Счастливы неимущие (Евангелие от Матвея). Судебный процесс Березовский – Абрамович. Лондон, 2011/12 Барщевский Михаил

Г-н Рабиновитц: Хорошо. То есть вы говорите, что вы не спрашивали, кто владел акциями?

О.: Ну, во время тщательной юридической проверки перед выпуском еврооблигаций я знал, кто был зарегистрированным акционером. Опять же, это было 13 лет назад. Господин Абрамович был основателем всех этих компаний, которые находились над четырьмя компаниями. Но в какой-то момент времени его сотрудники стали зарегистрированными держателями этих акций и контролировали эти акции. Так что я знал, что он был основным акционером. Но менеджмент был задействован в контролировании этих акций.

В.: И вы не спрашивали, кто же были остальные акционеры?

О.: Опять же, в 1997 году была проведена тщательная юридическая проверка, и было видно, кто были зарегистрированные акционеры, и я это понял, и это был менеджмент компании. Но в 1999 году, когда мы создали траст, господин Абрамович был единственным бенефициарным акционером всех этих структур.

В.: Когда вы говорите — «контроль» в своих ответах, «управление», вы говорите о зарегистрированных владельцах этих акций?

О.: Когда был организован траст, то менеджмент компании были трасти и протекторы. То есть для меня — они контролировали. Мы говорили рынку, что менеджмент и господин Абрамович контролировали пакет акций в 90 %, скажем. Это было важно, потому что мы должны были четко, прозрачно сообщить о том, что происходит.

В.: Господин Тененбаум, вы здесь говорите, что вы в то время пришли к выводу о том, что платеж 1,3 миллиарда долларов — это была цена за то, чтобы диссоциировать между «Сибнефтью» и господином Березовским, то есть порвать связь.

О.: Да. В то время я исходил из этого.

В.: Давайте посмотрим тогда на те показания, которые вы раньше давали: «Тогда я также знал относительно платежа 1,3 миллиарда долларов, связанного с расчетами с господином Березовским. Я понял от господина Абрамовича так, что это платеж за то, чтобы компенсировать господину Березовскому за то, что он более не получает изначально предполагавшиеся и прогнозировавшиеся платежи, для того чтобы помочь ему финансировать ОРТ». Улучшились ли ваши воспоминания относительно данного вопроса, господин Тененбаум?

О.: Нет, потому что в своих третьих свидетельских показаниях я говорю, что на каком-то этапе господин Абрамович тогда мне объяснял именно это. Где-то между 2000 и 2003 годами. Он мне сказал это, а мое понимание было таково, что речь идет о плате за то, чтобы разорвать связь, ассоциацию с господином Березовским. То есть для меня эти два заявления соответствуют друг другу.

В.: Господин Тененбаум, я хочу сказать, что это очень серьезная нестыковка в ваших показаниях — и это свидетельствует о том, что вы не говорите правду.

О.: Я с вами не согласен. Я все это сам писал.

В.: Теперь разрешите, я перейду к обсуждению ваших показаний относительно РУСАЛа. Вы нам сообщаете в своих третьих свидетельских показаниях, что вы участвовали в приобретении алюминиевых активов господином Абрамовичем — были к нему подключены в начале 2000 года.

О.: Да, правильно.

В.: Давайте вместе попытаемся понять, каков был характер вашей подключенности к этой сделке. Вы говорите, что вы помните, что господин Швидлер приглашал вас на совещание несколько раз, для того чтобы объяснить конкретные моменты, вопросы, связанные с приобретением алюминия.

О.: Да, это так, как я помню ситуацию.

В.: Дальше вы говорите, что вы не можете точно вспомнить, что обсуждалось, но тем не менее помните, что вопросы включали в целом общую структуру сделки.

О.: Да, речь шла в основном о передаче акций — это то, что людей беспокоило в то время.

В.: Но вы говорите «общую структуру сделки». Мы знаем, что приобретение алюминия было структурировано офшорным образом с использованием четырех офшорных компаний. И вы наверняка это тогда знали?

О.: Да.

В.: И вы наверняка бы знали тогда в то время, что всего было подписано 10 контрактов?

О.: Я не знаю, видел ли я их тогда или нет.

В.: Вы говорите, что речь шла в целом об общей структуре сделки, но вы не видели контракты?

О.: Понимаете, моя подключенность, мое участие заключалось в том, чтобы помочь прежде всего господину Швидлеру в тех областях, в которых он хотел, чтобы я ему помог. Там была команда, которая значительно лучше была способна управлять сделкой и подготавливать документацию. Я этим не занимался.

В.: И Черной, и Босов — это два из четырех продавцов алюминиевых активов, правильно?

О.: Да, они были в соглашении от 10 февраля, кажется.

В.: И вот эти, значит, совещания, эти встречи с ними, в которых вы участвовали совместно с господином Швидлером, надо полагать, являлись частью процесса переговоров, которые в конечном итоге привели к купле-продаже этих алюминиевых активов в середине февраля 2000 года?

О.: Нет, это не совсем правильно. Неправильно говорить, что я участвовал в совещаниях. Господин Швидлер меня вызывал, я приходил, он задавал мне вопросы, и потом я уходил. Я никогда не участвовал собственно в обсуждениях. Это не те обсуждения, в которых я мог бы участвовать.

В.: То есть вы хотите сказать, что вы заходили, давали ответ и уходили?

О.: Если вы прочитаете, что я здесь говорю: «…меня Швидлер вызывал на совещания». То есть заходил, я отвечал на вопросы, если не отвечал — уходил, изучал вопрос, возвращался — сообщал.

Судья Элизабет Глостер: Какого примерно типа вопросы он вам задавал?

О.: Там были вопросы относительно того, как выяснить, насколько чисто было право собственности оформлено. По существу, не было никаких других вопросов в этих соглашениях. Единственная проблема, в решении которой я участвовал совместно со своими сотрудниками, — это обеспечение правильной, чистой передачи права собственности на эти акции.

Г-н Рабиновитц: А что было проблематично в этих акциях? Почему из-за этого данный вопрос превращался в какую-то проблему, к которой надо было вас подключить?

О.: Вы знаете, я сейчас уже не помню точно, что мы конкретно делали в отношении этих акций. Но, наверно, некоторые из них участвовали в банкротских процедурах. То есть были какие-то юридические вопросы, и господин Швидлер задавал мне вопросы по этим делам. Дальше я должен был уйти, провести исследование проблемы, проанализировать проблему совместно со своими сотрудниками.

В.: Понятно. То есть такое было положение дел в феврале 2000 года. Теперь давайте посмотрим на ситуацию в отношении марта 2000 года в отношении создания уже компании РУСАЛ. В 35-м пункте вы нам говорите, что вам сказали относительно обсуждений по слиянию, которые проходили между господином Абрамовичем, господином Дерипаской в Белом доме, потом в «Кемпински», а потом на даче господина Абрамовича в деревне Сареево. Вы также нам сообщаете, что вы участвовали в некоторых встречах в Лондоне, в которых участвовали Панченко, Хаузер, и его партнер господин Уайт, и господин Мишаков — партнер Дерипаски, в течение периода с 10 по 12 марта 2000-го, не так ли?

О.: Это реконструкция — я не помню этих встреч. Может быть, участвовал, может быть.

В.: Хорошо. Вы также нам сообщаете, что после вашего возвращения в Москву 12 марта 2000 года были встречи с представителями Дерипаски в здании «Сибнефти» — на неделе начиная с 12 марта 2000 года.

О.: Да, я помню это. Долгие ночи проводили в здании «Сибнефти». Мы были внизу, по-моему, всю ночь, мои сотрудники, я имею в виду, писали документы, я помогал им так, как мог.

В.: Эти обсуждения, в которых вы участвовали, с представителями Дерипаски — они касались завершения соглашения от 15 марта?

О.: Да, было бы логично предположить это. Моя основная задача заключалась в том, чтобы подчиняться господину Швидлеру, он просил меня обеспечить достижение целей соглашения, но, если реально, этим вопросом занимались госпожа Худык и господин Осипов. Они были реальными мозгами, которые обеспечивали решение этого вопроса. Я должен просто был обеспечивать, чтобы все спокойно, эффективно и вовремя происходило, потому что были определенные временные рамки поставлены. Я был ответственным в конечном итоге за это. В то время, а у нас было всего-навсего несколько дней, никакой юридической проверки не было проведено. Мы работали ночью. Мы сделали то, что мы могли, по максимуму. И если посмотреть на эти документы — это гибрид между российскими документами и английскими документами, потому что это был сбор различных гарантий и представительств, заверений никаких не было. Было впечатление, что были какие-то гарантии соглашения акционеров, а оказалось, их тоже на самом деле не было. У нас не было времени, все было сфокусировано и направлено на передачу акций, и этот вопрос я оставил господину Осипову и госпоже Худык. Госпожа Худык и господин Осипов были наиболее компетентными в этой области людьми, и я полагался на их компетентность, на то, что они сделают это все правильно. Но в конечном итоге, конечно, ответственность нес я.

В.: Вы показали нам, что вы в целом человек осторожный, и все знают, что вы человек осторожный. Это так?

О.: Я думаю, что да.

В.: Как мы только что услышали, вы курировали подготовку соглашений 15 марта 2000 года. Верно?

О.: Да, это правильно.

В.: На самом деле вы участвовали в обсуждениях с представителями господина Дерипаски как в Москве, так и в Лондоне на протяжении предыдущих 10 дней?

О.: Да, похоже на то.

В.: Просто для ясности и во избежание недоразумений. Соглашение 15 марта 2000 года — это было соглашение, в соответствии с которым было согласовано объединить некоторые офшорные компании и находящиеся под ними алюминиевые активы, в конечном итоге создав РУСАЛ?

О.: Да, это был первый этап.

В.: Это было одно из основных соглашений, которое в конечном итоге привело к созданию РУСАЛа?

О.: Да, правильно.

В.: Учитывая все то, что вы сказали относительно того, что вы человек осторожный, я так понимаю, что, наверное, прежде чем парафировать каждую страницу этого документа, вы обеспечили такое положение, когда вы хотя бы в целом знали, о чем говорится в договоре.

О.: Да, я смотрел на факторы риска, и с точки зрения факторов риска оно меня устраивало. Не значит, что я каждое слово читал, потому что каждое слово было широко сформулировано, и поэтому я смотрел на факторы риска.

В.: Это договор купли-продажи акций, мы видим ваши инициалы на каждой странице, вы каждую страницу парафировали. Как вы видите, это договор, в соответствии с которым компания господина Дерипаски JSA [в английской версии GSA] Cyprus Ltd приобретает 50 % акций в четырех компаниях, которые использовались со стороны господина Абрамовича для приобретения пакета в алюминиевых активах «КрАЗ», Братск и Ачинск. Посмотрите теперь, пожалуйста, 138-ю страницу, вы там видите первое приложение к договору. Есть ссылка на компании Runicom Fort Ltd, Galinton Associates Ltd, Pountress Ltd, Essay Dilkor International Ltd, и это были компании, которые использовались стороной господина Абрамовича для приобретения пакетов в алюминиевых активах в феврале 2000 года. Правильно?

О.: Да.

В.: Далее идут дополнительные детали. Передаточная цена, мы знаем, на данном этапе была 400 миллионов долларов. Я правильно понимаю?

О.: Да.

В.: Давайте посмотрим пункт 2.1 на 126-й странице. 2.1 гласит: «С учетом условий настоящего соглашения, включая, но не ограничиваясь, в частности, пункт 2.8, продавец», — а это, естественно, Runicom Ltd, — «продает акции покупателю», — а покупатель — это компания господина Дерипаски, — «от его имени и от имени других продающих акционеров с полной гарантией права собственности, и покупатель оплачивает цену приобретения». То есть продажа от имени Runicom и от имени других продающих акционеров осуществляется?

О.: Да, правильно.

В.: Теперь, пожалуйста, вернемся обратно на 125-ю страницу. И вы видите здесь определение «Другие продающие акционеры».

О.: Да, вижу.

В.: «Другие продающие акционеры определяются как те другие лица, которые совместно с продавцом являются и юридическими и бенефициарными владельцами акций на предъявителя, так и именных акций в этих компаниях»?

О.: Да.

В.: И последнее, пункт 6.1.1. «Продавец это Runicom Ltd представляет и гарантирует (компании господина Дерипаски), что на момент завершения сделки продавец и другие продающие акционеры совместно являются юридическими бенефициарными собственниками 100 % акций в компаниях». То есть из этого видно, что Runicom Ltd на самом деле не владела компаниями полностью, но только с другими, не указанными другими продающими акционерами?

О.: Нет, это неверно. Можно так это проинтерпретировать, но этот проект составляла другая сторона.

В.: Господин Тененбаум, извините уж, но вы согласитесь с тем, что именно так и указано в этом положении? Можно сказать, что кто-то другой это составил, но согласны ли вы, что именно это и говорится в этом положении?

О.: Можно повторить вопрос?

В.: Похоже, что Runicom Ltd не владела компаниями полностью, но только вместе с этими неуказанными другими продающими акционерами. Вы согласны?

О.: Хорошо, мне тогда нужно пояснить, потому что я не могу ни согласиться, ни опровергнуть.

Судья Элизабет Глостер: Хорошо, объясняйте.

О.: Эти четыре компании, которые владели активами, это были компании на предъявителя, Runicom была зарегистрированной компанией, владел которой господин Абрамович, а другой стороне потребовалась бы гарантия господина Абрамовича, если бы, например, я должен был подтвердить, что он был единственным владельцем. Но за эти четыре дня или два-три дня, которые у нас были на составление этих документов, мы не могли полностью подтвердить, что он был единственным акционером. Было очень такое широкое положение со второй стороны, которое принимает во внимание то, что нет никаких личных гарантий от господина Абрамовича по этому поводу в этом документе.

Г-н Рабиновитц: С этим положением в договоре вы согласились?

О.: Совершенно верно.

В.: И в нем указано, что, по крайней мере, возможность существования других продающих акционеров существовала?

О.: Ну, как я уже сказал, было очень широкое положение с другой стороны, которого они попросили, и я на это согласился. И у нас не было никакого риска, если б я оспаривал это положение и пытался объяснить, что только один акционер имеется, но я бы не смог предоставить гарантию, потому что это акции на предъявителя.

В.: Хорошо, мои следующие вопросы по поводу записок господина Кертиса на встрече, на которой вы присутствовали. Давайте начнем с того, что посмотрим, по какому поводу стороны (Березовский и Абрамович. — Прим. ред.) согласны в отношении этих записок. Вы посетили господина Патаркацишвили в Грузии 25 августа 2003 года. Это так?

О.: Совершенно верно.

В.: Мы также теперь знаем, что господин Кертис также был в Грузии в то время. Далее видно из записей 22 августа, что господин Фомичев (во всяком случае, согласно дневнику господина Кертиса), похоже, также находился в Грузии в тот момент времени. Видите ссылку на Руслана?

О.: Да.

В.: И видно, что господин Кертис должен был оставаться в Грузии на выходные и возвращаться, вылетать назад 26 августа, опять же используя самолет господина Березовского. Скажите, верно ли вы показываете, что вы помните встречу с англичанином или, может быть, американцем в доме господина Патаркацишвили 25 августа 2003 года? Это мог быть господин Кертис, да?

О.: Да, это был англоговорящий человек.

В.: Вы знали господина Патаркацишвили на том этапе, не так ли, господин Тененбаум?

О.: Да, я знал, кто он такой был, конечно.

В.: Давайте посмотрим на рукописные записи господина Кертиса. Там написано — «Бадри» (это господин Патаркацишвили). «Руслан» (это господин Фомичев) и «человек господина Абрамовича». «Записки о встрече жизненно важно, крайне важно». Я не думаю, что есть какое-то сомнение, что ссылка на человека господина Абрамовича — это ссылка на вас, господин Тененбаум, да? Я это говорю, потому что, если вы выйдете на карточку в верхнем левом углу, видите, кто-то написал ваше имя «Евгений Тененбаум». Видите?

О.: Да, вижу.

В.: То есть единственное несогласие между сторонами состоит в том, произошла ли беседа, которую записал господин Кертис. Это так?

О.: Да, совершенно верно, это большой спор между сторонами.

В.: Господин Тененбаум, перед вами копия ваших вторых показаний от 28 октября 2009 года. Это были показания, которые вы под присягой представили в поддержку господина Абрамовича относительно отвода иска по делу господина Березовского. Вы помните это?

О.: Да.

В.: Вы сделали эти заявления после записок Кертиса, которые были представлены в контексте данного заявления?

О.: Совершенно верно.

В.: Вы говорите: «Когда я прочитал то, что якобы является записками господина Кертиса, если честно, я был поражен. Я никогда ни в каком таком обсуждении в Грузии участия не принимал. За исключением краткой экскурсии по дому. Я провел все время снаружи, где мы пообедали. Была обычная незначительная, приятная беседа между гостями». Потом вы делаете четыре утверждения в добавление к тому факту, что вы не помните этой беседы, или почему вы думаете, что маловероятно, что такая вообще беседа состоялась. Сначала вы говорите, что, учитывая ваш опыт и задействованность в сделке по РУСАЛу, у вас не было никакого опыта и какого-то глубокого знакомства с предметом этой беседы. Потом вы говорите, что вы не обсуждали бы частные дела господина Абрамовича перед людьми, которых вы раньше не встречали.

О.: Совершенно верно.

В.: И третья причина, которую вы приводите: вы говорите, что вы не понимаете контекста, в котором эта встреча должна была произойти.

О.: Верно.

В.: И четвертое. Вы говорите, что у вас существовал языковой барьер.

О.: Да. Да, совершенно верно.

В.: Давайте начнем с вашего первого утверждения, что беседа по поводу «Сибнефти» и РУСАЛа не являлась вашей областью опыта или экспертизы. У вас не было подробного знакомства с этим.

О.: Я говорю, что «Я прямой роли не играл в отношении приобретения данного учреждения»?

В.: Это то, что вы говорите.

О.: У меня никогда не было роли на уровне господина Патаркацишвили. Совершенно верно.

В.: И вы указываете это в качестве причины, почему эта беседа не могла состояться?

О.: Да.

В.: Ну, для справедливости, господин Тененбаум, вы немножко отошли от того, что вы сказали в ваших третьих показаниях. Это верно?

О.: Нет, я не отходил от своих слов.

В.: Хорошо. В то время вы говорили: «Я никакой прямой роли не играл в отношении приобретения и учреждения или РУСАЛа, или „Сибнефти“». Сейчас вы говорите: «Как указано выше, я никакой роли не играл в учреждении или приобретении „Сибнефти“ и моя роль в отношении РУСАЛа была весьма ограниченной». Верно?

О.: Верно.

В.: То есть сейчас, по крайней мере, вы признаете, что действительно у вас была роль в отношении приобретения или учреждения РУСАЛа, что вы действительно были задействованы в этих сделках, хотя вы пытаетесь сейчас утверждать, что это было очень-очень ограниченным. Так ли это?

О.: Можно объяснить, что я имел в виду в этом пункте?

Судья Элизабет Глостер: Пожалуйста, объясните.

О.: Когда я говорю, что у меня не было никакой прямой роли, то я имею в виду, что у меня не было никакой прямой старшей, руководящей роли. Я, например, никогда не встречался с господином Патаркацишвили, когда произошло приобретение, так что моя задействованность была не на очень высоком уровне. Это back-ofce, скажем так. Когда я объясняю контекст этой встречи, я говорю, что у меня не было роли в отношении к этому приобретению. То есть для меня ясно, что я не был бы нужным человеком, чтобы лететь в Грузию и это обсуждать с господином Патаркацишвили.

Г-н Рабиновитц: На самом деле, что вы здесь говорите, четко и ясно, что ваша вовлеченность в РУСАЛе была ограничена аспектами соглашения акционеров.

О.: Совершенно верно.

В.: Да, между господином Абрамовичем? Ну скажите мне, так это или нет? Эти соглашения акционеров, это те, которые вы подписывали в 2001 году, вы тогда этим не просто занимались, господин Тененбаум?

О.: Когда я говорю «занимался, был задействован», я имею в виду, что какой-то вклад я вносил. То есть когда я собирался обсуждать с людьми какие-то вопросы, мне нужен был контекст этих обсуждений. Единственный контекст, который у меня был в отношении РУСАЛа, — это вот соглашение акционеров, единственная вещь, которой я занимался по существу.

В.: Сейчас я хочу понять, почему вы говорите, что это не могла быть беседа, участником которой вы должны были являться? Почему вы говорите, что вы не были человеком, которого отправили на встречу в Грузию?

О.: Я не тот человек, который должен был бы участвовать в обсуждениях вопросов на уровне Патаркацишвили.

Судья Элизабет Глостер: Это был единственный случай, когда вы встречались с Патаркацишвили?

О.: Чтобы у меня встреча была — да, это было единственной встречей.

Г-н Рабиновитц: Но вы раньше его видели, встречались с ним?

О.: Я его в «ЛогоВАЗе» видел, встречал, когда я работал с господином Березовским, когда мы собирались лететь в Нью-Йорк к Мэрдоку, но я не знал Патаркацишвили, он был страшный человек. Я прошу прощения, я бы никогда не стал иметь дела с Патаркацишвили и встречаться с ним.

В.: Но вы были одним из доверенных советников господина Абрамовича?

О.: Ну да, по некоторым конкретным вопросам только или по вопросам, в которых я был компетентен. Он очень успешный человек, он не посылает человека, который не может обсудить эти вопросы на уровне Патаркацишвили. Это просто немыслимо, невероятно, это не может такого быть. Мне это кажется невероятным.

Судья Элизабет Глостер: Пожалуйста, не обсуждайте ни с кем дачу вами показаний в рамках данного дела.

О.: Понятно.

(13:03)

Перерыв.

(14:05)

Судья Элизабет Глостер: Да, господин Рабиновитц, пожалуйста.

Г-н Рабиновитц: Господин Тененбаум, давайте теперь посмотрим на второй из тех моментов, которые вы упомянули, когда подавалось ходатайство о прекращении производства по делу, когда вы сказали, почему не могло быть этой беседы в Грузии. Вы говорите, что «во-вторых, просто не может быть такого, чтобы я обсуждал частные дела господина Абрамовича с людьми, которых раньше никогда не встречал, такого, как тот американец или англичанин, который, возможно, был господином Кертисом, хотя бы потому, что я в этих делах напрямую не участвовал». Но правильно ведь, что вы встречались раньше с господином Фомичевым?

О.: Да, я никогда с ним не встречался на совещаниях, но я просто знал, кто он такой. И то же самое с Патаркацишвили, опять же, я встречался с ним, но у меня никогда не было с ним встреч, в смысле совещаний.

В.: Но если бы господин Абрамович сказал вам, что вам нужно пойти к этим людям и встретиться с ними, обсудить какие-то вопросы, то тогда бы у вас проблемы не возникло с тем, чтобы выполнить его указания и провести такие переговоры?

О.: Это больших бы проблем не вызвало, но сам бы я не хотел на такое идти, потому что я просто был бы неподходящим человеком для этого.

В.: Но все зависит от того, какие цели вы перед собой ставите. Если цель заключалась бы в том, чтобы пойти, встретиться с Патаркацишвили, с Фомичевым, если бы Абрамович сказал бы вам, например: «Ну, пойди, узнай, чего они хотят», то вы могли бы обсудить с ними что-то, не беря на себя никаких обязательств. Для вас тогда трудностей никаких бы не было с тем, чтобы пойти, с ними поговорить, даже если бы это были обсуждения частных дел, как вы говорите, Абрамовича?

О.: Я знаю, почему я туда пошел, и я объяснил, почему я туда пошел. Это была очень конкретная причина, почему я туда поехал.

В.: Нет, я пытаюсь понять те причины, по которым вы говорите, что такого разговора у вас вообще не могло быть. Вы говорите в своих свидетельских показаниях, что вы бы не хотели обсуждать частные, личные дела господина Абрамовича перед этими людьми.

О.: Да, совершенно правильно.

В.: Если бы господин Абрамович вам сказал: «Господин Тененбаум, вы руководите корпоративными финансами у меня, вы понимаете очень много о РУСАЛе, поскольку вы участвовали в этом деле. Патаркацишвили хочет продать свои доли в РУСАЛе, поговорите с ним». И даже если бы это были частные дела Абрамовича, тем не менее это не помешало бы вам выполнить его указание.

О.: Нет, я думаю, помешало бы, потому что речь идет о продаже чего-то, о чем я вообще ничего не знал. Я даже не знал, что он это продает. Поэтому я просто неподходящий человек был бы для того, чтобы поехать. Я никогда не вел такие переговоры. Почему бы он меня вдруг стал посылать? Он послал меня по конкретной причине для достижения конкретной цели.

В.: Господин Тененбаум, вы руководили в «Сибнефти» корпоративными финансами, так? То есть вы имели достаточно большой опыт в продаже-покупке активов компаний и так далее?

О.: Да.

В.: И если бы вам сказали пойти и обсудить с кем-то возможность купли-продажи 25-процентного пакета в компании, то вы, конечно, могли бы такую дискуссию провести, и вас бы это не побеспокоило?

О.: Нет, меня бы это побеспокоило, меня бы очень побеспокоило — говорить с Патаркацишвили об этом. Я бы не стал с ним об этом говорить. Я не хотел туда ехать. Я сказал господину Абрамовичу, что не хотел ехать.

В.: Ну давайте посмотрим опять третью причину, которую вы приводили в своих свидетельских показаниях. Вы говорите: «В-третьих, я не понимаю, каков контекст этого совещания. Как я уже объяснил, я никогда не участвовал в обсуждениях приобретения или продажи РУСАЛа ни ранее, ни после этого». Но это не совсем правильно, господин Тененбаум, не так ли?

О.: Нет, это совершенно правильно. На этом уровне я никогда не участвовал. Я всегда был в бэк-офисе, я обеспечивал сопровождение. Я даже документы не составлял. Я помогал своим сотрудникам. Я не был подключен в каком-то прямом отношении на уровне Патаркацишвили.

В.: Но вы же нам сказали, что вы участвовали в ведении переговоров как в Москве, так и в Лондоне в марте 2000 года?

О.: Нет, это не переговоры были. Я оказывал поддержку Панченко, потому что она не очень хорошо по-английски говорила. Она попросила, чтобы я там рядом был. Если посмотрите документы, то там нет никаких ключевых вопросов, в решении которых я мог бы участвовать. Я не могу сказать, что я лучше или хуже. Я просто говорю, что были люди, которые могли лучше меня это сделать.

Соглашение акционеров, да, я согласен, я в этом участвовал, потому что я мог что-то привнести, чтобы понять риски, понять бизнес, понять слабости и силы сторон. Вот в этой части я мог участвовать.

В.: Ну вы знали, что должен был господин Абрамович поехать. И вместо Абрамовича вы поехали. Он вас туда послал? И если Абрамович вас послал вместо себя, и если Патаркацишвили попросил, чтобы Абрамович приехал, то вы были бы единственный человек, который мог бы с Патаркацишвили вместо него об этом говорить.

О.: Нет. Было много людей, которые могли бы поехать. Я конкретно по футболу поехал, потому что 1 июля мы «Челси» приобрели, и я 24 часа семь дней в неделю занимался «Челси», чем я и занимаюсь последние восемь лет. Я больше ничем не занимаюсь вообще.

Да, я поехал обсуждать футбол, потому что Патаркацишвили был очень рад позитивной реакции господина Абрамовича, когда он купил «Челси». И поскольку он сам не мог ездить, ему было важно обсудить с нами, как это можно было купить. Он не верил, что господин Абрамович сделал это только потому, что он любит футбол. Он был уверен, что были другие причины. Он хотел сделать то же самое в Бразилии. Поэтому я это и помню.

В.: Ладно, об этом мы еще поговорим. То, что касается конкретно обсуждения и записки, то это было обсуждение не по закрытию сделки по приобретению акций РУСАЛа.

О.: Проблема заключается в том, что 25 августа 2003 года я знал, что мы уже продали акции Дерипаски, так что, что я могу с ним обсуждать? Я абсолютно не понимаю.

В.: Господин Дерипаска имел право собственности только в отношении 25 % акций?

О.: Да.

В.: И правильно ведь, да, что та сделка, которую Абрамович делал с Дерипаской, была в сентябре 2003 года?

О.: Да, но это обсуждение было летом.

В.: Да, но тот факт, что они обсуждали это, означает, что вы могли бы поехать и обсудить с Патаркацишвили 25 % акций, которые сам Патаркацишвили и Березовский имели на праве собственности.

О.: Я не мог это обсудить, потому что я не участвовал в продаже РУCAЛa. Во-первых, продано было 50 %. Я знал, что сделка именно заключается в этом, потому что, когда мы купили «Челси», Роман больше не участвовал в этих сделках в России. Мы смотрели только на «Сибнефть». Я немного участвовал в этом. В основном я посвящал свое время «Челси». Я знал, что он продал все, что мы из РУСАЛа полностью вышли. И поэтому я не очень понимаю, о чем вы хотите, чтобы я с вами говорил.

В.: Хочу задать вопрос относительно четвертой причины, которую вы приводите в подтверждение того, что не может быть, что это подлинная запись беседы, в которой вы участвовали. Речь о языковом барьере. Вы сказали: «Как я уже говорил ранее, возможно, были какие-то обмены на английском языке с этим американцем, англичанином. Такие обсуждения вежливых вопросов. Но я не помню, чтобы Патаркацишвили говорил по-английски. Я не помню, чтобы он высказывался по-английски или когда-либо, когда я с ним раньше встречался». Вы уверены, что вы не помните, чтобы Патаркацишвили вообще говорил по-английски?

О.: Я встречался с ним за всю свою жизнь два или три раза, и со мной по-английски он никогда не говорил.

В.: Видите ли, господин Рубен дал показания о том, что в конце 1999 года английский господина Патаркацишвили был достаточно хорошим для того, чтобы он переводил для Анисимова, когда они в самолете летели. Причем не только Рубен дал такие показания относительно того, что Патаркацишвили мог говорить по-английски. Все английские солиситоры, которые позже опрашивали господина Патаркацишвили, показали, что он умело, в разумных пределах говорил по-английски. Давайте разберемся. То есть вы хотите сказать, что он вообще не умел говорить по-английски или вы раньше с ним никогда по-английски не говорили?

О.: Я никогда раньше с ним по-английски не говорил.

В.: Согласно вашей позиции, причина, по которой вы поехали поговорить с Патаркацишвили в Грузию, заключалась в том, что вы хотели обсудить с ним футбол. И единственное, что вы помните из этого обсуждения, это недавнее приобретение команды «Челси».

О.: Да. Я так понимал, что он хотел со мной поговорить, вернее, с Абрамовичем поговорить насчет футбола. Именно поэтому я и поехал. Потому что мы сами только недавно купили «Челси».

В.: То есть причина, почему Абрамович хотел, чтобы вы слетали так далеко, в Грузию, заключалась только в том, чтобы поговорить с Патаркацишвили о футболе.

О.: Да. Вы не знаете господина Абрамовича. В тот самый момент времени мы занимались только футболом. В течение ближайших после этого семи лет мы также только этим занимались.

В.: Давайте посмотрим на 90-й пункт ваших третьих свидетельских показаний, господин Тененбаум. Вы говорите: «Патаркацишвили упомянул, что у него есть определенные связи в футбольных кругах Бразилии, и осведомился, будет ли господин Абрамович заинтересован в таком инвестировании вместе с ним».

О.: Да.

В.: Дальше вы продолжаете, что Патаркацишвили надеялся, что это даст ему возможность съездить в Бразилию и получить там «позитивный имидж».

О.: Верно.

В.: Вы заверили Патаркацишвили в том, что поговорите с господином Абрамовичем относительно этого предложения о приобретении бразильской футбольной команды.

О.: Да.

В.: А в 91-м пункте вы говорите, что вы дальше полетели в Ниццу, где был в то время господин Абрамович, что вы объяснили ему подробности этого разговора, рассказали ему о делах, об этих деталях, и относительно вопроса инвестирования в бразильский футбольный клуб.

О.: Да.

В.: И дальше вы говорите: «В следующем году Патаркацишвили действительно инвестировал в бразильский клуб „Коринтианс“ вместе с партнером, Киа Джурабчан его иранский партнер».

О.: Верно.

В.: Хочу следующее спросить у вас, господин Тененбаум. Насколько четко вы помните этот разговор с Патаркацишвили в августе 2003 года относительно его контактов в бразильском футболе?

О.: Тут с бразильским футболом все ясно. Понятно, что он мог получить позитивный имидж, если он где-то инвестировал бы, он мог бы туда свободно ездить. С полетом на вертолете все ясно. Общая окружающая среда, там немножко странный был дом, еще не полностью был закончен.

Для меня окружение было очень странное. Были люди, которых я не очень знал и знаю. Я приехал, поговорил с Патаркацишвили, и это для меня ненормальная, необычная ситуация, нестандартная ситуация. Поэтому этот аспект поездки у меня засел в памяти очень четко.

В.: Видите ли, господин Тененбаум, мы посмотрели коммерческую базу данных, документы, которые были раскрыты, и увидели, что инвестиции в бразильский футбольный бизнес, которые сделал Патаркацишвили, были предметом уголовного расследования в Бразилии. Судя по всему, это привело к тому, что было начато прокурорами расследование в июле 2007 года.

О.: Да, конечно. Я об этом знаю.

В.: Я должен вам сказать, что, несмотря на то что мы провели подробный поиск базы данных раскрытых коммерческих документов, которые касались этой инвестиции, но тем не менее нам не удалось найти ни одного документа, который наводил бы на мысль о том, что Патаркацишвили или его партнер Джурабчан имели вообще какие-либо контакты в бразильских футбольных кругах до августа 2004 года. И если это так, то я хотел бы сказать, что это свидетельствует о том, что очень маловероятно, что в августе 2003 года Патаркацишвили с вами говорил о своих контактах в бразильском футболе.

О.: Он говорил о своих контактах и о своем желании поехать в Бразилию. Прежде чем сделаешь инвестицию, надо проанализировать место, куда едешь. И тот факт, что он сделал какие-то инвестиции в 2004 году, не означал, что он не думал об этой инвестиции уже в 2003 году.

В.: Бразильский проект мог быть только такой небольшой идеей в голове господина Патаркацишвили.

О.: Да, действительно, это была только небольшая идея, ему очень нравилось, что Роман это сделал (купил «Челси». — Прим. ред.). И он много об этом думал, потому что у него были связи, наверное, в бразильских футбольных кругах. Тот факт, что он не сделал инвестицию в течение года, еще не означает, что Роман, купив «Челси», не дал ему необходимые как бы идеи, подтолкнул его к тому, чтобы думать о Бразилии. Это, по-моему, совершенно логично.

В.: Вы согласились с тем, что это была такая небольшая идея, мысль, которая промелькнула в его голове. И вы хотели сказать, что это тем не менее было достаточно важным для того, чтобы вы прервали поездку из Грузии в Лондон, остановились в Ницце и сразу, немедленно доложили об этом господину Абрамовичу?

О.: Да, потому что я объяснил Абрамовичу, что произошло на встрече с Патаркацишвили.

В.: Но вам не надо было бы сворачивать с пути и ехать в Ниццу, чтобы сказать господину Абрамовичу, что Патаркацишвили имел вот эту идею, мысль, надежду, расчет относительно Бразилии.

О.: Но вы знаете господина Абрамовича, вы знаете, что футбол это было единственное, о чем он тогда думал. И второе (то, что мы обсуждали) — это Тбилисский футбольный клуб, который принадлежал Патаркацишвили с 2001 года, поэтому обсуждение футбола — это совершенно разумная вещь. Он заинтересован был в инвестиции, была инвестиция в тбилисский футбол с 2001 года плюс инвестиции господина Абрамовича в «Челси», он, соответственно, понял, что он может получить возможность поездок, путешествий. Для меня это совершенно разумно, и понятно, почему Абрамович хотел об этом узнать.

В.: А почему вы не могли с господином Абрамовичем поговорить о бразильском футбольном проекте или тбилисском футбольном проекте, скажем, по телефону, почему обязательно надо было сворачивать с пути и лететь на самолете аж до Ниццы?

О.: Потому что Абрамович вот такой человек, он хотел меня видеть, он хотел со мной поговорить. Это было важное событие.

В.: Я хотел бы сказать, что вы лжете. На этой встрече, в августе 2003 года, те вопросы, которые мы видим зафиксированными господином Кертисом в его рукописных записках, действительно обсуждались между вами и Патаркацишвили.

О.: Миледи, я объясню, почему это не так, но надо пройтись по записям. Я тогда детально, подробно объясню, почему с логической точки зрения возможно, чтобы я там участвовал.

Г-н Рабиновитц: Мы дойдем до записей. Но я просто хотел бы сказать…

О.: Да уж говорите.

В.:…чтоб меня потом никто не критиковал, что я это не сказал. Господин Абрамович попросил, чтобы вы вместо него полетели, потому что вы были один из членов его высшей руководящей команды. Вы уже знали о холдинговых компаниях РУСАЛа и могли бы проконсультировать относительно офшорной продажи активов, которые принадлежат Березовскому, Патаркацишвили. И после встречи с Патаркацишвили, Кертисом и Фомичевым в Грузии вы полетели в Ниццу к господину Абрамовичу, чтобы дать ему доклад, потому что это было очень важно, и было важно лично ему об этом доложить.

О.: Нет, это не так.

В.: Ну давайте тогда посмотрим, собственно, записки.

Судья Элизабет Глостер: Значит, это страница 005, видите, что господин Кертис записал следующее, что Бадри ему объяснил: «Несколько лет назад несколько людей, которые владели несколькими заводами, хотели продать акции. И в этот момент это акционеры „Сибнефти“ купили большинство этих заводов». «Акционеры „Сибнефти“ — Борис, Бадри, Роман». «Мы продали „Сибнефть“, пока что нет проблем со сделкой». «Теперь еще один партнер появляется, который держит остальные акции». «Согласовано с Романом и партнером в „Русском алюминии“ — акционеры 50 на 50». «Мы согласны, 25 — Борис и Бадри, 25 — Роман». «Мы пассивные акционеры, так что Роман является операционным партнером, и каждый год мы получаем дивиденды от „алюминиевых“ активов». Это обсуждалось, не так ли?

О.: Нет, не при мне. Невозможно, чтобы обсуждалось, что акционерами «Сибнефти» были Борис, Бадри и Роман.