Обещание Габриеля Рейнард Сильвейн

Глава 43

Джулия не спала. Несколько минут назад она повернулась лицом к Габриелю, он протянул руку и положил на ее талию. Судя по звуку его дыхания, он крепко спал. Забавно, как он инстинктивно потянулся к ней, будто их души были настроены в унисон и он чувствовал ее присутствие даже во сне.

Она дотронулась до его лица – лица своего любимого мужчины. Провела пальцами по аристократическим скулам, маленькой ямочке на подбородке. Пальцы ощутили щетину.

Она поцеловала его в щеку и провела губами по губам. Он что-то пробормотал в ответ, но не шевельнулся.

Джулию захлестнула волна любви и желания, такая, что захотелось в ней утонуть.

Она погладила его по груди, провела рукой над его изначальной татуировкой и над новым рисунком, который все еще заживал. Это был образ с одной из иллюстраций Боттичелли к «Раю»: Данте склоняется у основания лестницы Иакова, и Беатриче обнимает его.

Тату-мастер, который набивал это изображение Габриелю на правую грудь, был тот же, который рисовал на нем дракона и сердце. В картину Боттичелли были вплетены два имени: «Джулианна» и «Клэр» – изящным миниатюрным шрифтом.

Рука Джулии зависла над этим изображением. Оно оказалось для нее сюрпризом. Габриель нанес его себе через два дня после того, как ездил с Клэр за покупками.

Мне нужно обессмертить тебя у себя на коже. И под кожей. И над сердцем, – прошептал он, когда обнажил перед ней это изображение.

Она наклонилась и поцеловала его в грудь, прямо над сердцем.

Габриель зашевелился, но не проснулся.

Его тело было пиром для ее чувств. И она изучала его, пальцы танцевали на его мощной груди, плечах, мускулистых руках.

Палец Джулии прошелся по его ребрам, скользнул в пупок. Очертил контуры мышц живота. Коснулся резинки его трусов – и тут Джулия остановилась, услышав резкий вдох.

Глаза Габриеля были открыты, их невероятная синева выделялась на фоне разметавшихся по лбу темных волос.

– Прости, я не хотела тебя разбудить.

– Не надо извиняться, когда ты меня трогаешь, – сказал он хрипло. – Уж если моя душа принадлежит тебе, то тело тем более.

Он поправил подушку, чтобы лучше видеть Джулию.

Она села, осторожно переместила больную ногу.

– Я тебя хочу.

– Тогда возьми то, что хочешь.

Пылкий, пытливый взгляд Габриеля ее ободрял.

Джулия вернула руку к его телу, гладя его и трогая, потом взяла его в ладонь поверх белья. Габриель издал сдавленный звук.

Она сняла с него трусы, целеустремленно стянула с ног и бросила на пол. Потом встала рядом на колени и положила его руку на подол своей ночной рубашки. Он поспешно сорвал с нее рубашку и трусы.

Она без слов оседлала его, найдя такое положение, чтобы не нагружать лодыжку. Большие руки Габриеля поднесла к своим грудям и подалась вперед к его прикосновению, погружая их в его ладони.

Габриель провел большими пальцами по ее соскам.

Она выгнула спину, прижимаясь к нему.

Чуть подразнив их кончиками пальцев, он захватил губами эти розовые бутоны. Принялся водить по ним языком.

Джулия купалась в его ласках, пока наконец желание не стало нестерпимым. Она сдвинулась назад и охватила его ладонью.

Габриель судорожно вздохнул, не вынимая изо рта ее груди, а она водила рукой вверх-вниз медленно, но уверенно.

Он уже был готов войти в нее, но она не отпускала его, стремясь доставить ему удовольствие, и он припал губами к другой груди.

Тогда она направила его и осторожно, дюйм за дюймом, опустилась ниже. Ощутив, как она его охватывает, Габриель стиснул зубы и выругался.

Джулия принялась раскачивать бедрами, а пальцы Габриеля снова нашли ее соски. Затем она приподнялась и опустилась вниз, подбирая ритм и глубину проникновения.

Его руки она поставила себе на бедра, сначала одну, потом другую, намекая, чтобы он помог ей определить ритм движений. Но Габриель хотел, чтобы она сама вела его, желая наблюдать за ней, полузакрыв глаза от наслаждения.

Ее ладонь уперлась ему в грудь – осторожно, чтобы не задеть заживающую татуировку. На нее смотрело лицо Данте, прильнувшее к Беатриче, смотрело так, будто она – обещание, готовое исполниться.

Джулия закрыла глаза. Ее переполняли чувства. Еще одно движение – и она стала падать, падать, Габриель выгнулся ей навстречу, ускоряя темп, догоняя ее.

Он тянул ее вниз, толкая вверх, и она ощутила внутри резкие, судорожные толчки. Джулия открыла глаза и встретилась взглядом с Габриелем. Грудь его напряглась под ее ладонью.

Она обмякла, сидя на нем, и постепенно его тело обмякло тоже, ленивая улыбка играла на его губах.

– Я бы хотел, чтобы меня каждое утро так будили. Посмотри на себя – красивая и яростная богиня любви, берущая только для того, чтобы отдать десятикратно. Да буду я слугой твоим в любви и желании.

– Габриель…

Она коснулась его лица.

– И все это ты проделала с больной ногой.

Он порочно усмехнулся. Она не успела ответить, как оказалась под ним, и он был у нее между бедер. Он поднял ее руки к изголовью постели.

– Сейчас мой черед, богиня. Посмотрим, как ты справишься со мной без рук.

Она засмеялась, но он закрыл ей рот поцелуем.

– Моя Беатриче! – прошептал он.

Глава 44

Джулия видела сон.

Само по себе это не было необычно. В период беременности она постоянно видела яркие сны, но после выхода из больницы вместе с Клэр она спала глубоко и без сновидений.

В предрассветный час этого утра, пока Клэр сладко спала в детской, Джулии приснилось, что она снова в университете Сент-Джозефа, идет по коридору к комнате, которую делила с Натали – такой же студенткой.

Это был день рождения Джулии. Она собиралась его праздновать с бойфрендом, но забыла фотоаппарат. И сейчас шла по коридору, счастливая и взволнованная.

Во сне Джулия знала, что сейчас произойдет. Она знала, что лежит за закрытой дверью ее комнаты. И все равно достала ключи и открыла дверь.

Бум!

Стук двери об стену оказался необычно громким. Джулия смотрела на дверь, гадая, почему она издала такой странный звук.

Хрусть!

Джулия открыла глаза.

Она уже была не в Филадельфии, а у себя в спальне в Кембридже. Вмонтированный в стену ночник освещал комнату мягким светом.

Но что-то было не так.

Джулия подняла голову и в нескольких футах от себя увидела человека в перчатках, державшего репродукцию Генри Холидея.

Он смотрел прямо на Джулию.

Человек этот был настоящим гигантом – выше шести футов шести дюймов и сложен как футбольный лайнбекер[10]. Темные глаза были пусты и непроницаемы.

Он сделал шаг к Джулии.

Она закричала.

Глава 45

Габриель проснулся сразу, но не сразу сориентировался. Он, оказывается, заснул у себя за столом в кабинете.

Вскочил на ноги, не задумываясь, почему он не в постели с женой. Рванув дверь, увидел большой темный силуэт, движущийся по коридору. И встал между ним и детской, где в колыбели спала Клэр.

Человек не колебался. Он бросился на Габриеля, прямой удар был направлен в челюсть.

Габриель уклонился и нанес удар в корпус.

Чужака это не остановило. Он схватил Габриеля за рубашку и швырнул, впечатав в стену. Потом двинулся к лестнице, но Габриель вцепился ему в лодыжку и вывернул ее, заставив упасть на колени.

Человек выругался по-итальянски и лягнул Габриеля прямо в грудину.

Сердце Габриеля застыло. Вздрогнуло, помедлило, потом снова забилось, но неровно. Габриель опрокинулся на спину, хватаясь за грудь.

Человек встал и пошел, переваливаясь как медведь, вдоль коридора к лестнице.

Габриель понял, что не может двинуться. Он лежал на спине, замерев, уставившись в потолок, и пытался вдохнуть.

– Габриель? – метнулась к нему из спальни Джулия как раз в тот момент, когда пришелец скрылся внизу.

– Клэр, – сумел просипеть Габриель.

– Где она? Он ее забрал?

Габриель не успел ответить, как Джулия устремилась в детскую, рванула на себя дверь.

И сразу увидела, что Клэр лежит в колыбели. Джулия бросилась к ней, тронула за щечку. Клэр зашевелилась, но не проснулась.

– Слава богу! – выдохнула Джулия.

Побежав обратно в спальню, она схватила телефон и набрала 911.

Глава 46

Джулия была рада, что Ребекки не было дома – она могла бы нарваться на громилу. Спала она чутко и иногда просыпалась очень рано. К счастью, накануне она уехала в Колорадо – провести рождественские каникулы у детей.

Джулия сидела на диване в гостиной, держа на руках спящего ребенка. Она решительно отказывалась даже на миг упустить Клэр из виду.

Кембриджская полиция прочесывала дом и двор. Габриель метался рядом, уже осмотренный и отпущенный парамедиками. Весь предыдущий час он провел на телефоне.

Джулия зарылась лицом в волосы Клэр. Она думала, что у Габриеля сердечный приступ: когда она его нашла в коридоре, он был бледен и с трудом дышал. Сейчас краска на его лицо вернулась, и он метался вокруг, как лев по клетке, в гневе и досаде. Будто в любой момент готов был зарычать.

Джулия шептала благодарственные молитвы за то, что у нее все еще есть семья, и крепко прижимала к себе Клэр. Она не знала, сколько уже времени тут сидела, когда перед нею остановилась пара босых ног. (В скобках следует заметить, что даже ноги у Габриеля были привлекательны.)

Он не дал себе труда обуться, и на нем была все та же клетчатая фланелевая пижама. Присев около Джулии, он нежно коснулся ее шеи:

– Милая? – Он отвел ее волосы с лица. – Компания, устанавливавшая систему безопасности, сейчас немедленно кого-нибудь пришлет. Как они говорят, система все еще включена. Значит, нарушитель обошел ее.

– Как это может быть?

Лицо Габриеля стало суровым.

– Не знаю.

Джулия укачивала ребенка – вперед-назад, вперед-назад.

– Он никаких драгоценностей не взял. Даже не открыл шкатулку. Деньги, паспорта, электроника, картины – все на месте. Полиция снимает отпечатки пальцев.

– Он был в перчатках.

Габриель застыл:

– Он тебя трогал?

– Нет, – прошептала Джулия. – Когда я проснулась, то увидела, что он держит картину Холидея. И увидела перчатки.

– Когда я поднялся наверх, картина лежала на полу. И стекло было разбито.

– Он ее уронил, когда я закричала.

– Но ты невредима? – хрипло спросил Габриель. Он протянул руку, погладил Клэр по головке. – С Клэр ничего не случилось?

– Я не думаю, что он входил в детскую. Дверь была закрыта, и я ничего не слышала от беби-монитора.

Габриель вытер рот рукой. Все могло кончиться совсем, совсем иначе.

– Мне жаль картину.

Габриель стиснул ей колено:

– Пусть лучше картина, чем ты!

Джулия взяла его за руку и усадила рядом. Вся дрожа, уткнулась ему в плечо. Он обеими руками обнял ее за плечи:

– Все с тобой будет хорошо. И с Клэр тоже.

– Я думала, он ее забрал. – По лицу Джулии стекла слеза. – Я думала, у тебя инфаркт.

– У меня просто отшибло дыхание. Но я думаю, мне бы сейчас стопка «Лафройга» помогла бы[11].

– Мне тоже.

– Я принесу, – сказал он, целуя ее в шею.

– Вряд ли кормящим матерям полагается пить «Лафройг». Но если бы я не кормила, черт побери, я бы твоего огненного скотча хлопнула.

Смеяться было неуместно, и Габриель это понимал. Он обнял Джулию и подавил смех.

– Нет у меня «Лафройга». Но если ты хочешь выпить, я тебе достану.

– Может быть, потом.

Девочка завозилась у Джулии на руках.

– Хочешь, я ее возьму? Она наверняка потяжелела за последнее время.

Джулия покачала головой:

– Мне нужно ее держать самой.

– Мистер Эмерсон? – подошел детектив в штатском. – Вы можете мне уделить минуту?

– Конечно.

Габриель поцеловал жену и ушел с детективом на кухню.

Джулия продолжала качать ребенка, мечтая, чтобы все это скорее кончилось. Было три часа ночи, и она хотела снова пойти спать. Но не здесь, не в доме с отказавшей системой охраны и разбитым портретом Данте и Беатриче наверху.

Через несколько минут Габриель вернулся.

– Похоже, что нарушитель проник через сад. Перескочил через изгородь и по двору дошел до задней двери, оставив следы на снегу.

Габриель заметил покачивания Джулии.

– Почему бы тебе не лечь? Я возьму Клэр.

– Я ни минуты не хочу здесь оставаться.

Она встала пошатываясь.

– Окей. – Габриель поскреб щетину на лице. – Поедем в отель. Хочешь собрать сумку?

– Я не хочу подниматься одна. – Голос Джулии прозвучал так жалобно, что сердце у Габриеля чуть не разорвалось.

– Я с тобой поднимусь. Давай только скажу детективу.

Габриель вернулся на секунду в кухню, вышел оттуда, взял на руки Клэр.

– Я ее понесу наверх. Ты прости, что я за столом уснул. Мне нужно было пойти лечь.

– Все нормально. – Голос Джулии стал стальным. – Но я должна отсюда убраться.

– Я позвоню в «Ленокс», как только мы поднимемся наверх. Упакуй все, что тебе будет нужно на пару дней. Я позвоню в компанию охранных систем и скажу, что мы уезжаем.

Джулия кивнула. В этот момент ей было нужно только одно: убраться с ребенком из этого дома. Компания эта делала слишком мало и слишком поздно.

Габриель поднялся наверх, Джулия за ним по пятам.

Пока Джулианна в гардеробной собирала вещи для себя и для Клэр, Габриель положил девочку в манеж. Она все еще спала.

Габриель перекрестился и произнес благодарственную молитву.

Подошел к ночному столику и хотел уже взять зарядку для телефона, как на что-то наступил.

– Ах ты ж твою…

Габриель поднял ногу – посмотреть, что там такое.

– Что там с тобой? – высунулась Джулия из гардеробной.

– Все нормально, ничего не случилось.

Джулия вернулась к сборам.

Габриель нагнулся и увидел, что наступил на что-то вроде статуэтки. Взяв с ночного столика салфетку, он поднял этот предмет.

Это был гротеск – небольшой двухголовый бюст: с одной стороны – череп, с другой – лицо. Габриель повертел его в руках, следя за тем, чтобы не трогать голыми руками. Снизу была выгравирована надпись: «O Mors quam amara est memoria tua».

У Габриеля не было сомнений, что предмет этот ему не принадлежит. И Джулианне тоже. Такие штуки были распространены в Средние века и в эпоху Возрождения – напоминание о том, что ты смертен. «О смерть, как горька твоя память. Помни, что ты должен умереть».

Скульптурка, на которую Габриель наступил, была старинной и вырезана искусно. По крайней мере, на его нетренированный взгляд, качество было музейное. Поскольку кембриджские полицейские вряд ли носят в карманах такие вещи, обронить ее мог только один человек.

– Я почти готова! – крикнула Джулия, зашла в ванную и закрыла дверь.

Габриель завернул статуэтку в еще одну салфетку и положил ее в кейс вместе с ноутбуком. Хотя, быть может, взломщик обронил этот предмет случайно, возможно было и то, что статуэтку он оставил на столике Габриеля как предупреждение.

На этот случай, а также учитывая способ доставки сообщения, Габриель решил поделиться своей находкой не с утонченными знатоками Кембриджа, а с совсем иным человеком.

Глава 47

– А ваши родные не пострадали? – с ужасом и тревогой спросил Николас Кассирер.

– Джулианна пережила потрясение, но в остальном все в порядке.

Габриель осторожно закрыл дверь в ванную номера в отеле, чтобы не тревожить Джулию и Клэр.

Клэр спала в манеже, а Джулианна свалилась на двуспальную кровать и заснула. В Бостоне было начало шестого утра, а в Цюрихе у Николаса – двенадцатый час дня.

– Я уже говорил с человеком, которого вы рекомендовали как наблюдателя, – продолжал Габриель. – Он сейчас в Альпах, следит за семейством Толботов, которые поехали кататься на лыжах. Никаких тайных встреч или подозрительного поведения не отмечено.

– Каково мнение Курта?

– Он считает, что вторжение в дом никак не связано с Саймоном Толботом. Но предложил выйти с ним на связь.

– Я бы доверился его инстинктам. Это может оказаться очень хорошей идеей. Курт умеет быть весьма убедительным.

– Я с ним свяжусь сегодня.

– Ваше описание соответствует работе профессионального вора картин.

– Да, но какой профессионал полезет в дом, где есть люди? – сказал Габриель прежде, чем успел подумать. Он закрыл глаза. – Простите, друг мой. Я не подумал.

Николас сменил тему:

– Взломщик держал в руках все предметы искусства в вашем доме, но пренебрег и драгоценностями, и деньгами. Значит, он не искал легкой наживы. И меня озадачивает, что он ничего не взял. Может быть, он планирует вернуться.

– Вот этого я и боюсь.

– Или он не нашел того, что искал?

Тут Габриель ответил после паузы:

– Самое ценное, чем я обладаю, в данный момент хранится в галерее Уффици.

– Да, я знаю, – сказал Николас. – Выставка с вашим именем привлекла международное внимание. Может быть, она кого-то навела на мысль навестить ваш дом и проверить вашу личную коллекцию? Профессионалы по краже предметов искусства обычно имеют целью конкретную работу для конкретного покупателя. Вор знает, что у вас есть иллюстрации Боттичелли, и предполагает, что есть и иные ценные вещи. Проводит инвентаризацию, чтобы выйти на какого-нибудь коллекционера.

– Вы думаете, он вернется?

– Если нашел что-то, что сможет продать. Может быть, он итальянец, а может быть, что фраза по-итальянски – тщательно рассчитанный ход, чтобы заставить вас думать в эту сторону. Хотя это не важно. Там, где дело касается искусства, черный рынок интернационален.

Габриель потер лоб:

– Каковы ваши рекомендации?

– Вы согласитесь поделиться перечнем ценностей? Может быть, я смогу выделить то, что интересует этого вора.

– Конечно.

– Я думаю, что вы и Джулианна должны найти художника и составить портрет по описанию. Я свяжусь с Интерполом. Быть может, там его узнают.

– Мы этим займемся. – Габриель открыл чехол ноутбука и достал бумажный шарик. – Тут еще одна вещь. Я думаю, вор оставил визитную карточку.

– Какого рода?

– Похоже на «мементо мори» эпохи Возрождения. Небольшая резная статуэтка: с одной стороны череп, с другой лицо. Может быть подлинной, не знаю.

– Можете прислать фотографию?

– Конечно. – Габриель быстро щелкнул телефоном и переслал фотографию Николасу. – Я ее нашел у себя в спальне уже потом.

Николас, мыча себе под нос, рассматривал фотографию.

– Почему вы не отдали ее в полицию?

– Не хотел, чтобы к ней приделали бирку, сунули в чехол и оставили в камере вещественных доказательств. От нее будет больше пользы, если ее идентифицировать и отследить.

– Могу порекомендовать человека из нашего семейного музея в Колоньи. Но лучше бы вам обратиться к доттору Витали из Уффици. Возможно, он сможет вам сообщить историю происхождения этой вещи.

– Опять Италия, – пробормотал вполголоса Габриель.

– Должен сказать, что эта визитная карточка переменила мою оценку случившегося.

– В каком смысле?

– Это придает всему событию личный оттенок. Если «мементо мори» оставили намеренно, это может быть предупреждение, может быть угроза смерти. Есть ли кто-нибудь, помимо этого бывшего бойфренда, кто желал бы вам вреда?

– Нет, – ответил Габриель, не задумываясь. – Нет никого.

– Вы не обидели кого-нибудь, имеющего высокие связи? Кого-нибудь из мира искусства?