Счастливы неимущие (Евангелие от Матвея). Судебный процесс Березовский – Абрамович. Лондон, 2011/12 Барщевский Михаил

О.: Да.

В.: Вы в следующем предложении даете нам еще одну причину: «Мне нужно было поступить так, чтобы не стать врагами с господином Березовским или господином Патаркацишвили». Видите это, да?

О.: Да.

В.: В другом параграфе вы говорите, что вы будете «покупать [себе] свободу». Видите, 2-я строчка: «Я покупал себе свободу».

О.: Да.

В.: После этого вы там говорите, что это было личное решение, потому что «было очень важно подвести черту, поставить соответствующую точку в [моих] отношениях с господином Березовским». Вы говорите далее: «Тем не менее я чувствовал свою ответственность. Это был способ показать Березовскому, что я оставался лояльным по отношению к нему и всегда буду с уважением относиться к тому, что он для меня сделал». Это вы видите, да?

О.: Да, я вижу. Но вы пропустили первую часть, где я говорю, что это не только деловое, но и личное. Вы сказали, что это только личное. Или это в переводе пропало?

В.: Нет, вы его не пропустили, потому что я его не зачитывал, но не важно. Господин Абрамович, сумма, которую вы согласились выплатить господину Березовскому и господину Патаркацишвили, превышала все ваши предыдущие платежи, не так ли?

О.: Да.

В.: С любой точки зрения это не было окончательным платежом, как вы утверждаете. Далее, вы договорились после этого с господином Патаркацишвили, в какой-то момент после середины февраля 2000 года, что будет еще один платеж в отношении его работы.

Г-н Сампшн: Вы имеете в виду 2001 год?

Г-н Рабиновитц: Нет, я имею в виду февраль 2000 года. Вы согласились с господином Патаркацишвили вскоре после февраля 2000 года, что вы произведете еще один платеж в отношении его работы по приобретению алюминиевых активов. Это так?

О.: Да, только я не понял, как это увязано.

В.: Вы здесь утверждаете, что это был заключительный платеж, чтобы привести отношение с этими людьми к концу, поставить точку. Но это не был последний платеж. Вы знали на тот момент, не так ли? Что еще у вас были дальнейшие деловые отношения с господином Патаркацишвили, и что будет еще один платеж, который вы сделаете. Это так? Согласны?

О.: Да, это так. Но то, что я здесь описываю, — это все связано с «Сибнефтью», это к алюминию не имеет никакого отношения. В основном упоры делаем на господине Березовском, с которым этим платежом, как я считал, я закончу полностью наши отношения. То есть я ему ничего больше никогда должен не буду, он мне больше не придумает новых платежей.

В.: Господин Абрамович, ваша позиция заключается в том, что Березовский и Патаркацишвили вообще ничего не делали в отношении к «Сибнефти». Никакой реальной поддержки не предоставляли несколько лет на тот момент времени. Вы согласны? Это так?

О.: Нет, это не так.

В.: А какую поддержку они вам оказывали в период перед маем 2001 года в отношении «Сибнефти»?

О.: Я уже описывал — это отношение по крыше. Это очень размытое понимание, его нет. Для того чтобы закончить эти отношения и не иметь больше никаких проблем с выплатами, с этими бесконечными историями, что больше и больше должен, — вот чтобы этого не было, я и готов был заплатить последнюю сумму и закончить.

В.: На том этапе вы уже не были друзьями с господином Березовским, не так ли?

О.: Я уже вчера объяснял. Слово «друг», оно очень… ну это же ощущения. Но я, безусловно, был ему очень благодарен за то, что он сделал для меня. Безусловно, я понимал, и сейчас понимаю. Более того, я не жалею о том, что я заплатил. Это даже, я бы сказал, слово «гордость» — неправильное, но я очень доволен собой, что я вот так поступил. Я бы иначе это не сделал. Я был благодарен ему за то, что он мне помог. Я бы сам никогда не добился бы таких результатов. Поэтому я считал, что я ему должен заплатить. Цифра, она могла быть спорной. Но то, что я ему должен был, для того чтобы закончить наши отношения и больше к этому вопросу никогда не возвращаться, — я так считал, что да, он имеет право требовать.

В.: Вы утверждаете, что у вас не было обязательств совсем, и что это чисто был платеж доброй воли, платеж в 1,3 миллиарда долларов, который вы сделали Березовскому и Патаркацишвили. Это вы утверждаете?

О.: Я утверждаю, что у меня никогда не было никаких юридических обязательств. Отношения «крыша» — это не юридическое обязательство, это понимание. Если один раз уже попал под влияние, то до того момента, пока закончится это, будешь платить. Вот что я пытаюсь объяснить.

В.: А я вам вот что скажу, господин Абрамович, что настоящая и единственная причина, по которой вы платили 1,3 миллиарда долларов, — это потому, что вы приобретали у Березовского и Патаркацишвили их доли в «Сибнефти», и это правильно, не так ли?

О.: Я себе свободу приобретал, а не долю господина Березовского. Я не покупал никаких долей.

В.: Господин Абрамович, мы утверждаем, что господин Березовский и господин Патаркацишвили хотели структурировать продажу акций «Сибнефти», за которые вы платили 1,3 миллиарда долларов, путем продажи вам напрямую, но в какой-то момент времени между встречами в Париже и Кельне вы перестали с этим соглашаться, вы отказались. Это верно? Вы согласны?

О.: Что продать?

В.: Доли «Сибнефти», которые они вам продавали.

Судья Элизабет Глостер: Еще раз, пожалуйста, задайте вопрос, потому что немножко непоследовательно вы его формулируете.

Г-н Рабиновитц: Вы знаете, что позиция Березовского заключается в том, что платеж, 1,3 миллиарда долларов, был за продажу его доли в «Сибнефти». Знаете вы это?

О.: Мы прода… когда мы называем слово «доля» — в переводе это имеются в виду акции или термин «бенефициарный интерес». Что такое «доля»? Вот об этом надо договориться.

В.: То есть вы сейчас предполагаете, что имела место продажа бенефициарного интереса, а не доли? Я не понимаю, почему вы говорите, что есть разница, которая имеет значение в вашей позиции, господин Абрамович.

О.: Это слово «доля» в русском языке чуть-чуть грубое. Доля — это вот преступники что-то обокрали и делят. Вот это вот «доля» по-русски звучит. Поэтому я говорю, что то, что господин Березовский утверждает… извините. А то, что господин Березовский, если я правильно понимаю, сейчас утверждает, что у него был какой-то интерес, который каким-то образом связан с «Сибнефтью», — это не так. А в переводе это очень жестко звучит, что «вы доли делите».

Судья Элизабет Глостер: Господин Рабиновитц, вы должны вернуться к своему вопросу, поскольку вы представляете позицию господина Березовского свидетелю, перед тем как вы начнете обсуждать, почему господин Абрамович данное различие привел, вам стоит перефразировать вопрос и сказать, в чем заключается позиция господина Березовского и является ли это зарегистрированной акционерной долей или бенефициарным интересом.

Г-н Рабиновитц: Позиция господина Березовского заключается в том, что он, как ваш партнер, имел право вместе с господином Патаркацишвили на половину долевого интереса в «Сибнефти», который держали вы.

О.: Это не так. Ему никогда ничего не принадлежало — вот этот ответ.

В.: Вернемся к вопросу распределения прибыли от алюминиевых активов. Теперь мы знаем из документов, которые были раскрыты вашей стороной в первый день слушания, что в дополнение к 1,3 миллиарда долларов, которые вы выплатили господину Березовскому, господину Патаркацишвили, в соответствии с договоренностью, которая была достигнута у вас в мае-июне 2001 года, вы заплатили также компаниям, с ними связанным, еще 377,5 миллиона долларов. Эти платежи были сделаны после июля 2002 года. Вы помните это?

О.: Да.

В.: Мы читаем ваши объяснения этих платежей. Вы говорите здесь: «Несмотря на наше ясное соглашение об окончательном характере выплаты, господин Патаркацишвили позднее все-таки вновь обратился ко мне, прося еще денег. Я не могу точно вспомнить дату, но, возможно, это было в июне 2002 года. Он не пытался представить это мне как пересмотр условий соглашения, но скорей намекал, что он и господин Березовский на самом деле не получили полную сумму в 1,3 миллиарда долларов США, о которой мы договорились с ним весной 2001 года. Потому что им пришлось получать ее по частям. Поэтому они не смогли получать надлежащий доход. Так называемая „упущенная выгода“. Еще они утверждали, что им пришлось платить комиссионные, которые оказались очень существенными, для легализации денег. Поэтому это описывалось как получение процентов за то, что он согласился на выплату по частям и комиссию. Я ранее согласился оплатить комиссионные за легализацию ОРТ, поэтому, мне кажется, он решил, что стоит попробовать еще раз». Затем вы продолжаете в параграфе 296: «Вижу из документов, что я согласился заплатить дополнительные 100 миллионов долларов США, 150 миллионов долларов и 127,5 миллиона долларов». И это как раз в сумме и составляет 377,5 миллиона, о которых мы сейчас говорим, да?

О.: Да.

В.: Из того, что вы говорите — параграфы 295 и 296, — получается, что вы вроде как не очень хорошо помните договоренности о какой-то конкретной сумме, которую вы согласовали в июне 2002 года с господином Березовским. И вам пришлось отсчитывать назад по документам, где были показаны различные платежи. Это так?

О.: В основном да. Ну что-то я помню, но это в основном реконструкция. Я понял, почему он придумал это, и как он мне это объяснил, но какие числа были, я не помню.

В.: Можете объяснить, что подвело вас к мысли, что это могло быть в июне 2002 года?

О.: Может быть, у меня в проездных документах что-то по этому поводу значится? Нет, я не помню, на основании каких документов я сделал такой вывод.

В.: А вы помните что-нибудь относительно того, где произошла та встреча с господином Патаркацишвили, о которой вы говорите?

О.: Ну, скорей всего, в Тбилиси. Если это 2002 год, скорей всего, в Тбилиси. Ну наверняка в Тбилиси.

В.: Ну опять это, наверное, реконструкция. Это не память, вы это не помните, вы это восстанавливаете, да?

О.: Ну если вы спрашиваете, где могла быть встреча в 2002 году, то она могла быть с Бадри только в Тбилиси. Он тогда был, если я правильно помню, невыездной после истории с побегом господина Глушкова.

В.: Но, господин Абрамович, вы не помните, вы физически не помните это место. Вы делаете вывод, что если встреча была, то она должна была быть в Тбилиси потому-то и потому-то.

О.: Ну да, так можно сказать.

В.: Понимаете, господин Абрамович, никто из ваших свидетелей напрямую не говорит об этой встрече, кроме вас. И нет ни одного документа в поддержку того, что, как вы утверждаете, произошло на этой встрече. Вы хотите это прокомментировать?

О.: Я не понял, оспаривается, что встреча была или что нет документов?

В.: Я утверждаю, что вы это придумали и что не было такой встречи, на которой господин Патаркацишвили просил вас платить эти дополнительные суммы в качестве комиссионных, и так далее.

О.: Была.

В.: Вы в ваших показаниях утверждаете, что 1,3 миллиарда долларов, которые вы уже согласились заплатить господину Березовскому и господину Патаркацишвили, — эта сумма должна была быть окончательным платежом, последним?

О.: Да, я так считал. И мы об этом договорились, что я больше никому ничего не должен.

В.: Также вы утверждаете, что, сделав эту выплату, 1,3 миллиарда, вы купили свободу от какой-либо связи с Березовским или Патаркацишвили. Это вы тоже утверждаете, да?

О.: Да.

В.: А теперь вы говорите, что эти 1,3 миллиарда долларов не были окончательным платежом и что в дополнение ко всему через год, по вашим словам, вы просто согласились выплатить еще 377,5 миллиона долларов, когда господин Патаркацишвили попросил вас это сделать. Это вы утверждаете?

О.: Да. Я даже могу рассказать, как он это обосновал.

В.: Ну хочу следующее спросить. Вы утверждаете, что эта просьба была сделана, и была достигнута договоренность между вами и господином Патаркацишвили летом 2002 года. К этому времени господин Березовский был в ссылке, жил за пределами России уже два года, это так?

О.: Да. Ну не два, полтора, наверно. Ну с какого момента ссылку отсчитывать?

В.: Октябрь. Он покинул Россию в октябре, ну примерно почти два года, можно так сказать. Больше, чем полтора года, как хотите. Это не важно. Но в любом случае он не жил в России значительный период времени уже. Это ведь справедливо?

О.: Да.

В.: Господин Патаркацишвили тоже был в ссылке уже больше года к тому времени, так?

О.: Да.

В.: Так что как-то маловероятно выглядело бы, что эти люди вернутся к власти летом 2002 года или получат снова влияние летом 2002 года. Это так, да? Что касается влияния на людей у власти в России, это как раз вы имели такое влияние на власть в России, совсем не они, ведь это тоже правда?

О.: Это вопрос о чем — что были у меня знакомые в правительстве? Были. Имел ли я влияние на принятие решений — не имел.

В.: Но по сравнению с ними вы были намного ближе к людям у власти в Москве, чем они. Они вообще не имели никакой возможности на тот момент предлагать вам какую-то политическую защиту, протекцию или что-то такое?

О.: Да.

В.: И, поскольку вы выплатили им, как вы считали, значительную сумму, которая, как вы утверждаете, должна была купить вам свободу, имея в виду, что ваше положение относительно близости к власти вот таким образом изменилось, — почему тем не менее вы утверждаете, что через год после этой сделки вы готовы были увеличить первоначальный платеж, который составлял 1,3 миллиарда долларов, на 30 % только потому, что господин Патаркацишвили попросил вас это сделать?

О.: То есть я могу уже объяснить, как он обосновал это?

Судья Элизабет Глостер: Да, пожалуйста.

О.: Он сказал, что в связи с тем, что мы деньги платили не всей суммой, а по частям, и в связи с тем, что ему пришлось 20 % заплатить за легализацию этих денег, чтоб перевести их, куда он хотел, то он считает, было бы справедливо с моей стороны 10 % ему вернуть, что составляло 130 миллионов. А остальное, он сказал, что «это деньги, которые, я считаю, ты нам должен, потому что мы эти деньги не получили, и ты в этом тоже виноват. Поэтому 250 миллионов заплати» или сколько-то там, какая разница получается, не помню, где-то так вот там, не круглая цифра получается, потому что, если я правильно помню, часть в Москве попросил отдать. Вот оттуда и вышло так.

Г-н Рабиновитц: Ну, он мог вам все что угодно сказать, господин Абрамович. Вопрос такой. Вы уже для себя решили, что вы сделали ему окончательный платеж, который покупает вам свободу. Почему вы были готовы платить им больше в течение года на 30 %? Вы просто сказали бы нет, и все, я от вас откупился, я купил у вас свободу.

О.: То есть почему я согласился вообще? Потому что Бадри был убедительный. Он вообще убедительный переговорщик был. Вот это вот его отличительная черта. Я практически после каждой встречи уезжал с дополнительными расходами.

В.: Но показания господина Березовского, которые не оспариваются: хотя Бадри обратился к вам и попросил вас компенсировать ему комиссию, которую он заплатил шейху, вы отказали ему в этой просьбе. Вы отказались ему платить комиссионные. Простите, не комиссионные, а дополнительные платежи из-за этих затрат.

О.: Мы про комиссионные или про дополнительные платежи? Мы сейчас о чем?

В.: Мы говорим о платеже, который компенсировал бы им комиссионные, которые они уплатили шейху. Неоспариваемые показания господина Березовского таковы, что Бадри обратился к вам, а вы сказали: нет. Вот это и есть правда, не так ли, господин Абрамович?

О.: Нет, я вам правду рассказал.

В.: На самом деле, господин Абрамович, причина, по которой с июня 2002 года и какое-то время после этого были сделаны эти дополнительные выплаты господину Березовскому и господину Патаркацишвили, заключалась в том, что они имели право на эти деньги, поскольку это было распределение прибыли на их 25 % в РУСАЛе. Ведь это правда, не так ли?

О.: Нет.

В.: Ну хорошо. Давайте посмотрим на документы того времени. Это записка по результатам встречи, которую подготовил господин Киллинг из юридической фирмы «Дентон Уайлд Сапт» 16 июля 2003 года. Запись встречи, которая прошла у него с господином Кертисом в Гибралтаре. Там написано: «Ник Киллинг, Стивен Кертис в Гибралтаре обсуждали предполагаемую схему выплаты дивидендов из „Русского алюминия“». Дискуссия, которая там состоялась, была связана с одним из платежей, который был сделан господину Березовскому и господину Патаркацишвили в 2003 году. Сумма 50 миллионов долларов, которая была выплачена вашей компанией Madison через новую специальную компанию на Британских Виргинских Островах Espat в пользу компании, окончательными владельцами которой были господин Березовский и господин Патаркацишвили, компания называлась Bluewater. В этой записке написано следующее: зарегистрирован телефонный конференц-разговор, который был организован господином Фомичевым, участвовали господин Кертис, господин Ник Киллинг, господин Де Корт и госпожа Худык, и это ваши люди, да, господин Де Корт и госпожа Худык, да, это ваши люди?

О.: Да.

В.: В этой записке отражено объяснение, которое господин Киллинг, по его словам, получил от господина Де Корта относительно структуры предполагаемой сделки, и здесь речь идет о выплате дивидендов. Я не буду задавать вам вопросы относительно подробностей того, что говорит господин Киллинг, что он услышал от господина Де Корта, я могу этот вопрос задать самому господину Де Корту. Но просто если посмотреть на нижнюю часть страницы, на последний параграф, то написано в этой записке следующее: господин Киллинг и господин Кертис на этом конференц-звонке подчеркнули правовые требования относительно юридической проверки в отношении предлагаемых сделок. В частности, это подразумевает выявление различных сторон, которые в этом участвуют, а также выявление источника средств и получение приемлемого подтверждения, что эти средства не преступного происхождения. Господин Де Корт подтвердил, что средства, о которых идет речь, — это уместным образом заработанная прибыль от торговой деятельности от имени РУСАЛа. Я могу вам сказать, господин Абрамович, что после этой дискуссии был сделан платеж на сумму 50 миллионов долларов от Madison через Espat, и окончательным получателем платежа была компания Bluewater.

Хочу задать вам следующий вопрос: мы видим из этой записки, что, хотя здесь обсуждалось, откуда поступят эти средства и для чего они предназначены, и хотя здесь есть определенный спор с господином Де Кортом относительно того, справедливо ли это отражает то, что он сказал или нет, но нигде, вы видите, нигде в этой записке не зарегистрировано, чтобы господин Де Корт говорил бы господину Кертису или господину Киллингу, что этот платеж на 50 миллионов долларов фирме Bluewater был таким дополнительным платежом из суммы 377,5 миллиона долларов в отношении сделки «Девонии», о которой господин Кертис, конечно, все знал. В записке также ни слова не говорится о том, что это был платеж, который компенсировал бы господину Патаркацишвили и господину Березовскому комиссионные, которые якобы они выплатили шейху Султану. Опять же, господин Кертис бы об этом знал.

О.: Я уже потерял всю цепочку и всю нить, я уже не знаю, что вы от меня хотите. Что я прокомментировать должен?

Судья Элизабет Глостер: Господин Рабиновитц, просто вы по частям задавайте вопросы или утверждайте что-то.

Г-н Рабиновитц: Итак, возвращаемся. Нигде в этой записке не говорится, что господин Де Корт, один из ваших юристов, сказал господину Кертису и господину Киллингу, что платеж в сумме 50 миллионов долларов фирме Bluewater был частью завершающего платежа в 377,5 миллиона долларов, которые были связаны со сделкой «Девонии». О сделке «Девонии» господин Кертис знал все. Это понятно?

О.: Я ни первую часть не могу подтвердить, ни вторую. Во-первых, я не знаю, насколько подробно господин Кертис знал о сделке «Девонии». И я не знаю, знал ли он о моих договоренностях с господином Патаркацишвили. И главное, из того, что вы рассказали, я не могу это ни подтвердить, ни опровергнуть, к сожалению. То есть я должен прокомментировать дискуссию между четырьмя людьми, на которой я не присутствовал.

В.: Ну хорошо, я такой вопрос вам задам: если причина этого платежа была та, которую вы утверждаете, то почему господин Де Корт не сказал этим людям во время этого конференц-звонка о том, какая была истинная причина?

О.: Если я правильно уловил все, что вы читали, то здесь обсуждается структура платежа. Смысл платежа, по-моему, не обсуждается — я не понял этого. А главное, что я это не могу прокомментировать, и более того, господин Де Корт будет давать показания. То есть вы просите меня спекулировать: почему это он сказал, а почему он не сказал. Если необходимо, я готов.

В.: Утверждаете ли вы, что вы сказали господину Де Корту истинную причину, по которой вы делаете этот денежный платеж?

О.: Я, к сожалению, не помню этого — это уже было так давно, что я не помню этого.

В.: Говорили ли вы госпоже Панченко об истинной причине этого платежа?

О.: С высокой степенью вероятности — да. Я в то время с господином Де Кортом, по-моему, не работал вместе, то есть мы не общались.

В.: Но госпожа Панченко утверждает, что она ничего не знала о причинах и целях, по которым были выплачены эти суммы. Хотите, я покажу вам ее показания по этому вопросу? Она говорит: «Мне неизвестна причина и цель выплаты какой-либо суммы, помимо 1,3 миллиарда долларов, о которых я говорю выше, я могу только подтвердить, что эти суммы были выплачены, о времени перевода и о методе перевода, и все». Как вы думаете, а госпоже Худык вы бы объяснили истинную причину этих платежей?

О.: Я думаю, что нет, ну мы тогда не поддерживали такие отношения. Она у нас работала давно, и долго, и честно, но она была в бэк-офисе, я уже объяснял.

Судья Элизабет Глостер: Господин Абрамович, откуда взялись эти средства, чтобы сделать этот конкретный платеж? Это поступило от ваших торговых компаний, из РУСАЛа или откуда?

О.: Если я правильно помню, эти средства поступили из «Руала», торговой компании, которая была под РУСАЛом, которая торговала первичным алюминием. Платеж на сумму 1,3 миллиарда долларов тоже был оттуда сделан.

Судья Элизабет Глостер: Спасибо.

Г-н Рабиновитц: Хорошо. Теперь хочу перейти к вопросам, если вы позволите, о первой продаже РУСАЛа, которая произошла осенью 2003 года. Утверждаете ли вы, что летом 2003 года вы договорились с господином Дерипаской о том, что вы продадите ему все 50 % в РУСАЛе, но господин Дерипаска хотел структурировать эту сделку в два транша, потому что у него не было достаточно средств, чтобы сразу все купить.

О.: Это не так. Давайте я объясню, иначе мы не дойдем до истины.

В.: Мы дойдем до истины по этому вопросу, господин Абрамович, но сначала в свете вашего ответа я хочу показать вам ваши свидетельские показания. Вы говорите: «Летом 2003 года я согласился продать господину Дерипаске мою долю в РУСАЛе и еще двух СП, моя договоренность с господином Дерипаской заключалась в том, что я продам ему все эти активы, и мы согласовали общую цену. Мы договорились провести сделку в два этапа: продать 25 % РУСАЛа, а также весь пакет в ОАО „Руспромавто“ и других этих компаниях, и на втором этапе, который должен был произойти в течение года, продать оставшиеся 25 % РУСАЛа за 450 миллионов долларов США». Далее вы говорите: «Кроме того, мы договорились уже на первом этапе аннулировать соглашение акционеров», то есть тогда господин Дерипаска фактически получал все права на управление РУСАЛом и сразу же после продажи первых 25 % РУСАЛа, однако «договоренность не была юридически оформлена, потому что, как я полагаю, у господина Дерипаски не было достаточных денежных средств, чтобы оплатить все в полном объеме». Это действительно то, что вы показываете в ваших свидетельских показаниях. Разве нет?

О.: Не совсем так. Вы же мне не даете сказать, как на самом деле все произошло. Тут описано, как оно было. Но вы выбрасываете существенную часть того, что здесь написано, — это активы, которые у нас были с господином Дерипаской совместно. Поэтому это и меняет смысл сделки. Может, я все-таки объясню?

Судья Элизабет Глостер: Объясните, пожалуйста.

О.: Мы договорились с господином Дерипаской, что мы заканчиваем отношения между нами. Отношения между менеджментом уже напряглись, уже это ни к чему хорошему бы не привело, и мы договорились, что мы заканчиваем наш совместный бизнес. Совместный бизнес состоял из нескольких активов: РУСАЛ, «Руспромавто» и «Иркутскэнерго». Олег хотел купить сначала только РУСАЛ, а остальное, — когда у него будут деньги, — он докупит через некоторое время. Но поскольку вот эти активы «Руспромавто» и «Иркутскэнерго» мне вообще были не нужны… «Иркутскэнерго» было куплено для РУСАЛа, это генерирующая станция, которая дает энергию для алюминиевых заводов. А «Руспромавто» — это вообще набор автомобильных предприятий, Олег больше как хобби ими занимался. То есть я, как товарищ, с ним согласился в этом участвовать, это небольшие деньги были, но вот так, чтобы я верил, что этот бизнес когда-то превратится в «Дженерал Моторс», я в это не верил с самого начала. Но Олега в этом начинании поддерживал, насколько это было возможно. И в тот момент, когда встал вопрос о том, что мы заканчиваем, он мне предложил купить РУСАЛ, а остальное отложить. Но я сказал: «Нет, давай мы договоримся так, что я тебе продам все, но первая сделка будет…» Мы с ним договорились про 50 % РУСАЛа, но сделка будет структурирована таким образом, что сначала он получит 25 % РУСАЛа и вот это все, что у нас было совместно, — «Иркутскэнерго» и «Руспромавто», а потом, когда он доберет, найдет деньги, он получит вторую часть РУСАЛа за 150 миллионов долларов при условии, если он сделку сделает за год.

Судья Элизабет Глостер: Понятно, спасибо. Господин Рабиновитц, продолжайте.

Г-н Рабиновитц: То есть чтоб просто понять, господин Абрамович, вы утверждаете, что хотя вы хотели продать все 50 % господину Дерипаске, он не мог этого сделать сразу, потому что у него не было денежных средств, чтобы купить все акции в РУСАЛе в то время.

О.: У него не было средств, чтобы купить все акции в РУСАЛе и купить остальные активы, которые были наши совместные.

В.: А вы уверены, господин Абрамович, что именно по этой причине вы не продали все 50 % сразу в то время? Позвольте передать судье свидетельские показания господина Дерипаски, которые были даны им в судебном процессе между ним самим и господином Черным. Дело в том, что у него совсем иное объяснение того, почему он не приобрел сразу все 50 % в тот момент. Когда господин Дерипаска описывает, что произошло в 2003 году, он говорит, что он предложил купить все 50 %: «но мне было сказано, что продается только 25 %». То есть, как вы утверждаете, господин Дерипаска говорит правду относительно этого, или вы утверждаете, что 50 % целиком не были проданы, потому что у Дерипаски не было достаточно денежных средств?

О.: И то, и то — правда. Я не понимаю, в чем разница. Просто, если я правильно понимаю предмет спора между господином Дерипаской и господином Черным, то господин Черной не претендует на остальные активы. Поэтому эти активы здесь и не упоминаются, если я правильно понимаю.

В.: Господин Абрамович, господин Дерипаска объясняет здесь следующее: он говорит, что в 2003 году он хотел купить 50 % акций, которые вы держали в РУСАЛе, и ему было сказано, что продается только 25 %. Он не говорит, что «я не мог купить все 50 % в то время, потому что у меня не было достаточно для этого денег». И я утверждаю поэтому, что здесь господин Дерипаска говорит правду, это ведь так?

О.: Господин Дерипаска везде говорит правду. Он будет выступать в этом суде, и он расскажет так, как он это себе представляет. Но я уверен, что это было именно так, как я говорил. А то, что здесь написано, оно совершенно не противоречит моим словам. Он хотел 50 % купить, а я не дал ему вторые 25 % до тех пор, пока он не выплатит все. Хотя сделка была с самого начала на 50 %.

В.: Причина, по которой вы сказали, что продаются только 25 %, заключалась в том, что вы лично имели право только на 25 % из этих 50 %, которые были зарегистрированы на ваше имя. Это ведь так?

О.: Нет.

В.: Я утверждаю, что то, что говорит господин Дерипаска здесь, — это истинно, и вы знали в то время, что другие 25 % держались вами от имени Березовского и Патаркацишвили, и не могли просто сказать Дерипаске «да», «нет», не поговорив с ними и не получив их согласия на это. Ведь это так?

О.: Нет.

В.: Вы в своих показаниях также говорите, что соглашение, которое вы достигли с господином Дерипаской в отношении общей цены продажи, не было отражено в юридических документах, которые были составлены в сентябре 2003 года. Это правда, не так ли? Правильно ли утверждать, что примерно с 17 сентября 2003 года или на эту дату ваша компания начала ряд взаимосвязанных соглашений купли-продажи с компаниями господина Дерипаски по отношению к продаже РУСАЛа и другим активам «Иркутскэнерго», «Руспромавто», это верно?

О.: Мы про дату говорим? Или вообще про сделку? Что подтвердить надо из этого?

Судья Элизабет Глостер: Простите, секунду. Вопрос, который вам сейчас задают, следующий: «Если, как вы говорите, у вас была договоренность с самого начала с Дерипаской, что он у вас купит второй транш в 25 % за 450 миллионов долларов, почему это тогда было не записано в юридическое соглашение, которое бы имело юридическую силу одновременно, в то же время, как и в соглашении по первому этапу?»

О.: Если бы Олег деньги не нашел к назначенному сроку, то акции остались бы мои, просто цена их была бы в моем понимании 450 миллионов. Он не хотел вписывать в этот контракт обязательства, потому что ему было не очевидно, что он найдет деньги. Но если мы предположим, что акции РУСАЛа стоят 2 миллиарда долларов, если мы предположим, что он за 25 % уже заплатил 1,5 миллиарда долларов, то он очень заинтересован был выполнить нашу договоренность и за вторую часть заплатить 450 миллионов долларов. Это его заинтересованность. Но риск он не хотел брать и в контракт это включать.

Судья Элизабет Глостер: То есть вы утверждаете, что вы были согласны с тем, чтобы у него не было никаких обязательств платить за вторые 25 %, если бы он деньги не нашел?

О.: Да, у него обязательств бы не было тогда платить за вторые 25 %, а меня устраивала и такая, и такая позиция. Но договорились мы о той сделке, которую мы в конце концов и сделали.

Г-н Рабиновитц: Господин Абрамович, согласны ли вы, что, если бы вы продали эти акции Дерипаске, он тогда бы стал мажоритарным акционером, у него бы было тогда 75 % акций, правильно?

О.: Правильно.

В.: А если бы у вас осталось только 25 % акций, то вы бы стали миноритарием, верно?

О.: Верно.

В.: И вы объяснили в ваших показаниях, что ваша команда и команда господина Дерипаски не очень-то хорошо уживались. Я представляю, что, наверное, вы должны были быть очень озабочены фактом того, что вы можете стать миноритарием в этих обстоятельствах. Это верно?

О.: Абсолютно нет. У меня с господином Дерипаской всегда были хорошие отношения. У господина Швидлера с командой господина Дерипаски в какой-то момент осложнились отношения, но это было в основном из-за завода по производству алюминиевых банок. Копеечный бизнес, а скандал они устроили, с моей точки зрения, на ровном месте. Вот. Но это к акциям РУСАЛа вообще никакого отношения не имело.

В.: Если ваша озабоченность, как вы говорите, или озабоченность господина Дерипаски заключалась в том, что вдруг он мог не найти дополнительные средства и таким образом никогда бы не смог купить ваши акции, вы, конечно, могли дать какой-то опцион, возможность господину Дерипаске приобрести остальные акции, остаток, за 450 миллионов долларов и какой-то новый, может быть, срок с ним обговорить, в течение которого он должен был бы этот опцион выполнить. Это верно, не так ли?

О.: Я не очень понял, но о чем мы договорились, то мы и сделали в результате. Зачем мне еще опцион ему давать, когда мы и так уже… Я не понял смысл предложения. У меня была бизнес-логика — мы с Олегом договорились, мы этот проект реализовали, зачем мне еще что-то давать?

В.: Помните ли вы, что сделка была объявлена в СМИ за несколько дней… давайте я просто покажу вам одно из сообщений в прессе об этой сделке. Эта статья в издании, которое называется The Russian Journal, «Российский журнал», и заголовком статьи является «Сделка по РУСАЛу приводит Москву в недоумение». Что тут говорится в первом параграфе, я вам его зачитаю: «Публичное объявление — сегодня, в пятницу, компания „Русский алюминий“, РУСАЛ, Олег Дерипаска приобретет еще 25 % доли в компании от основных акционеров „Сибнефти“, — привело в недоумение инвест-банкиров и аналитиков по металлам в Москве». Давайте сделаем здесь паузу, вы видите, что это было из объявления для публики, которое было сделано самим РУСАЛом, и вот с вашей точки зрения — на кого ссылался РУСАЛ, когда они говорят о том, что это была продажа основными акционерами «Сибнефти»?

О.: Это на меня. Но мне кажется, вы просто часть статьи прочитали, а там еще дальше есть описание…

В.: Я до него дойду. Когда вы говорите, что господин Дерипаска и его люди говорили об основных акционерах «Сибнефти», используя множественное число, они только вас одного имели в виду, да?

О.: Это же не public announcement, а нельзя взять то, что сказал господин Дерипаска в прессе?

В.: При всем уважении, тут говорится, что это «общественное заявление, сделанное РУСАЛом…», которая была компанией, в которой вы по-прежнему имели долю в то время: «…Олег Дерипаска приобретает еще 25 % компании от основных акционеров „Сибнефти“». Я думаю, что это было общественным заявлением. Я не говорю, что это было правительственное заявление, но это было заявление, исходящее от компании.

О.: Там было заявление, исходящее от компании, только это не то. Это уже на основании того заявления журналист вот из этого издания сделал какие-то выводы. А там действительно было заявление. Может быть, мы к нему просто подойдем?

В.: Давайте пока на этом документе остановимся. Статья продолжается, и говорится, что: «Это заявление следует за недавним отрицанием представителями Дерипаски, что они, то есть Дерипаска и Роман Абрамович, договорились о сделке, согласно которой Дерипаска и его компания „Базовый элемент“ выкупят долю Абрамовича в РУСАЛе за сумму свыше трех миллиардов долларов». Видите, что это была только ссылка на тот факт, что господин Дерипаска сказал неправду, что была какая-то общая сделка, чтобы купить все 50 % вашей доли в РУСАЛе, и опять же это в себя включало только то, что он заплатит больше трех миллиардов долларов за эти акции.

О.: Это то, что я пытаюсь сказать. Что поскольку в этой статье вообще мало правды, поэтому я предлагаю посмотреть объявление, которое сделал РУСАЛ, цену три миллиарда долларов мы вообще никогда не обсуждали.

В.: Хорошо. Пожалуйста, к четвертому параграфу перейдите. Там, где говорится, зачитаю: «Московский инвестиционный банкир, который занимался сделками по металлу, сказал в публикации The Russian Journal, что было хорошо известно, что Абрамович хотел продать свою долю и что другие акционеры из группы „Сибнефть“ не хотели. И все кто угодно, с более долговременным взглядом, чем 3 года, на будущее России, не хотели бы это продавать». То есть утверждаете ли вы, что этот московский инвестиционный банкир вообще не знал, о чем он говорил?

О.: Утверждаю, что я вообще не уверен, что есть такой человек, а второе — он точно не знал, о чем говорил. Я не должен аргументы высказывать, я знаю, но мне прямо вот хочется сказать, что даже если предположить, что там были господин Березовский и господин Патаркацишвили, то вряд ли у них были взгляды на Россию в течение более трех лет.

В.: Давайте посмотрим, что дальше говорится в статье, потому что люди, которых дальше цитируют, это люди из Millhouse, вашей компании, господин Абрамович. «Источник в компании Millhouse Capital, холдинговой компании Абрамовича, сказал в публикации The Russian Journal на прошлой неделе, что утечка информации в прессе по сделке исходила от людей, которые были приближены к Дерипаске». Разговор, который происходил с человеком из Millhouse Capital, наверняка происходил до того, как была финализирована сделка, окончательно обговорена. Понимаете, тут говорилось, что беседа была на предыдущей неделе, но ссылка на источник из Millhouse продолжается: «После первого предположения о том, что сделка может произойти, ничего не происходило. И я не думаю, что ситуация серьезным образом поменялась. Я не исключаю возможности того, что доля в РУСАЛе будет продана». Далее источник добавил, что продажа активов не только от Абрамовича зависит, поскольку у разных акционеров могут быть разные интересы. Господин Абрамович, этот представитель, спикер от вашей компании Millhouse Capital, похоже, публично заявлял, что вы были не единственным акционером в РУСАЛе. Это правильно? Вы с Дерипаской?

Судья Элизабет Глостер: Он не может прокомментировать, правильно или нет то, что говорил товарищ в Millhouse. Это то, что сказал журналист.

Г-н Рабиновитц: Хорошо. Но журналист передает то, что кто-то сказал в Millhouse Capital.

О.: Я правильно понимаю, что журналист комментирует слухи? Я не до конца понимаю, что здесь написано, в следующем параграфе: здесь что-то про 50 %. Я могу попросить, чтобы мне перевели следующий параграф тоже?

В.: Пожалуйста, прокомментируйте, если можно, параграф, который я только что вам зачитал, и ответьте на вопрос, который я сначала вам задал. Похоже, что этот журналист комментировал то, что сказал какой-то источник в Millhouse Capital. И этот источник говорил, что акционеры в РУСАЛе были — не только вы, — которые должны были принимать решение по этому поводу?

О.: У меня нет комментария на комментарий журналиста, который комментирует слухи. Кто этот человек, который все это рассказал?

В.: Какой-то спикер, представитель из Millhouse Capital.

Г-н Сампшн: Ваша Честь, совершенно ясно будет, что это не был спикер, представитель официальной компании. Предпоследний параграф делает это ясным.

Судья Элизабет Глостер: Господин Рабиновитц, не надо верить всему, что пишут в газетах, или по крайней мере некоторые из нас не верят тому, что читают в газетах. Я думаю, что вы из этого конкретного лимона выжали все, что могли.

Г-н Рабиновитц: Ладно, я бы не описывал это как лимон.

Судья Элизабет Глостер: Вы выжали все, до последней капельки.

Г-н Рабиновитц: Думаю, да, но давайте перейдем к другому фрукту. Это статья, которая была опубликована в «Санкт-Петербург таймс» Юлией Латыниной. Госпожа Латынина следующее заявляет в третьем параграфе: «Ясно, почему Абрамович продавал. Не меньше ясно, почему покупал Олег Дерипаска. Учитывайте, что Абрамович расстался только с половиной его 50 % долей в РУСАЛе. А что, сколько стоит доля, оставшиеся 50 %, по брутальным стандартам российского бизнеса? Огромное количество „ничего“». Она далее говорит: «У меня есть предположение, только предположение, имеется в виду, что некоторые из старых бизнес-партнеров Абрамовича, назовем их, скажем, Боря и Бадри, могут владеть долей этих оставшихся 25 %. Если так и есть, то решение Дерипаски купить имеет хорошее значение для Кремля». Дальше она говорит, подражая тому, что вы бы сказали Кремлю: «Смотрите, ребята, Рома и я придумали, каким образом достать конкретного политического изгнанника». И госпожа Латынина, ее предположение было совершенно верным, не так ли? Вы именно этим и занимались — вы и господин Дерипаска, в первой сделке по РУСАЛу.

О.: Мы этим не занимались. Более того, госпожа Юлия Латынина — очень известный писатель, ну, художественный писатель. Я имею в виду — она книги пишет, и мне кажется, она специалист по китайской истории.

В.: Может быть, но каким бы она ни являлась специалистом, я думаю, что в этом конкретном случае она попала прямо в точку. И вы это отрицаете?

О.: Да, я отрицаю это. В этом случае она не попала в точку.

В.: Хорошо. Давайте дальше перейдем, очень кратко, ко второй продаже РУСАЛа. Господин Абрамович, господин Патаркацишвили первый раз услышал о первой продаже РУСАЛа из прессы, не так ли?

О.: Это не совсем так. Когда я к нему приезжал в феврале 2002 года, мне кажется, или третьего года, извините, я ему сказал, что… вообще-то я не помню, какого числа это было, но не важно. Я к нему приезжал, я ему сказал, что рано или поздно мы к этому подойдем. Поэтому чтобы он подумал над тем, сколько я ему должен.

В.: В параграфе 299 вы говорите, что вы помните, что господин Патаркацишвили вам позвонил сразу же после того, как о сделке появилось официальное сообщение в прессе. И он попросил вас приехать к нему в Грузию. Это так, да?

О.: Да. Правильно. Он мне позвонил, как только услышал о сделке. Но я его предупреждал, что дело идет к тому, что мы закончим.

В.: Хорошо. И когда вы приехали к нему в октябре 2003 года, вы согласны, да, что господин Патаркацишвили был очень вами недоволен?

О.: Что он был очень мною недоволен, я бы не стал так вот интерпретировать, но он был не рад, скажем.

В.: Причину, по которой он был не рад, недоволен вами, он потом объяснил английским юристам. Причина заключалась в том, что вы продали 25 % акций РУСАЛа, не проконсультировавшись с ним и не получив его согласия. Это так, да?

О.: Нет. То есть вопрос — что он сказал своим юристам? Или что? Или как я это понимаю? Я что должен подтвердить или опровергнуть?

В.: Я утверждаю, что это причина, по которой он был недоволен. Потому что, несмотря на то что между вами было согласовано и договорено, вы продали 25 % акций в РУСАЛе, не проконсультировавшись с ним, не посоветовавшись с ним и не получив его согласия на это.

О.: Это не так.

Судья Элизабет Глостер: А почему он был расстроен?

О.: Когда я в феврале был у него в гостях и мы обсуждали разные дела, я ему сказал, что «кончится тем, что я продам Олегу, потому что Олег пытается нас вытолкнуть, ну или как-то так, вот он одинок, один любит работать». Я не объяснил ему подробно это, потому что я сам еще тогда до конца решения не принял. Но я его предупредил, что кончится этим. После того как я приехал к нему после объявления, он счел, что я его не предупредил. Но я считал, что я его предупредил, только это было не подробно, и решения у меня не было принято окончательного, потому что мы летом договорились только. Помимо этого в логике российского бизнесмена, если вы с кем-то начинаете и если у вас есть долг, а у меня был долг перед ним, безусловно, то надо это обсудить до того, как это будет объявлено в прессе. А получилось, с его точки зрения, что я ему об этом не сказал. Хотя я считал, что я ему сказал, я его предупредил. Но он хотел… или мне так показалось, он мне впрямую не сказал. Он хотел, чтобы мы остались в РУСАЛе и чтобы мы, может быть, в дальнейшем, когда у него проблемы кончатся, чтобы он мог либо там работать, либо в Грузии бизнес какой-то делать. Но это только предположения.

В.: Господин Абрамович, вы сказали, что, когда вы были у Патаркацишвили в феврале, вы ему сказали, что вы продавали, потому что Олег пытался вас выпихнуть, вытеснить. Это ваши показания теперь?

О.: Я сказал, что это мое ощущение. В тот момент мы совершали сделку, если я правильно помню, с ЮКОСом. Это было второе слияние с ЮКОСом. И следующая сделка должна была быть уже большая. Это либо объединение с «Эксоном», либо объединение с «Шевроном». И вообще в тот момент мне казалось, что я все продам, от всего избавлюсь, у меня будут только акции в крупной западной нефтяной компании, и все на этом. То есть мне было достаточно. Я был губернатором, у меня будут акции западной нефтяной компании и… Не могу сказать, что я решил на пенсию выйти, но меньше уделять времени бизнесу.

В.: Но сегодня ранее, когда я спрашивал вас, как вы относились к позиции миноритарного акционера господина Дерипаски, вы сказали, что у вас были прекрасные отношения и что вам все равно было, останетесь ли вы там с 25 % или нет, что вас это не волновало и вы были довольны этим.

О.: Во-первых, я вам в динамике рассказываю это. Во-вторых, я и доволен, и в конце сделки я был очень доволен.

В.: Но если перейти к причинам, по которым, как вы утверждаете, господин Патаркацишвили был недоволен вами, расстроен. Вы, насколько я понимаю, утверждаете, что он расстроен был только потому, что вы решили уйти из алюминиевой отрасли, а он хотел, чтоб вы там оставались, в РУСАЛе. Это так?

О.: В основном да, ну да, наверно.

В.: То есть что мы здесь имеем? Мы имеем здесь человека… незадолго до этого вы заплатили этому человеку 1,3 миллиарда, чтобы прервать ваши отношения с ним. И вы теперь утверждаете, что вот 2 года прошло, и он ощущает, что у него есть право на вас сердиться, потому что вы не остались в каком-то бизнесе, в какой-то отрасли, в которой у него, по вашим словам, нет никакого интереса. Это ваши показания?

О.: Не мои показания. 1,3 миллиарда долларов никакого отношения не имеют к моим отношениям с Бадри и к РУСАЛу. Поэтому я не очень понимаю, каким образом вы это увязываете.

В.: Почему господин Патаркацишвили позволял себе на вас рассердиться за то, что вы уходили из отрасли? А вы утверждаете, что у него в этом бизнесе, в этой отрасли не было никаких долей, никаких интересов.

О.: Он на меня не рассердился. Мы сейчас о терминах спорим или пытаемся понять, что он сделал? Это не слово «рассердился». Был ли он доволен или он был недоволен? Настроение у него было с отрицательным знаком. Но сказать, что он на меня рассердился или мы поссорились, это не так.

Судья Элизабет Глостер: То есть вы хотите сказать, что он был расстроен? И вопрос господина Рабиновитца такой. Почему Бадри был расстроен тем, что вы уходили из бизнеса, в котором, как вы утверждаете, у Бадри не было никаких долей, акций, интересов?

О.: С моей точки зрения, он хотел вернуться в Россию и, может быть, работать с этой компанией. У меня еще было предположение, что он хотел, чтоб мы что-то с грузинскими бизнесменами и в Грузии что-то сделали. Но твердо сказать я не могу. Отчасти это правда — о том, что он был, ну он считал, что я его не в той форме предупредил. В российском бизнесе очень принято, что если вы кому-то должны и вы выходите из бизнеса, то надо сначала предупредить, рассчитаться, а потом уже делать следующее действие. Мне показалось, что я так и поступил, что я ему все объяснил до этого: что, вероятнее всего, мы закончим. Но он считал, что я недостаточно усилий к этому приложил. Это вопрос вкуса.

Г-н Рабиновитц: Господин Абрамович, если господин Патаркацишвили не имел никакой доли в РУСАЛе и никаких акций в РУСАЛе, как он мог хотеть, чтобы вы что-то там делали с Грузией, какой-то бизнес с Грузией? Как это могло быть?

О.: Я не понял, а в чем проблема? Почему он хотел, чтобы мы что-то делали? Потому что он жил в Грузии, ему интересно было с нами, он мне доверял.

В.: Но если у него не было никаких акций в РУСАЛе, он не мог влиять на то, как вел себя РУСАЛ и где он вел свой бизнес.

О.: Влиять он на это не мог, но сделать предложение — почему нет? А я не понимаю, в чем противоречие? У меня сегодня нет акций РУСАЛа, если я какую-нибудь интересную сделку предложу, если РУСАЛ это устроит, может быть, сделаем что-нибудь. Где противоречие здесь, я не понимаю?

В.: Давайте еще раз посмотрим на параграф 300 ваших свидетельских показаний. Вы говорите, что он был расстроен этим. Вы говорите: «Однако между нами не было никаких разногласий по вопросу о том, что он заработал свое вознаграждение за оказанное мне содействие в приобретении алюминиевых активов и что оно будет существенно больше минимальной цены в 115 миллионов долларов США, о которой мы договорились раньше». Это ссылка на договор о комиссионных, так? Который потом нотариально заверил господин Патаркацишвили, помните?

О.: Да.

В.: Я уже выдвинул такой аргумент, что эти договоры на комиссионные были подложными, фиктивными документами, потому что они не отображали какую-либо договоренность, какую-либо схему, которую могли в то время согласовать с господином Патаркацишвили. Я не хочу заново возвращаться к этому. Но сейчас вы выдвигаете следующие тезисы. Если считать, что эти договоры были истинными, то вот эта цифра в 115 миллионов — это была минимальная цена. И далее вы говорите в этом параграфе, что после вот этой минимальной цены он попросил у вас 700 миллионов долларов. Это так, это ваши показания?

О.: Да. Я не помню, но 700, по-моему, да.

В.: Вы также здесь пишете о 700 миллионах долларов. Но в этом параграфе вы тоже говорите, что, помня о тех контрактах, где имеется минимальная цена в 115 миллионов, вы в итоге согласовали цену в 450 миллионов долларов в качестве комиссионных. Это ваши показания, да?

О.: В качестве только комиссионных — нет. Тут, по-моему, более развернуто написано.

В.: Хорошо. Вы пишете, что вы согласовали эти контракты, где минимальная цена была 115 миллионов долларов, но что он заработал на самом деле свое вознаграждение, которое существенно больше, чем минимальная цена. И вы говорите, что в результате этого вы согласились выплатить ему 450 миллионов долларов. Это ваши показания?

О.: А где это?

Г-н Сампшн: На самом деле это не та цифра, которая фигурирует в показаниях. Может быть, мой коллега хочет это исправить?

Г-н Рабиновитц: Вы пишете: «Однако между нами не было никаких разногласий по вопросу о том, что он заработал свое вознаграждение за оказанное мне содействие в приобретении и что оно будет существенно больше минимальной цены в 115 миллионов долларов, о которой мы договорились. Он попросил у меня 700. Мне показалось, это было слишком много, но мы оба понимали, что это была всего лишь его начальная позиция в процессе переговоров. Насколько я помню, я предложил 400 миллионов долларов. Сейчас я не помню, была ли сумма в размере 540 миллионов долларов США согласована на этой встрече или же мы обсуждали ее позже по телефону в 2003-м или даже в 2004 году. Хотя мне кажется, что господин Патаркацишвили вряд ли дал бы мне возможность уехать из Грузии без моего согласия выплатить ему вознаграждение». Господин Абрамович, ну давайте оставим сейчас тот факт, что я утверждаю, что эти договоры о комиссии были фиктивными. Неправильно даже утверждать, что сумма в 115 миллионов была минимальной ценой. Ведь это так, нет?

О.: Я не понял, я да или нет должен сказать? Не правильно ли утверждать, просто оно как-то само себе противоречит внутри. Не правильно ли утверждать, что это не было ценой?

В.: Комиссионные договоры не определяют сумму в 115 миллионов как минимальную цену, которую потом можно в рамках переговоров повышать, как вы сейчас утверждаете.

О.: Наверное, нет. Я не помню.

В.: Ну давайте постараемся определиться и понять, что вы здесь говорите. Вы говорите, что вы через три с половиной года где-то согласились вернуться к тому факту, что был договор, в рамках которого господин Патаркацишвили получит вознаграждение, и что вы готовы были согласиться на 500 % увеличить ту сумму, которая фигурировала в тех договорах, которые, как вы утверждаете, были заключены с господином Патаркацишвили. Это так?

О.: Ну про арифметику я не могу сказать, но так.