Плач Сэнсом Кристофер

Мы добрались до жилья Николаса без приключений, взяв выброшенный заговорщиками фонарь, чтобы освещать путь. Я прислушивался, не идет ли кто-то вслед за нами по темным улицам, но ничего не услышал. Лиман так и не пришел в сознание, и когда мы дошли до дома Ника, они с Бараком положили его на кровать, которая давно нуждалась в смене простыней. Закашлявшись от пыли, я спросил ученика:

— К вам никто не приходит убираться?

— Есть одна женщина, но сосед Стивен слишком приставал к ней, и она ушла, — рассказал Овертон. — Пока что мы не нашли никого другого.

Я посмотрел на его книжную полку и заметил рядом с томами по праву и Новым Заветом, которые казались подозрительно нетронутыми, пару томов по рыцарскому поведению и «Книгу об охоте».

— У меня есть немного сала и хлеб, — сказал Николас. — Думаю, сало еще не испортилось. Я проголодался.

Под поблекшими синяками его лицо было бледным. Джек тоже казался мрачным и уставшим. Мы все изнемогли. Я осмотрел Лимана, лежавшего ничком на кровати. Он был молод, высокого роста и крепко скроен, с темными волосами, аккуратно подстриженной бородой и красивым лицом с гордым римским носом. На нем был простой фланелевый камзол, далекий от изысканности королевского двора. Я осторожно ощупал его затылок — там красовалась большая шишка.

Мои сотрудники сели за стол и стали жадно уплетать хлеб с салом, которые Николас принес с кухни.

— Присоединяйтесь, — сказал мне Барак, — и тоже поешьте. Мы можем тут еще долго проторчать.

Я составил им компанию, но продолжал поглядывать на Майкла. У меня, по крайней мере, будет время допросить его до прибытия людей от лорда Парра. Я чувствовал, что, как и Милдмор, этот человек, возможно, захочет говорить, если мы убедим его, что работаем на стороне реформаторов. Стоило попробовать так сделать. Я вспомнил, что говорил Нику, когда сбежал Элиас: не следует пришпоривать коня сверх меры. Мне отчаянно хотелось выяснить, что известно Лиману, но тут может сработать мягкий подход. Вспомнилось мне и замечание Сесила, что в конце концов ему придется заговорить, и передо мной возник образ работы кулаков в темной комнате.

Через какое-то время Лиман застонал и пошевелился. Барак набрал из ведра воды и выжал ему на лицо намоченную тряпку. Наш пленник закашлялся, а потом сел, держась за голову. Сморщившись от боли, он посмотрел на свою перевязанную руку.

— Это я сделал, — сказал Николас. — Там лишь порезаны мышцы.

Бледное лицо Майкла вдруг омрачилось.

— Где я? — спросил он.

Его голос звучал сердито, но я расслышал в нем также и нотку страха и встал.

— Вы задержаны, мастер Лиман, — если не друзьями, то и не врагами, как вы могли подумать, — заверил я его.

Майкл огляделся и увидел студенческий кавардак.

— Это не тюрьма, — запинаясь, проговорил он с замешательством на лице.

— Нет, — дружелюбно подтвердил я. — Вы пока еще не арестованы. Хотя скоро за вами придут. Я Мэтью Шардлейк, юрист, и для вас будет определенно лучше сначала все рассказать мне. Может быть, я чем-то смогу вам помочь, если и вы нам поможете.

Лиман только злобно посмотрел на меня:

— Вы люди Бертано, посланника Антихриста.

— Опять это имя, — сказал Овертон.

Я пододвинул к кровати стул и сел. Теперь мы с пленником находились лицом к лицу.

— В последнее время мы часто слышали это имя, мастер Лиман, но клянусь: я не знаю, кто такой Бертано. Возможно, вы мне расскажете. — Я на мгновение задумался. — Под Антихристом, насколько я понимаю, вы подразумеваете папу?

— Римского Зверя, — подтвердил Майкл, внимательно наблюдая за нашей реакцией.

Я улыбнулся:

— Здесь нет друзей папы, уверяю вас.

— Тогда на кого же вы работаете?

Я достал печать королевы и протянул бывшему стражнику, чтобы тот рассмотрел ее.

— На Ее Величество. Неофициально. Я пытаюсь выяснить, что случилось с одной книгой.

Лиман нахмурился, а потом проговорил:

— Придворный юрист — это то же самое. Вы все отбираете хлеб изо рта бедняков.

— В действительности я адвокат в Суде по ходатайствам и по большей части работаю для бедных.

Майкл воспринял мой ответ с пренебрежением — несомненно, он презирал благотворительность богатых. Но я настаивал:

— Вчера мы искали рукопись, которую, мы полагаем, вы с вашими друзьями пытались переправить за границу. И заодно я разыскиваю убийц Армистеда Грининга.

— Который теперь в безопасности на небесах, — сказал Лиман, посмотрев на меня с вызовом.

— Есть еще одна рукопись, тоже пропавшая, — ее написала покойная миссис Эскью, которую жестоко сожгли на Смитфилдской площади.

— Эту рукопись вам не найти. — Теперь в голосе Майкла звучало торжество. — Она была у Вандерстайна. — Он помолчал, и его лицо побледнело. — Кёрди… ваши люди его убили. Добрый Маккендрик, я видел, как он убежал. Вы догнали и убили его тоже?

— Он убежал. И Кёрди убили не мы, а другие, с которыми мы вынуждены сотрудничать. Они обеспокоены розыском записей Анны Эскью, а мы — нет. — Я говорил медленно и тщательно выбирал слова: было видно, что мне удалось завладеть вниманием бывшего стражника. — Нас интересует только другая рукопись, о которой они не знают. Украденная у королевы. — Я наклонился к нему. — Книга, которая в случае опубликования может нанести огромный урон делу реформаторов. Именно тогда, когда беды Ее Величества, казалось, миновали и вал покатился на епископа Гардинера, вы украли ее. Зачем, мастер Лиман?

Пленник не ответил, а, прищурившись, посмотрел на меня, что-то соображая. На его бледных щеках появился легкий румянец, и я гадал, не вспоминает ли он свою нарушенную присягу королеве. Я тихо продолжил:

— Я выследил вас через другого стражника, Годжера, которого вы подкупили, и столяра, который дал вам дубликат ключа от сундука королевы.

— Вы многое разузнали, — проговорил Майкл.

— Но недостаточно. Где книга сейчас?

— Не знаю. Она была у Грининга. Кто-то убил его и забрал книгу.

— И кем же был этот кто-то?

Молодой человек не ответил, но я чувствовал, что Лиман знает что-то еще. Он посмотрел на меня и вдруг удивил меня, спросив насмешливым тоном:

— Думаете, опасности королевы закончатся, если вы найдете взятую мной книгу?

— Так мне показалось. Я недавно был при дворе, мастер Лиман.

В голосе Майкла смешались презрение и усталость, когда он снова заговорил:

— Они не закончатся. Откуда вам известно имя Бертано, если вы не знаете, кто это такой?

— Сосед Грининга Оукден слышал, как вы громко спорили в мастерской у Грининга незадолго до его убийства. Он услышал, что упоминается имя Бертано как посланника Антихриста.

Лиман медленно кивнул:

— Да. Королева, может быть, и добрая женщина, и, возможно, в сердце она воспринимает мессу как кощунственную церемонию, но из-за Бертано она все равно обречена. Король вот-вот примет тайного посланника из Рима. Это может только означать, что он собирается вернуться к папскому рабству. И тогда многие падут, и главная среди них — Екатерина Парр.

Поняв это, я ощутил, как по спине у меня пробежал холодок.

— Бертано — официальный посланник от папы! — выдохнул я.

— Так это или нет, — злобно сказал Лиману Николас, — но ты нарушил клятву оберегать и защищать королеву.

— В конечном счете она всего лишь бесполезный осколок знати и власть имущих, отбросов человечества. — Майкл произнес это с такой страстью, что я снова задумался, не грызет ли его совесть.

Овертон нахмурился:

— Черт побери, да это же анабаптист! Это компания безумных раскольников. Он хочет, чтобы всех джентльменов поубивали, а их имущество раздали черни.

Я обернулся и бросил на ученика предостерегающий взгляд.

— Я в ваших руках, — свирепо сказал Лиман, — и знаю, что скоро меня убьют. — Он судорожно глотнул. В злобном тоне молодого человека звучал вызов мученика, но голос его слегка дрожал.

Да, подумал я, он боится, как и все мы боимся огня.

— Да, — продолжал он, — я анабаптист, как сказал ваш парень, и понимаю, что крещение может позволяться только тем, кто пришел к истинному познанию Бога. К тому же как раз папа и есть Антихрист, он искушает сердца людей, живя в пышности и великолепии, а мирские князья и их прихвостни подобны ворам, и все они должны быть повержены, если христиане будут жить по заветам Библии! — Майкл возвысил голос. — Разделив все имущество, в истинном милосердии, признав, что все мы из одной и той же хрупкой глины, и в единственной истинной преданности только нашему Господу Иисусу Христу. — Он откинулся назад, тяжело дыша и вызывающе глядя на нас.

— Какие слова! — сардонически заметил Барак.

— Значит, — спокойно начал я, — вы хотите свергнуть короля, который, как сказано, Божьей волей верховный глава англиканской Церкви?

— Да! — крикнул пленник. — И я знаю, что своими словами я совершил государственную измену и меня могут повесить, утопить или четвертовать на Тайберне. Или сжечь как еретика за то, что я сказал про мессу. — Он сделал глубокий прерывистый вдох. — Лучше пусть все это случится сейчас. Умереть я могу только раз. Вот во что я верю и поэтому попаду на небеса, когда вы меня убьете.

— Я уже говорил, Лиман, что мы вовсе не обязательно ваши враги. Если вы поможете нам разыскать книгу королевы, я, возможно, смогу вам помочь. — Я пристально посмотрел на этого фанатика, прежде чем продолжить. — Вы сами из благородной семьи. Иначе бы вы не получили своего места и положения и связанного с ним доверия. Так что привело вас к нынешним верованиям?

— Вы хотите, чтобы я выдал других? — Лиман снова глубоко судорожно вдохнул. — Этого вы от меня не дождетесь.

— Этого и не нужно. Мастер Милдмор уже рассказал нам о вашем кружке. Мы спрятали его в безопасное место. Нам известны имена — трое были с вами сегодня ночью: Кёрди, который убит, Вандерстайн, который уплыл на корабле, и Маккендрик, который убежал. А также мастер Грининг и подмастерье Элиас, которые оба убиты.

Лицо Майкла выразило удивление.

— Элиас тоже убит?

— Да, и, судя по описанию убийц и способу убийства, той же рукой, которая убила Грининга.

— Но мы думали… — Пленник спохватился и прошептал: — Значит, Элиас Божьей милостью на небесах.

Я продолжал давить на него:

— Нам также известно от Милдмора, как «Свидетельства» Анны Эскью попали в руки вашего кружка. А мое расследование при дворе вывело меня на вас, как на человека, который украл книгу королевы, «Стенание грешницы».

Лиман сгорбился на кровати.

— Милдмор, — проговорил он безысходно. — Мы знали, что ему нельзя доверять. Этого человека искушал Маммона.

— И у него оставались сомнения насчет королевского верховенства.

— Да, — признал пленник. — Мы не могли доверять ему свои тайны. Мастер Грининг твердо настаивал на этом. — Он покачал головой. — Грининг привел меня к истине, он и прочие. Да упокоит Бог его душу!

— Мы бы хотели найти его убийц, — сказал я. — Пожалуйста, помогите нам.

Лиман лежал молча, обдумывая услышанное от нас. Мне не терпелось узнать все, но я был уверен, что, как и в случае с Милдмором, лучшей тактикой будет мягкое убеждение, хотя этот человек был тверже и умнее молодого тюремщика. Наконец он заговорил снова, более мягким тоном:

— Вы знаете так много, так что не будет вреда, если узнаете и остальное. Что касается меня — да, я был рожден и воспитан как джентльмен. В Тэтбери, что в Котсуолдсе. Это страна овец, и у моего отца было много стад. Он разжирел на торговле шерстью, а благодаря своим связям смог добыть мне место при дворе, и я стал стражником королевы. — Майкл грустно улыбнулся. — Мой отец, хоть и был землевладельцем, в конце концов пришел к новой вере, как и я, когда вырос. Хотя сам король постепенно возвращался к прежним верованиям. А теперь вернется еще дальше.

— Думаешь, к Риму? — Барак задумчиво потеребил бороду.

— Да. Мой отец предупреждал меня, что когда буду в Лондоне, я увижу многое, что мне не понравится, но чтобы продвинуться, я должен буду держать язык за зубами и ждать лучших времен. Сосредоточиться на карьере, только на карьере. — Лиман сжал руку в кулак. — На продвижении к богатству и к власти, а не к Богу. Это заполняет пустые сердца при дворе. Мой отец не мог этого видеть, — печально добавил он. — Он видел лишь, что требует от нас Христос. Как через стекло, смутно. — Тут молодой человек обернулся ко мне: — Вы видели Уайтхолл, мастер Шардлейк?

— Видел.

— Он великолепен, не правда ли? И строится дальше. С каждым днем становится величественнее.

— Говорят, король хочет сделать его величайшим дворцом в Европе.

Лиман глухо рассмеялся:

— Он рассчитан на то, чтобы принизить тех, кто в трепете. Каждый камень говорит о могуществе и богатстве короля, каждый камень кричит: «Смотрите, и бойтесь, и изумляйтесь!» А внутри, — добавил он с горечью, — грязные игры, называемые королевским ремеслом, где никто не может быть в безопасности.

— Тут я согласен с вами, — сказал я. — Особенно насчет королевского ремесла.

Бывший стражник пристально посмотрел на меня, удивленный моей реакцией — он, наверное, собирался спровоцировать меня на защиту короля и его двора. Молодой человек продолжил:

— Мне это было противно. Великий дворец, где каждый камень уложен потом бедняков, и тут же за стенами смрад бедности и нищеты… Мой викарий в Тэтбери увидел пустоту мессы и связал меня с друзьями в Лондоне, людьми веры. — Лиман немного помолчал, и его взгляд на мгновение словно обратился куда-то внутрь. — Как он и говорил, на королевской службе много соблазнов — плотская невоздержанность, тщеславие в одежде и манерах, изысканные наряды и драгоценности — о, они соблазнительны, как сама королева написала в своей книге!

— Вы прочли ее? — спросил я.

— Да, пока она была у мастера Грининга.

Мысль, что он читал украденную рукопись, вдруг разозлила меня, но я заставил себя сохранить открытость и дружелюбие на лице. А Майкл тем временем продолжал:

— Через друзей вне дворца я все дальше продвигался к Богу и к правильному пониманию порочности общества. — Он снова посмотрел мне в глаза. — Один дискуссионный кружок приводил к другому, и моя вера углублялась, а в прошлом году меня познакомили с мастером Гринингом.

Я представлял себе, как это случилось: восприимчивый юноша с совестью и радикальными наклонностями, искушаемый великолепием двора, но знающий о кроющемся в нем пороке. Его вера углублялась по мере его вращения в радикальных кругах, и в конечном итоге он попал в орбиту Армистеда Грининга.

— Значит, вас приняли в кружок Грининга, в отличие от мастера Милдмора, — рискнул я сказать и многозначительно добавил: — Который тоже имел доступ к тайнам.

Лиман рассмеялся:

— Я догадывался, что вы сделаете такую связь. Мастер Вандерстайн тоже имел связи — не здесь, но при дворах Франции и Фландрии, с людьми, которые кое-что ему сообщали. Это была его идея — создать здесь подобный кружок из истинно верующих, обладающих положением, чтобы узнавать секреты, которые могут нанести вред как папистам, так и монархам и помочь народу восстать против обоих.

— Понятно.

Значит, ключевой фигурой был Вандерстайн, направлявшийся сейчас в Северное море.

— Он познакомился с мастером Гринингом во время своей деловой поездки в Лондон два года назад, и так возник наш маленький кружок, — продолжал пленник. — Маккендрик тогда уже пришел к виденью истины, но паписты стали преследовать его по пятам, и ему пришлось бежать из Шотландии. У него была младшая должность при шотландском дворе маленькой Марии, и он знал интриги и грызню среди тамошних соперничающих лордов.

— А мастер Кёрди? — спросил я. — Он не был похож на человека со связями.

— Да. Но он был человеком веры с даром верного нюха, кому можно доверять, а кому нет.

— Понятно, — сказал Барак. — Маленькая ячейка анабаптистских шпионов, вынюхивающих тайны, чтобы разглашать их.

Лиман вызывающе посмотрел на него:

— И мы находили их. Даже Милдмор, которого мы отвергли, поскольку он не достиг истинной веры, вернулся к нам, когда Анна Эскью доверила ему свои записи. Мы поняли, что если напечатать за границей ее историю о том, как ее противозаконно пытали два королевских советника, и переправить эту книгу обратно в Англию, это поднимет народ. И ее напечатают! — с вызовом добавил молодой человек. — Сколько бы ни было правительственных агентов во Фландрии, люди мастера Вандерстайна умеют их обходить.

— Понятно. — Я издал долгий вздох. — Ну, я уже говорил вам, что до книги Анны Эскью мне дела нет. Она волнует других, а мне просто необходимо временно сотрудничать с ними.

— Она волнует Ричарда Рича? — спросил Лиман. — Есть такой негодяй.

Я наклонил голову:

— Что качается вас, то вы однажды вечером, во время своего дежурства, подслушали громкий спор между королевой и архиепископом Кранмером и узнали о существовании «Стенания».

Майкл застонал и сморщился от приступа боли.

— Клянусь моей верой, сэр, вы умный человек!

Я снова глубоко вздохнул:

— Догадываюсь, что вы донесли вашему кружку о книге королевы, и было решено, что вы украдете «Стенание грешницы», хотя ее публикация могла погубить Ее Величество. Считая, что ее судьба и так решена, а публикация, когда ее свалят, по крайней мере, показала бы, что она имела радикальные воззрения. И, наверное, вы думали, что ее судьба решена из-за Бертано?

— Да. В кружке я настаивал, что лучше выставить Бертано публично, дабы знание о его грядущем визите поистине всколыхнуло народ. Но другие возражали, говорили, что нам не поверят и что уже слишком поздно, чтобы предотвратить его приезд.

— Кто возражал?

— Мастер Кёрди и капитан Маккендрик.

— А как вы узнали про Бертано?

— Я же говорил вам, что у Вандерстайна есть осведомители на материке. В том числе младшие чиновники при французском дворе. Достаточно сказать, что он отвечал, кроме прочего, за обеспечение жильем иностранных гостей, которые давали ему возможность, как я, подслушивать чужие разговоры. Например, о прибытии во Францию Гуроне Бертано, папского посланника, который когда-то жил в Англии и которого теперь посылают сюда, чтобы добиться соглашения между папой и королем Генрихом. По приглашению короля.

Барак решительно покачал головой:

— Король никогда не уступит свою власть Риму.

— Да, — согласился Лиман. — Мастер Вандерстайн был страшно потрясен, когда его посланцы из Фландрии принесли ему такую весть. — Он посмотрел на меня своими темными глазами. — Но этим людям всегда можно доверять. Сейчас Бертано при французском дворе и через несколько дней прибудет в Англию. Это держится в тайне, знают лишь несколько человек при дворе, и среди них нет ни одного, кто хоть немного сочувствует реформам. Королева определенно не знает.

Я взглянул на Джека, который, нахмурившись, теребил бороду. Это была странная, необычайная история, и все же она согласовывалась с тем, что говорил мне лорд Парр — что, несмотря на свою неудачу уничтожить королеву и ее приближенных, консервативная партия не горюет, а ведет себя так, будто у них в рукаве спрятано что-то еще. Если это и есть их козырь, то ставка не может быть выше.

— Когда пришли известия о Бертано? — спросил я.

— Сразу после того, как я рассказал в кружке о подслушанном споре королевы с Кранмером о «Стенании», — ответил Майкл. — И все согласились, что если король решит вернуться под власть Рима, то королева после этого будет смещена. Папа настоит на этом. Но если «Стенание» опубликовать, народ увидит, что король казнит добрую и искреннюю женщину.

Я встал и подошел к окну. Меня охватил ужас. Если то, что Лиман говорил про Бертано, правда, королеве грозит смертельная опасность из нового источника, и она окажется разменной пешкой в гораздо более серьезной игре. В это было трудно поверить. Но, по крайней мере, похоже, кружок Армистеда Грининга не собирался публиковать «Стенание» до падения королевы, а хранил его в типографии Грининга. Они считали это надежным местом.

Барак сказал Лиману напрямик:

— Разглашение того, что король собирается прислать тайного посланника от папы, для широкой публики, конечно, вызовет общественный гнев и, возможно, предотвратит сам визит.

— Да, — согласно кивнул Николас. — Возмущение реформаторов будет страшным.

— И я так сказал, когда мы обсуждали Бертано в кружке, — ответил Майкл. — Мы спорили об этом несколько дней.

Я вернулся и снова сел у его кровати.

— Но Кёрди и Маккендрик воспротивились? Я спрашиваю, мастер Лиман, поскольку думаю, что один из вашей группы был платным шпионом некоей третьей стороны, не знаю, кто именно. Кстати, я в достаточной степени уверен, что сегодня вечером по пути в порт за нами кто-то следил, а потом этот кто-то наблюдал за последовавшими событиями.

Бывший стражник печально кивнул:

— Мы тоже об этом подумали, когда кто-то убил мастера Грининга и «Стенание» пропало. Потому мы все и скрылись. Записи Анны Эскью, готовые к отправке за границу, были у Вандерстайна, и хотя бы они не достались убийцам. А потом мы поняли, что, скорее всего, среди нас был шпион, потому что больше никто не знал, что мы собирались сделать. — Он покачал головой. — Но мы подумали на Элиаса, потому что только он отказался уехать из страны.

— Но, по вашим словам, вы не говорили ему про «Стенание».

— Он мог подслушать. Так мы решили потом. И он нуждался в деньгах, чтобы поддерживать семью. — Пленник снова покачал головой. — Бедный Элиас!

— Если и был шпион, то это не он.

Я быстро прикинул: остаются только Кёрди, который мертв, Вандерстайн, который сбежал, и Маккендрик. Но я не мог представить себе, что это Вандерстайн: у него была слишком долгая история, когда его знали как радикала, и он был в самом центре тайной организации. Остаются Кёрди и Маккендрик, которые жили в одном и том же доме и оба выступали против разоблачения Бертано до его прибытия.

— Какие доводы Кёрди и Маккендрик приводили против оглашения визита Бертано сразу? — спросил я.

— Кёрди говорил, что нет явных свидетельств этого и что если мы распространим этот слух, его просто опровергнут, а переговоры все равно состоятся. Маккендрик соглашался и говорил, что нужны более надежные свидетельства, возможно, более подробные: где должны состояться переговоры и с кем. Он говорил, что знает по опыту в Шотландии, как могут разлетаться слухи, но что без свидетельств они затухают. Он предложил Вандерстайну попытаться добыть больше сведений с материка, а потом огласить их с подробностями, когда Бертано и в самом деле появится здесь. Мы знали только, что он прибывает где-то в начале августа. В итоге мы согласились подождать, и Вандерстайн послал зашифрованные письма своим партнерам за границей, чтобы они разузнали побольше.

— И он получил какой-нибудь ответ?

— Нет, — вздохнул Майкл. — Они не смогли больше ничего разузнать. А потом мастера Грининга убили, а мы убежали и спрятались у хороших друзей, по отдельности, и переезжали с места на место, пока мастер Вандерстайн договаривался, чтобы приплыл корабль и забрал нас во Фландрию. Мы знали, что за нами охотятся. На одно место, где скрывался мастер Маккендрик, напали бандиты, как только он оттуда съехал. — Он посмотрел на меня. — Это устроили не вы с вашими союзниками?

— Нет.

— Откуда вы узнали, что сегодня мы будем в порту?

— Было нетрудно догадаться, что вы попытаетесь убраться из страны — и, возможно, с книгами. В порту поставили шпионов. Вы были слишком самонадеянны, проходя через таможню. Вам следовало проникнуть на борт, чтобы никто не знал.

Лиман закусил губу.

— Давайте проясним ситуацию, — сказал ему Барак. — В вашем кружке собрались анабаптисты, которые собирались сменить не только установившуюся в стране религию, но и само общество…

— И когда-нибудь мы сделаем это! В Библии ясно сказано…

Джек прервал эти излияния:

— Группу собрал голландец Вандерстайн, входивший в схожую организацию на материке. И его целью было, в частности, добывать сведения, которые могут подстрекнуть народ к мятежу.

— Да. Папы и государи обманывают народ. Но верующие вроде нас — это дрожжи в опаре. — Бывший стражник говорил нараспев, как проповедник.

— Однако, — сказал я, уже рассердившись, — поскольку вы не знали, что среди вас есть шпион, кто-то почти наверняка работавший на какую-то ведущую фигуру в консервативном лагере завладел книгой королевы и может в любой момент передать ее королю, чтобы разгневать его, как раз когда прибудет посланник папы!

Лиман опустил голову, а я продолжал:

— Вам были нужны деньги на взятки, чтобы украсть книгу королевы. Значительные суммы. Где вы их взяли?

— У мастера Кёрди были деньги. От его торговли. — В глазах Майкла опять зажглась искра. — Видите, мастер Шардлейк, мы поступаем так, как проповедуем, — у нас все общее.

Я вздохнул и повернулся к Бараку и Овертону:

— Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз, с обоими. Николас, ты не принес бы свечу? — попросил я и обернулся к Лиману: — Даже не думайте сбежать, мы будем рядом. Полежите здесь и подумайте о том, что вы натворили из-за своей глупости.

Затем мы вышли, оставив его в темноте.

Глава 28

(продолжение)

Мы спустились по лестнице в маленький пыльный вестибюль. Я поставил свечу в подсвечнике на ступени. До нас слабо доносился уличный шум. Я потерял счет времени — должно быть, уже давно минула полночь, и я не знал, когда же придут люди лорда Парра.

— Ну, — спросил я Барака, — что думаешь? Сначала про историю с Бертано.

Джек погладил бороду.

— Если это правда и известие выйдет наружу, то Лиман прав — будут беспорядки на улицах. Я не имею в виду мятеж и переворот, но волнения определенно будут. Нужно отдать им должное, их тактика размещать шпионов в местах, где доступны секретные сведения, окупилась сполна. Но, — мой помощник пристально посмотрел на нас, — если хочешь жестко управлять группой, обладающей секретными сведениями, нужно быть уверенным, что каждому можно полностью доверять. Однако с некоторыми необузданными радикалами… — Он пожал плечами. — Их одурачить нетрудно. Если кто-то постоянно, как попугай, произносит правильные фразы, мне кажется, они все с радостью поверят.

— Да, — согласился я. — Но ты сказал: если это правда насчет Бертано.

Барак хмыкнул:

— Не забывайте, я уже шесть лет далек от политики. Но не забывайте также, и что после казни Анны Болейн у короля не было никаких препятствий, чтобы вернуться в лоно Рима. Однако он не вернулся. — Джек цинично усмехнулся. — Ему слишком нравится власть над Церковью, не говоря уже о деньгах, которые он получает от монастырей. Но есть и кое-что еще. — Он насупил брови, отбросившие на его лицо тени в тусклом свете свечи. — Я знаю, лорд Кромвель считал, что ключ к пониманию короля — помнить, что он действительно верит, будто Бог поставил его главой Церкви в Англии. Вот почему каждый раз, когда он передумывает и меняет доктрину, вся страна должна подчиняться, а то будет плохо. — Мой старый товарищ решительно покачал головой. — Он не отдаст так запросто всю эту власть обратно папе, веря, что сам Господь избрал его, чтобы ее применять.

— А когда Генрих умрет? — тихо спросил Николас.

Я подумал о волочащей ноги развалине, увиденной мною в Уайтхолле, о стонущей фигуре, которую воротом поднимали по лестнице.

— Верховная власть должна перейти к его сыну, — сказал я.

Барак согласился:

— Ничто не может лишить Генриха его права — его долга, как он это видит — передать верховную власть принцу Эдуарду.

— Но как может маленький мальчик, еще не способный иметь собственные суждения, решать, какое направление религии правильное? — засомневался Овертон.

За Джека ответил я:

— Будет регентство или регентский совет, временно, пока Эдуард не повзрослеет. Вероятно, король решит, кто будет править от его имени.

«И это будут не Парры, если королева падет», — подумал я про себя.

— Полагаю, решения по вопросам религии за Эдуарда будет принимать совет, пока он не достигнет восемнадцати лет, — продолжил я вслух. — Это, конечно, теологический нонсенс, но именно так все и будет. Нет, Барак прав: если этот Бертано действительно приедет, он не вернется к папе с клятвой в преданности Генриха в кармане. — Я задумался. — Но я слышал всевозможные истории про то, что делается в Европе. Говорят, папа пытается завести диалог с некоторыми протестантами через свой новый Тридентский собор. Не думает ли Генрих, что можно пойти на какой-то компромисс?

— Какой компромисс? — раздраженно спросил Барак. — Глава Церкви — либо король, либо папа. Третьего не дано. Если б был третий вариант, кто-нибудь уже давно бы его предложил.

Николас покачал головой:

— Но король может думать, что возможен какой-то способ договориться без клятвы в верности папе. Может быть, Бертано послали разузнать об этом? В конце концов, король в этом году стремился повсюду установить мир…

«Да, — подумал я, — потому что знал, что умирает».

— Ты, может быть, прав, Николас. Хорошая догадка.

— Никогда этого не будет, — насмешливо сказал Джек.

— Но кто же в кружке был шпионом? — спросил я. — И кому он доносил?

— Это определенно не Лиман, — заявил Барак. — Он искренне верит, если такое вообще бывает. И не Милдмор: тот ничего не знал про Бертано и книгу королевы. Грининга и Элиаса убили. Вандерстайн — сомневаюсь: он, торжествуя, отправился за Ла-Манш с книгой Анны Эскью. Остаются Кёрди, которого уже не допросишь, и шотландец Маккендрик, который еще где-то здесь. Оба подталкивали Лимана к краже «Стенания».

— И Маккендрик снимал у Кёрди жилье, — нахмурил брови Николас. — Доносчиком был один из них, если не оба.

— Маккендрик, — сказал Джек. — И теперь он убежал к своему хозяину. Кто бы ни был этот хозяин.

— Это кто-то работающий при дворе на консервативную партию, — сказал я. — Но кто? Официальной шпионской сетью руководит секретарь Пэджет. Однако у придворных есть свои сети — у герцога Норфолкского, Рича и Ризли, которые прицепились к телеге Гардинера.

— Думаете, Рич мог быть замешан в краже «Стенания»? — спросил Николас.

Я вздохнул:

— Рич охотился на книгу Анны Эскью и, похоже, ничего не знал о «Стенании». Но этой гадине никогда нельзя доверять.

— Тот, у кого книга, — сказал Барак, — возможно, готовится показать ее королю, когда приедет Бертано. Для максимального эффекта. Это объясняет, почему ее до сих пор скрывают.

Я покачал головой:

— Я уверен, эти люди уже показали бы ее королю, чтобы настроить его еще сильнее против реформаторов и склонить к договоренности с Бертано, когда тот появится. Они воспользовались бы ею, чтобы снова повернуть его против реформаторов как можно скорее.

— Тогда где же она? — сердито спросил Джек. — У кого?

— Не знаю, черт возьми! — Я потер рукой лоб.

— Может быть, у Маккендрика? — задумчиво предположил Овертон. — Если он шпион и похитители отдали книгу ему, то, может быть, он не успел ее передать, поскольку бежал с остальными?

— Но прошел уже почти месяц, — насмешливо заметил Барак.

— Это маловероятно, — сказал я. — Но все возможно. Я должен обсудить это с лордом Парром.

Страницы: «« « ... 2122232425262728 » ... »»