Счастливы неимущие (Евангелие от Матвея). Судебный процесс Березовский – Абрамович. Лондон, 2011/12 Барщевский Михаил

Четверг, 10 ноября 2011 г.

Перекрестный допрос Романа Абрамовича (10:15)

Судья Элизабет Глостер: Пожалуйста, господин Рабиновитц.

Г-н Рабиновитц: Господин Абрамович, вчера в конце дня я задавал вам вопросы о продаже второго транша, то есть 25 % в РУСАЛе в 2004 году. В контексте дискуссий, связанных с этой продажей, обсуждался ряд документов по сделке, где указывалось, что было два бенефициарных владельца этих 25 % в РУСАЛе. Позже, однако, было принято решение, что документация на продажу будет указывать, что будет только один бенефициарный владелец 25 % в РУСАЛе, а именно господин Патаркацишвили. Знали ли вы, что в структуре сделки в то время было сделано вот такое изменение? Ну, я вам помогу немного, потому что это контракт, который вы подписали, называется на самом деле акт о подтверждении. Он гласит, что вы недвусмысленно признавали и подтверждали господину Дерипаске, что, кого бы ни назвал господин Патаркацишвили в акте освобождения от ответственности либо в других документах бенефициарным владельцем 25 % в РУСАЛе, это и будет бенефициарный владелец. То есть вы подтверждали в этом документе господину Дерипаске, что то, что скажет Бадри, то и будет правильно. Понимаете, да?

О.: Ну, из того, что вы говорите, я все понимаю, но вот здесь то, что мне по-русски прочитали, это все равно с русского на русский надо переводить. Я это не способен понять. Но то, что вы говорите, да, в этом логика есть.

В.: Хорошо. Я тогда постараюсь оперировать языком, который мы оба понимаем. Потому что действительно этот правовой, юридический язык, он не очень понятен. Итак, здесь есть ссылка на соглашение об освобождении от ответственности. И именно в этом соглашении господин Патаркацишвили должен был назвать бенефициарного владельца, а в параграфе 1.1.5 того контракта дается определение, что такое освобождение от ответственности. На странице 66, мы видим соответствующее утверждение со стороны Патаркацишвили относительно того, кто являлся бенефициарным владельцем этих 25 % акций. Что гарантирует здесь Бадри? Он гарантирует, что с даты вашего контракта с Дерипаской он, Бадри, являлся бенефициарным владельцем 25 % инвестиций в РУСАЛ СП, в совместное предприятие РУСАЛ. И еще что он тут говорит, что этот пакет не держался господином Патаркацишвили «во благо или в пользу какого-то другого третьего Лица». И он также говорит: «…этот [пакет] не обременен какими-то Претензиями, Залоговыми обязательствами в течение этого Периода». Значит, подвожу сейчас итоги: в акте о подтверждении вы подтвердили господину Дерипаске, что кого бы ни назвал Бадри 25-процентным бенефициарным владельцем, тот и будет владельцем 25 % РУСАЛа. И он же являлся владельцем 25 % РУСАЛа с 15 марта 2000 года. В свою очередь, Бадри подтвердил в соглашении об освобождении от ответственности бенефициарного владения, что ему принадлежали 25 % этих акций, он был бенефициарным владельцем, и являлся таковым с марта 2000 года. А теперь вопрос к вам. Как это увязать с вашими сегодняшними состязательным утверждениями и позицией, что только вы всегда в любой момент времени были владельцем всего 50-процентного пакета акций в РУСАЛе.

О.: В тот момент, когда встал вопрос, что для того чтобы Бадри получил деньги, нужно было переоформить на него акции, и вопрос этот встал, потому что по оригинальному контракту нельзя было ему заплатить такую сумму. В тот момент было ясно, что комиссию в 585 миллионов долларов или в 540 (я не помню, в какой момент это происходило) ни один банк не примет. Поэтому мы решили, что мы ему отдадим акции для того, чтобы он мог получить эти деньги в момент окончания сделки с Олегом Дерипаской, а потом уже в процессе возникло, что нужно объяснить, как, где он взял эти акции, как они к нему попали. Поэтому написали, что он был владельцем их с 15 марта 2000 года.

В.: То есть получается, что вы специально намеренно создали фальшивый документ, который умышленно исказил ситуацию и умышленно неверно указал господина Патаркацишвили как бенефициарного владельца этих акций. Это так?

О.: Если вопрос звучит: был ли господин Патаркацишвили бенефициарным владельцем акций с 15 марта 2000 года? Не был. Имел ли я право отдать ему акции в тот момент, когда я считал нужным, если я ему должен какие-то деньги, могу ли я ему акциями заплатить? Я считаю, что я могу. Поэтому я не очень понимаю, где здесь слово «фальсификация» возникло.

В.: Господин Абрамович, вот я смотрю на ваш ответ. Вопрос такой: был ли господин Патаркацишвили действительно бенефициарным владельцем этих акций? Вы подписали документ, который гласит, что что бы Патаркацишвили ни заявлял по этому поводу, является истиной. А теперь вы говорите, что вы на самом деле были стороной схемы, в рамках которой умышленно и преднамеренно было неправильно указано, кто является бенефициарным владельцем этих акций. Это ваши показания?

О.: Бадри попросил меня помочь ему получить эти деньги. Когда он у меня просил, я всегда старался ему помочь.

В.: Господин Абрамович, я вынужден утверждать, что вы просто не говорите нам правду и что этот документ указывает, что вы не были на самом деле владельцем всех 50 % в этом пакете, этот документ отражает положение дел, которое существовало на практике, которое было правдой. То есть вы владели 25 %, а другие 25 % держали от имени кого-то другого. Вы понимаете, что я вас спрашиваю — что 25 % вы держали от имени третьего лица?

О.: Я понимаю, что вы спрашиваете. Это не так.

В.: А причина, по которой этот документ признавал бенефициарный интерес господина Патаркацишвили, в том, что господин Патаркацишвили был на самом деле покупателем алюминиевых активов по рамочному соглашению февраля 2000 года, и в результате этой покупки он вместе со своим партнером господином Березовским стал держателем 25 % акций в РУСАЛе. И вы договорились быть как бы в трасте, держать эти акции для них, от их имени. Разве это не так, господин Абрамович?

О.: Это не так, я никогда ни для кого акции в трасте не держал.

Г-н Рабиновитц: Большое спасибо, господин Абрамович. У меня больше вопросов нет.

Судья Элизабет Глостер: Ну что же, господин Сампшн.

Г-н Сампшн: К сожалению, это еще не конец, мне хочется несколько своих вопросов вам задать. Пожалуйста, передайте господину Абрамовичу папку транскрипций тех дней, когда он давал показания. Господин Абрамович, хочу попросить вас посмотреть на стенограмму за 17-й день. Итак, внизу 26-й страницы, господин Абрамович, госпожа судья задает вам вопрос относительно того, что было договорено до августа 1995 года. И вы ей говорите: «После этого, что произошло, было очевидно, что 51 % будет принадлежать государству, а 49 % будет приватизировано. Для того чтобы приватизировать 49 %, нужно было провести ряд аукционов, и мы договорились, что господин Березовский мне с этим поможет». Когда вы сказали, что вы согласились, что Березовский вам с этим поможет, что имелось в виду под «с этим»?

О.: Вообще в тот момент я имел в виду последующий залоговый аукцион. Меня сбили с мысли вот с этим августом, и я перестал понимать, в какой момент что происходило. Но мы договорились по залоговым аукционам значительно позже — это был либо конец ноября, либо что-то в этом роде.

В.: Понятно. Вы говорите, что вы тогда запутались, и этот аукцион на 49 % и залоговый аукцион, перепутали их. То есть мы теперь хотим здесь разобраться, что вы хотели ответить на тот вопрос.

О.: В аукционах по 49 % господин Березовский мне вообще не помогал, а в залоговом аукционе, безусловно, он помогал, и серьезно.

В.: Было ли какое-либо соглашение или какая-то договоренность относительно того, что произойдет в отношении 49 %?

О.: Никакой договоренности не было.

В.: Вам этот документ показывали в ходе допроса, и утверждалось, что «Нефтяная финансовая корпорация» была та же самая компания, что НФК, которая позже выиграла залоговый аукцион. Вы помните, это обсуждалось, когда вы давали показания, вы сказали: «Нет, это другая компания».

О.: Она была создана незадолго до аукциона. Если я правильно помню, это декабрь. Ну, я дату не могу сказать.

В.: Это копия, господин Абрамович, отчета Счетной палаты, когда они проводили исследование залогового аукциона. Помните этот документ?

О.: Да. Я готов ответить.

В.: Хорошо. Вам помогает это понять дату, увидеть дату?

О.: Да.

В.: Что это за дата, которую вы там видите?

О.: Дата, когда была учреждена компания, — 7.12.95.

В.: Господин Абрамович, посмотрите снова на стенограмму. Первый ответ, который вы даете, начинается по-английски так: «Это почти то, что вы имеете в виду». Вы видите? То есть вас спрашивают здесь о «крыше». В частности, вас спрашивают, нуждались ли вы в «крыше» после создания «Сибнефти»? Вот какой вопрос задает господин Рабиновитц. А я хочу попросить вас уточнить определенную часть вашего ответа. Вы сначала говорите: «Это почти то, что вы имеете в виду. Я утверждаю, что в начале девяностых годов мне нужно было два вида защиты, и, да, и в той или иной степени и то и другое». Это вы говорите о физической защите и политической «крыше». А потом вы говорите: «Бизнес после создания „Сибнефти“ уже не требовал „крыши“. После того как „Сибнефть“ была создана, политическая „крыша“, да, нужна была». Вы не могли бы пояснить эти две фразы, что вы имеете в виду?

О.: Действительно, «крыша» была нужна. Без «крыши» нельзя было удержать компанию, поэтому нужна была и политическая, и физическая «крыша».

В.: Большое спасибо. Теперь посмотрите на следующую закладку. Вы, может быть, помните, что господин Рабиновитц показал вам письмо, содержащее подробности, которые были направлены господину Кертису в 1994 году. Это подробности об обороте и чистой прибыли одной из ваших торговых компаний и BMP Trading GmbH в Германии, видимо, да? Вы видите это письмо?

О.: Да.

В.: Вы видите: «Оборот в 1993 году — 350 миллионов долларов». А шестым пунктом: «Чистая прибыль за 1993 год — 10 миллионов долларов». Вы видите, да, эти цифры? Вам задавали вопросы относительно чистой прибыли — 10 миллионов долларов США в 1993 году. Это была прибыль какой компании?

О.: У нас было несколько компаний, которые занимались торговыми операциями, и это была прибыль этой компании.

В.: Хорошо. А совокупная прибыль сколько составляла в 1993 году от всех ваших торговых компаний?

О.: Точно сказать не могу, но это было около 40 миллионов долларов, может быть, чуть меньше.

В.: Спасибо большое. А теперь, откройте, пожалуйста, 45-ю страницу. Вам задают здесь вопрос о структуре владения акциями в «Сибнефти» в 2000 году. На том этапе 12 % «Сибнефти» принадлежало просто общественности, разным лицам, и вы говорите, что вы, и только вы, владели остальными акциями, то есть оставшимися 88 %. И дальше вы поясняете, почему в некоторых документах идет речь о группе акционеров. Вы видите ваш ответ на этот вопрос. Вы говорите: «Я никогда не говорил, что я был единственным акционером». А госпожа судья спрашивает: «Это в „Сибнефти“ или в алюминиевых активах?» Вы говорите: «Я имею в виду в „Сибнефти“. По целому ряду причин, в основном по причинам безопасности, я не хотел быть единственным акционером в „Сибнефти“ и не хотел, чтобы все знали, что я был единственным акционером в „Сибнефти“. И вот поэтому мы часто говорили об управлении, о менеджменте, о контроле со стороны менеджмента и не упоминали меня по фамилии». Скажите нам, пожалуйста, что это были за соображения безопасности?

О.: Я могу более длинный ответ дать или… могу я несколько слов сказать об истории вопроса?

В.: Конечно.

О.: Когда я начал заниматься бизнесом, когда кооперативы появились и я стал зарабатывать уже более-менее по тем временам приличные деньги, то, конечно, хотелось как-то продемонстрировать, что уже новая жизнь, вот мы зарабатываем, и заплатить налоги, и жить честно. И пока я об этом раздумывал, один человек, которого, по-моему, фамилия Тарасов, он продекларировал, что он заработал 3 миллиона рублей. Заплатил все налоги. Он был членом Коммунистической партии. Заплатил партийные взносы, все сделал честно. В стране такое поднялось, что он должен сидеть в тюрьме, что это невыносимо, что это позор, что человек не имеет права столько зарабатывать. И кончилось тем, что он в Англию переехал. Я это хорошо запомнил и решил, что я высовываться не буду. Следующий человек, который решил продекларировать, что у него акции есть и он открытый такой, это был господин Ходорковский. А у меня никогда… то есть в тот момент у меня было желание все показывать и… Но потом я решил, что это ни к чему хорошему не приведет, только проблемы создаст. Вот сиди тихонечко и занимайся бизнесом, а высовываться и рассказывать, что мне все принадлежит, — только проблемы будут. Поэтому я никогда ничего такого не рассказывал.

В.: С какой даты примерно вы взяли на вооружение такую политику — не высовываться и чтобы публично вас не воспринимали как единственного владельца «Сибнефти»?

О.: Если я правильно помню, эта история была в 1989 году. Это было до «Сибнефти» еще. Я этот урок усвоил.

В.: В ваших публичных заявлениях что вы говорили относительно того, кому принадлежали другие акции, помимо вас?

О.: Во-первых, я никогда публично старался не выступать, и мне это всегда плохо удается, я начинаю волноваться, не помню, что я должен сказать, и не могу мысль донести свою до журналистов. Поэтому я решил, что мне это ни к чему. А даже когда меня спрашивали, а это было, когда я баллотировался в губернаторы, это был, по-моему, 2000 год. Там с контролем был вопрос, верней, я отвечал про контроль, а меня спросили про владение. И я просто не понял, о чем речь шла. То есть у меня не было идеи обмануть кого-то.

В.: Пожалуйста, посмотрите транскрипцию Ле Бурже. Вы говорите: «…мы всегда говорили, что я контролировал половину компании, другая половина контролировалась менеджментом». Были ли еще какие-то случаи, когда вы тоже это говорили?

О.: Если я правильно помню, интервью газете «Ведомости». Если я правильно помню. Могу я добавить?

Судья Элизабет Глостер: Конечно, конечно.

О.: Всех, кто задавал вопрос, интересовало — не кто владеет акциями, а является ли Березовский владельцем, имеет ли он влияние на компанию? Людей только это интересовало. Совершенно никого не интересовало, кто на самом деле акционер компании. Просто иностранные инвесторы все переживали, что Березовский может быть акционером, только поэтому все вот эти истории возникали. И каждый раз нам приходилось это объяснять иностранным инвесторам, что он не инвестор, он не акционер, никакого отношения к этому не имеет.

Г-н Сампшн: Вот это то интервью, которое вы дали «Ведомостям», о котором вы говорили. Посмотрите, сверху написано: «Интервью с членом совета директоров „Сибнефти“ Романом Абрамовичем, опубликованное в „Ведомостях“ 1 декабря 1999 года». Господину Швидлеру задают вопрос: «Непрозрачные структуры акционерного владения остаются такими волнующими инвесторов аспектами российских нефтяных компаний. Не могли бы вы раскрыть, кто является основным акционером в „Сибнефти“?» Он говорит: «Вначале я хотел бы отметить, что „Сибнефть“ является самостоятельной нефтяной компанией, не вмешивается в алюминиевые интересы своих акционеров. Что касается списка акционеров, то около 40 % акций владеет Роман Абрамович, такой же пакет контролируется высшим руководством компании, в то время как остальные акции находятся в свободном резерве». Можете ли вы нам помочь понять, что имеет в виду здесь господин Швидлер?

О.: Примерно это какого числа было?

В.: Ноябрь 2000 года.

О.: Это основной вопрос был: «Купила ли „Сибнефть“ алюминиевые активы?» Если я правильно помню, это вокруг этой истории было. И нам важно было донести, что «Сибнефть», как компания, никакого отношения к алюминиевым активам не имеет. Это рынок переполошился, что мы вдруг начнем использовать деньги «Сибнефти» и присоединять… То есть мы перестанем быть нефтяной компанией, а станем непонятным профилем. Это этому было в основном посвящено, если я правильно помню.

В.: Давайте вернемся к транскрипции Ле Бурже. Здесь разговор идет о «Сибнефти». И почему вы на встрече в Ле Бурже говорили о том, что вам принадлежит только 40 %? Вы пишете: «Там 40 %, которые я когда-то называл сам. А остальное находится в трасте у менеджмента». А почему вы говорите об этом господину Патаркацишвили и господину Березовскому?

О.: Разговор был о том, как сделать так, чтоб они могли получить легальные деньги. Я им пытался напомнить ту схему, которая была мной объяснена, вернее, которую мне объяснили, а я пытался донести им, с тем чтобы помочь им, чтобы им было легче объяснить это банкам. Здесь я ссылаюсь на свое интервью. То есть я пытаюсь вспомнить, что тогда я объяснял в газете «Ведомости». Я уже говорил, что в этой части у меня не очень хорошо запоминается, я это плохо представляю обычно. Я пока «доеду» — я уже забыл, что я хотел.

В.: Господин Абрамович, пожалуйста, посмотрите на стенограмму 19-го дня, откройте ее. Господин Рабиновитц в момент ваших показаний сказал следующее: что в 1996 году вы думали, что существовала необходимость дистанцировать господина Березовского от «Сибнефти», и вы это отрицали. Помните этот обмен ремарками между вами и господином Рабиновитцем?

О.: Да.

В.: В этой части ваших показаний вы говорите: «До выборов 1996 года, я, — как утверждается, — сказал Березовскому, что его связь, ассоциация с „Сибнефтью“ вредила бы „Сибнефти“. Это вы имеете в виду?» Рабиновитц говорит: «Да, это включает мой вопрос». Вы отвечаете: «Этого не происходило», в файлах дела есть документ. Мне кажется, это называется «Письмо № 13».

О.: Я это имел в виду. Это называется не «Письмо № 13», это — «Обращение 13-ти» называлось. Вторым, после господина Березовского, это письмо подписал господин Городилов Виктор Андреевич, который и представлял «Сибнефть». Поэтому говорить о том, что в тот момент «Сибнефть» хотела дистанцироваться от господина Березовского, — это абсолютная неправда. Это письмо ставило под риск «Сибнефть», потому что это письмо было как бы отправлено, если я правильно помню, лидеру коммунистов Зюганову, что все категорически против того, что… ну, не важно. И я и ссылаюсь на это письмо.

В.: Да.

О.: Поэтому этим письмом я пытаюсь показать, что мы не дистанцировались от господина Березовского. И компания «Сибнефть» от него не дистанцировалась, а, наоборот, его поддерживали, и компания «Сибнефть» все ресурсы для этого предоставляла. И Городилов подписал это письмо.

В.: Да, большое спасибо. Пожалуйста, в той же стенограмме 19-го дня перейдите на шестую страницу. Вы видите, что господин Рабиновитц задает вам вопрос, что вы не смогли указать никакой «крыши», никаких услуг по «крыше», которые вам предоставлял Березовский в период с 1998 по 2000 год. Вы видите это?

О.: Да.

В.: Скажите нам, пожалуйста, какую роль играл господин Березовский, если какую-то вообще роль играл, в попытке слияния Yuksi 1998 года?

О.: Ну, он собирался быть политическим представителем объединенной группы и… ну вот, и я не могу сказать, что мы обсуждали, что он будет «крышей» всей группы, но это имелось в виду.

В.: Перейдите, пожалуйста, в той же стенограмме на страницы 26 и 27. На этот момент дачи ваших показаний вы объясняли, почему господин Патаркацишвили и господин Швидлер были показаны в качестве сторон на соглашении в отношении приобретения алюминиевых активов в феврале 2000 года. Помните, когда вам задавали об этом вопросы? Господин Рабиновитц вас спрашивает: «А я вам вот что скажу: что ваше объяснение, почему господин Швидлер и господин Патаркацишвили подписались в качестве сторон, не является верным. Просто неправдиво. Понимаете?» Вы говорите: «Да, я понимаю, что вы говорите, что это неправда, но на самом деле это правда. И еще раз я хочу объяснить: в глазах русского человека все тут ясно, если через глаза русского человека посмотреть, особенно если знать контекст». Пожалуйста, помогите нам. О каком контексте вы говорили, на какой контекст вы ссылались? Какой контекст мог бы вам помочь понять это? Вам или кому-либо?

О.: Ну, если вы понимаете все, что вокруг этого происходило, то Бадри был очень влиятельной фигурой. Это для алюминиевой промышленности… там был определенный риск. И нам важно было, чтоб Бадри был рядом с нами и продемонстрировал, что он с нами.

В.: А как насчет господина Швидлера? Какой контекст может нам помочь? Зачем, почему Швидлера назвали в качестве стороны?

О.: А господин Швидлер вел переговоры, поэтому он автоматически попадал как бы в эту сторону, в «Сторону 1», то, что там называлось.

В.: Пожалуйста, в той же стенограмме перейдите на 67-ю страницу. Вам задают вопрос по поводу соглашения слияния с господином Дерипаской. И, в частности, о документе, который вы с Дерипаской подписали в начале марта 2000 года. И вам задают вопрос: «Включались ли там основные моменты, основные условия соглашения о слиянии?» Господин Рабиновитц цитирует ваши показания: «Достигнуто соглашение с господином Дерипаской по всем ключевым условиям нашего слияния». И после этого он задает вопрос: «Почему вы отрицали, когда я спросил вас, достигли ли вы соглашения с господином Дерипаской по всем ключевым условиям, почему вы отвечали, что это было на той встрече?» И эта ссылка на встречу…

О.: Я не успеваю. Вы быстро говорите, а переводчик еще быстрее, и я уже не понимаю, что происходит. Извините, пожалуйста.

Судья Элизабет Глостер: Хорошо, будем помедленнее говорить.

Г-н Сампшн: В этой части ваших показаний вам задают вопрос о предварительном соглашении с господином Дерипаской по поводу слияния алюминиевых активов каждой стороны. В ваших свидетельских показаниях вы сказали, что в этом соглашении вы достигли договоренности с господином Дерипаской по «всем ключевым условиям этого слияния». И это контекст встречи, которая произошла у вас, в вашем доме в Сареево после встречи в отеле «Кемпински». Когда Рабиновитц вас спросил: «Почему вы отрицали, когда я вас спросил, достигли ли вы соглашения с господином Дерипаской по всем ключевым условиям, почему вы тогда отрицали, что именно это произошло на встрече?» В конце вашего ответа вы говорите: «…Если мне суд позволит, я объясню, о чем мы договорились после этого». И господин Рабиновитц говорит: «Я к этому вернусь». И я не уверен, что он действительно к этому вернулся, поэтому я вам и задаю вопрос. О чем вы договорились в вашем доме в Сареево? И о чем вы договорились позже? Что вы хотели объяснить, когда вы это сказали?

О.: Я хотел объяснить, что про условия по Братскому алюминиевому заводу, по Саянскому алюминиевому заводу и вообще всей структуры «Русского алюминия», — мы договорились об этом уже позже. То есть мое ощущение, что мы предварительно там поговорили, договорились слить только проблемные активы, «КрАЗ» и все, что вокруг «КрАЗа». А все остальное мы решим позже.

В.: А что потом добавилось? Какие дополнительные активы добавились, как вы говорите?

О.: Братский алюминиевый завод. Мы внесли часть. Остальную часть мы докупили уже от РУСАЛа. Олег внес Саянский алюминиевый завод. Это из того, что я помню. И, кажется, мы еще энергетику докупали, но я не очень помню. И потом получилось, что мы не смогли внести «НкАЗ» (Новокузнецкий алюминиевый завод), и мы уже совместно его покупали.

В.: А насколько позже это произошло?

О.: Братский и Саянский алюминиевые заводы внесли, по-моему, в мае. А когда «НкАЗ» купили, я уже не помню.

В.: Мы найдем соответствующие документы. Господин Абрамович, пожалуйста, посмотрите запись стенограммы 20-го дня. На тот момент времени вас спрашивали о встрече в отеле «Дорчестер». Если вы посмотрите на пятую страницу, вы увидите, там есть длинный ответ, который начинается со слов: «Когда мы прибыли в отель „Дорчестер“…» Видите этот ответ?

О.: Я прочел.

В.: В конце этого ответа вы говорите, что это не была формальная встреча, поскольку… там вы даете различные причины. Одна из них — то, что господин Березовский не был для этого соответствующим образом одет. А в чем он был одет, в чем он появился на этой встрече?

О.: Он в халате был.

В.: А перейдите, пожалуйста, в этой стенограмме на 79-ю страницу. Вам задают вопрос по поводу предложений господина Фомичева осенью 2000 года о том, что Березовский и Патаркацишвили должны стать зарегистрированными акционерами «Сибнефти», чтобы легализировать платежи, которые они получили. Утверждалось, что было удивительно, что не было никаких ссылок ни в каких документах на то, что Фомичев такое предложение внес. И вы видите, что госпожа судья вам задает этот вопрос. Каким образом это конкретное предложение господина Фомичева было сделано? Он это в документе сделал, или на встрече, или по телефону? Каким образом это предложение он внес?

О.: Если я правильно помню, он приехал ко мне в офис и сказал, что вот у него есть такое предложение. Мы никакой переписки по этому поводу не вели. Поэтому никакие документы не могли остаться.

В.: Является ли это обычной практикой записывать какие-то договоренности, чтобы легализировать получение денег? Если, скажем, по этому поводу какие-то предложения делаются и у вас есть обсуждения по этому поводу — это обычная практика записывать такие обсуждения, документировать их. Это нормально?

О.: Вообще в российской практике очень необычно сидеть и записывать то, о чем вы говорите, это немножко странно выглядит. Я понимаю, что с точки зрения английского юриста, английского лойера, все записывается. Я видел, как это происходит. Меня удивили записки, например, Кертиса, когда он просто что-то рассказал, а это потом задокументировали. Я, честно говоря, раньше никогда такого не встречал. Это очень необычно для нас.

В.: Спасибо большое. Перейдите, пожалуйста, к стенограмме 21-го дня. В этой части ваших показаний вам задают вопрос по поводу стенограммы Ле Бурже. Если вы посмотрите на стенограмму, вы увидите, что вам задают вопрос об интересах господина Патаркацишвили в отношении того, сколько может заработать «Сибнефть» в следующем году. Помните это?

О.: Я помню.

В.: Я хочу вас вот что спросить: почему господину Патаркацишвили и господину Березовскому было интересно, сколько заработает «Сибнефть», скорее всего в следующем году?

О.: 2001 год должен был быть первым годом, когда мы всё должны были слить внутрь. Единственный способ, каким я мог теоретически им выплачивать, — это я должен был получить дивиденды «Сибнефти» и после этого им отдать. И там видно, что я им объясняю, что это можно только два раза в год, что не по первому требованию я смогу им деньги выдавать.

В.: Сумма денег, которую вы выплатили господам Патаркацишвили или Березовскому, — зависела ли она или связана ли она была с суммой денег, которую зарабатывала «Сибнефть»?

О.: Нет.

В.: Пожалуйста, откройте страницу 23 той же стенограммы. Вы даете длинный ответ в середине страницы. Там начинается со слов: «Я вам скажу, что если вы прочитали эту стенограмму целиком и особенно в отношении ОРТ, то мы обо всем договорились». В конце этого ответа вы объясняете, что вы с этой встречи уехали с пониманием, что вы договорились обо всем. Вы договорились о «договоренности — как платить, что, кому». И вы говорите, что после этого вы отправились на свою предвыборную кампанию, Березовский уехал и Патаркацишвили уехал. И потом вы говорите: «Если я правильно помню, Березовский в Аспен, а Патаркацишвили — в Лас-Вегас». Потом вы говорите (и мы говорим об ОРТ здесь): «То есть предмет обсуждения сам по себе ушел. Тема была закрыта, пока мы не встретились снова». Видите это, да? А когда после Ле Бурже вы снова все встретились?

О.: Мы встретились в Межеве.

В.: Когда вы говорите, что «тема сама по себе ушла, пока мы не встретились снова», тема ОРТ опять возникла, когда вы встретились в Межеве?

О.: Нет, мы больше к ней не возвращались вообще. Уже все было закончено, там нечего было обсуждать. Более того, если я правильно помню, в конце октября я уже финансировал разницу в бюджете ОРТ за счет собственных средств.

В.: Посмотрите, пожалуйста, на большой баланс, его выведут на экран. На одной из закладок имеется заголовок: «2000 год. Общая наличность, включая по месяцам». Господин Абрамович, посмотрите, пожалуйста, на 118-ю строчку. Вы видите, там есть заголовок: «Наличность ОРТ». Под этим заголовком вы видите цифру 1,6 миллиона долларов в октябре и еще одна цифра 2 миллиона в декабре. Видите эти цифры?

О.: Да.

В.: Скажите нам, пожалуйста, что это за цифры?

О.: Это дефицит бюджета ОРТ, который я взял на себя, начиная с октября месяца, потому что Бадри считал, что мы все уже закончили, небольшое оформление осталось, и все на этом. Поэтому он на меня перевесил эти расходы.

В.: Спасибо большое. Пожалуйста, вернитесь к 21-му дню в стенограмме. Вам следующее заявление предлагают: «В ходе встречи в Ле Бурже господин Березовский ничего не сказал, чтобы указать, что он захочет подписать соглашение на данном этапе». И вы говорите, что это неверно. Видите эти показания?

О.: Да.

В.: А господин Рабиновитц потом говорит: «А где вы говорите, что господин Березовский сказал, что он захочет подписать соглашение в то время?» И вы говорите, что есть ссылки и реплики господина Березовского. Я хочу вас спросить. Тут говорится о том моменте, когда Патаркацишвили по телефону говорит с Городиловым. Господин Березовский говорит: «Я готов все это сделать». Что имел в виду господин Березовский?

О.: Это касается акций ОРТ.

В.: А что он готов был сделать по поводу акций ОРТ?

О.: Это то, что Бадри объяснял, он хотел почему-то опцион использовать, а кончилось это другой схемой.

В.: Освежите, пожалуйста, в памяти контекст этой части разговора, прочитайте рамки начиная с 408-й до 411-й.

О.: Прочел.

В.: Что вы понимаете, что происходит в этой части разговора?

О.: Это господин Березовский и господин Патаркацишвили между собой разговаривают. И Бадри говорит, что «меня все устраивает». Вся схема, которая там была обсуждена и которую он с Андреем Городиловым обсуждал по телефону, его полностью устраивает.

В.: А что господин Березовский говорит по этому поводу?

О.: А господин Березовский говорит «да».

В.: Перейдите, пожалуйста, к 431-й рамке. Что, в вашем понимании, здесь происходит?

О.: Я пытаюсь убедить Бадри, чтоб он не связывал две выплаты вместе, а он пытался меня убедить, чтобы деньги за легализацию по прошлым выплатам включить в платеж по ОРТ.

В.: А в 430-м боксе вы говорите: «Тогда сделку закроем, чтобы я уже мог спокойно отчитаться». О какой сделке вы говорите?

О.: Это ОРТ.

В.: А что делал господин Березовский во время этого обмена ремарками?

О.: Он за столом сидел вместе с нами, если я правильно помню.

В.: Он как-то указывал свое отношение к этому?

О.: Отрицательное отношение точно не указывал. Он был очень «за». Единственное, что он по схеме немножко вопросы задавал, и все.

В.: Когда вы говорите «по схеме», какую вы имеете в виду схему?

О.: Каким образом эти деньги, которые будут заплачены, должны попасть ему на счет в Англию. Его только это в этот момент беспокоило.

В.: Господин Рабиновитц попросил вас посмотреть на 449-й бокс, где вы говорите о подписании, что вы уже могли бы отнести Владимиру Владимировичу показать документ и сказать: «Вот». Но у вас, на самом деле, не было документа с собой, чтобы его подписать. Пожалуйста, перейдите, посмотрите на 448-ю рамку, где Патаркацишвили говорит: «Ну все, договорились, тогда нет проблем, фактически мы ничего не теряем, потому что мы компенсируем то, что сейчас потеряем, с тем, что потом. А то, что потеряли, — потеряли». О чем вы тогда договорились?

О.: В этот момент мы о схеме договорились. Мы вообще все закончили, то есть у меня было твердое понимание, что нам обсуждать больше нечего.

В.: Господин Березовский указывал свое отношение к этому каким-то образом, проявлял как-нибудь свое отношение?

О.: Нет, он сидел за столом, у меня сложилось впечатление, что он абсолютно с этим согласен. То есть я уехал с твердым пониманием, что все закончено.

В.: Я хочу задать вам вопрос по другой теме, но по тому же периоду времени. Вас спрашивают о времени, которое требуется для перелета из Москвы на юг Франции в начале декабря и чтобы вернуться в Москву. Вам не обязательно сейчас смотреть на детали ваших ответов, но, пожалуйста, ответьте на мой следующий вопрос. Если вы находитесь в Москве и вы решили вылететь на юг Франции, какие нужно приготовления сделать до того, как выехать в аэропорт? Вы летите частным реактивным самолетом из Москвы на юг Франции. Что вам нужно сделать? Сколько это займет времени?

Судья Элизабет Глостер: Вы спрашиваете, сколько времени чемодан занимает запаковать?

Г-н Сампшн: Нет-нет. Нет, я имею в виду организовать самолет, чтобы выехать на юг Франции. Какие приготовления нужно сделать и сколько это займет?

О.: С момента, когда я решил, что я хочу улететь, до момента, когда я смогу вылететь, — это самый минимум четыре часа, а скорее всего, шесть часов.

В.: А что в этот период 4–6 часов происходит? Что нужно сделать? Что занимает столько времени?

О.: Если это мой собственный самолет, я вам могу на примере рассказать. Вам нужно вызвать экипаж, вам нужно заправиться, вам нужно получить разрешение. А главное, вы должны согласовать это с Евроконтролем. Это не просто так, сесть и поехать. Это неправильное представление, что это как машина, завел и поехал. Это надо очень много формальностей выполнить. И Российская Федерация должна вас выпустить со своей территории. Это все очень сложная длительная процедура.

В.: А когда это закончено, сколько времени занимает попасть из вашего офиса в Москве в аэропорт?

Судья Элизабет Глостер: Простите, вы задаете вопрос, учитывая, что он только может выехать из своего офиса, после того как все это завершено. Я не уверена, что это верно. То есть он может и раньше выехать.

Г-н Сампшн: Хорошо, что вы поймали меня на этом. Вы совершенно правы, госпожа судья. Господин Абрамович, на каком этапе вы можете выехать из офиса и ехать в аэропорт, сколько времени нужно после того, как вы начали все эти приготовления делать?

О.: Если вы заранее не уверены, что все готово, вам не подтвердили, что вы получили разрешение, то вы будете просто два часа в аэропорту сидеть, в лучшем случае, и можете никуда не улететь. Поэтому обычно в своей практике я делаю так. Я заказываю, все готовят, после этого я выезжаю из офиса или из дома. То есть это еще полтора часа как минимум, а то, может быть, и два, в зависимости от пробок.

В.: То есть полтора-два часа нужно, чтобы доехать до аэропорта. И именно это вы и делали в течение этих двух часов? Что вы делали в течение полутора-двух часов?

О.: Из моего дома или из офиса, для того чтобы добраться в аэропорт, нужно потратить на дорогу, если это не днем, а вечером, то час пятнадцать, когда пробок нет, а днем это будет все два часа.

Судья Элизабет Глостер: Скажите, пожалуйста, вы хотите, к примеру, в 8 часов утра вылететь из Москвы в Ниццу. Когда будет самый ранний момент, когда вы можете действительно вылететь, когда самолет может взлететь, если вы приняли решение и сказали своей команде прибыть в 8 часов утра? Примерно можете сказать?

О.: Если это было в то время, и самолет не был заранее готов, то я считаю, что шесть часов самый минимум.

Судья Элизабет Глостер: Еще один вопрос у меня. А команда не держит самолет заправленным постоянно, если это ваш частный самолет или чартерный частный самолет? Чтобы они в любой момент могли вылететь, если клиент им вдруг позвонил?

О.: Там технология довольно сложная, она с безопасностью связана. Топливо расширяется, сужается в зависимости от температуры. Поэтому там есть какие-то правила, которые им позволяют какой-то объем топлива держать. Но перед вылетом они должны заправиться. Плюс, в зависимости от длины полета, они берут какое-то количество топлива. Самолет не может садиться с топливом на борту. Поэтому они должны сжечь его до того, как они сядут. Только запас должен быть аварийный с собой.

Г-н Сампшн: А если вы летите в Ниццу и вы собираетесь в Шато де ла Гаруп направиться, сколько занимает, чтобы добраться из аэропорта до Шато де ла Гаруп, измеряя, скажем, со времени посадки самолета до времени вашего прибытия в Шато де ла Гаруп?