцем посмотрел на книги внутри. Некоторые были включены в новый запретный список и должны были быть переданы городским властям в ратуше до девятого августа. После этой даты обладание любой из этих книг влекло тяжелые кары. С тяжелым сердцем я взял свой экземпляр Нового Завета в переводе Тиндейла и некоторыми старыми, двадцатилетней давности, комментариями на Лютера. Эти книги были моими друзьями в мои прежние реформаторские дни — одну из них мне подарил сам Томас Кромвель. Но, учитывая мою нынешнюю службу королеве, не говоря уже о ссоре с Изабель Слэннинг, я решил, что будет определенно лучше тайно сжечь эти фолианты, чем отдавать их, чтобы мое имя не попало в какой-нибудь список сдавших запрещенные книги.

Я отнес книги вниз, зажег новую свечу от той, что горела на кухне, и пошел в ухоженный Агнессин огород за домом. Там была большая железная жаровня, на которой сжигали сорняки и прочий огородный мусор. Она была наполовину заполнена побуревшей, высохшей на недавнем солнце травой и ветками. Я взял сухую веточку, зажег ее от свечки и бросил на жаровню. Быстро вспыхнуло и затрещало пламя. Со вздохом взяв первую книгу, я стал вырывать из нее листы и бросать их в огонь, глядя, как черные готические буквы, которые я когда-то так внимательно читал, чернеют и сворачиваются. Мне вспомнилась Анна Эскью, ее высушенная огнем кожа, и я содрогнулся.

* * *

На следующее утро, в понедельник, я пришел в контору рано: мне нужно было кое-что наверстать. Когда явился Барак, я рассказал ему о своем разговоре с Николасом и о встрече со Стайсом. Сказав, что пока нам не надо ничего делать — только ждать известий от Сесила, — я спросил:

— Как Тамасин?

— Только и делает, что говорит о завтрашнем дне рождения. Придут все соседи. Вы знаете, какие эти женщины. — Джек пристально посмотрел на меня: — Думаю, она забыла о своих подозрениях насчет моей деятельности. Надеюсь, она будет и дальше забывать, а? — Он поднял руку, и я увидел, что повязки на ней нет и швы сняты. — Я готов к действиям.

* * *

Позже в это же утро я перешел залитый солнцем Гейтхауз-Корт и зашел к казначею Роуленду. Старик, как всегда, сидел за столом; ставни на его окне были прикрыты. Он поздоровался со мной коротким кивком.

— В субботу я ждал вас на похоронах Билкнапа. Не знал, придете ли.

— На самом деле я просто забыл, — признался я.

— Как и все прочие. Были только я и проповедник. Что ж, брат Билкнап лежит теперь под плитой в часовне, как и многие другие, лишь с датами рождения и смерти на ней. Он не заслужил мавзолея.

— Бедный Билкнап.

— О нет! — возразил Роуленд. — Богатый Билкнап. Много же ему дало под конец его богатство… — Я промолчал, и он обратился к кипе документов у себя на столе. — Люди секретаря Пэджета прислали мне новые подробности визита французского адмирала в следующем месяце. Событие будет еще значительнее, чем я думал. Я покажу вам переписку. Но сначала, — казначей понизил голос, — мне придется потратить время на этот нонсенс. — Он вытащил из кипы на столе письмо и пододвинул его мне — это была жалоба Изабель, две страницы, исписанные ее аккуратным мелким почерком. Как я и ожидал, она обвиняла меня в сговоре против нее с Филипом Коулсвином, ее братом и архитектором Адамом — «из порочной злобы», поскольку она принадлежит истинной религии, а мы еретики.

— Это совершенный вздор, — сказал я. — Она сама выбрала эксперта.

— Он радикал?

— Нет. Обвинение в ереси, которое она сочинила во время инспекции, перепугало его до смерти. Как я и сказал, это совершенный вздор.

Роуленд издал свой обычный смешок, напоминавший скрип ржавых петель, как будто у него в горле открывались и закрывались двери.

— Я верю вам, брат Шардлейк. Прошло много лет с тех пор, как вы якшались с радикалами, и не так давно мы говорили, как вы стали осмотрительны. Хотя вчера вас не было на мессе.

— Неотложное дело. На следующей неделе я буду.

Казначей откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на меня, поглаживая свою длинную белую бороду черными, как и у меня, от многолетней работы с чернилами пальцами.

— Вы словно притягиваете к себе неприятности, сержант Шардлейк, сами того не зная. Как вы закончили дело с этой сумасшедшей?

— Не повезло. У всех барристеров случаются такие клиенты.

— Это верно. Я рад, что не участвую в этом вздоре. А что Коулсвин — он радикал?

— У него репутация реформатора.

Роуленд бросил на меня колючий взгляд.

— Миссис Слэннинг пишет, что вы ходили к нему на ужин.

— Один раз. Мы подружились, потому что нас обоих довело поведение наших клиентов. Брат миссис Слэннинг — такой же досадный клиент, как и она сама. А она узнала о моем визите, потому что несколько вечеров шпионила за домом Коулсвина. Это дает вам представление об этой женщине.

— Она пишет, что ее брат сошелся с Коулсвином, потому что оба посещают одну и ту же радикальную церковь.

— Это вполне обычно для юристов и их клиентов.

Мой собеседник согласно кивнул и сложил руки домиком.

— Кто представляет ее интересы теперь? Мы знаем?

— Винсент Дирик из Грейс-Инн. Вчера он заходил ко мне, чтобы забрать документы.

Роуленд нахмурился:

— У него дурная репутация. В суде он раздует эту теорию заговора. Вероятно, и жалобу он подстроил.

— Говорит, что нет, что это была идея Изабель. И в этом я ему верю. Но он не сможет удержать ее от дальнейших заявлений в суде.

— Думаете, она может пожаловаться в Грейс-Инн на Коулсвина?

— На это она не имеет права. Он защищает не ее интересы.

Казначей задумался.

— Хорошо. Попытаюсь прекратить это. Напишу миссис Слэннинг, что нет никаких свидетельств обоснованности ее жалобы, и предупрежу о законе против диффамации. Это должно ее отпугнуть, — сказал он самодовольно, хотя я подозревал, что такое письмо только еще больше разозлит Изабель. — А вы, мастер Шардлейк, — продолжал он с сердитым раздражением в голосе, — больше не суйтесь в это дело. Я не хочу, чтобы вы оказались замешаны в религиозных спорах, когда в следующем месяце вам предстоит представлять на торжествах наш инн.

— Если хотите, я могу не участвовать в церемониях, — любезно предложил я.

Наградив меня неприязненной полуулыбкой, Роуленд покачал головой:

— О нет, брат Шардлейк, вы исполните свой долг. Я уже сообщил ваше имя. А теперь посмотрите вот это. — Он протянул мне другой ворох бумаг. — Подробности торжеств.

Я просмотрел их, вспомнив, как Пэджет и королева говорили о заказанных для нее драгоценностях и новых нарядах для фрейлин. И все же я вытаращил глаза, увидев масштаб запланированного. Адмирал поднимется по Темзе двадцатого августа с дюжиной галер. Корабли короля, встречавшиеся с этими галерами в сражении ровно год назад, должны выстроиться вдоль Темзы от Грейвсенда до Дептфорда, приветствуя его. Король примет гостя в Гринвиче, на следующий день адмирал по реке поднимется к Лондонскому Тауэру, а потом проедет верхом по улицам Лондона. Во время этой процессии лондонские олдермены и главы гильдий — и другие, включая старших юристов от всех судебных иннов, — выстроятся вдоль улиц, приветствуя его, все в своих лучших робах. Я закрыл глаза, вспоминая, как год назад стоял на палубе «Мэри Роуз», глядя на эти самые галеры, стрелявшие в наш флот.

— Ничего себе, а? — сказал Роуленд — даже его, похоже, это слегка потрясло.

— Да, мастер казначей.

Я стал читать дальше. Адмирал пробудет в Лондоне два дня и двадцать третьего верхом отправится в Хэмптон-Корт. По пути его встретит с приветствием принц Эдуард, лорды, дворянство и тысяча всадников. На следующий день он отобедает с королем и королевой, а потом в Хэмптон-Корте будут колоссальные празднества. И снова потребуется мое присутствие, как одного из сотен на заднем плане.

— Понимаю, это все, чтобы произвести на него впечатление. — Я положил бумаги на стол.

— Великие церемонии всегда были в духе нашего короля. От вас потребуется лишь стоять рядом в богатом облачении, как декорация, как фон. У вас есть золотая цепь для таких церемоний?

— Нет.

— Тогда добудьте одну поскорее, пока их все не распродали.

— Я буду готов.

— Хорошо, — сказал Роуленд. — А я напишу миссис Слэннинг. — Он сделал себе пометку, а потом взглянул на меня и устало сказал: — Постарайтесь держаться подальше от всяких злоключений, сержант Шардлейк.

* * *

Несмотря на предупреждение Роуленда, в тот день я вывел из конюшни Бытие, поехал в Грейс-Инн и спросил там, как найти контору Филипа Коулсвина. В его помещении, которое он делил с другим барристером, царил порядок, и я понял, что теперь буду смотреть на собственную контору как на царство хаоса. Меня отвели в кабинет к Коулсвину, который тоже был безукоризненным — все бумаги там были аккуратно разложены по полочкам. Сам же хозяин кабинета положил перо и встал, чтобы поздороваться.

— Брат Шардлейк, приятная неожиданность! Насколько я понимаю, миссис Слэннинг вас уволила. Сегодня утром я получил известие, что ее новый представитель — брат Винсент Дирик.

— Да. — Я приподнял брови. — Я знаком с Дириком.

— Я тоже — с его репутацией. — Мой коллега вздохнул. — В его письме говорится про ее планы поднять шум о том, что якобы мы с вами и ее брат сговорились с экспертом, потому что все мы еретики. Он также сообщает, что она написала на вас жалобу в Линкольнс-Инн.

— Сегодня утром я имел об этом беседу с казначеем и пришел заверить вас, что он считает жалобу глупостью, каковой она и является. Но также хочу предупредить вас насчет Дирика: он настырен и не очень разборчив в средствах.

— Я подумал, что, может быть, Дирик надеется поднять шум насчет этих обвинений в еретическом заговоре и запугать меня и, возможно, мастера Коттерстоука, чтобы прийти к соглашению. — Филип покачал головой. — Но мы оба знаем, что ничто на земле не приведет их к соглашению.

— Казначей Роуленд велел мне держаться подальше от этого дела, особенно потому, что я назначен на мелкую роль в церемонии встречи французского адмирала в следующем месяце.

— Тогда я вам тем более благодарен, что зашли. Я вчера говорил с Эдвардом Коттерстоуком об этих последних обвинениях. Он не сдвинулся ни на дюйм. Даже вышел из себя, когда я рассказал ему о последней выходке его сестры. И сказал странную вещь: на худой конец, у него есть нечто такое, что уничтожит Изабель.

— Что он имел в виду?

— Бог его знает. Он сказал это в злобе и отказался объяснять. Сказал лишь, что это не имеет отношения к данному делу, и быстро сменил тему.

— А Изабель как-то говорила, что ее брат совершил страшные вещи. Может быть, из-за этого они так и ненавидят друг друга?

— Не знаю, — сказал Коулсвин и покачал головой.

— Помните старика-слугу, который встревожился их поведением на инспекции? Он по-прежнему присматривает за домом?

— Да. Но, мастер Шардлейк, вам лучше последовать совету вашего казначея и оставить это дело.

— Я все равно не останусь в стороне, если в суде примут эти обвинения. Названо мое имя.

— Но вы же не радикальный реформатор — вам нечего бояться.

— А вам? — напрямик спросил я.

Филип не ответил, и я продолжил:

— Изабель Слэннинг раздует скандал, какой только сможет. А что, если она на суде попросит вас через Дирика поклясться, что месса преображает хлеб и вино в тело и кровь Христовы?

— Сомневаюсь, что суд такое позволит.

— А если?

Коулсвин закусил губу.

— Не уверен, что смогу это сделать.

— Вот этого я и боялся, — тихо сказал я. — Прошу вас подумать хорошенько, Филип. Это будет признанием в ереси. Подумайте, что станет не только с вами, но и с вашей женой и детьми. Со всеми, кто с вами связан. Даже со мной.

Лицо моего собеседника напряглось.

— Думаете, я уже не размышлял об этом, не мучился этим? Я постоянно молюсь, пытаясь понять для себя Божий промысел!

Я посмотрел на его честное встревоженное лицо и понял, что Филип Коулсвин, несмотря на все свои достоинства, может поставить под угрозу других, чтобы спасти — как он думает — свою душу. И тихо проговорил:

— Подумайте также, чем Божий промысел может обернуться для нас остальных.

* * *

Ни в тот день, ни в следующий от Стайса ничего не было. Вечером должен был состояться праздник по случаю дня рождения Джорджа. Погода переменилась, похолодало, и с запада набежали тучи. Фермерам пригодился бы дождь для урожая, но я знал, что Тамасин хочет пораньше провести вечеринку в саду.

Я пришел в начале пятого. Было по-прежнему сухо, но небо помаленьку нахмуривалось. Маленький домик выглядел безукоризненно. Стол в гостиной был накрыт белой скатертью, на которой стояли сплюснутые с боков графины с пивом, среди которых я увидел и несколько графинов с вином. Вокруг были расставлены оловянные кружки, а в ухоженном садике был установлен другой стол со сластями. Человек пятнадцать, мужчин и женщин, в основном за тридцать, все в лучших нарядах, стояли и разговаривали — это были соседи Бараков, а также клерки и стряпчие из Линкольнс-Инн с женами. К несчастью, родственников не было, поскольку отец Тамасин бросил ее еще в детстве, а мать умерла. Мне вспомнился рассказ Джека про свою встречу с матерью на улице — сам он больше об этом не вспоминал. А затем я увидел Гая — он стоял несколько в стороне с кружкой пива.

Барак и Джейн Маррис ждали еще гостей, разнося туда-сюда графины и следя, чтобы кружки оставались полными. Хозяин дома явно чувствовал себя немного неловко в такой непривычной роли. Тамасин держала на руках Джорджа в белой рубашечке и чепчике, показывая его гостям, чтобы те подходили и восхищались. Николас тоже был здесь в своем самом ярком камзоле, привлекая внимание некоторых гостей своими поблекшими синяками. Миссис Барак надела свое лучшее платье из желтого шелка. Я налил себе кружку пива и отошел в сторонку. Тамасин улыбнулась мне и протянула руку.

— Мастер Шардлейк, — чопорно обратилась она ко мне, — спасибо, что пришли. — Друзья мои, — произнесла она с гордостью, — это начальник моего мужа, сержант королевского суда!

Я покраснел, когда все посмотрели на меня. Как я ни любил Тамасин, налет снобизма в ее натуре иногда смущал меня. У нее за спиной я увидел, как Барак подтолкнул Николаса и подмигнул мне. Я склонился над Джорджем, который уставился на меня бессмысленными глазенками.

— С днем рождения, малыш! — коснулся я его пухлой щечки.

— Спасибо, что пришли, — тихо повторила Тамасин, — и за то, что сделали для нас за все эти годы.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я. — Лучше?

— В добром здравии и настроении. — Оглядев комнату, хозяйка дома удовлетворенно улыбнулась. — Наша вечеринка проходит хорошо.

Я ощутил укол совести при мысли, как мы с Джеком обманываем ее, и сказал:

— Мне нужно поговорить с Гаем, он остался в одиночестве.

— Хорошая мысль.

Я подошел к своему старому другу.

— Что, Мэтью? — нейтрально спросил он.

— Тамасин говорит, что ей лучше.

— Да, все идет так, как должно. А как у тебя дела? — Врач пристально посмотрел мне в глаза.

— Неплохо.

— Рука у Джека заживает. Как и рана на груди у юноши. Оба избежали заражения.

— Я знаю.

И тут Малтон тихо спросил:

— А это дело, в котором их ранили, как оно — разрешилось?

Я замялся. Мне не хотелось врать еще и ему.

— Так я и думал, — тихо сказал он. — Это в духе Джека. Сорок лет я внимательно наблюдаю за людьми — это часть моего ремесла. Думаю, Тамасин что-то заподозрила, когда его ранили, хотя теперь, кажется, успокоилась. Но она ждет ребенка, Мэтью, и в прошлом потеряла одного. Если что-то случится с Джеком…

— Гай, — с неожиданным жаром сказал я, — иногда человек выполняет долг, дает клятву, и иногда, чтобы выполнить клятву, ему нужна помощь!

— Мэтью, я лишь знаю об одной твоей привязанности, которая позволяет тебе подвергать себя — и других — опасности. Я думал, королева выпуталась из беды, в которую попала раньше, но, возможно, я ошибаюсь. Что ж, это ее дела, не мои. Я согласен, человек должен отдавать долг чести. Но когда он вовлекает других, то должен думать и о них.

— Гай…

Я ощутил что-то на руке и, взглянув вниз, увидел большое водяное пятно на рукаве. С неба стали падать крупные капли, и Барак скомандовал:

— Все в дом! Пошли, женушка, спрячь Джорджа!

Мы все вошли в дом, а дождь превратился в ливень. Несколько женщин помогли Джейн спасти сласти, пока те не промокли. Когда мы оказались в гостиной, я оглянулся, ища Гая, но тот исчез.

Глава 27

Я пробыл там еще немного. Снаружи непрестанно стучал дождь, а потом до нас донеслись раскаты грома. Отсутствие Гая не осталось незамеченным. Я сказал Тамасин, что ему стало нехорошо, и вскоре ушел сам. Гроза закончилась, и когда я шел домой, в воздухе пахло сыростью и странной свежестью, несмотря на хлюпающую под ногами отвратительную бурую слизь из грязи и нечистот.

Придя домой, я услышал из кухни женские рыдания. В прихожей со смущенным видом стоял кавалер Джозефины Эдвард Браун, вертящий в руках шапку.

— В чем дело? — резко спросил я. Эдвард казался мне порядочным молодым человеком. Если это он чем-то обидел мою служанку…

— Это любезная Броккет, сэр, — торопливо ответил Браун. — Мы с Джозефиной вернулись и нашли ее в смятении на кухне. Простите, что жду в вашей прихожей, сэр, но Джозефина меня выставила.

— Ладно.

Я пошел к женщинам. Агнесса Броккет сидела за столом без чепца, обхватив голову руками, а рядом с ней сидела Джозефина. Когда я вошел, Агнесса подняла голову, и спутанные ореховые волосы упали ей на лицо.

— Что стряслось? — спросил я.

Молодая служанка ответила:

— Миссис Броккет получила ужасные новости от родственников, сэр. Когда мы с Эдвардом вернулись, я увидела, что она плачет. Все будет хорошо, я позабочусь о ней.

Агнесса посмотрела на меня:

— Извините меня, я лишь глупая женщина…

— Где Мартин? — спросил я.

— Отправился в город, сэр. — Миссис Броккет с заметным усилием попыталась взять себя в руки, вынула носовой платок и вытерла глаза. — Ему не очень понравился доставленный от мастера Дава хлеб, и он отправился с жалобой. Пожалуйста, не говорите, что видели меня такой, мастер Шардлейк.

— Я бы хотел знать, что случилось, Агнесса.

Женщина глубоко вздохнула и повернулась к Джозефине. Та растерянно посмотрела на меня, и тогда Агнесса тихо сказала мне:

— У нас есть сын, сэр. Наш единственный ребенок, и он попал в беду. Его дела пошли плохо, и сейчас он в долговой яме в Лестере.

— Печально это слышать, — ответил я.

Броккет покачала головой:

— Он был такой красивый, очаровательный мальчик… У него были такие планы выйти в люди в этом мире!

Я сел напротив нее.

— В этом нет ничего плохого.

Впервые за все время, что знал Агнессу, я увидел, как она нахмурилась.

— Мартин так не считает. Он думает, что каждый должен занимать свое место на социальной лестнице. Он всегда был строг с Джоном — думаю, потому мальчик и покинул дом так рано. — Она быстро взглянула на меня. — Но я не хочу плохо говорить о муже, сэр. Несмотря на свою строгость, он всегда души не чаял в Джоне.

— Как ваш сын попал в тюрьму, Агнесса? Может быть, как юрист, я смогу вам помочь…

Миссис Броккет грустно покачала головой:

— Слишком поздно, сэр. Джону удалось убедить нескольких инвесторов в Лестере ссудить ему денег, чтобы купить земли, принадлежавшие старым монастырям. Он хотел придержать их, пока цены на землю не вырастут.

— Они ссудили деньги без залога? — удивленно спросил я.

Агнесса печально улыбнулась:

— Джон, если захочет, может очаровать птиц на деревьях. — Но тут ее лицо вновь омрачилось. — Но цены на землю продолжили падать, кредиторы потребовали долг, возбудили иск, и весь прошлый год он просидел в лестерской тюрьме, где и останется, пока не выплатит долг.

— Печально это слышать, — повторил я.

— Мы с Мартином выслали ему денег — в том страшном месте, если у тебя нет средств на еду и одежду, останется только умереть от голода и холода. Он старается понемногу выплатить долг. Но это двадцать фунтов. Теперь Джон написал, что посланное не покрывает даже процентов и кредиторы говорят, что долг вырос. — Она покачала головой. — Боюсь, теперь он так и умрет в тюрьме. Прошлой зимой у него была закупорка в легких, а следующая зима там… — Она прервалась. — Пожалуйста, не говорите Мартину, что я говорила с вами, сэр. Это стыдно, а он такой гордый и не хочет, чтобы другие знали о нашей беде…

Я поднял служанке руку.

— Как хотите, Агнесса. Но, возможно, я мог бы что-то сделать…

— Нет, сэр, пожалуйста! Мы уже консультировались с юристом, и он сказал, что ничего сделать нельзя. Не говорите Мартину, — настойчиво умоляла женщина. — Ему будет… очень больно.

— Что ж, ладно. Но подумайте о моих словах. Я помогу, если смогу.

— Спасибо, сэр.

По тону Агнессы я понял, что она ничего не скажет мужу.

* * *

На следующее утро я пришел в контору рано, поскольку надо было наверстать упущенное по нескольким делам. Снова стояла жаркая и солнечная погода. Дома, когда я вставал, мне, как всегда, прислуживал Броккет. На лице его не было никаких признаков, что что-то случилось, и я понял, что Агнесса так ничего и не сказала ему о нашем разговоре.

Когда я уходил, Джозефина попросила позволения поговорить со мной. Я провел ее в гостиную.

— Агнесса Броккет просила меня поблагодарить вас за вашу вчерашнюю доброту, — сказала девушка. — Она попросила меня, потому что… ей стыдно.

— Ей нечего стыдиться.

— Она думает, что есть. И Мартин рассердится, если кто-то еще узнает. Это ранит его гордость, — добавила служанка с ноткой презрения в голосе.

— Я все думал, почему Броккет так редко выходит из дому, разве что на прогулки.

— И Агнесса никогда не покупает новую одежду.

— Наверное, все их деньги уходят на сына. И, Джозефина, это заставило меня снова подумать о том случае, когда ты застала Мартина за поиском чего-то в моих ящиках. Не собирался ли он в минуту отчаяния прибегнуть к краже?

— И я вчера подумала о том же, сэр.

— Это могло бы быть объяснением. Но у меня ничего не пропало, и ты не думаешь, что он потом снова занимался этим.

— Нет, сэр, не думаю. Я следила за ним. — Девушка едва заметно улыбнулась. — Думаю, он знает об этом. Наверное, поэтому он меня и невзлюбил.

— Ну, если это случилось в минуту безумия и никакого вреда причинено не было… Но такая ситуация не может продолжаться. Продолжай присматривать, хорошо? Сейчас у меня голова занята другим, но когда будет время, мне придется решить, как лучше поступить.

Джозефина улыбнулась, обрадованная заданием.

— Можете положиться на меня, сэр.

* * *

В конторе все уже работали — Барак и Скелли сидели за своими столами, а Николас раскладывал документы по ящикам, что уже давно следовало сделать. Не считая укоризненного взгляда Джона на опухшее лицо Овертона, все было как обычно в сентябре — я работал со своим персоналом, подготавливая дела для новой судебной сессии.

Но спокойствие продолжалось недолго. В полдень в дверь моего кабинета вошел Барак и закрыл за собой дверь.

— Появился Стайс, — серьезно сказал он.

Я отложил перо.

— Здесь?

— Да. Говорит, что есть новости. Привести его?

— Да. И заодно Николаса.

Стайс самоуверенно вошел ко мне в кабинет. Он был, как всегда, хорошо одет и с мечом у бедра — до последнего дюйма молодой джентльмен. Я не предложил ему сесть, и он посмотрел на нас троих с циничной ухмылкой.

— Снова все в сборе, а? — Он взглянул на Овертона. — У тебя пара прекрасных фонарей.

— Они проходят. Моя физиономия по крайней мере через несколько дней придет в норму, а твоя — никогда, — огрызнулся мой ученик.

Страницы: «« ... 1920212223242526 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга повествует о судьбах 13 племянниц русских царей в период с начала XVIII века до середины ХХ-го...
Миямото Мусаси и Такуан Сохо – два великих наставника, под влиянием которых формировались поколения ...
Новый военно-фантастический боевик от автора бестселлеров «Самый младший лейтенант», «Самый старший ...
Многие родители задаются вопросом «Почему мой ребенок мне врет?», но лишь единицы пытаются правильно...
Каждому из нас хотя бы раз да желали отметить свое столетие. А записные шутники еще добавляли: мол, ...
Здесь пугают.Из года в год серия «Самая страшная книга» собирает на своих страницах лучший хоррор на...